Сегодня я должна была отправиться в место, которое обычные люди обходят стороной. Как будто оно было каким-то грязным или заразным. Впрочем, многие действительно так считали, несмотря на усиленную работу уборщиков. Но даже если не обращать внимания на чистоту, никто в своем уме не хотел слишком сильно приближаться к этой почти запретной части Лондона. Кроме отдельных идиотов вроде меня. Я же появлялась там настолько регулярно, что это стало рутиной. И от этого дня не ждала ничего необычного. Но утро, которое начиналось очень заурядно, стало судьбоносным в моей жизни…
Противная трель будильника раздражала, но не могла заставить проснуться полностью. Так не хотелось открывать глаза, возвращаясь в суровую реальность. Но ответственность все же победила. Всегда побеждает. Я встала с кровати, глядя на унылый пейзаж за окном. Несмотря на то, что на дворе было лето, эта картина всегда навевала как минимум депрессию. Ничего удивительного, учитывая, что квартиру я снимала далеко не в самом фешенебельном районе города. Темсид справедливо пользовался дурной славой, но на мою зарплату ничего лучше было не найти. К тому же, он близко к работе и мне не нужно по часу стоять в пробках.
Последняя мысль заставила меня тяжело вздохнуть. Я не могла сказать, что я не любила свою работу. Выбирая профессию врача, я искреннее хотела заниматься этим всю жизнь. Проблема была не в виде деятельности, а в месте работы. Оно совсем не соответствовало моим мечтам об идеальной карьере.
Отогнав от себя эти мысли, я начала собираться доведенными до автоматизма движениями. С тоской оглядев пару платьев в углу шкафа, я снова надела широкие, скрывающие фигуру брюки и рубашку мужского кроя. Через пятнадцать минут неспешной езды я уже парковалась на стоянке для сотрудников. Мое место располагалось довольно далеко от входа, так что мне пришлось пробежаться под мелким, моросящим дождем. А затем была уже привычная процедура проверки документов и досмотра. Да, меня досматривали ежедневно при приходе на работу, но это было логично, обыденно и совсем не обижало. По-другому быть не может, если место твоей работы — Белмарш*.
Карьера тюремного врача — совсем не то, о чем я мечтала в детстве. Но окончив университет, я с удивлением поняла, что система здравоохранения в Британии грозит рухнуть. Хорошую работу, которая позволила бы не только оплачивать кредит за обучение, но и не умереть от голода, я найти так и не смогла. А потом услышала о программе, которая позволяет полностью погасить заем, отправившись работать по назначению*. Раньше такая практика существовала только для военных, но теперь добавились еще варианты. Так я и оказалась тюремным врачом. Причем работала там, где содержатся самые опасные преступники. Впрочем, далеко не все из них были такими ужасными. Вспомнив Ассанджа*, я хмыкнула себе под нос.
Началась обычная рутина. Я осматривала своих "постоянных клиентов" — больных с хроническими заболеваниями — заполняла документы. Сегодняшний день можно было считать легким, поскольку "острых" не поступало. Моя смена почти закончилась и я уже начала собираться домой, когда в медицинский блок зашел Энтони.
— Привет, Эмбер, можешь задержаться сегодня ненадолго?
Окинув его взглядом, я слегка прищурилась. Нужно признать выглядел этот парень так, что некоторые преступники сами были готовы забиться в свои камеры, лишь бы не видеть надзирателя Бакера. Двухметровых рост и почти такого же размера плечи намекали, что эта гора мышц — твой худший кошмар. Картину немного портили ярко-рыжие, причем романтично вьющиеся волосы до плеч, делая его похожим на хиппи. Очень массивного и смертоносного хиппи.
Но несмотря на такую противоречивую и зачастую пугающую внешность, Энтони был одним из немногих надзирателей, которых я уважала. Нельзя сказать, что он был полностью неподкупным. Идеально "чистых" здесь не было — они просто не задерживались. Но у него были принципы и совесть. Он не издевался над заключенными, не продавал им наркотики, старался добросовестно выполнять свою работу. Энтони был одним из немногих, кто мог обратиться ко мне с просьбой, зная, что я ее выполню.
— В чем дело? Скоро на смену придет Карл. Если это надолго, то лучше дождаться его.
— Видишь ли, я бы не хотел обращаться с этим к Карлу… — замялся он, так и не договорив.
