«Под этим небо черной неизбежности…» - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
«Под этим небо черной неизбежности…» - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
Юрий Трубецкой. Двойник (Париж: Рифма, 1954)
Знаком этот образ печальный,И где-то я видел его…Быть может, себя самогоЯ встретил на глади зеркальной.
Александр Блок
Двойник
Под дождем брожу нелепо,Скучный, длинный и немой,И фарфоровое небоТочит слезы надо мной.Вечер нудный, вечер длинный,Я — к бродяжеству привык,А в витрине магазинаЗло смеется мой двойник.Он стоит в нарядном фраке,Разутюжен и побрит.Обратит вниманье всякийИ похвалит этот вид.Он не пишет и не курит,В середине — пустота,Под бровями свет лазуриИ как розаны уста.Смотрит он как праздный, тощийПод окном торчит. И пусть!И струит осенний дождикЭлегическую грусть.1952
«Давно с тобою мы простились…»
Давно с тобою мы простились —Нева и ледяной дворец.Лишь звездные лучи струились,Как бы предчувствуя конец.И музыка звучала тихоИ замирала где-то там.Беда — голодная волчиха —Ходила, воя, по следам.И острова, и часовые,И обожженные мосты,И панихидная Россия,И вопли ветра. И кресты.1922
«Тихий шорох берез отталых…»
Тихий шорох берез отталыхИ весенний снег под горой.На пристани лязг причала,Дым костра и туман над водой.Как впервые вижу. ПриемлюБлагословенье Твое —Сирую взрытую землю,Каждый вздох и трепет ее.И — чтоб мог я чувствовать бремяЛегчайшее, бремя любвиЧеловеческой — злое времяНадо мною останови!1923
Разговор («Летели дни, крутясь проклятым роем»…)
«Летели дни, крутясь проклятым роем»…Я на скамье сидел в саду. СлегкаНакрапывал нечастый теплый дождик,В разрыве туч вечерняя горелаЗвезда. А рядом, воротник подняв,Сидел высокий, стройный незнакомец.Ему, как мне, по-видимому былЗнаком весенний сплин, непостоянствоБольшой звезды между сплетенных веток.Молчали мы. Потом он вдруг сказал:«И этот вечер канет без следа,И что тогда останется в сознаньи?Пожар зари?» Он замолчал. И яУзнал его — лицо и тихий голос,Глаза прозрачные под мягкой шляпойИ свет — «оттуда ринулись лучи»…Я веки опустил. Прошло мгновенье,И рядом — никого. А там, вверху,Звезда, сиявшая алмазным блеском,Вдруг облаком седым заволоклась.Вокруг опять — обычно, повседневно.Весна и ночь. Вдали мятется город.Но перелетный ветер запевал«О доблестях, о подвигах, о славе…».1927
«Два желтых огня на самом краю…»
Два желтых огня на самом краюДороги. Там, верно, мост.Сегодня свой голос не узнаю,Он тих, уверен и прост.У балок шумит высокий бурьянИ песня слышна в саду.Вином горьковатым разлуки пьян,Покачиваясь иду.Легко без любви. Будто мир инойГлядится из быстрины.Осенней травой, пересохшей травойЛадони обожжены.1927
«Я прочту вполголоса…»
Я прочту вполголосаДавние стихи.Лягут света полосыСквозь листву ольхи.Знаешь, сладко грезится,И печаль легкаПод сияньем месяцаВ дымных облаках…Ходит осень по полю,Желтый сад шумит.На верхушке тополяСтарый грач сидит.Белый снег расстелется,С крыш повиснет лед,Загудит метелица,Окна занесет.Все слова припомнятся,Что звучат еще…В тихой, теплой комнатеЗапоет сверчок.Сохрани же нежностиСиний огонек,В снеговой безбрежностиПуть далек, далек…1939
Сонет («От леса веет грустью безначальной…»)
От леса веет грустью безначальной.Проходит стадо. Мелкий дождь сечет.И следом за коровами бредетИ чист и звоном голосок хрустальный.Дик. Очевидно, из деревни дальнейСюда подал. Кривится детский рот.Сейчас заплачет. Но нельзя. Поет.Пастух-мальчишка. Русый и печальный.Пора домой. Коровы побрелиТропинками исхоженной земли,Сквозь пестрые намокшие деревья.А там вдали — широкая река.Грачи на пашнях. Ветер и тоска.Да серых туч осенние кочевья.1940
В парке («Словам опять томиться нерожденным…»)
Словам опять томиться нерожденным…Вон мальчуган играет на песке,И летний луч огнем темно-зеленымСкользит по смугло-розовой щеке.Но потянуло с запада прохладойИ сумрачно вздохнули тополя.И отвечает бормотанью садаТаинственным молчанием земля.1943
«Небо выше, светлее…»
Небо выше, светлее,Нежней косые лучи.В ясеневой аллееТревожно кричат грачи.Тени легли, густые,Темна под мостом вода.Это было давно, в России,А может быть — никогда.1944
Старик («Сидит, на солнце согревая кости…»)
Сидит, на солнце согревая кости,И смотрит сквозь очки на облака.В глазах уже ни доброты, ни злости,А просто беспредельная тоска.И чувствует: она уже близка,Придет на днях таинственная гостья, —И желтая, иссохшая рукаСжимает цепко рукоятку трости.Еще пожить. Хотя бы только год,А то лежать во тьме тысячелетья!И тяжко охнув, со скамьи встает…А небо меркнет в предвечернем светеИ, провожая вновь солнцеворот,Сплетает время призрачные сети.1945
«Жарок день под маревом тонким…»
Жарок день под маревом тонким.Хвоя. Поросли бурой травы.Католическая иконкаИ небо стальной синевы.По камням взбираются козы,Колокольчиками звенят.Пожелтели уже березыИ румянее виноград.Сено звонкое на покосе.Обмелела река, шумит.Предвещая близкую осень,Белый пух по ветру летит.1946
Весна («Бледно светят Плеяды…»)
Игорю Чиннову
Бледно светят ПлеядыНаклонясь над равниной,За оградою сада,Где свежо и пустынно.Лай собак на рассвете,Дальний крик паровоза,И последние этиУкрашенья мороза.По привычке закуришь…Так близки почему-то —Острый холод лазуриИ дремотное утро.1950
«Блоковское, цыганское…»
Блоковское, цыганское,Больное и чуть живое.Раскольничье, окаянскоеС окровавленной головою.Трижды прокляты, бездомныНищи, — в дождь, в метель,Поле, поезд, небо огромное.Беженская постель.1951
«Стоит старик на перекрестке…»
Стоит старик на перекрестке.Он — буря, снег. Он здесь чужой.Проходят дети и подросткиИ полицейский постовой.Он к ним никак не обращаетРассеянный и смутный взгляд.Из них никто не замечаетЕго бессмысленный наряд.Он между прочим слабо сделанИз снега, ветра и воды.Слегка сквозит костями телоИз-под зеленой бороды.И он враждебно-равнодушенКо всем прохожим и делам,Бессмертные считая душиЗа скверный и ненужный хлам.Он — буря, снег. Он — зимний вечер.И синим светом залито,Плывет как в океане глетчерС большим воротником пальто.1951
Болезнь («Звенящий ключ. Игра воображенья…»)
Звенящий ключ. Игра воображенья.Халат гриппозный, горькая слюна,И мысли неумелое скольжение(По клеточкам схоронена).Записан бред — ритмическая скука.Кошачий мир компотной кислоты.Ныряет медленно луны фелукаВ коричневые лоскуты.А на окне сады араукарий —Зимы ненужный ранний рецидив.Камена, мы сегодня не в ударе,Грозит нам — длительный разрыв!Идеи все, что вспомнились сегодня,Метафоры — живые мертвецы.Выводят из какой-то преисподнейПегаса черти под уздцы.1952
«Да, мы будем смотреть на стеклянные грозди созвездий…»
Юрию Терапиано
Да, мы будем смотреть на стеклянные грозди созвездийВ Петербурге холодном, где зимой сгущается мрак,Где присутствуют Музы на том театральном разъезде,Где унылого автора видит лишь пара гуляк.Да, мы будем бродить, рассуждая о прихотях жизни,С Блоком слушать в ночном ресторане цыганскую грусть,Ах, зачем нам дано на последней, трагической тризнеДрагоценные строфы, сквозь бред, повторять наизусть!Наклоняются ниже стеклянные грозди созвездий.Полуночной Авроры улыбка сквозит в облаках.Будем с автором, в черном, пустом театральном подъезде,Говорить о стихах, о России — и прочих ненужных вещах.1952
