Повесив трубку, Лора почувствовала раздражение, и оглянулась на успокаивающе — раздражающие пастельные рисунки на стенах. Универсальные. Как и вообще все. Какое ужасное место. Она не знала, что её так разозлило, но за секунду Лора превратилась из слезливого овоща в противную злобную крысу. Она злилась из — за мамы, которая наконец — то съехала из квартиры, в которой жила в несчастном браке и вырастила дочерей. Мама действительно начала с кем — то встречаться и тут же узнала, что все истории, которые она рассказывала себе, и рассказывали ей, оказались неправдой, а вина и боль, которые она отпустила, были неправильной виной и болью, и все пришлось начинать все сначала.
Лора злилась на Брунико. Злилась на принцессу. Была в бешенстве на Сосо. Однако, в основном, она злилась на папу. Сильнее, чем когда — либо, а большую часть жизни Лора была в бешенстве от своего отца. Так, растущий гнев раздвинул границы того, что, как она считала, способна чувствовать, и заполонил все ее мысли и желания. Она хотела причинить ему боль. Но сначала Лора должна найти его. Он должен быть в досягаемости. А потом она свернет ему шею, как крышку с банки.
Но мысли об отце пришлось отложить. Они преследовали ее, и она не могла сфокусироваться из — за них на работе. Маме она никак не поможет, если она все силы израсходует на отца. Она должна отпустить ситуацию, и позволить полицейским, страховой компании и всему остальному миру делать свою работу.
***
Стол Кангеми вернул, а куклу Барби поставил в рамку. У него также появился новый абажур, украшенный акушерскими тампонами.
— В этой комнате много творческой энергии, — съязвила Лора.
— Я подумываю сделать рамку для рисунка тушью для ресниц, чтобы они, наконец, заткнулись. — Кангеми откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Так что ты здесь делаешь? Тебя так привлекает моя сногсшибательная харизма?
— У моей мамы случился сердечный приступ. И я подумала, что это связано со стрессом из — за платья. А ее парень, бывший коп, сказал мне, что я паршивый детектив.
— Я говорил тебе то же самое.
— И я подумала, что, черт возьми, я делаю? Почему я делаю это снова и снова? И тогда я решила, что просто остановлюсь и завтра вернусь на работу. Просто позволю тебе позаботиться об этом. Но прежде я хотела тебе рассказать, что я узнала, и сразу предупреждаю, в этом замешан мой отец, и если, вдруг, ты его найдешь, хотела попросить, выделить мне с ним пару минут наедине поговорить. А возможно, и пару раз ударить.
Он улыбнулся.
— Официально на это согласиться не могу.
— Неофициально он оставил нас, когда мы были детьми, а затем волшебным образом появился два дня назад в виде этих писем. Так что делай, что хочешь. — Она передала ему свое и мамино письмо. — Письмо для Руби находится в ее квартире, но в нем ничего интересного не было.
Он открыл их и прочитал сначала письмо мамы, потом Лоры.
— Лала?
— Да. Мило. Но мне по фигу.
Он прочитал письмо и положил его обратно в конверт.
— Объяснишь, какое это имеет отношение к чему — либо?
— А что ты уже знаешь?
— Ты пришла, чтобы я рассказал тебе, как продвигается расследование? Ну, Лора! Шестилетняя дочь моей девушки и то действует хитрее.
Она не пыталась им манипулировать. Она пыталась не утомлять его, но если он захотел, чтобы она все пережила заново, то пусть так и будет. Она выяснит остальное позже.
— Ты же знаешь, что моя мама работала над этим платьем, верно? Ты же там был. Что ж, она знала принцессу и ее окружение. Был и мой отец, который, по — видимому, работал администратором в Scaasi, когда ушел с работы инженера. И Сосо Осей. И Сэмюэль Инвей.
— Певец?
— Господи, ты серьезно? Я единственная ненормальная, кто никогда не слышал об этом парне? — Кангеми пожал плечами, она продолжила. — Нужно просмотреть фотографии мамы, ты тоже можешь это сделать, в свите было больше людей. Некто Барни и Генриетта. И они тусовались месяц, пока шли примерки шафранового платья. Я бы спросила маму, но знаете что? Я не буду ее сейчас беспокоить. Итак, в конце этой сказочной поездки в Нью — Йорк мой отец решает, что он влюблен в принцессу, и уезжает с ней в Брунико, при этом он говорит, что влюблен в Самуэля Инвея. Мы знаем от Сосо, что принцесса крутила роман с американцем, а папа был единственным американцем среди них, и Сосо почти подтвердил это, когда челюсть мамы под стол чуть не укатилась. Отсюда возникает вопрос, почему Джобет Фиалла говорит, что это ее брат любил принцессу, ведь у отца не было сестер.
