Москва, июль 2000-го года.
Ираклий Отводов был просто взбешен их самовольной выходкой:
— Что за маскарад устроили?! А если бы Лаврон был не алкашом, а головорезом, вы бы и в банду затесались?!
Ольга безотрывно смотрела на белую орясину, которая ходила над ее головой, едва не задевая макушку.
Капитан, чье звание, здесь, на яхте, звучало весьма двусмысленно, объяснил, что она, орясина, имеет конкретное название, но Ольга не запомнила, какая-то производная, не то от слова «грохнуться», не то от слова «свалиться». Предназначалась эта балка для крепления нижнего края паруса.
Они плыли на белоснежной яхте по Клязьменскому водохранилищу. Яхта называлась «Три толстяка», в честь своих трех хозяев, немолодых и довольно упитанных мужчин (судно было куплено вскладчину). Один из них, рыжебородый Жорик, старинный приятель Отводова, как раз сейчас и правил шлюпом. Ираклий с интересом следил, как Жорик отвязывает один канат и привязывает другой, крутит опущенной в воду палкой (вроде бы, она называется кормовым рулем) и ловко, одним махом, подставляет косое полотнище (с красивым названием «Бермудский парус», — это Ольга запомнила) под фронт ветра. Кажется, Ираклий разбирался во всех этих премудростях. Иногда даже подменял друга, когда тот не поспевал.
«Как вы судно назовете, так оно и поплывет…» «Три толстяка» шли медленно, переваливаясь с борта на борт, тяжело перекатываясь с волны на волну. Каждый проносящийся мимо водный мотоцикл, повергал его в такое болтание, что, казалось, пассажиры вот-вот будут сметены с бортов, как деревеньки с боков «помилованного» Чудо-юдо рыбы-кита.
— Осторожно, гик! — закричал рыжебородый рулевой.
Точно, «гик», вот то слово, которым обозначалась нижняя горизонтальная орясина под парусом, ее намерение то и дело долбануть по башке напомнило Ольге другое слово: «гикнуться». Однако девушке надоело без конца пригибаться. Она пересела на самый нос, свесила ножки, и сквозь почерневшие стекла-«хамелеоны» очков стала смотреть, как форштевень рассекает амфиболитовую толщу.
Капитану Отводову не понравилось перемещение спутницы. Чтобы помогать другу в управлении, он был вынужден держаться ближе к корме, а чтобы Ольга его слышала, приходилось теперь довольно громко кричать.
— Я спрашиваю, почему мне ничего не сказали? — надрывался он.
— А я не ваша подчиненная, чтобы вам докладывать, — Ольге достаточно было говорить вполголоса, ветер доносил ее слова до кормы с легкостью.
Справа по борту выделывал караколи странный мен на скутере. Поскольку пекло, он совершенно подходяще был одет, в одни плавки и бандану. Но вот лицо… Лобенко даже на некоторое время показалось, что он в маске. На самом деле, на нем были внушительного размера солнцезащитные очки, практически прямо от них начинались черные усы и борода.
«Бедняга, небось, совсем упарился», — подумала девушка. От выкрутасов наездника на скутере «Трех толстяков» болтало, словно при пятибалльном шторме. Но докричаться и воззвать к порядку и совести любителя крутых поворотов было совершенно невозможно, — рев мотора заглушал самые отчаянные попытки.
Скутер понесся прямо на парусник. Метра за два резко развернулся, на плече управлявшего им мужчины стала заметна татуировка в виде большого черного паука с красными глазищами. А яхта едва не завалилась набок. К тому же зазевавшийся Жорик не успел вовремя поправить парус.
Отводова обдало брызгами, кудряшки на голове взмокли, рубашка прилипла к поджарому телу.
Экий гривуазный «морской волк» из него вышел!