«Не бывает “невзначай”…»
Не бывает «невзначай»…Добрый сумрак, крепкий чайДа обкуренная трубка.На замызганном двореВ безнадежном сентябреОсень веет пестрой юбкой.Было не было… ОпятьЗаниматься и писать…Слушай маятник упрямый,Старость черствую встречай!Трубка, книга, крепкий чай —Скучный акт житейской драмы.1952
«Когда, ложась в постель, я задыхаюсь…»
Когда, ложась в постель, я задыхаюсьИ своего увижу двойника…— Погода, нынче, сударь мой, плохая!Не оттого ль и вся моя тоска?А завтра что? Политика и плутни,Сады в дожде и неба коленкор.Устроиться у печки поуютнейИ нехотя писать какой-то вздор…1952
«Плотно закрыто окно…»
Плотно закрыто окно.Дождь или снег — все равно.Я никуда не идуИ никого я не жду.Весело, скучно иль грусть —Как-нибудь сам разберусь.Рад или вовсе не рад…В окна глядит листопад,Длинный, змеиный закат.Падают листья, летят…1952
Парафраза («Без шапки, пьяный и хромой…»)
Без шапки, пьяный и хромой,Минуя черную ограду,Из кабака идет домойУничиженный Мармеладов.Уже пропит последний грошИз эмигрантского бюджета.И все равно не разберешь,Коль смерть поставлена дублетом.Ревут машины на углу,Лечь под колеса приглашают, —В пронизывающую мглуЛучи бросая, исчезают.И у канала — как тогда —Мантилька, шарф, беретик старый…И тянет погребом вода,И снег шипит на тротуарах.Хрипит в эфире «Хуторок»В мотиве модного чарльстона.И медленно проходит РокПо улице неосвещенной.1952
«Кричу я, ускоряя шаг…»
Кричу я, ускоряя шаг:— Постойте, Сонечка, не надо!И только отвечает мракШуршаньем городского сада.Как страшно. Никого со мной.Скользит, бесцельно вдаль шагая.Но мрачно, под окном пивной,Стоит и курит Свидригайлов.Там ветки снежные летятПод ветром европейской ночи,И звезды горькие глядятСквозь туч разгневанные клочья.1952
«Здесь, в Германии, я у муз…»
Здесь, в Германии, я у музНичего не делать учусь.Вместе с кошкой я днем дремлюИли мух осенних ловлю.Но никто не знает, что яТолько тень слепая моя.Что не я, а кто-то другойУтром с почты несет домойСиневатый письма квадрат(Огорчен или очень рад)…Письма пишет какой-то друг.Он придуман, как всё вокруг.1952
Весна
1
Отчего эти влажные веси,Опрокинутый полумесяц,Забор, береза в стороне —Напомнили Россию мне?
2
Ноги босые в пыли,Дорога слепа и зла —Камни, осколки стекла.А вверху — журавли, журавли.
3
Маленькое солнце одуванчика в траве,Белые овечки в нежной синеве.Что мне это солнце и чистота,Ведь за декорацией — тлен, пустота.1952
Т. С. Ф. («Когда бегут часы…)
В. Сумбатову.
Когда бегут часы…Высокой вечностью в лицо мне ветер дышитИ очень сложная машина жизниОтщелкивает каждую секунду,Ее отбрасывая прочь в небытие.Что было только что уже не повторится…Когда бегут часы… И вот я знаю:Бездушный спикер мне об этом скажет:Что «Achtzehn Uhr»… А дальше передачаЧайковского, иль Шумана, иль простоКакой-нибудь там танцевальный «шлагер».А, может быть и пенье о любви печальной,О Беатриче, гибнущей; как птицаПод яростным пустынным ураганом.О Моне-Лизе или о Джульетте…О чем еще? Иль — о моем молчаньи?1953
«Такая тишь заката…»
Сергею Маковскому
Такая тишь заката… Так бывает.Резные двери. Готика и лед.Веселый тополь крону наклоняетИ черный дрозд поет себе, поет.Святая обычайность захолустья.О, странствия мои! Мои пути!Здесь как-то странно говорить о грусти,Искать чего-то, зная — не найти.1953
«Вереск зацвел у дороги…»
Вереск зацвел у дороги,Недалека и зима.Черствый, отрывисто-строгийВетер обходит дома.Если по-детски ты плачешь,Это еще не беда…Что-то поглубже запрячешьИ позабудешь — куда.1953
«Шарманка старая, печали тайной ящик…»
И старенький вальс недоплакав,умолкнет шарманка вдали.
Сергей Маковский.
Шарманка старая, печали тайной ящик,Ты плачешь вечером над жизнью настоящей.Средь каменных дворов и сонной толкотни,Когда в домах дрожат урочные огни.Ты на одной ноге, как инвалид военный,Поешь о памяти и грусти сокровенной.Ты детских слез укромный уголок,Чердачной нищеты дрожащий огонек.В баварском городке, проездом, ненароком,Пишу я о тебе как будто бы с упреком.С протяжной хрипотой ты выдуваешь звук —Наука горечи и алгебра разлук.1953
«Что пишу — никому не нужно…»
Что пишу — никому не нужно.И заря догорает зря.Гроздь винограда на ужин,Крепкий чай и два сухаря.Мне все снится: я в странном каком-тоБелом городе без людей.А рядом, в прохладной комнате,Райский поет соловей.1953
«…И опять всё то же — пустая…»
…И опять всё то же — пустая,Германская тишина.Льдиной медленной день растаялУ бессмысленного окна.Если хочешь — молись. Не можешь?Там в закате сияет крест.Разве сердце свое положишьВ этот черный чужой подъезд?Вновь задымленный день уходит.Одиноко стучит клюка,Изо всех надоевших мелодий,Надоедливее — тоска.1953
«Ахматова, Блок, Гумилев, Мандельштам…»
Ахматова, Блок, Гумилев, Мандельштам…Сожженные годы. Сожженные люди.Серебряный век начинается там,А век золотой? Не мечтанье ль о чуде?Какие стихи и какие слова!Полет лихача по снегам голубеющим.Кровавый закат отражала Нева…Теперь только ветер, забвением веющий.1922–1952
«Ненужный свет залег давно…»
Ненужный свет залег давноИ месяц просится, ныряяВ подслеповатое окноПолузабытого сарая.Там не лежит уже никто,Соломы клок остыл и высох.И только ветхое пальтоШевелят, пробегая, крысы.Проходит мимо и свиститНеумудренный обыватель.Он должен ровно к десятиУлечься дома, на кровати.Кому сказать и чем помочь?Уткнувшись головой в подушку,Он слышит, как колотит ночьВ сторожевую колотушку.1953
«В пустоте, в темноте, в мелочах…»
В пустоте, в темноте, в мелочах,В этом мире, что кровью пропах,В этом вот человеке в пальто,Нечто есть? Не знает никто.В этих синих морозных ночах,В обожженных колючих кустах,В боли сердца и в звуке далекомЧто-то спрятано глухо, глубоко.Может — музыка, может быть свет,Может — этому имени нет.1953
«И поздний дождь, над миром, как тогда…»
И поздний дождь, над миром, как тогда,И все такое жалкое и злое.Поет, бормочет за окном водаО нежном о пленительном покое…И дождь ночной, как прежде, как тогда,И дом плывет в безвестные пустыни.В разрыве туч холодная звезда —Такой же свет мучительный и синий.1953
«Церковка, заросшие пригорки…»
Ирине Яссен
Церковка, заросшие пригорки,Суздальское небо и тоска.К сонным травам, к луговинам горькимМчится мелководная река.Родина. Летят касатки, свищут,Пропадая в предзакатной мгле.Я иду, потерянный и нищий,Поклониться Матери-Земле.Мальчик босоногий с дудкой звонкойГонит стадо в ветровую синь.На воротах древняя иконка,А внизу — терновник да полынь.1942
Юрий Трубецкой. Терновник. Сборник стихов (Париж, «Рифма», 1962)
«Голос пел мне про те долины…»
Голос пел мне про те долины,Где терновник и тишина,Где высокий клик журавлиныйИ предутренняя луна.Там синеет сентябрьский воздух,Как лампады мигают звездыИ забвеньем пахнет трава.Помню, помню — через забвеньеТех стихов померкшие тениИ ласковые слова.
