Июнь 2000-го года.
— Представляешь, они даже полы в общем коридорчике не моют. Мне не тяжело, слава Богу, он у нас не огромный. Но дело же в принципе! — Матильда, бывшая соседка Ольги Лобенко по снимаемой квартире, была дамой весьма необычной. Впрочем, как и все женщины с редкими именами. Тапочек не носила в принципе, по квартире перемещалась исключительно на каблуках (бедные соседи снизу!) На голове — тщательно напружиненные кудряшки. Яркий макияж, всегда освежала цвет лица тональным кремом и румянами.
Она жила одна, но и одинокой женщину назвать было нельзя. У нее постоянно имелся какой-нибудь поклонник, и, чаще всего, сразу несколько. В ее кавалерах в разное время побывали бизнесмены, генерал КГБ, парочка актеров из театра, и даже колдун. Они были абсолютно разными. Объединяло их только одно: все они — люди значительные, либо по своему финансовому положению, либо по социальному.
— Оленька! У мужчины должны быть деньги! Ну как иначе! Дело не в корыстолюбии. Просто мужчина без материального достатка выглядит плюгавенько…
— Как-как?
— Плюгавенько. Неужели никогда такое слово не слышала? — она сделала ход. Они играли в шашки. Матильда не любила посиделки за чаем или, тем более едой. Она придерживалась строгой диеты, блюла фигуру и с близкими гостями особо не церемонилась. Впрочем, она всегда предупреждала: «Если захотите перекусить — в две секунды организую.»
Зато Матильда любила играть в шашки. Ольге это занятие тоже понравилось. Нельзя сказать, чтобы она частенько позволяла себе подобное проведение досуга, на то не было времени. Но периодически, когда снимала соседнюю квартиру, все же забегала подвигать черные и белые кругляшки по разграфленной на квадраты досочке.
— Нет, просто недопоняла. В смысле, жалко, что ли, выглядит? — ход сделала Ольга.
— Ну да, мужественность в мужике просыпается, только когда он в состоянии немного посорить купюрами да монетами, — ее черная шашка перепрыгнула через белую, Матильда довольно потерла руки.
— Ты что! — завопила Лобенко. — Я же у тебя сейчас три шашки съем!
— Ой, и правда! Ну, что ж теперь делать, не идти же на попятную! Это будет не честно, — Матильда сделала ход за девушку, сама переставила ее белую «дамку» и откинула в сторону три свои черные шашки.
— Это потому, что ты пытаешься одновременно и умные мысли высказывать и играть.
— Но ты же тоже и играешь, и разговариваешь.
— Нет, я, когда вдумчиво говорю, останавливаюсь, — Ольга улыбнулась.
На Матильде был коротенький розовый пеньюар в черный горошек. От нее сладко пахло парфюмом.
— Пойми ты! Женщина — это праздничный торт в жизни мужчины. И чем он изысканнее, тем дороже стоит. И если у кого нет денег, стало быть придется дожидаться, пока у торта закончится срок годности и его выбросят. Ты не хочешь ждать, пока твои кавалеры подберут тебя на помойке?!
Ольга хотела было согласиться с бывшей соседкой, мол, конечно, не хочу. Но, видимо ее ответ не был важен, потому как Матильда не стала слушать, продолжала верещать тоненьким голоском:
— И потом, вообще не нужно ждать! Если не можешь выбрать из троих одного, значит нужно завести четвертого и пятого. Мужчины, которые находят тебя сами — это вообще не вариант. Это мы должны находить мужчин… Ну, и делать так, чтобы они пребывали в полной уверенности, будто роман начался по их инициативе, и исключительно из-за их огромного желания и проявления настойчивости.
— А-а…
— А то, что у каждого из них будет по сопернику, или по два, три, четыре соперника, — отлично! Тот, кто в конце концов возымеет честь надеть золотое колечко на твой безымянный пальчик, — Матильда красноречиво посмотрела на руку, — будет ощущать себя настоящим победителем!
— Да, зато остальные окажутся поверженными и брошенными.
— А тебе не должно быть дела до остальных. Ничего. Извлекут уроки, получат опыт, в следующий раз будут расторопнее, увереннее в себе. Знаешь, сколько мужчин стали успешными бизнесменами только потому, что на определенном этапе им пришлось расстаться с любимой женщиной из-за отсутствия денег?