Скутер удалялся, волны стихали… Можно было возобновлять разговор. Тем более, что Ольга Лобенко перестала пялиться на форштевень, и беззастенчиво изучала проступающие сквозь молочную ткань мышцы и ребра, то есть смотрела прямо-таки на нашего капитана, в смысле, следователя. Но обратилась не к нему, а к его другу:
— Жорик, а, чтобы управлять яхтой, нужно сдавать «на права»?
— А как же! — Жорик для пущей понтяры натянул на свой грузный торс тельняшечку, а теперь еще вытащил откуда-то белую фуражку с крабом и трубку. Последнюю, надувая щеки, начал раскуривать.
— Ой! Смотрите! На нас катер едет! — Ольга привстала и ткнула указательным пальчиком на приближающееся судно.
— Объедет! — Жорик даже голову не повернул.
— А по правилам, мы не должны уступить ему дорогу?
— Мы для него все равно, что стоим. Ветра-то нет! — Рулевой взял трубку в левую руку, изо рта выпустил дымовой обод и многозначительно указал на него одними только глазами, обод поднялся вертикально вверх и незаметно растаял.
— Что ж теперь делать-то?
— Ждать.
— А если ветра вообще не будет.
— Заведем мотор. Но это не комильфо, — Жорик вальяжно взыграл бицепсами и прищурил глаза.
«И этот, старый хрыч, что ль, заигрывает?» — подумал Отводов.
Ираклий понимал, продолжать разборки бесполезно. Он смягчил тон и перешел на тему, ради обсуждения которой и была спланирована вся сегодняшняя водная прогулка.
— Так, стало быть, вы со Светланой Артемьевной теперь абсолютно уверены, что наш «фанатик» — это бывший ведущий ток-шоу «Волшебный ларец» Александр Вуд? — спросил он.
— Ну, конечно! Вам нужны еще какие-то доказательства? Его шапку выносили из нашего подъезда в день ограбления. Этот же человек, на этой же машине приезжал к Лаврону в день убийства… Верочка говорит, что именно Саша заходил к ней в гримерную в злополучный день, когда был подменен малиновый рулет…
Ольга увлеклась перечислением улик и уже не контролировала собственные жесты. Поправление очков на носу было для нее занятием обычном. Но вот, чтобы в такт ударениям на отдельные, особо значимые, слова, она еще и била ножкой, — капитан видел впервые. Ножка была, разумеется, оголенной, ведь на девушке кроме купальника и парео ничего не было. Мысль об этой особенности (об оголенной ножке) отчего-то повергла Ираклия в смущение.
Отводов запустил пятерню в еще не успевшие просохнуть завитки:
— Как-то больно уж очевидно. А мотивы не проглядываются!
— Да какие вам еще нужны мотивы? Он же «фанатик», это почти одно и то же, что сумасшедший… — горячилась девушка.
Помимо катера их обогнал еще и теплоход, с палубы которого попивающие пивко парни помахали ручкой. А вот и старый знакомый — бородач в бандане на скутере. Точно также понесся напролом, точно также за два метра резко свернул в сторону, только теперь не вправо, а влево. На левом плече татуировки не было, зато на пальце сверкнул перстень с большим черным камнем.
Не успели, отчаянно вцепившиеся в веревочные перила, Ольга с Отводовым сообразить, что, или, точнее, кого им этот перстень напомнил, скутер снова взял направление «на таран». Снова за два метра хотел повернуть, но «наездник» не удержался в седле, свалился в сторону, а его машина по инерции пошла вперед, и врезалась в борт парусной яхты «Три толстяка» аккурат посередине. Ольгу отбросило прямо на устремленный в ее сторону гик. В корпусе судна что-то хрустнуло, скособочилось. Передняя часть яхты начала наполняться водой и уходить куда-то вниз.
Х Х Х Х Х
Светлана Артемьевна навещала Ольгу в больнице каждый день. А сегодня обещала, что придет еще и приехавший в столицу по делам Валентин Николаевич.