«…особенно русское небо…»
…особенно русское небоИ русские облака.Давно, как давно ты там не был,Какая там, к черту, тоска!Все выверты, декадентщина,Уж лучше, мой друг, помолчи…Мимо вагонов женщиныИдут под дождем. И грачи.…особенно, может быть, Пушкин,Всего вероятнее — Блок.Уткнуться скорее в подушкиИ звать. Но не слышит Бог.1952
«Говорить о смерти страшно…»
Говорить о смерти страшно,Но еще страшнее умиратьМедленно, от горечи всегдашней,Тошной, как больничная кровать.Но еще страшней смотреть на небо,Слушать ветер, кутаясь в пальто:Нет конца. Неразрешимый ребус.Белый холод. Черное ничто.1953
«Веет ветер. Вьется снег…»
Там — лишь черная вода,Там — забвенье навсегда.
А. Блок
Веет ветер. Вьется снег.Погибает человек.Птицы черные летают,Звезды розовые тают.Шепчет черная вода,В ней забвенье навсегда.Воет пес. В дремучем небеШарит луч — колючий стебель.Ветер в поле клонит хвощ,Выпадает черный дождь.А с монгольской рожей роботПротянул над миром хоботИ наставил автомат.Нет спасенья, нет преград.Птицы черные пророчат,Стаей вьются, клювы точат.Шепчет мутная вода —В ней забвенье навсегда.1953
«Этой нежной глицинии…»
Ольге Перхорович
Этой нежной глицинииЛепестки чуть дрожат.Небо чистое, синее,Желтоватый закат.Как же быть с этой горестью,Вянет цвет навсегда —В чашке глиняной, пористойУбывает вода.1954
1. «Все так тускло и пошло…»
Все так тускло и пошлоИ конца ему нет —Разговоры о прошломИ о будущем бред.Все ненужно-нелепым,Грубым кажется мне —Это серое небо,Этот дождик в окне.
2. «Чем я живу? Какая пустота…»
Чем я живу? Какая пустота…И даже днем так дремлется и спится.Как надоела эта суетаИ книг однообразные страницы.Встает весна. Бледна и холодна.Пылит шоссе и небо розовеет,А эта жизнь, что свыше мне дана, —Как этот день, бессмысленно тускнеет.1954
«Когда-нибудь увижу наяву…»
Когда-нибудь увижу наявуТо, что во сне так часто, часто вижу:Пахучий ветер ляжет на травуИ все вокруг нежнее станет, ближе.Но вряд ли… Может быть осенним днемПройдут вагоны мимо с тихим шумом,Уедет кто-то… может быть о комВсю жизнь продумал неотвязной думой.Когда-нибудь… Предгрозье. Облака.В саду тюльпаны ветер обрывает.И равнодушно времени рекаМечты мелькнувшие смывает.1955
1. «Кажется мне, что увижу…»
Юрию Терапиано
Кажется мне, что увижу,Только бы поскорей,Тех, кто когда-то был ближеВсех дорогих людей.Но они уже не такие…— Помните зимний Киев?— Помните улицу? Дом? —Нет. Я совсем о ином.А о том, что бессонницы хужеИ печальней чем дождь ночной,Когда по осенним лужамВозвращаюсь поздно домой.
2. «Ты все позабудешь навеки…»
Ты все позабудешь навеки…Вдруг — еле заметная дрожь,Сомкнутся усталые веки,Но ты ничего не поймешь.Вот разве сады в увяданье,Холодные косы березИ низкие серые зданья,И ранний свинцовый мороз.Ты все позабудешь. И толькоОстанется где-то тетрадь,Где ярко-закатная фольгаЕще продолжает сиять.1955
«Под этим небом черной неизбежности…»
Под этим небом черной неизбежностиПоговорим о счастье и нежности…Как это было раньше благодатноИ как теперь мертво и невозвратно.Под синим небом, там, за Феодосией,Мы помнили о радости и осени.Поговорим о милом Коктебеле!Но разве это было в самом деле?Шумело море, парус исчезал…О чем, о чем тогда поэт писал?Под этим небом новых черных бедУже тебя не радует поэт.Я помню, как тогда Максимильян ВолошинЧитал стихи. Была нестрашной ноша,Которую нам присудил Господь:За кровью — кровь, за смертной плотью — плоть.Была надежда, было утешенье.Теперь же страх, обман, уничтоженье.1956
1. «Тогда мы встретились с тобой случайно…»
Тогда мы встретились с тобой случайно,На миг один.Ты помнишь холод, переезд трамвайныйЧерез Берлин?Как будто с древнего иконостасаАрхистратиг,Ты помнишь, вдруг тогда, на ФридрихштрассеНас снег застиг?!
2. «Хочешь вспомнить, а забываешь…»
Хочешь вспомнить, а забываешь…Каждый день ненужно-нелеп.Шорох шин и звонки трамваев,Дома — скука и пресный хлеб,Дым табачный, остывший кофе,Невеселый склоненный профильУ окна. А за мутным стеклом —Талый снег, две березы, дом…1944–1956
«Когда руладой соловьиной…»
Когда руладой соловьинойВрывалось лето мне в окно,Когда прохладные долиныРосы колючее виноГлотали жадно, — почему-тоЯ помнил мелочи: платок,Стило с блокнотом. (В это утроОсобенно алел восток…)«Дубровского» читал. Сквозь прозуУгадывал ритмичный строй.И этот чужеземный воздухБыл как лекарственный настой.1957
1. «Ведь все равно все повторится…»
Все будет так. Исхода нет.
Александр Блок
Ведь все равно все повторится:Холодный вечер, край зари,Мелькающие вереницей,Вдруг вспыхнувшие фонари.А новое? Оно не лучше…Зачем же всматриваться такВ лилово-огненные тучиИ в надвигающийся мрак?!
2. «Повторяется, все повторяется…»
Все будет так. Исхода нет.
Александр Блок
Повторяется, все повторяется:Дни и встречи, недели, года…Та же самая загораетсяМежду веток плакучих звезда.Да и пенье такое самое,Что я слышал когда-то, давно,Над Ладогой и над Камою,Над Невою и над Двиной.
1. «Потерял я тебя навеки…»
Потерял я тебя навеки…Дождь в окно все стучит, стучит.Отекли от дремоты веки,Лоб и руки так горячи.Даже имени не припомню,Что-то кажется мне на «В».Помню город пустой, огромный,Месяц в утренней синеве.
2. «Как снова небо холодеет…»
Как снова небо холодеетНад побледневшею зарей.И снова мелкий дождик сеетИ прыгает по мостовой.Под зонтика раскрытым шелкомИду как всякий человек.Сквозь дождь, переходящий в снег,На мир поглядываю волком.
«Да, безразличье, пожалуй, труднее…»
Да, безразличье, пожалуй, труднее…Трудно молчать. И зачем? Почему?Вечер дождливый тает в дыму,Медленно каплет в серой аллее.Если б узнать, что там есть, за чертой?Может темнее, скучнее и диче?В призраках, веющих бледной толпой,Разве узнаешь тогда Беатриче?От безразличья не спрячешься. Трудно.Только идти под дождем в никуда.Слушать — под ветром поют провода,Улицей спящей, холодной, безлюдной.1957
«В порыве, что ли, нежности…»
В порыве, что ли, нежности,Другого ли чего…А может только вежливостьСоседа твоего…Ты помнишь, поздно вечером,Балкон, с вареньем чай?Так ласково-застенчиво,А может невзначайТы вспомнила ШвейцариюИ встречу, с тем, другим.Потом — стихи ЦветаевойИ папиросный дым.1957
1. «Дотащиться до цели. А может…»
Софии Прегель
Дотащиться до цели. А можетЭтой цели-то вовсе и нет?!Кто-то руку на сердце положитИ погасит мигающий свет.Осень, осень. Какая по счету?Не сочтешь и собьешься. ПотомБудешь силиться вспомнить кого-тоИ жалеть неизвестно о чем.