Игра тем временем подходила к концу. На единственную уцелевшую черную шашку Матильды были нацелены аж пять Ольгиных белых. Лобенко сделала ход и шашка оказалась зажатой со всех сторон.
— Все! Сдаюсь, сдаюсь! Я не Юлий Цезарь. Одновременно делать два дела не умею. Выбирай, что дальше: продолжаем игру или разговор?
— Разговор-разговор лучше. А то знаешь, мне действительно посоветоваться не с кем. Светлана Артемьевна заняла жесткую позицию. Ей больше по душе Ираклий. Верочка твердит только одно: «Кто сердцу боле люб, с тем и оставайся.» Так в том-то и загвоздочка, что оба любы одинаково. Соловьев, правда, в основном по воспоминаниям, я ведь с ним теперь редко общаюсь. Гридасов, еще меньше, но зато сколько завистливых взглядов…
Матильда шумно спихнула шашки в коробку, которая всего несколько секунд назад была их игровой доской.
— Вот и выбирай Гридасова! А лучше, повторюсь, заведи еще парочку!
Ольга расхохоталась.
— Точно тебе говорю! Перебирай, пока в сердце не кольнет. Пока не поймешь: мой, точно мой, иных мнений быть не может…
— Где я их, этих дополнительных, возьму, с неба, что ли свалятся?
— Лучший вариант — найди на работе. — Матильда убрала коробку с шашками в комод.
— Да я там уже всех знаю. Никто не волнует.
— Значит, нужно ходить по тем местам, где появляются состоятельные мужчины. По дорогим магазинам, желательно таким, в которые можно добраться исключительно на личном автотранспорте, по ночным клубам и казино.
Ольга снова рассмеялась:
— Мне только в казино и не хватало пойти!
— А что? — оскорбилась Матильда. — Я ведь хожу. Там собирается очень приличное общество, и очень много богатеньких одиноких потенциальных женишков. У них никого нет, брать проститутку — ниже их достоинства. Чем еще занять себя вечером и ночью, если тоскливо? Вот они идут поиграть, поазартничать…
Лобенко испугалась, что обидела собеседницу своей насмешкой:
— Я же сейчас в новом проекте участвую. Если я еще по ночам стану пропадать в казино… Спать-то когда?
— Знаешь, что я тебе скажу! Значит, не так уж сильно ты и загружена на работе, коли находишь время размышлять на любовные темы. Была бы настоящая запарка, так не только не сидела бы сейчас у меня, не нашла бы времени бисквиты свои собирать!
— Не бисквиты, — рулеты! — поправила Ольга.
— Один хрен! Я все равно их не ем.
— Только и рулеты я уже не ищу. Представляешь, мы на днях с Ираклием набрели-таки на то, что нужно. И знаешь, где?
— Ну, — вытаращила глаза Матильда.
— В кулинарии возле дома Саши Вуда.
— Вот это да! Так он, получается, и есть тот самый фанатик?
— Я считаю, что это чистое совпадение. А капитан подозревает всех. Правда, говорит, что доказать мы все равно ничего не сможем. Пока просил ничего из рук Вуда не принимать, в смысле съестного, и обедать вместе не ходить.
— Все-таки трогательный он у тебя, этот следователь…
— И ревнивый! Уж к Сашке-то? Был бы симпатичен, давно бы роман завела, не стала бы дожидаться, пока турнут с работы.
— Ревнует, значит любит…
— Тоже верно! — Ольга подошла к висевшему на стене зеркалу. — Слушай, а, может быть, мне заменить очки на контактные линзы?
— Ну-ка, сними! — девушка послушно сдернула окуляры с переносицы. — Нет! Не стоит! Иначе потребуется каждодневный яркий макияж. А ты его делать сможешь?
Ольга продолжала рассматривать себя в зеркало, уже ближе и пристальнее:
— Не пробовала. Может, и смогу.
— С твоей-то, как ты говоришь «непомерной занятостью». А очки тебя не портят. Наоборот, мило очерчивают твои очаровательные глазки. Я бы заказала еще одни, в оправе построже. Ты ведь у нас теперь начальница.
— Что ты, какая начальница! Еще никакие должности не распределены. Гридасов пока только одни обещания раздает.
Лобенко уже и не помнит, когда в последний раз вот так болтала с соседкой, что называется, «за жизнь». С Матильдой болтать «за жизнь» было приятно. Она производила впечатление успешной и счастливой женщины. Почему бы не перенять у такой уроки бытия?! Впрочем, никакую иную тему она поддержать и не смогла бы.