Уже по этой фразе я поняла, что все очень непросто и посвящать в это дело — каким бы оно ни было — начальство не следует. Поэтому молча поднялась, собрала светлые волосы в пучок и, схватив свой тревожный чемоданчик, и поспешила за Энтони. Променад по пустым мрачным коридорам закончился возле одной из одиночных камер. Надзиратель открыл дверь, предварительно заглянув внутрь, и впустил меня.
Передо мной находилось тело… По-другому сложно было назвать эту картину. Молодой мужчина распластался прямо на бетонном полу без сознания. Почти на всех открытых участках тела красовались свежие гематомы. По цвету можно было определить, что избили его не больше часа назад. Изо рта тонкой струйкой стекала кровь.
Присев рядом, я первым делом ощупала позвонки. Определив, что переломов нет, я попросила Энтони переложить заключенного на койку, и приступила к более детальному осмотру. Мои худшие опасения не подтвердились. Кровь была всего лишь из разбитой губы. Череп цел, чего не скажешь о ребрах.
— Энтони, сходи в медблок, принеси фиксирующую повязку. Она в левом шкафчике от входа в третьей полке сверху.
— Я не могу тебя здесь оставить, ты же знаешь.
— Да брось, — отмахнулась я, — Он в отключке. В конце концов, пристегни его наручниками к койке.
Надзиратель посмотрел с сомнением, но все же кивнул и сделал как я просила. Конечно, это было не по протоколу, но жизнь вообще отличается от свода правил. Например, согласно протоколу, мне нельзя было ходить по коридорам без сопровождения. Но на деле я часто пренебрегала этим, поскольку в корпусе, где я работала, заключенные не разгуливали, где им вздумается. Одиночные камеры, в которых они проводили двадцать два часа в сутки, не оставляли им шанса. Здешним обитателям разрешались всего два часа прогулок, и в это время я благоразумно не выходила из медблока.
Когда Энтони ушел, я продолжила осмотр, кое-как подняла футболку к груди, осматривая живот на предмет внутреннего кровотечения. Сразу видно, что передо мной новичок — фигура сильно отличалась от завсегдатаев. Нет, здесь тоже было много "качков", но выглядели они по-другому. По этому парню было видно, что его еще не успели подсадить на стероиды, которые уродуют тело.
В меру широкие развитые плечи, хорошо проработанные мускулы, но все смотрится естественно и эстетично. Смотрелось бы, если бы не гематомы и кровоподтеки. По-хорошему, нужно было провести пальпацию, но делать это, когда пациент без сознания, бессмысленно. Я начала обрабатывать рассеченную кожу и наносить мазь на гематомы. Работы было много, и я увлеклась, отрешаясь от мира. А когда в следующий раз посмотрела на лицо заключенного, поймала взгляд пронзительно-голубых глаз, которые пристально следили за каждым моим движением.
Я уже давно не боялась своих пациентов. Профессиональная деформация сделала свое дело, и я видела, что отъявленных садистов здесь очень мало. Меньше процента, если задуматься. Остальные же… они не представляли для меня опасности. И не только потому, что меня отделяли от них прочные решетки и железные двери, а чаще всего еще и вооруженная охрана. И не потому, что в моем кармане всегда лежал наготове шприц с лошадиной дозой феназепама. Просто врач был для них неприкосновенен. Но почему-то один взгляд именно этого заключенного заставил меня отшатнуться, уронив на пол ватный тампон и бетадин.
— Что ж ты пугаешься, как маленький котенок, — услышала я низкий мелодичный голос. — Не съем я тебя.
— В таком состоянии точно не съешь, — хмыкнула я, быстро взяв себя в руки. — Рассказывай, что болит.
— Сердце, — ответил заключенный, заставив меня напрячься. — Передо мной такая красавица, а я без цветов.
— Слушай, юморист, если ты думаешь, что первый из местных постояльцев, кто решил отточить на мне свои навыки пикапа, то ты сильно заблуждаешься. В этом корпусе всего два врача и если не хочешь в дальнейшем вместо таблеток от простуды получить клизму, лучше не зли меня. — предупредила я.
— Ну, таких обаятельных как я тут точно больше нет, — нагло улыбнулся парень, напрочь проигнорировав намек на суровое медицинское обслуживание.
— Скажи, когда будет больно, обаятельный ты наш, — фыркнула я, начиная пальпацию.