2. «Книга детства давно потеряна…»
Софии Прегель
Книга детства давно потерянаИли заброшена на чердак.Листья роняет дерево,Как жизнь роняет года.И с непонятной усладоюТвержу невпопад:— Падают листья, падают,Вьются, летят… —Воспоминанья, стихи и прочее —Разве их разорву?В доме, давно заколоченном,Нетопыри и мыши живут.1954–1958
«Это было похоже на море, на синие звезды…»
Это было похоже на море, на синие звезды.Это было похоже на то, чего нет…Это — только осенний, расплеснутый воздух,Это — только бессонный, горячечный бред.Мы прощались сегодня. Ведь встречи не может быть завтра?!На разлужье синело. Горел одинокий фонарь.Мы сидели с тобою на мокрой приземистой лавке,Время тихо журчало над нами, журчало как встарь.Время… Времени нет. Наплывают шумящие кроны.Наплывает пожар между сосен встающей луны.Улетает разлука и молодость. И беззаконноНадвигается ночь, надвигаются грозные сны.Это было похоже на запах сиреневой ветки,Что спадает росой ледяной на лицо и ладонь,На луну, пробегавшую в облачной розовой сетке,На далекий, в полянах пустынных, огонь.1958
«Мир нелеп. Ещё, по Блоку…»
Мир нелеп. Ещё, по Блоку,Страшен он. Нелеп и глух.От заката до востокаМузыка терзает слух.Чем нелепей отвлечённость,Тем ужаснее она.Петербургские колонны,Этот отзвук отдалённый,Эта страшная страна.Музыка из Петербурга.Волчье солнце. Чёрный снег.На равнине жёлто-буройОдинокий человек.Медный всадник настигаетБелой ночью, чёрным днём.Огонёк дрожит, мигает,Блок в постели умирает,Позабудут все о нём.Кипарисы увядалиВ окровавленном Крыму.Гумилёва расстреляли,Остальных свезли в тюрьму.Не в тюрьму, так в Колыму.1958
«Я знаю, знаю — не придешь…»
Я знаю, знаю — не придешь,Не постучишь в окно.А там дождя сырая дрожьИ музыка в кино.Там жизнь чужая хорошаИ празднично светла.Зачем, изменница душа,Ты к краю подошла?Зачем с насмешкой мне даешьБумаги чистый лист?..В окне дождя сырая дрожьИ ветра скользкий свист.1959
«…и праздничная скука; дождь, туман…»
…и праздничная скука; дождь, туман.И елка с пестрыми стеклянными шарами…С Атлантики несется ураган,Свистящий в печке и оконной раме.Темнеет. Пряники грызу от скуки.Устал писать. Глаза устали, руки.Всегда так в праздник. Вспомнил обо всемЧем был богат. Какой-то душный комВоткнулся в горло. Сумерки все глуше…Мне надо стать бесчувственней и суше…1959
«Быть может много лет, как миг один, пройдет…»
Быть может много лет, как миг один, пройдет,Мы, встретившись, друг друга не узнаем.И будет день как день, и год как год,Погода та же, темная, больная.Декабрь и липкий мрак. И крыши все в снегу.Дела и люди. Книг бесценных строки.И тех же поездов в пространствах долгий гуд,И скудный свет на пасмурном востоке.И мы поймем, вмешавшись в суету:Все та же жизнь, ничтожная, пустая,Ловя прекрасный бред, сверкнувший на лету,Мучительно о чем-то вспоминая…1959
«Черный сад в снегу новогоднем…»
Черный сад в снегу новогоднем.Почему я весел сегодня?Потому что забыл, забылСвежий снег на гребнях могил,Синий снег на церкви покатой…И опять ворожат закатыНад январской тихой землей,Над забвеньем и надо мной.Утешенья прошу у Бога,Отдохнуть я хочу немного…1960
«Запомнилась мне песня…»
Запомнилась мне песня,Что русский пел шофер.Есть много интересней,Прелестней и чудесней,Что вложены в размерМелодии и ритма,Погоды и людей —Симфонии, молитвыС эссенцией идей.А эта привязаласьКак муха, как комар.И долго оставалась,Пока пришла усталость,Постель и сон-кошмар.Все это от шофера?!Не призрак ли шофер?!Всему есть будто мера —Забвенье например!Но знаю, что услышуЕе опять в окно —Споют коты на крыше.И лихо будет лишеКак горькое вино.Нет ни гудков, ни стука.Постель. В окне луна.«Разлука ты, разлука,Чужая сторона»…1960
«Ничего не будет…»
Ничего не будет…Ни прощенья, ни воскресенья,Ни даже крохотного утешенья.Останутся только люди(Неандертальские чучелы!),Суета, конференции, рынки, синема…А то, что всю жизнь мучило,Эта подземная тьма,Недомоганья, разуверенья,Проза, стихотворенья,Фамилии, имена, отчества,Домик в сад и окно — Все уйдет.И будет одноОдиночество…1960
«Пусть книги лгут, но все же что-то есть…»
Пусть книги лгут, но все же что-то есть,Хоть смутное, хоть еле ощутимо…Изгнанье, ложь, поруганная честь —Пройдут, пройдут, как жизнь проходит мимо.А человек подводит злой итог,Сбивается. И вновь припоминает.И думает: «Что, если спросит Бог?» —И мысленно он Богу отвечает.1960
«В Петербурге, давным-давно…»
Леониду Страховскому
В Петербурге, давным-давно…Для чего ты о прежнем бредишь?Все равно туда не поедешь,А куда? Не все ли равно?Все равно… По-осеннему колкий,Ветер рвется в пустые сады.Небо точно из мутной слюды.Бродят улицей люди без толку…Рано я закрываю окно.Скоро ночь. О, как долго длится!Возникают какие-то лица,Все мерещится и все снится —В Петербурге. Давным-давно.1960
«Не лицемеря. Просто. Без стыда…»
Не лицемеря. Просто. Без стыда…Не роботом — бездушным манекеном…Прощенье? Но наверно никогда…Последняя, падучая звезда,Так упоительно и так мгновенно.Что жалобы, несущиеся ввысь!Что темное, холодное забвенье!О, только раз вздохни и улыбнись,Придуманное райское виденье!Не лицемеря, просто я сказал…Быть может поздно? Но нельзя ведь сразу!………………………………………………Вдруг фейерверк по небу разбросалТрескучие рубины и топазы.1960
«Перешагни через мой порог…»
Перешагни через мой порог,Видит Бог, как я одинок!Это тучи, клубясь, летят.За окном оскудевший сад.Вместо неба — тусклая муть,Ни взглянуть в него, ни вздохнуть.Это — снова сомкнулся круг.Скоро дни непогод и вьюг.Печка, лампа, письменный стол…Ветер зимнюю песню завел.Всё о той благодатной стране,Где мы будем только во сне.1960
«Трижды каркнул черный ворон…»
Трижды каркнул черный ворон,Трижды свистнул паровоз…Уезжаешь, значит, скоро?Много слов и мало слезО ненужном и о важном,О существенном самом.Вдохновением бумажнымСтанет это все потом.Трудно сердце успокоить.Каркнет ворон, снег пойдет,Белым саваном покроет,Колыбельную споет.1960
«Голос твой, что нежно звучал…»
Голос твой, что нежно звучал,Изменился, охрип, устал…Но сияет осенний снегОбещаньем нездешних нег.Разве ты меня упрекнешьЗа мою невольную ложь?Легкий снег на перила лег,Воробей на них как комок.Голос твой как прежде звучит,Снег осенний лег на гранит.Вьются галки на желтой заре,Так бывает лишь в ноябре.1960
«Не от счастья, не от скуки…»
Не от счастья, не от скукиВызываю образ твой.Значит ночью будут стуки —Дробь дождя над головой.Значит — вдруг проснулась птица,Шевельнув слегка крылом,Мне не спится, ей не спитсяВ этом шуме дождевом.Значит — ты со мною рядом,Нет тебя, но рядом тыДождевым бормочешь садом,Искры шлешь из темноты.1961
«Весенняя, бессмысленная нежность…»
Весенняя, бессмысленная нежность —Твои глаза и голос… Погоди,Я расскажу тебе про безнадежность,Про нестихающую боль в груди.Про то, о том… А облака пылают,Деревья зеленеют на ветру.Я знаю, так последнее встречают,Доигрывая скучную игру.Но — нищий, обойденный подаяньем —Я как отрава в жизнь твою войду…Закатных туч последнее пыланье,Багрянцем отраженное на льду.1961
«Мы с тобой не в ладу, пожалуй!..»