— А что делать, если мужчина вдруг начинает спиваться? — неожиданно спросила Ольга.
— Бросать!
— Тебя послушать, чуть что не так, — сразу бросать.
— Ну не переделывать же их. Это когда у тебя дети будут, ты их будешь воспитывать и перевоспитывать, а взрослого человека не так-то легко под себя слепить… Впрочем, я знаю случаи, когда люди, совершенно разные, со временем становились очень похожими друг на друга, перенимали привычки. Даже внешне больше напоминали брата с сестрой, нежели мужа с женой.
— А я знаю массу обратных примеров. Сходились — ну просто близнецы. А через несколько лет — инопланетяне, причем, из разных галактик.
— И такое бывает. Люди не могут не меняться. Если они не растут, — значит, деградируют. Существа, настроенные друг на друга как камертоны, развиваются в одном направлении. А ежели каждый сам за себя, так и не обижайтесь потом, что тропки разминулись…
— Из твоей логики исходить, — так и пить нужно вместе начинать…
— Пить нельзя начинать вообще. — И Матильда полезла в бар. — У меня Бейлиз есть. Будешь?
Ольга оценила комичность ситуации:
— Буду!
Матильда извлекла темно-коричневую бутыль с ликером и два серебряных стопарика.
— Из алкашей своей смертью умирают только те, кто смог остановиться…
— Вовремя смог остановиться, — поправила Ольга.
— Точно и вовремя, — это тогда, когда впервые утром пожалел о том, что вчера напился… Если из этого уроков не вынес и пришлось пожалеть во второй раз, — значит, яд «зеленого змия» уже попал в твои вены.
Хозяйка наполнила стопарики. Один отдала гостье. Свой приподняла в руке:
— За то, чтобы нас сия участь миновала! — Лобенко кивнула. Они чокнулись и выпили.
— А ты почему спрашиваешь, уж не из кавалеров ли кто пристрастился? Не у Соловьева ли голова кругом пошла от разлуки с тобой?
— Нет-нет, что ты! Просто мои новые соседи… Каждую ночь пьяные разборки доносятся. Я с ними еще плохо знакома. Знаю, что живут вместе давно. Двое детей, уже взрослых. Им бы сейчас о себе подумать, съездить куда отдохнуть. Разнообразить как-то свою жизнь. А вместо этого у них каждый вечер одно и тоже проведение досуга: у него в обнимку с бутылкой белого, у нее в причитаниях: «Ваня, ну не надо больше, ну остановись, ну зачем же ты пьешь?!»
Матильда снова разлила ликер. Снова чокнулись и выпили, уже просто так, без тоста.
— Не бросит мужа, так и будет причитать, пока благоверного цирроз не скрючит, либо инфаркт-инсульт не схватит. Только потом уже поздно начинать жизнь заново, старая станет, убитая горем, — некрасивая.
Ольга немного захмелела.
— А, может, ей повезет, раньше коньки отбросит.
— Смотри-ка, ты уже стала почти такой же циничной, как и я!
— Не, ну в самом деле, выпьет паленой, как Лаврон…
Собеседница помотала вытянутым указательным пальцем из стороны в сторону:
— А вот насчет Лаврона — не факт. Как бы ни было это убийством.
— Да какое убийство, Матильдочка?! Мне же Отводов все подробности дела изложил.
— А вот собутыльники его говорят, что бедолага все последние дни твердил про какой-то заговор и про угрозы в свой адрес…
— Нашла, кого слушать, — собутыльников.
— И я так подумала. А на днях дворничиха поведала, что видела в день смерти Лаврона черную тонированную иномарку. Остановилась возле нашего подъезда, водитель вышел и о чем-то говорил с Лавроном. Может, спрашивал чего? Только у алкоголика был растерянный и испуганный вид…
Х Х Х Х Х
Торговка выделялась среди прочих своим внешним видом. Она была одета под какую-нибудь немку времен двух-трех вековой давности. Коричневое платье до пят. Подпоясана тряпкой из серой мешковины и на голове белый чепец, с двумя расходящимися в стороны треугольными крылышками на затылке. Лицо у торговки было круглое, щекастое, румянец явно искусственный, глаза густо подведены.