В целом, она прошла неплохо. Разрывов внутренних органов нет, ничего важного не задето. Можно считать, что ему повезло. Посветив в глаза фонариком, я проверила реакцию, убедившись, что если сотрясение и имеется, то совсем легкое.
— Голова кружится? Тошнит?
— Нет.
— Что с тобой произошло?
— Споткнулся.
— И о чей кулак ты споткнулся? — тяжело вздохнула я, понимая, что мне все равно не ответят. — Ладно, если не хочешь, можешь не рассказывать. Снимай футболку.
— Что, прямо сразу к делу? — я снова поймала на себе наглый взгляд. — Даже на свидание меня не пригласишь?
— Могу и пригласить, — пожала я плечами, — но ты ведь все равно не пойдешь. А вот твои ребра сами по себе не срастутся. Хватит паясничать. Я ведь отлично знаю, что сейчас для тебя каждый вздох болезненный. Нужно наложить повязку, — сказала я, заметив, как в камеру входит Энтони.
— Все в порядке? — спросил надзиратель.
— Более чем, — твердо кивнула я.
Наложив повязку, я заклеила пластырем некоторые особо глубокие царапины. Больше мне здесь делать было нечего, поэтому я молча собрала медикаменты обратно в сумку. Уже на выходе я услышала за спиной тихое:
— До встречи, пугливый котенок с острым язычком.
Отвечать на это я ничего не стала, позволив Энтони закрыть дверь, снова отрезая заключенного от внешнего мира. Надзиратель проводил меня до медблока и подождал, пока я соберу свои вещи, чтобы довести до выхода.
— Кто это с ним сделал? Гематомы свежие, явно не на прогулке постарались.
— Гордон, — скупо ответил Энтони.
— Ясно, — вздохнула я. — За что его хоть посадили, знаешь?
— Вроде за убийство.
Дойдя до пункта досмотра я попрощалась с надзирателем и невольно улыбнулась. И нет, меня радовало вовсе не очередное убийство. Просто каждый раз, покидая рабочее место, я чувствовала себя так, как будто сама выхожу на свободу после долгого заключения. Я добросовестно помогала своим пациентам и считала, что любой человек имеет право на медицинское обслуживание. Клятва Гиппократа была для меня не пустым звуком. Но общая атмосфера все же давила, заставляя психику иногда выдавать не совсем адекватные реакции…
***
С того инцидента прошло два дня и я погрузилась в привычный ритм жизни, совершенно забыв о том пациенте. Впрочем, нельзя сказать, что моя жизнь была особо интересна или полна эмоций. Друзей у меня почти не было. Приятели из колледжа тоже работали на износ, находясь в самом начале своей карьеры, поэтому я редко с кем-то виделась. Нового заключенного я быстро выкинула из головы, но он снова напомнил о себе, когда я шла по коридору, возвращаясь от своего постоянного пациента с больным коленом.
Странные звуки были слышны еще до того, как я зашла в этот коридор. А выглянув из-за угла, я увидела, что дверь одной из камер приоткрыта. Только теперь я поняла, что слышала удары.
— Сладкий, я, конечно, понимаю, что нравлюсь тебе, но неужели обязательно показывать свою любовь так демонстративно, — услышала я смутно знакомый голос.
— Помолчал бы, мразь, — этот принадлежал Гордону. Сразу после короткой реплики послышался звук очередного удара и короткий тихий стон.
Иди мимо, дура! Тебе что, больше всех нужно? Ты все равно ни на что не сможешь повлиять!
Короткий аутотренинг не помог. Заглянув в камеру, я увидела Гордона, который заносил кулак для очередного удара и новенького, нагло ухмыляющегося разбитыми губами.
— Стив, — окликнула я надзирателя, — ты мне не поможешь?
— В чем дело?
— У меня в кабинете окно заело, а все ребята заняты. На улице такая жара, что я скоро расплавлюсь. Если ты сейчас свободен, может быть, поможешь мне?
Я показательно не смотрела на заключенного, хотя краем глаза все же уловила, как он прислонился к стене после того, как его отпустили. Наверное, поза должна была показывать пренебрежение, но профессиональным взглядом я видела, что он просто пытается не рухнуть на пол.
— Ладно. Пойдем, покажешь свое окно, — вздохнул Гордон, выходя из камеры.
— Руки ему расковать не хочешь?