Для иных ты и Муза, и чудо.Для меня ты — мученье и ад.
Александр Блок
Мы с тобой не в ладу, пожалуй!Столько слов растрачено зря…Над моей жизнью усталойДогорает уже заря.Мы с тобой не в ладу. А преждеЯ не звал, а вот ты самаГоворила о всяких надеждах,Тихим пеньем сводила с ума.Мы с тобой… (Как звучит банально!)Далеко, в проклятом краюПовторял я сентиментальноНеземную песню твою.Ты сводила с ума? Неверно.Я выдумывал, я грешил,Подбирая рифмы, размеры —Но не было в них души…Снег сечет над дорогой талой,В пепле туч сгорает закат.Мы с тобой не в ладу, пожалуй,В этом только я виноват.1961
«Зеленым дождем без конца…»
Зеленым дождем без концаКачаются ветви березы.Как будто рисунок лица,Сквозь светлый, немеркнущий воздух.Как будто прошедшие дниНесутся как птицы над нами.Ты руку ко мне протяни,Ответь мне простыми словами.Трепещущим, легким дождем,Сквозь свет голубой, незакатный.Подумай, подумай о том,Что это уже невозвратно!1961
«Есть встречи — доля секунды…»
Ирине Одоевцевой
Есть встречи — доля секунды,Но думаешь — навсегда!А то, что было так скудно,Нелепо и безрассудноКануло. Навсегда.И видишь: на вешней лужайкеПасторальная красота,Ласточек легких стайки,Роса блестит на кустах.Облако в небе тает,Зарею горит река.Дудочки песня простаяБосоногого пастушка.Мгновенно узнаешь — было!Беседка, заросший пруд.И то, о чем сердце просилоИсполнилось! Близко! Тут!Вдруг: резким, колючим током —Вагоны бегут в закат…И видишь, что это толькоВиденье… И сам не рад,Что выдумал нереальность!А встреча? Так, ерунда…О, Боже мой, как печальноЩемящее «никогда»!..1961
«Что, если нет никакой зацепки?..»
Что, если нет никакой зацепки?Что, если главного нет?И то, что связало как будто крепкоБездушный и пьяный бред.Казалось: что может быть хуже привычки,А вот привыкли. И так живем.Увы — перелетно, как-то по-птичьи.И какое-то тянется безразличьеИ отвращенье потом.1961
«О, это обещанье рая…»
О, это обещанье рая —Не ложь, не истина, увы!Свеча растает догораяИ будет проблеск синевыВ окне, задернутом поспешно —Все от покорности судьбе.И шаг последний, горький, грешный,Но все ж стремящийся к тебе!О, эти злые обещанья.Надолго ли? На сотни лет?…Лишь веток мерное качаньеИ нищий, медленный рассвет.1961
«На ленте кровавой зари…»
На ленте кровавой зариКачаются черные сучья.О прошлом не говори,Молчать может быть лучше.Все тебе расскажу,С начала и по порядку…Какая бывала жуть,Не все же бывало гладко!О грешной душе моей,О черном ветре изгнанья,О вереницах днейБесплодного ожиданья.Я ведь не виноват,От тебя ничего не скрою…Какой кровавый закат,Может перед бедою?!1961
«Ноябрьские сумерки были. Немели…»
Ноябрьские сумерки были. НемелиНенастные улицы, сад, фонари…Я только спросил: навсегда? неужели?А после шептал: повтори, повтори…Летели машины в тумане. ГорелоДалекое зарево — город сиял.А сердце? Как бедное сердце болело.Я боль пересилил и долго молчал.(Глагольные рифмы… Иначе не скажешь!)Потом разговор. Как всегда, ни о чем.Вернешься домой. Почитаешь и ляжешьПод ровно сияющим, мертвым огнем.Под этим огнем. Я бы понял иначе!Ведь встретить судьбу я давно уж готов.Теперь уже поздно. Теперь не заплачешь,И может быть больше не надо стихов…1961
«За то, что не сбудется. Я понимаю…»
За то, что не сбудется. Я понимаю…За то, чего нет. За последний расчет.Когда-нибудь там, лучезарного маяСияющий бред, как сирень зацветет.За то, что увидимся где-то на кромкеПолярного льда у гренландских земель —И вспомним, как здесь, неуверенно-ломкоО счастье неверном нам пела свирель.
Стихотворения разных лет и другие редакции
«До дамбы каменной преграды…»
До дамбы каменной преградыПлывет спокойная Нева,И за дворцовой колоннадой,За перспективой — острова.И в час урочный, в клубах дыма,Неуследима, нешумна,Печальная проходит мимоГиперборейская весна.И Петропавловская крепостьНезрячий взор бросает вниз,Где, как величественный эпос,Петровский стынет Парадиз.Тогда ямбические строфыСо взморья ветры шепчут мне,В садах беспечных ПетергофаИ в царскосельской тишине.И неразрывны с прошлым узы,Когда, остановя полет,Глядят классические МузыВ летейскую прозрачность вод.1916
«Рейд безлюдный. Пески Сестрорецка…»
Рейд безлюдный. Пески Сестрорецка.Облака призакрыли зарю.В облик твой беспечальный и детский,Как впервые, сегодня смотрю.От воды почернелые доскиИз купален ведут на песок.Воротник твоей белой матроскиТихо треплет морской ветерок.Загорелые ноги ласкаетИ щекочет украдкой вода.Мы с тобою запомним, я знаю,Золотой Сестрорецк навсегда.На заливе, за отмелью, лодка,Однотонны мотора толчки.На воде зажигаются четкоПристаней и плотов огоньки.Здесь на пляже, за день разогретом,Звездной ночью, и шелках тишины,Нам с тобою внимать до рассветаРавнодушным шуршаньям волны.1917
«Всё понятно — и серые зданья…»
Всё понятно — и серые зданья,И декабрьский хрустящий снег,И захватывающий дыханьеФинских санок неверный бег,И уверенность в том, что жребийНаш заплелся в тугом узлеНе на чуждом холодном небе,А на близкой, верной земле.1917
«Слишком много яркого света…»
Слишком много яркого света,Слишком кровь бьется в виске.Улыбаются в окна летуАмуры на потолке.Весела сегодня столицаВ темной зелени на ветру.Только сердце будет томитьсяВечерами и поутру.Оттого что и ты оставишьЭти стриженые сады.Только ряд пожелтевших клавишСохранит пальцев следы.Помню запах нарциссов острый,Взморье, пляж на песчаной косе,Веселый Елагин остров,Дымящееся шоссе.Помню лето, тебя и книгуС беспокойным распевом строк,Норвежские песни ГригаИ с набережной ветерок.1917
Царское село
Здесь шум ветвей с ветрами говоритИ парк тревожит стужей обнаженный.Здесь Камерона строгие колонныУходят в неба мутный хризолит.Безлюдие в аллее просветленной,Где мрамор статуй меж стволов сквозит,Где ступеней растреснутый гранитУже ковром устлали пестрым клены.Слепые, равнодушные годаЯ здесь считаю. Никнут холодаНа обелиски Славы и Победы.А ветер, северный мечтатель-сноб,Пылающий мне беспокоит лобИ снег метет на плечи Кифареда.1920
В парке