Не успела она покинуть лазарет, как в коридоре послышалось мерное постукивание. Бабуля воздела указательный палец к небу, передразнивая Старкова:
— Не иначе как Сам к нам пожаловал! — обе захохотали.
И точно, дверь распахнулась. Вошел коллекционер с какой-то чересчур, как показалось Лобенко, скромной тростью. Орех и рельефная серебряная манжета под набалдашником. Но даже переспрашивать не стала, понятно — очередной антиквариат…
— Ну-с, голуба моя, как наши успехи в исцелительном направлении?
— Ребра срастаются медленно, но уже могу шевелиться, — Лобенко продемонстрировала медленный практически на одних только локтях, поворот на правый бок, после чего слегка задрала пижамную рубашку. — Вот. Гематома пожелтела и почти не болит.
— Однако дышите вы, прелесть моя, еще весьма поверхностно…
— Да, и кашлять невозможно, — согласилась та.
— Кашлять-то зачем?
— Простудилась, видимо, пока на земле лежала до приезда скорой…
Из катавшихся на «Трех толстяках» Ольга пострадала больше других. Врезавшийся в яхту скутер, образовал пробоину. Жорик и капитан Отводов спрыгнули в воду самостоятельно и бросились на подмогу к Ольге, когда та, вместе с передней частью яхты уже начала уходить под воду.
О том, чтобы ловить лихого наездника — не было и речи. Мужик в очках и бандане, упав со своего мотоцикла, лишь на несколько секунд погрузился с головой в амфиболитовую гладь, вынырнул уже совершенно в ином месте и размашистыми гребками попилил в сторону берега. Профессиональный «ход» угадывался невооруженным глазом. Догонять было бесполезно.
Саша Вуд никогда не занимался плаванием. Татуировка паука была у него на плече, черный перстень, как мы уже знаем, — тоже его вещица. Но, чтобы задержать Вуда как подозреваемого по делу «фанатика», двух последних фактов было не достаточно. Да и оставленный водный мотоцикл оказался угнанным, зарегистрированным на совершенно иного человека.
Тем не менее имидж бывшего популярного ведущего окончательно подпортился. Появилась даже пара публикаций в прессе. Мол, «уволенный за пьянку шоу-мен мстит коллегам из прошлой жизни».
Капитан милиции и его друг, капитан, увы, затонувшего судна вытащили практически бесчувственную Ольгу на берег, уложили ее на песок и, осмотрев, перетянули грудную клетку большим махровым полотенцем.
На Отводове позже были обнаружены ссадины и ушибы, у Жорика, при рентгене, трещина в берцовой кости правой ноги, небольшая. Все они обошлись несколькими днями больничного листа. А вот госпожа Лобенко пребывала на диетических лазаретных харчах уже вторую неделю.
Х Х Х Х Х
«20 июля, 2000-го года.
Может быть, зря я не рассказала матери, что почти две недели провела в больнице? Желала поберечь ее нервы… А она-то, оказывается, мне также не обо всем доложила.
Около месяца назад в родительской квартире в Нижнем Тагиле раздался странный звонок. Голос был юный, даже явно детский. Паренек представился нью-скаутом. Мама, довольно просвещенный человек, все ж не поняла кто он такой. В газетах-то про скаутов читала, но вот чтобы таковые объявились в ее родимом городе…
Этот потомок пионеров сообщил, что в их школе, точнее, как теперь принято по-новомодному называть, «лицее» создается музейчик старины, и что они обзванивают коренных жителей Нижнего Тагила с одним и тем же вопросом, не завалялось ли у них где в чулане, на антресолях, или чердаке, самовара, прялки, или чугунного на углях утюга.
Мама, добрая душа, тут же вспомнила про наш полузаброшенный деревенский домик. И согласилась отвезти туда лицеиста-энтузиаста. Пусть сам отберет, что ему нужно. Все равно все ржавеет да гниет за ненадобностью.
Пионер утащил лоскутное покрывало, подсвечник и проржавевший ухват.