— Ничего, пусть так посидит.
— Послушай, я все понимаю, — не выдержала я, идя по коридорам. — Но не слишком усердствуй, ладно. Мне же их потом еще лечить. Не добавляй работы.
Я наивно полагала, что хоть этот аргумент подействует, ведь взывать к совести и намекать на моральные качества изначально было провальной стратегией. Но я ошибалась.
— Этого лечить не нужно, — последовал скупой ответ.
— А что с ним не так? Он какой-то особенный, что ли?
— Можно сказать и так. Не забивай голову. Считай, что его вообще не существует.
Спорить смысла не было, поэтому я только кивнула, заходя в свой кабинет. У меня действительно было окно, которое постоянно заедало. Правда, я им никогда не пользовалась, но Гордону об этом знать необязательно. Помучившись с ним полчаса, он сказал, что нужно вызвать специалиста и ретировался.
А затем повторилась уже знакомая история. Когда до конца смены оставалось не больше пятнадцати минут, ко мне зашел Энтони. Увидев его, я даже ничего не спросила, сразу потянувшись за своей сумкой с медикаментами, поскольку уже знала, куда он меня отведет.
На этот раз заключенный был в сознании. Он сидел на койке, запрокинув голову назад. Именно поэтому я не сразу поняла, что с ним не так. Только присмотревшись, я увидела характерные следы крови.
— Между прочим, когда из носа идет кровь, голову нельзя запрокидывать, — наставительно сказала я.
— А вот и неправда. Так кровь остается внутри, где ей и положено быть, — усмехнулся заключенный, прищурив свои голубые глаза.
— Какая поразительная логика, — саркастично хмыкнув, я повернулась к Энтони. — Мне снова придется тебя погонять. Нужен элеватор и антибиотик.
— Ты уверена? Сейчас он в сознании…
— Наручники тебе на что? Перестань, ты же знаешь — если что, я смогу за себя постоять.
Рассказав Энтони, где достать нужные мне вещи, я увидела, как за ним закрылась дверь камеры и снова повернулась к своему пациенту.
— Раз уж я здесь, давай посмотрим на твои ребра. Снимай футболку, — решительно сказала я.
— Так и знал, что ты отделалась от здоровяка, чтобы побыть со мной наедине, — прогундосил он. Этот гнусавый голос свел на нет его попытки казаться самоуверенным.
— Угу, а ты вот нос себе сломал, чтобы еще раз меня увидеть, — парировала я.
— Как ты раскусила мой коварный план? — шутливо прижал руку к груди заключенный, заставив меня снова улыбнуться. Но футболку все же неловко стянул, оставив ее висеть тряпкой на руке, которая была прикована к койке.
Работая в таком месте, поневоле становишься психологом. Я понимала, какие здешние постояльцы опасны для меня, а какие нет, а также в какой манере я могу разговаривать с теми или иными осужденными. Сейчас я четко видела, что этот заключенный для меня не опасен. Не знаю, что он натворил и за чье убийство его осудили, но без крайней необходимости он меня не тронет.
Осмотрев ребра, я заметила несколько новых ссадин и гематом, начав их обрабатывать.
— За что тебя Гордон так не любит?
— Очень даже любит. Это он так свою пылкую страсть выражает, — объяснил заключенный.
— Какой увлекательный у вас роман, — хмыкнула я.
В этот момент вернулся Энтони, передавая мне инструменты. Дальше все пошло по стандартному сценарию: обезболив зону новокаином, я быстро вправила нос заключенному, пропитала марлевые тампоны антибиотиком и наложила повязку.
— Давай ты все же пореже будешь искать встречи со мной, — бросила я, выходя за двери.
Но мою просьбу нагло проигнорировали. Следующим вечером я снова обрабатывала новые гематомы. Впрочем, это я придираюсь. Мне все равно пришлось бы прийти, чтобы осмотреть нос и ребра. При таком образе жизни ждать нормального заживления не стоит.
— Я знал, что ты и дня без меня не протянешь, — услышала я тот же мелодичный, но теперь слегка гнусавый голос, заходя в знакомую камеру.
— Куда уж я без своего любимого пациента, который вносит разнообразие в мои унылые будни таким количеством травм.