Здесь голос тишины уже так ясно внятен,Здесь в изумруде трав обрывки желтых пятенИ широко взлетать закатному лучу,Над парком, осенью разубранным в парчу.Скучают мраморных фонтанов обелиски,И сердце смущено тревогой тайно близкой.Гудит Гиперборей, сметая пыль с дорог,И листья надают в разметанный песок.Предзимних бурь струна уже заныла,И Дева Белая кувшин свой уронила.«Но Дева красотой по-прежнему горда,И трав вокруг нее не косят никогда».Люблю безлюдие аллей, поблекших рано,И изморозь с утра, а к вечеру туманы.Последний луч бесплотный, как обман,Над павильонами, что строил Монферран,Ложится неживой печальной позолотойНа мертвые дворцы и окон переплеты.И думает — о чем? — следя летучий лист,На бронзовой скамье кудрявый Лицеист.1920
Петергоф
Фонтаны спят. Екатерины нет.И Музы не настраивают лиры.И у ворот пустого МонплезираНе видно раззолоченных карет.Горит вечерний, золотистый светНа облаках осеннего сапфира,И этот парк запущенный и сирый,В сентябрьский траур пышно разодет.Я здесь брожу и думаю всегдаО днях великолепия ФелицыИ слышу у замшелого прудаВеличественный шаг Императрицы.Ты не забудешь золотых годов,Дряхлеющий, холодный Петергоф!1921
Таврический сад
Опушена чугунная оградаСнежинками. Уже темно вверхуИ тает день. В серебряном пухуСтолбы, дома и церкви Петрограда.Как хорошо, закутавшись в доху,Бродить в снегу Таврического садаИ знать, что сердцу ничего не надо,Пусть бьется в лад спокойному стиху.Глубоким звуком в выси уплывая,Заблаговестил колокол вдалиНад тишиной заснеженной земли.Я чувствую, шагов не ускоряя,Глаз голубых смеющийся разрезИ сумерки, и празелень небес.1917
Пиковая дама
Петербургская ночь. Чуть видны фонарей вереницы.У подъезда метет. Навевает сыпучий сугроб.Тот рассказ о трех картах мерещится, кажется, снится —Герман сдвинет, шатнувшись, свою треуголку на лоб.Вот Московской Венеры подъехала грузно карета,Выездные лакеи проклятую ведьму ведут…Вот она задремала. А вот под кружком пистолетаЗатрясла головой. И отправилась к Богу на суд.Сорок тысяч! Метель. И мигает старуха из гроба.Герман, Герман! Всё — тройка, семерка и туз.Петербургская ночь наметает как горы сугробы.Слышишь — Лиза рыдает: — к тебе никогда не вернусь!Петербург. И мигают вдали фонарей вереницы.А у Зимней Канавки столбы неуемной пурги.С тихим свистом змеиным за картою карта ложитсяИ у Пиковой Дамы усмешка проклятой карги.1921
Гатчина
Звучат гудки. И ветер в проводахУже гнусавит, отпевая лето.И Гатчина, в багрянцы разодета,Спит и не спит в разметанных садах.Борей тревожен. Путает и рветВ оконных амбразурах паутины,За павильонами времен ЕкатериныВ пруды наносит дымчатый налёт.И медлит вечер. Кажется, сейчасТуда, где прежде гренадер дневалил,Где главная аллея провилась,Пройдет, надвинув треуголку, Павел.Фельдъегеря. Кареты. Фонари.Уже седлают рыжего Помпона.На фоне расплескавшейся зариУже идут гвардейские колонны.Парик, мундир, усмешку на лицеОсветит блеск осеннего заката.Пройдет и скроется в своем дворце,Постукивая тростью, Император.Ему вослед ветвями прошумитХолодный вечер всезабвенной Леты,Что с беспокойством в запустеньи этомПрудов тревожит мутный малахит.Звучат гудки. В зеленых облакахБорей трубит в серебряные трубы.И мчится снег. И дни идут на убыль.И спят дворцы в разметанных садах.1921
Встреча
Шум колес по плиткам торца…Неожиданно возникЧеткий облик стихотворцаИ бобровый воротник.Улыбнулся мне с поклоном…В бледном таяньи зари,Там, на Невском оснеженном,Лихачи и фонари.Это ветер легковейныйПодал мне условный знак.Вот знакомый, на Литейном,Двухэтажный особняк.«Выпьем с горя, где же кружка?Сердцу будет веселей!»Александр Сергеич Пушкин,Спутник юности моей!Вспоминает ли ТавридыНежно-пламенную синь,Иль грядущие обидыНа чело наводят тень?Или звезд осенних блесткиВ парке Царского Села,Где веселому подросткуМуза путь пересекла?Перезвон тригорских сосен,Дни, мелькнувшие в бреду,Или Болдинскую осеньВ догорающем саду?Нынче хорек строй созвучийИ судьба моя мрачна……«Мчатся тучи, вьются тучи,Невидимкою луна…»1918
«И снег, тот петербургский снег…»
И снег, тот петербургский снег,Все снится после той дуэли.И отвернулся человекВ гвардейской меховой шинели…Блужданья, встречи и разлуки —Все кануло в пучину лет.……………………………………..Уже не слушаются руки,Роняет Пушкин пистолет.И на зрачки погасших глазЛетят со снегом хлопья мрака:Склонивший голову Данзас,Усы с бородкой Д'Аршиака.……………………………….А мы — волнениям земнымПошлем с кормы привет прощальныйИ нашу дружбу сохраним«Для берегов отчизны дальней».1921
«Давно с тобой мы попрощались…»
Давно с тобой мы попрощались…Нева и ледяной дворец.Лишь звезды там обозначались,Как бы предчувствуя конец.И музыка играла тихо,И замирала где-то там…Беда — голодная волчиха —Ходила, воя, по следам.И острова. И часовые.И обожженные мосты.И панихидная Россия.И вопли ветра. И кресты.1921
Памяти Александра Блока
Сквозь петербургский мрак и петербургский снегОдин, как и всегда, проходит человек.По самые глаза наставил воротникИ медленно идет, сутулясь, как старик.А город спит. И на замках дома.Лишь вечер сходит в улицах с ума,Как окаянный грешник воет онВ разбегах Монферрановых колонн,Причитывает, стонет и свистит.От холода растрескался гранит.И, словно вспугнутая серая сова,Метется незамерзшая Нева.Как будто слыша в буре тайный знак,Сквозь петербургский снег и петербургский мрак:Он видит — Медный Всадник на скалеКак призрак мчится в мутно-вьюжной мгле.Как страшный зрак неведомой судьбы,Россию Петр сам вздернул на дыбыИ бросил в смуту, в этот вьюжный мрак,Где дьявольский хлобыщет красный флаг.«Гуляет ветер, порхает снег,Идут двенадцать человек…В зубах цыгарка, примят картуз,На спину б надо бубновый туз!..»Метель. Метель. Безлюдье и мороз.А рядом — оборотень, не Христос!Свободой тайной больше не вздохнуть,Уйти, уйти. Последний страшный путь!С усильем выпрямившись во весь рост,Он слышит революции норд-ост,Что, смешиваясь с зовом прошлых лет,Творит из музыки невыносимый бред.И полумертвый, скорбный человекИдет, идет сквозь петербургский снег,Вдоль опозоренных дворцов и колоннад,Чтоб не вернуться в этот мир назад.1922–1942
Так мне хочется, чтобыПоявиться могли —Голубые сугробыС Петербургом вдали.
