Начала она с рассказа Стью о Сэмюэле Инвей, перешла к маме, которую чуть не арестовали, затем поведала о Бернарде Несторе, квартире в «Ирокезах», бруниканскому кафе на Гансевоорте, сердечному приступу и складскому помещению.
Он прервал ее.
— Ты выяснила все это сама? И не пропустила ни одного электронного письма или встречи?
— Конечно, нет. Пока у мамы не случился приступ. После, знаю, пропустила много.
— Твоя самая преданная сотрудница Венди написала мне по электронке, что ты заказала информационные этикетки у Барри Тилдена. Нашего конкурента. С ее слов.
— Да. — Она не чувствовала необходимости объяснятся или оправдываться. Она не сделала чего — то неправильного. Вместо этого она выпрямила спину, приподняла подбородок на несколько градусов и посмотрела ему прямо в лицо.
— Блестящее решение, — сказал Джереми. — Не должен был я в тебе сомневаться.
— Ты это делаешь в последний раз. — Она погладила его лацкан, и ей так захотелось положить голову на его грудь, но поезд остановился, и им пришлось выйти.
— Просто чтобы ты знал, — сказала она, когда они взбежали по лестнице на станцию, — Сосо не стал разговаривать с мамой в присутствии Джимми, поэтому, даже не знаю, стоит ли тебе заходить.
Он молчал, пока они не вышли на улицу. Там им сразу же пришлось поднять воротники, защищаясь от ветра, а Лора сунула руку ему в карман, чтобы согреться.
— Почему бы нам не сделать так: я пойду с тобой, а если он захочет, чтобы я ушел, выйду и подожду снаружи. Таким образом, он будет думать, что мы будем делать все, что он скажет — предложил Джереми.
— Ты не уйдешь. Я тебя знаю.
— Ты босс, помнишь?
Они прошли несколько кварталов, разделяя на двоих карман и шаги, направляясь к бывшему Мясному району, где уже в помине не было мяса. Улицы стали неровными, ухабистыми и скользкими из — за на леденевшей сырости декабрьского воздуха. Разноцветные фонари висели на балконах и в окнах. Улица утопала в веселой музыке, смешивающейся с гудками машин и плачами сигнализаций.
— Этот парень заставляет меня нервничать, — сказала она. — С ног до головы кожа и мех, и он, вероятно, лично убил каждое животное, которое на нем надето.
— Ты не вдохновляешь меня оставлять тебя с ним наедине.
— Думаю, Сосо украл платье для великого принца и хочет отправить его обратно. Мне кажется, оно должно было сгореть во время пожара. Или они хотят, чтобы так думали, но я не знаю почему. Может там что — то зашито. Может быть, на платье есть какая — то ДНК, которую они не хотят раскрывать. Может быть, бусины — это бриллианты. Но чтобы заменить платье в музее — нужны ресурсы. Ресурсы, которые могут быть или у крупной компании или у очень богатых людей или у правительства. У обычных людей, такие, как папа, или Джобет, или мама, если на то пошло, нет ни связей, ни денег.
— Ты не знаешь, может у твоего отца есть.
— Нет, если он пишет записки детям, которых не видел двадцать лет, на старой бумаге, пахнущей нафталином.
Джереми остановился и притянул ее ближе, поцеловав посреди улицы.
— Что это было?
— Ты чертовски умная, и я буду целовать тебя в любое время, черт возьми.
***
Сегодня работал тот же официант в набивной рубашке, не сильно отличавшейся от той, что была два дня назад. При дневном освещении он оказался красивым парнем — ему за сорок, он преждевременно облысел, с залысиной на макушке, но с правильными чертами лица и хорошими зубами. Кафе было более переполнено не бруниканской публикой, и Лору с Джереми посадили у бара. Около кассы лежала большая кожаная шляпа, что говорило, что Сосо здесь, но Лора решила посидеть и понаблюдать, прежде чем отправиться на его поиски. Не хотелось бы пустыми разглагольствованиями о платье спугнуть его.
Официант положил перед ними две салфетки и кивнул Лоре.
— Да правит великий принц!
— Да правит. — Она подняла два пальца.
— Молоко в оба? — уточнил мужчина.
Она взглянула на Джереми.
— Конечно, — сказал он.
Лора принялась наблюдать за официантом, вдруг он зайдет в подсобку или возьмет телефон, но мужчина только достал два стакана.
— Ты бывал в Брунико? — спросила Лора Джереми.
— Нет. Таким важным меня считаешь только ты.
— Еще несколько лет, ДжейДжей, и ты не сможешь покупать собственную продукцию.
— С тобой рядом смогу.
Подали вино, бледно — розовое сверху, и кроваво — красное на дне. Выглядело неприятно.
— Не торопись, — сказала она. — Прошлый раз оно мне сильно в голову ударило.
Он отпил глоток и изобразил ухмылку, чтобы скрыть крайнее отвращение. От этого ей захотелось громко рассмеяться, но это бы привлекло внимание, и Лора сдержалась. Джереми взглянул на нее, ставя стакан.
— Что ты ответила Барри?
Хотелось солгать сквозь зубы и сказать, что она отвергла мысль о сотрудничестве с кем — либо еще, но он видел ее насквозь и доверял ей как святой. Обман мог бы стать необратимым.
— Ничего.
Она взглянула в окно, прерывая разговор и уходя от его пристального взгляда, полного вопросов и чего — то еще, чего она не хотела видеть в его взгляде. Того, чего она точно не заслужила. Это мог быть гнев, или боль, или обида.
— Это Сосо, — воскликнула она, подскакивая со стула с последним «о». Брюниканец несся по булыжникам без шляпы, кожаные фалды пальто развевались на зимнем ветру. Она пошла за ним, не ускоряясь, стараясь выглядеть не слишком взволнованной. Или как будто она хочет схватить его прямо посреди улицы.
— Сосо, — сказала она, положив руку ему на плечо. — Я слышала, ты искал мою мать?
— Мисс Лала. — Его тонкие усики отросли, а под налитыми кровью глазами появились мешки, размером с кошельки для мелочи, но он стоял прямо. — Да, я заходил к ней.
— Возможно, я смогу вам помочь?
Она больше чувствовала, чем видела Джереми позади нее, и взгляд Сосо через плечо подтвердил его присутствие. Будь он проклят.
— Не думаю, — ответил Сосо. — Мне ничего не нужно. — Он повернулся и пошел прочь.
Лора бросила взгляд назад. Джереми стоял, засунув руки в карманы, с совершенно безобидным видом.