Шутливая перепалка с этим заключенным стала уже своеобразной традицией и нисколько не мешала мне работать. Это было лучше, чем стандартные жалобы на все подряд, лишь бы получить больничный. Почти каждый заключенный хоть раз пробовал симулировать, но я быстро научилась это распознавать. Были и другие случаи, когда пациенты не давали себя лечить, чтобы, к примеру, не потерять инвалидность, которая дает здесь определенные преимущества. С этим парнем все было намного проще и работа казалась почти праздником… если не обращать внимание на место и характер травм, конечно.
Закончив работу, я снова поймала на себе изучающий взгляд голубых глаз. Эмоции, которые в них отражались, были очень нетипичны. Обычно заключенные смотрят на меня с плохо скрываемой похотью, реже со злостью, с надеждой, если речь идет о действительно больных людях, или же с безразличием. Но этот взгляд транслировал заинтересованность, причем не сексуальную. Он как будто изучал меня, следя за каждым движением. Решив не слишком заморачиваться, я вышла из камеры, поспешив обратно в медблок.
На моем рабочем месте уже расположился Карл, которому я только вежливо кивнула, собирая свои вещи. А вот по пути к выходу я утянула надзирателя в один из коридоров, которые не использовались.
— Что происходит, Энтони? Я, конечно, понимаю, что Гордон не самый лояльный человек в мире, но это уже слишком. К тому же, сегодня даже не его смена. Ты хочешь сказать, что он специально пришел сюда, чтобы поиздеваться над новичком? Это уже на какую-то манию похоже. Я начинаю думать, что теория заключенного о пылкой любви не так уж далека от истины.
— Тише, — надзиратель отволок меня еще дальше и начал рассказывать, практически шепча мне в ухо. — Я не знаю, кто этот парень, но многим из наших неплохо заплатили именно за такое обращение. А с остальными наш главный провел беседу о пользе молчания.
— Кто мог за такое заплатить? — удивилась я.
— Официально вроде как родственники жертвы. Подробностей я не знаю.
— И что, его постоянно будут избивать? До каких пор? Пока не убьют? — я смотрела на Энтони расширившимися глазами.
— Скорее всего, этим и закончится. Хотя убивать его приказа не было. Скорее просто отравить жизнь. Но некоторые могут… увлечься, — поморщился Энтони. — Мы с Барри специально разные смены взяли, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию.
— Как его хоть зовут, знаешь?
— Знаю. Александр Райнер.
Это имя мне ни о чем не говорило. Я вообще слабо понимала, зачем решила его узнать, тем более таким образом. Оно ведь наверняка было в карте, но я не привыкла обращать на такое внимание, привычно классифицируя своих пациентов по номерам камер, а не по именам. Но почему-то эту фамилию я решила запомнить.
Я не привыкла лезть в личные дела заключенных, предпочитая не слишком вникать в их жизни. Так меньше шансов заработать фобию, или, что еще хуже, начать их жалеть. Но история Райнера интриговала и не давала забыть о странном пациенте.
Уже у себя в квартире, нарушив свои же тщательно выстроенные правила, я включила ноутбук и попыталась найти информацию об этом загадочном заключенном. Но не смогла. Его имя фигурировало лишь в коротких заметках нескольких СМИ, которые сообщали о зверском убийстве молодой девушки и поимке преступника. Больше не было ничего. Я не смогла найти его ни в одной из социальных сетей. Его имя больше не встречалось нигде. А затем я снова вернулась к заметкам в СМИ, вчитываясь внимательно. На первый взгляд все было нормально. Жертва, убийство, следствие, задержание. Но потом я посмотрела на дату, и мои глаза полезли на лоб.
Эта девушка, которую убил Райнер, погибла неделю назад. Почему тогда этот парень попал к нам? Подобные дела так быстро не решаются. Впрочем, никакие дела не решаются так быстро! Сначала преступника помещают в камеру предварительного заключения, потом идет судебный процесс, который может затянуться несколько месяцев. Боги! Да за такой короткий срок даже все улики собрать невозможно. Но, тем не менее, уже позавчера он был в Белмарше. Что происходит, черт возьми?
Примечания:
* Белмарш — мужская тюрьма максимально строгого режима в Лондоне.
* Такая практика, насколько мне известно, существует в США для военных. Но я решила добавить немного фантазии и перенести этот опыт в Британию, еще и расширив его.
* Джулиан Ассандж действительно сидел в этой тюрьме, как и несколько оппозиционных политиков Великобритании.