Но мне данный звонок и визит показались весьма подозрительными. Капитан тоже считает, надо бы самой наведаться в Нижний Тагил, и разнюхать обстановочку. Что там за «тимуровцы-следопыты» орудуют..? Правда, Ираклий после этих слов как-то быстро погрустнел… Сказал, что голова побаливает, да и проблемы там какие-то у него, сложности… (Ревнует!!!)
В итоге ситуация складывается следующим образом: из больницы меня уже выписали, но на работу я пока не вышла. Использую-ка неожиданно высвобожденное время для поездки, разведаю обстановочку на местности…»
Х Х Х Х Х
У Александра Вуда только-только начала налаживаться личная жизнь. О том, чтобы сойтись с первой женой, не было и речи. Слишком много обид затаили друг на друга. Точнее, она на него.
Зато он познакомился со скромной и молоденькой дамочкой. Звали ее Юлей. Познакомился случайно. И, что самое приятное, она не поняла, что он и есть тот самый известный ведущий…
И то верно, кто ж узнает в скромняге с потухшим взором сияющего шоу-мена в цилиндре и костюме с люриксом. Верочка действительно наносила ему слишком сильный грим.
И он не стал хвастаться. Сказал, что временно не работает, что раньше работал на телевидении. А теперь в творческом поиске. Она, чтобы не смущать, не спросила, кем. Чувствовала, хочет человек интригу сохранить, так пусть сохраняет.
Пить он перестал совсем. До Юли было трудно. Приходилось себя сдерживать. А, только девушка замаячила на горизонте, как-то само собой получилось: с вечера пить не нужно было, ему с ней и так хорошо. А с утра — тем паче, на опохмел-то не тянуло.
Короче, жизнь налаживалась. И он даже решился отметить свой сорок пятый день рождения. Как принято говорить, с помпой.
— С насосом, что ли? — съязвила Юля. — Кого надувать-то будем?
— Никого, — Ответил Сашка. — Сына с дочкой позову днем, а вечером соберу всех прежних коллег с канала, включая руководство, с кем работал, ну и кто, разумеется, не побрезгует прийти. Квартира большая, поместимся.
Пришли Ольга (из своего криминального любопытства), Верочка (хотя и не хотела), Гридасов, и пара редакторов отжившего «Волшебного ларца». Вечер был в разгаре. Вуд предвкушал счастливую развязку интриги (должен же был кто-то, в тосте, или застольной беседе, упомянуть его прежнюю должность, популярность и любовь зрителей, — предполагалось, что это станет главным сюрпризом для Юлечки)…
Но сюрприз приключился совершенно иной. Ольга пришла на это торжество с конкретной целью. Разнюхать обстановку. Прикинуть, как и за что можно было бы зацепиться, чтобы доказать (или, наоборот, опровергнуть, причастность Вуда к совершенным преступлениям)… Когда все были в большой комнате и щебетали вокруг Юлечки. Все ж интересно было посмотреть на новую пассию мэтра. Лобенко пробралась в кабинет, выдвинула верхний ящик его письменного стола и обомлела. Там лежала потрепанная тетрадочка в прозрачной полиэтиленовой обложке, а сверху на ней вишневая кожаная записная книжка с тиснением: кадуцей, перевитый двумя змеями. Ольга тут же связалась по мобильнику с Отводовым.
Капитан и «маски-шоу» не заставили себя ждать. Записная книжка оказалась «той самой» со списком и адресами совершенных преступлений, тетрадочка — дневником Евдокии Алексеевны, бабушки Чижовой, а в качестве закладки — в ней покоился старинный медный крест Николая Городца.
Вот такой вот реприманд вместо веселья…
Вуда увели под конвоем, Юлечка рыдала, Ольга ее успокаивала и поглядывала на часы. Рано утром ей нужно было выезжать в Нижний Тагил. Домой подвез, как всегда, Гридасов. Он же проводил на вокзал. Благородная личность…