— Выбирайте камешки! — обратилась она к Лобенко. Смотрите, какая красотища. Вам, к вашим-то глазкам, аквамарин подойдет.
Ольга хотела было убежать. Сама не поймет, почему зашла в этот уголок Измайловского вернисажа, камни покупать она совершенно не собиралась. Но на слове «Аквамарин», разумеется, застыла, обернулась, пристальнее начала всматриваться в глаза бойкой продавщицы. «Знакомым» ей показалось не только название…
«Ну, точно, Танька! Та самая Танька Смирнова, ее одноклассница, с которой Витька Соловьев целовался в раздевалке…»
Танька, разумеется, девушку не признала. И хорошо, ибо не прошло и минуты, Ольга все еще размышляла, обнаружить их давнишнее знакомство или нет, как на тропинке меж прилавков появился Витька Соловьев собственной персоной. К счастью, на своих бывших соучениц он не смотрел. А смотрел на собственные руки, в которых нес несколько, судя по всему, весьма горячих пирожков. Он то и дело перехватывал их то одной пятерней, то другой, подувая со всей мочи на освободившиеся пальцы.
Ольга поспешила смыться…
— Девушка, девушка, куда же вы? — орала вдогонку Танька, принявшая Ольгино недолгое замешательство за проявленный к товару интерес.
— Девушка, посмотрите на мой ассортимент.
— Посмотрите, у меня все есть! У меня хозяйка Медной горы в компаньонах ходит! — вторили прочие торгаши, полагая, что Ольга просто не нашла нужное у предыдущего прилавка…
Координатор совета по планированию деятельности нового развлекательного канала Ольга Лобенко (так помпезно теперь называлась ее должность)забрела на Измайловский вернисаж не от праздной скуки, и не по личной надобности. В Измайлово ее привели рабочие нужды.
Это была новая стратегия Гридасова:
— Вначале мы просто фонтанируем пропозиции, от балды, не задумываясь над бюджетом, штатом, аудиторией… Только название и тема передачи. Название и тема…
Одна Лобенко сформировала десятка два предложений. Начиная со «Школы обольстительниц», заканчивая «Исторической викториной».
Ольга справедливо рассудила, что хозяйственных советов и всевозможных рецептов счастья да здоровья на телеканалах хоть отбавляй. Книжек да ток-шоу с мудрыми жизненными наставлениями по подбору вторых половинок — тоже. А вот посмотреть бы воочию, как эти самые рецепты в жизнь претворяются…
Вот Матильда, например, о чем ее ни спроси, тут же подскажет как поступить. А если б ей самой предложить к мужчинам не приглядываться, а принюхиваться с закрытыми глазами (она это рекомендует вполне серьезно), оценить будущие семейные качества человека исключительно по содержимому верхнего ящика письменного стола, или вообразить совместную ночь по двум-трем па медленного танца…
Возможно, легкая на подъем и играющая по жизни Матильда со всеми этими заданиями запросто справилась бы… Но вот Ольга никак не могла, и потому к практике пока не приступала. А ежели все доступно показать, да растолковать в передачке, — очень премило выйдет. Многим будет интересно, не только дамочкам «на выданье».
Тот же самый подход и с исторической викториной. Что мы знаем о нашем прошлом? Да ничего. В лучшем случае что-то из курса школьной программы, из фильмов да книг, которые часто перевирают факты на потребу публике. А вынести все в студию, в игровой-то форме, да с комментариями ученых людей…
Когда свежие мысли перестали приходить в Ольгину блондинистую головку, она начала их «нагуливать». Шла в магазины, на улицы, спускалась в метро: присматривалась, что люди покупают, рассматривают, читают. Сделала вывод: ширпотреб сегодня мало кого интересует. В моде — индивидуальность. Народ желает носить, есть, впечатляться чем-то особенным, отражающим его, конкретного Человека внутренние потребности и сущность.
Одну из предложенных программ она решила посвятить Художникам. Не тем, что малюют портреты и прочие картинки. Точнее, не только тем, а людям необычным, удивляющим своим рукоделием.
Вчера была на Арбате и Крымском валу, сегодня прикатила в Измайлово. Взяла телефончик (на всякий случай, если потом передачку утвердят, чтоб не искать) у девчушки, что моделировала вязаную одежду: кофточки в розочках, юбки с пейзажами по диагонали, жакеты с полами замысловатой конфигурации, шапочки всех мастей. Второй телефончик списала у парнишки, производившим и продававшим чайную и кофейную посуду угловатых форм.