Анна Ахматова
Это розы плакучейГолубая слеза.Это — небо и тучи,За Невою гроза.Уходили солдаты,Грохотал барабан.Парадизом крылатыйПрогудел ураган.Но при чем же тут розаИ слезливая грусть?Лучше это бы прозой…Не поймут? Ну и пусть.Только русской землеюПоклянись и молчи.Присягать — к аналою.Там в подвал палачи.Там не розы. КолючийАдский чертополох.Может, это и лучше,Что на оба оглох.Маршируют солдатыВ петербургскую ночь.Петушиный трикратыКлич. И призраки прочь.От мужичьей запевкиСлезы градом текли.А валдайские девкиРукавами трясли.Там — в солдатстве — Державин,Там — насмешник Мишель.И Пиндару кто равен,Чья всех слаще свирель.Вырвись, вырвись из кругаВ эти грозные дни.Душной блоковской вьюгойЗатяни, захлестни!Вьются конские гривы,Цуг проезжий пылит.Там какой-то служивыйУ шлагбаума стоит.Светит тонко и остроНад снегами звезда.Мчится граф КалиостроИз столицы. Куда?Разве купишь за деньгиПовесть этих временГде Растрелли с Гваренги,Монферран, Камерон.Завтра — новые люди,Завтра — новый рассвет.Завтра — в уровень с грудьюНаведут пистолет.Ты — чухонскою басней,Колдовском чепухой,Все надменной, прекраснейПросияй надо мной!1954
Отрывок
Холод гранитных подъездок,Просторы туманных проспектов,Где проносились каретыИ скакали кавалергарды.А дальше — серое зданье,Где собирались декабристы.Суровая площадь,Где Достоевского шельмовали.Пушкинская Россия!Блоковский Петербург!Тонешь ты в снежных вьюгах,Цветешь весеннею розой!Вячеслава Иванова «Башня»,Белые, томные ночи.И полночь, в «Бродячей собаке»Петербургская богема.Медный Всадник, Исаакий,На Невском шумят экипажи.Ты встаешь из мрака забвеньяВ строфах поэтов.Гудишь тем пароходом,Что под мост проползаетПо Неве серебристойПрямо в закат огромный.1965
«Сначала — черная вода…»
Сначала — черная водаИ пена под мостом.Потом — бежать, бежать. Куда?Родной оставить дом…И, прежде тихий, Летний СадСтал грозным, шумным стал.Так — сорок лет тому назадИ в памяти провал…И нет возврата. Резкий крикНад полем воронья.Куда забрел ты, мой двойник,Темна судьба твоя!О, злое сердце, почемуИное ты твердишь?Ты задыхаешься в дымуИ в пламени горишь!Не убежишь ты никуда.Война. Орудий гром.Нева. Холодная вода.И пена под мостом.1960
«Помнишь ржавые кочки…»
Помнишь ржавые кочкиБлоковского болота,Где цвела «Ночная фиалка»?Мы проходили этим болотомСквозь мокрые травы.И потом вышли в город,Наоборот, не как у Блока.Улицы катились нам навстречу,Но ни одной мы не узнали.Все было во сне как будтоИли время вспять убежало…Было ли то времяВойны гражданской,Или ПетербургПерестал быть столицей,А стал городком заштатным?Ни одного человека не встретив,Невский мы не узнали.Летний Сад простирался,Усыпанный желтой листвою.Исаакиевский храм изменилсяИ толькоИгла АдмиралтействаКак прежде вонзалась в небо.Мы не понимали, что все это значит?!Как вдруг заиграли куранты«Коль славен наш Господь в Сионе»…Но город был пуст.И только наши шагиПовторяло эхо.Может, это только приснилось,А может быть, когда-нибудьТак и будетВ иной, бесконечной жизни,Под иным, незакатным солнцем!1965
«Многими уже позабыты…»
Многими уже позабыты«Стихи о Прекрасной Даме».Я сегодня раскрыл ихИ вспомнились давние годы,Вспомнился день осеннийВ «блистательном Санкт-Петербурге».Уже замерзшие лужи,Не то суббота, не то воскресеньеБлаговестит Исаакий,Летний сад шумит, облетевший…Уже ужинать скоро,Склоняется день к закату.«Вхожу я в темные храмы»…Нет. Я только вхожу в беседку.Исчерчены стол и стеныСтихами. Они почти уже смытыНедавним, осенним ливнем.Кто-то писал па стенке:«Я надел разноцветные перья,Накалил свое сердце и жду»…Так и я все жду.Мне сказали: — прийду!Жизнь прошла вместо этого мимо.1965
«Прощанье? Наверное — да…»
Прощанье? Наверное — да.Утрата? Конечно, утрата.Там — трубы и гавань Кронштадта,Дорога травою примятойВела… А вела в никуда.И вот петербургское небо,И странствия ветер подул.Что было — осталось как небыльВ моем облетевшем саду.Там астры и черные грядки,И боль мне уже не больна…И ветер забвения сладкий,Как эта чужая страна.
«Зимой, над Невою…»
Сене Степуре
Зимой, над НевоюГорели костры.И свист надо мноюМетельный игры.Мотель. И пробегомГлухая стрельба.Над бешеным снегомГудела труба.Не страшно проснуться,Не страшно идти,В той курточке куцойС тобой по пути.Как будто из домаНас выгнали вон.И пушечным громомЗвучит телефон.И дымный ИсаакийГлядел сквозь туман.И город во мракеТоской обуян.Прохожее старухойВсе шепчет беда,Ехидно, на ухо:Простись навсегда.И вот по пути намНа бред и грехи…Последним притиномПриходят стихи.1922–1940
«Безветренный, холодный, царскосельский день…»
Безветренный, холодный, царскосельский день.Холодноватая росистая сирень.И кажется, я все запомню сразу:В цветах записку, вложенную в вазу.И этих серых статуй зябкие тела(Очарованье парка Царского Села).Теперь, имея времени избыток,Брожу среди немецких маргариток.И праздные стихи читая наизусть,Пытаюсь заглушить непрошеную грусть.1942, Берлин
«Голос неповторимый…»
Голос неповторимый,Переборы рояльных клавиш,Мягкое кресло у печки,Мурлыканье белой кошкиИ много, много еще…Разве все разгадаешь,Что к чему и какиеУ памяти есть приметы,Кроме простых мелочей?Но эти мелочи встанут,Потребуют властно места:Вот елка и вальс кружащий,Вот две косы и браслеткаНа левой руке…А дальшеНадвигаются годыВойны и глухой чертовщины…Голос неповторимый,Переборы рояльных клавиш,Чайковского «Баркарола»,Окно, Петербург и снег.1966
Из старой тетради
Сене Степуре
Нам бы туда, в заневскую прохладу,Где тихий монастырь. Нам бы туда.Но твой рассказ совсем уже не радостьПро странствия, про города.Нам бы туда, к чему нам путешествийГорячий хмель чужбинного вина.Ты помнишь, как тогда нам вместеПропела гневною трубой война?Нам бы туда, в заневскую прохладу,Там, где заря под пеплом облаков,Где шелестящим золотым нарядомУкрыта сень хранительных садов.1938
«Ну, что ж, я почти современник…»
Ну, что ж, я почти современникСимволистов, акмеистов даже.Футурист? Я от них отвернулся.Ну, что ж, я вдыхал петербургский воздух,Сидел до утра в «Бродячей Собаке»,Провожал Блока на Офицерскую,Склонялся к руке Ахматовой,Пожимал руку Осипу Мандельштаму.(В азербайджанской столицеСлушал Вячеслава Иванова,В Коктебеле Максимилиан ВолошинДавал мне убежище в «Доме поэта»!И я слушал его стихи…)Я не родился двадцатилетием раньше.На меня обрушились войны.В меня стреляли на бреющем полетеНеведомые авионы.Ну, что ж, я знаю, что лучший друг мойПогиб в ледяной стране,Где два месяца лето,А десять — зима и зима.Где кусок хлеба и пачка махоркиДороже человеческой жизни.Это я сам знаю.1966
«Вспомни тот вечер, за который я пью…»
Вспомни тот вечер, за который я пью.Вспомни сонату плохую мою,Что на фортепьяно тебе я играл,Фальшивил, сбивался и вновь начинал.За эти стихи, и за бомбу, за смерть,За листьев осеннюю круговерть.Вечера, вечера. Ведь я пью и за них,За кораллы и жемчуг на руках твоих.За горькое бремя. Вообще за стихи.За все непрощенные Богом грехи.За мост над Невою, за Исаакьевский звон,Который звучит из минувших времен.За глаз черносливины. Вновь и опять.За эту звезду, что нам будет мерцать,За мильон мильонов световых лет…А может, звезды этой вовсе и нет?1966
Платон Зубов (Портрет)
Сильна самодержавная рукаИ весело в нарядном Петергофе.Алмазным орденом горят шелка,Но так надменен юношеский профиль.Нестись легко по золотым волнам,Из прежних кто ему в удачах равен?И оду звонкую ему подносит сам,С угодливостью, Гавриил Державин.Тех нет — Семирамидовых орлов,Почил великолепный князь Тавриды…В немилости Мамонов и Орлов,Их множат дни печальные обиды.А там война и новых лавров ток.Всем суждено к его ногам склониться.Но выше высшего взлететь не смогПоследний фаворит седой Фелицы.И дни последние в зловещем снеЕкатерининским конец затеям.Лишь пышный гроб в соборной тишинеСтране напомнит о делах Астреи.Дорога к милостям теперь узка,Но он о власти мысли не оставилЗдесь заговор. Пусть в Гатчине покаНеистовствует сумасшедший Павел.
«Призрак Блока на Офицерской…»
Призрак Блока на Офицерской,Анненского — в Царском Селе.На земле изолгавшейся, мерзкой,Места нет им на этой земле.Я когда-то шел по Литейному,Ветер с Ладоги шел со мной,Дорогами узкоколейнымиВ пригородах весной.Зацветая почками клейкими,Летний сад ворошил и пел,Масленичными вейками,Бубенчиками звенел.Иными стали созвездия,Растеклась их горькая соль.«Юность — это возмездие».Юность — кроткая боль.В туманы и ночи белыеУходил ты, молча скорбя.Что с тобой, мой город, сделали?Переименовали тебя…А теперь и не снится мнеНевский, площадь возле Дворца,Над желтеющими страницами«Кипарисового ларца».