— Подожди — подожди. — Кангеми поднял руку. — Вы говорили с Сосо Осей?
Невысокий парень, толкающий почтовую тележку, остановился возле стола Кангеми. Коротышка положил «Vogue», «Bazaar» и «Mademoiselle» в пластиковом пакете для специальных выпусков на стол Кангеми, но на этом он не остановился.
— Да уж. Я подумала, что он влюблен в маму, но потом услышал, как он по телефону сказал, что ищет папу, но вместо этого нашел маму, так что я думаю …
— Ты говорила с Сосо Осей?
— Думаю, ему принадлежит это маленькое кафе на Гансевоорте. Или он там менеджер? После того, как я выпила с ним, прокралась через черный ход, а он сидел за столом.
— Сосо Осея не видели после двухнедельного переворота. Предположительно, он был казнен.
— Очевидно, это неправда.
Кангеми взглянул на Коротышку, который, казалось, закончил, но стопка журналов была в пятьдесят сантиметров высотой. Коротышка пожал плечами, и стопка рассыпалась, журналы разлетелись по всему участку. Кангеми открыл ящик, достал набор для вышивания рождественской елки и бросил его на стол.
— Отдай это своей матери, хорошо? Скажи ей, что я надеюсь, что ей станет лучше. — Он вытащил ключи из ящика. — Пойдем.
Лора взяла набор и пошла за ним к лифту.
Они спустились на самый последний этаж: B3.
— Так ты ходила в «Ирокез»? — спросил Кангеми.
— Да, с мамой.
— Значит, встретили Джобет?
— Она немного сумасшедшая. Думаю, хламосборщица. — Лора вспомнила, как Джимми говорил, что она не обращает внимания на окружение, поэтому постаралась вспомнить весь мусор в квартире Джобет. — У нее хранятся коробки с обувью семидесятых годов. Мог сказать по цветам. И я видела пакеты из химчистки «Matin’s». Они не работают с 2001 года. Предположительно, она там всего шесть месяцев, поэтому я даже боюсь предположить, как квартира будет выглядеть через год.
Лифт остановился.
— Это не ее квартира, — сказал Кангеми. — Она принадлежит правильтельству Брунико. И они понятия не имеют, что она там. У нее просто были ключи, и она въехала. Вероятно, большая часть тех вещей просто там хранилась.
Они вышли из лифта в полутемный коридор с бежевыми стенами из шлакоблоков и гудящими, мигающими лампами дневного света.
Лора спросила: — Может, их прислал ее предполагаемый брат?
— Может, у тебя есть тетя, о которой ты не знала. — Он отпер дверь, и они вошли в небольшую комнату со столом и несколькими стульями. Детектив поменял ключ и открыл другую дверь, которая вела в огромную комнату с рядами полок и ящиков. Это было похоже на нижний этаж библиотеки. Кангеми, стуча по ящикам, пошел в боковую комнату, пока, в конце концов, не вытащил одну из коробок.
— Мама сказала бы мне, и, кстати, я должна вернуться через два часа, иначе не успею к началу операции.
— Это займет столько времени, сколько потребуется, — сказал он, ведя ее обратно в маленькую комнату со столом и стульями. — И даже будет весело. Обещаю.
— Я сюда пришла не развлекаться, а чтобы свалить все проблемы на тебя.
— Сожалею. У меня сейчас три нераскрытых убийства. Одна из жертв — несовершеннолетний. Я не буду вдаваться в подробности. А то платье? Мне было бы наплевать, если бы ты отдал его мне. Я буду отрицать это, если кто — нибудь спросит. — Он открыл коробку. — И давай посмотрим правде в глаза, Лала, ты не знаешь, как бросить что — то, если начнешь. Свалить на меня — это все разговоры.
В коробке лежали папки. У каждой папки была белая вкладка, и каждая, вкладка имелось имя.