После нечаянного свидания с Танькой и Витькой все в ее голове перемешалось, размышлять, да подыскивать героев для возможной передачи не было никакого энтузиазма. «Мозг представлял собой один большой муравейник, разворошенный сорванцом-мальчишкой.»
Это ботаник Витька Соловьев — сорванец-мальчишка? Усмехнулась собственной «умняшке» девушка.
— Пирожки! Кому горячие пирожки! С мясом, капустой, картошкой, грибами, — бабулька тащила меж рядов остов от детской коляски, на который был установлен металлический ящик-контейнер, от него кисловато пахло печеной сдобой.
Генератор идей госпожа Лобенко только тут поняла, как зверски проголодалась.
«Интересно, а Соловьев, каких себе и своей крале набрал?» — подумала она. И поняла, что ревнует. Она купила пирожок с картошкой, уселась на пустой ящик и начала анализировать собственные чувства.
«Неужели я все еще к нему не равнодушна?! Так, стоп. Ревность, она, конечно, тень любви. Но в мире чувств часто так бывает, что предмета уж нет, а его отображаемый силуэт все еще видится… Нужно представить, испытала бы я такое же потрясение, если бы встретила с дамочкой не Соловьева, а Гридасова или Отводова? Пожалуй, нет. Но, с другой стороны, мало ли с кем те могут проводить время. А Таньку все ж считали первой Витькиной любовью. Ну-ка, а ежели бы я не просто их встретила, а они, например, целовались?!» — и у Ольги на душе стало еще более пакостно.
Не принес облегчения и звонок подруге-Верочке:
— Собственница ты, Лобенко! Он к тебе сколько клеился? А ты: не могу, некогда, не сейчас… Он же взрослый мужик, — понимать надо!
— Вер, я вот теперь думаю, а не мог он меня обокрасть. Что-то никак не идет из головы, что мне Танька аквамарин предлагала.
— Ага! Обокрасть тебя, чтобы продать камень на Измайловском вернисаже? А оправу Екатерининскую куда? Туда же? Толкнуть за три копейки?
Ольга уже давным-давно, с разрешения Отводова, обсуждала кражу и поиски фанатика со своей подругой. Кажется, наш доблестный капитан, наконец, уверовал в ее «честность и порядочность».
— В тебе просто говорит…
— Ревность, — дополнила подруга.
— Нет, даже не ревность, а уязвленное самолюбие. А мне кажется, к краже все же причастен Саша Вуд. Ты бы знала, в каком виде он сегодня в Останкино приходил.
— Опять пьяный?
— Ни в одном глазу!
Хотя пирожок уже был съеден, Ольга все еще сидела на пустом ящике. Мимо снова проковыляла старушка, подтаскивая за собой контейнер на колесиках. Ольга сделала знак, чтобы бабуля задержалась, и купила еще один пирожок, с капустой.
— Не может быть! — Съехидничала она. Контейнер прекрасно сохранял тепло. Выпечка все еще обжигала руки, только теперь у Лобенко не было возможности перехватить горячую сдобу, вторая рука была занята мобильником. Немного поразмышляв, девушка зажала трубку между ухом и плечом…
— Он пришел мало того, что трезвый, как стеклышко, так еще и при полном параде.
— Что ты имеешь ввиду? — Ольга подула на обожженные пальцы, вспомнила, как тоже самое делал Виктор и внутри снова все заскипидарило. — Он всегда элегантно одевался.
— Ну, рубашка от «Гуччи» да галифе из дермы, — это все же не смокинг…
— А при чем тут смокинг? — Ольга, наконец, надкусила и старалась говорить максимально внятно.
— Так Вуд-то в смокинге явился, пошел на прием к Гридасову. А на пальце — перстень.
Ольга замерла:
— С аквамарином?
— Не-а, с каким-то черным, блестящим камнем… Но сам факт того, что наш щеголь, оказывается, любит себя украшать необычными вещицами…
— Ну, и что с того?
— Может, и ничего. Только ты капитанишке-то своему о сем факте упомяни.
— Ладно. Упомяну. Ты мне лучше вот что скажи: толк-то от приема у Гридасова был?
— Кажется, нет. Если бы был, Сашка заскочил бы на обратном пути похвастаться…
— Эх, жаль!