«Белая матроска. Синие глаза…»
Белая матроска. Синие глаза.Высоко, над лесом, дальняя гроза.Говорит о чем-то древняя река,А в моих ладонях — смуглая рука.Горько пахнет ночью вялая трава.Золотые кудри. Тихие слова.Всё о чем-то тайном. Может быть, о том,Что за знойным ветром будет дождь и гром,Что над нами грянет гневная гроза,И потухнут завтра синие глаза.
«Русский лес. И русские птицы…»
Русский лес. И русские птицы.Это может только присниться.И благовест дальний над вечерней рекойМонастырь. И вечный покой.Время бежит, скользит по реке.Детский след на влажном песке.И может быть счастье. Но нет его.Божество? Торжество? Колдовство?Русское поле. Все русское снова —На камне холодном мертвое слово.
«Парки пряжу ткут и распускают…»
И в сердце сознанье глубоко,Что с ним родился только страх…
Ин. Анненский
Парки пряжу ткут и распускают.Тихий снег снижается на мир.Елки под забором умирают,Их уже изгнали из квартир.Анненский тревогу мне приносит,О, какой печальный маскарад!Чахлая, между ветвями, просинь,Мертвенный сгорающий закат.
«Темный город. Темный отблеск счастья…»
Темный город. Темный отблеск счастья…Как — увы! — безжалостна судьба!Дождь ночной назойливей и чаще,Дверь скрипит, как старая арба.Как арба, — кавказские мотивы.Так слова, цепляясь, все текут.Путь без смысла. Звуков переливыПрозвенят, взволнуют и уйдут.
«Как же дальше быть теперь?..»
Как же дальше быть теперь?Распахнулась в горе дверь,В горе и непониманье.Если б это знать заранее!Опускаяется лунаВялым ломтиком лимона.И качается сосна,Ветром северным пьяна,С легким скрипом, легким звоном.В свете завтрашнего дняВетер синий, ветер снежный.И вопрос, что жег меня,Стал загадкой безнадежной.
«Я не тебя увидел, а двойник…»
Я не тебя увидел, а двойник.Он быстро шел. И уличным движеньемБыл искажен иконописный лик —Как в меди выпуклой отображенье.Ликующий, он мчался в никуда,Быть может в суету, в провалы окон!Вдоль тротуаров талая водаЗвенела гармоническим потоком.И встретившись, мы были смущены,Но твой привет казался подаяньем.А день был полон звуками весныИ облаков божественным сияньем.
Кажется, что вечность в этом шумеЛистьев, никнущих к траве сырой.С каждым днем все тише, все угрюмейПод ущербной каменной луной.Ночь длиннее. Может это вечность?Я не помню, было ли вчера?!Там, в окне, горят и тают свечиИ не угасают до утра.Я читаю вслух стихотворенье,Странно рифмы в тишине звучат…Всех святых, всех душ поминовенье.Скоро снег. Слышнее листопад.
«Закатный свет и тающего снега…»
Закатный свет и тающего снегаПрозрачный отблеск на лице дрожит.Синеющее, нежащее небоТускнеет. Значит скоро заснежит.Идешь тропинкой. Тихо и бездумно.Ужель опять в морозное стеклоУдарит веткой ветер многошумныйИ утром скажешь: снова замело!Но даже в этом тусклом повечерьиВесть о ином, какой-то тайный знак —И в жизни есть не только лишь потери,Не только суеверие и мрак!
«Двусмысленность второстепенных деталей…»
Двусмысленность второстепенных деталей —Летучие сумерки, ясность звезды.Когда-то мы здесь проходили, блуждали,Но ветер замел на дорогах следы.Какие-то ветки, сосновые шишки —На ощупь песок сыроват и упруг.Но все это в общем осечки, ошибки,Какие-то странные вещи, мой друг….«Ходить воспрещается» — значит не надо?А вот мы пройдем, ни на что не смотряКакое убожество райского садаПод небом безжалостного ноября!1956
«Там столб. И на столбе луна…»
Там столб. И на столбе луна.Стихи с горчинкой. И холодный вихорь.Вчера, сегодня — здесь не будет тихоНад пустотой осенних эспланад.Там столб. И на столбе лунаДавно сидит, как старый вещий филин.Сегодня мы с тобой не говорили.Я был один. И ты была одна.1958
«…И стихов прелестная бессмыслица…»
…И стихов прелестная бессмыслица,Как заката нежность, лес в снегу.Может впереди влюбленность числится,Но теперь — не знаю, не могу.Не могу поверить в несусветицу,Что и как. Все — беспредметный бред.Вон, в окне чужом, лампада светится.Возражаешь? Да, пожалуй, нет…1959
«Он неожиданно пришел…»
Георгию Иванову
Он неожиданно пришел —Мой новый день. И я заметилТот желтый луч, что лег на стол,И стол вдруг стал высок и светел,И книги, пыльные на нем,Карандаши и писем связки —Все излучалось, все огнемГорело и меняло краски.Вот так и мы однажды — вдруг,Каким-то движимые чувством,Засветимся, расширим кругДавно затертого искусства.Освободясь от шелухиНенужных слов, в глухой тревоге —Напишем новые стихиО ветре в поле и о Боге.
Песнь варягов
Памяти Николая Гумилёва
Встало багряное зарево,И завывают рога.Время железом ударило,Тени легли на снега.Небо родной Скандинавии,Речь водопадов седых…Все, что когда-то мы славили,Стало добычей чужих.Враг подступает безжалостный,Близок неправедный суд.В лодке под огненным парусомСкальды навстречу плывут.Были и будем мы твердыми,Пусть мы в изгнанье умрем, —Помним туманы над фьордами,Бедный отеческий дом.Там над седыми утесамиДымных костров огоньки.Девы с медовыми косами,Вейте героям венки.Если веления ОдинаК нам донеслись с высоты,Если изранена родина,Бейте мечами в щиты.Синее небо бездонное,Скалы в блестящем снегу.Взвейся стрела оперенная,В горло вонзайся врагу.
«Порой такая бешеная зависть…»
Порой такая бешеная завистьК тому, что не было, не свершено…И снова ветер осени гнусавит,И в грязных каплях темное окно.Но разве было? Было ли иначе?Поверь, мой друг… Какая темнота,Как этот ветер неуемно плачет,И жизнь уже бессмысленно-пуста.Пожары, бедствия… Но все проходит,Проходит безвозвратно. Тянет глушь.О чем писать? О счастье? О свободе?И о родстве каких-то верных душ?Но в океане звезд, в глухих просторах,Где холод, безнадежность и туман, —Слова, слова… И поздние укоры,И в правду превратившийся обман.1963
«Та тень живет. И нет уже спасенья…»
Та тень живет. И нет уже спасенья.Я память уничтожить не смогу,До самого из мертвых воскресенья,Ненужное я крепко берегу.А, может быть, тринадцатого годаПоходку легкую и вздох любви,И невскую дождливую погоду.Но лучше ты уйди и не зови…За память не зацепишься, не надо —Война, вагоны и далекий путь.Скажи мне, в чем единая отрада,Чем может сердце сладостно вздохнуть?1964
Снег
Не к добру видно выпал снег,На снегу виден талый след.Там готический встал собор,Незамеченный до сих пор.Мне бы счастья хоть пару крох.Ишь чего захотел, смотри!Там за снегом черта зари,Будто кто-то там кровь разлилИли банку красных чернил.Там готический встал собор.За собором грязный забор,А на нем вороны сидятИ насмешливо мне галдят:«Было счастье здесь, но давно,Испарилось уже оно,Как растаявший этот след,Как никчемно выпавший снег»…1967
«Чтоб все забыть, надо только беззвучно…»
Чтоб все забыть, надо только беззвучноОтойти. Всё ненужно, всё — боль.Эти снегом грозящие тучиЗаслонили рассвет голубой.Чтоб забыть, надо быть беззаботным —Туже пояс, плотней воротник.Слышишь, где-то там птиц перелетныхВ поднебесьи стихающий крик?
«Правдивей и грустней сейчас…»
Правдивей и грустней сейчасМы стали. Трудно все припомнить…Как видно мало любят нас,Мы холоднее. С каждым днем бездомней.В полях дорога всё темней,Машина мчится с тихим шумом.И на ущербе этих днейБезлюдно, мокро и угрюмо.