В институте я училась на отлично, а кафедра уголовного права стала моей любимой. Я знала там всех преподавателей и со всеми имела хорошие отношения. В своей группе я сначала аккуратно присматривалась к однокурсникам, а потом выбрала из них самых, на мой взгляд, перспективных. То есть тех, кто легче всего поддавался психологическому манипулированию. Вот с ними я и подружилась.
На третьем курсе случилось то, ради чего я поступила в этот институт. У меня появился шанс увидеть реальное уголовное дело об аварии, хранящееся в архивах суда. Мы писали большую курсовую работу по судебной практике, и я решила рискнуть. Сначала выбрала тему, для выполнения которой нужно было получить доступ к архивам. А потом, чтобы не светиться самой, аккуратно подвела к похожему решению двух своих однокурсников.
В результате, каждый из них считал, что сам определил тему своей курсовой, и только я одна знала правду — сколько мне пришлось для этого потрудиться. А ещё убедить их, что лишь с моей бескорыстной помощью они смогут справиться со своими заданиями.
Благодаря отличным отношениям с преподавателями мы легко получили нужные допуски и отправились в архив. У каждого был список своих дел. То, которое жаждала увидеть я, числилось за моей подругой. Еле сдерживая дрожь нетерпения, часа полтора я занималась своей работой, и лишь потом «решила» помочь подружке и стала просматривать её материалы.
Никто не знает, чего мне стоило сохранить хладнокровное выражение лица, когда я взяла в руки не очень толстую бумажную папку. Сначала я собиралась изучить её прямо там, в архиве, но открыв первую страницу, поняла, что не выдержу.
Конечно же, я подготовилась к такому повороту — заранее приобрела специальную шпионскую ручку со встроенной микрофотокамерой. Через полчаса все страницы уголовного дела были пересняты. Тогда я отложила папку в сторону, сообщив подруге, что это дело не имеет перспективы и нам не подходит, и взялась за другое.
Лишь дома, спустя несколько дней, дождавшись, когда родители надолго уйдут по своим делам, я смогла заняться изучением отснятых материалов. Медленно, не спеша, просматривала каждую страницу, досконально вчитываясь в экспертизы и допросы.
Дело это оказалось очень странным, состоящим из небольшого количества отдельных материалов, которые не только не создавали общую картину, а ещё больше её запутывали, потому что часть из них противоречили друг другу.
Из экспертиз присутствовала лишь государственная, которая сообщала, что наша машина ехала по разделительной полосе, а Колесников — по своей. Ни одно из независимых исследований, проведённых Союзом автомобилистов, приложено не было. Но зато присутствовало освидетельствование шофёра Колесникова на наличие алкоголя в крови — с отрицательным результатом.
Меня очень удивило, что из свидетелей аварии было допрошено всего два человека. Хотя я отлично помнила, что не меньше шести водителей, остановившихся рядом с нами, пытались блокировать автомобиль Колесникова и обвиняли его в трагедии. Один из опрошенных как раз утверждал, что своими глазами видел несущийся по встречной с огромной скоростью внедорожник Колесникова. Зато другой сообщал ровно противоположное и называл моего отца виновником происшествия. Я записала себе фамилии и адреса обоих этих свидетелей.
Очень внимательно я изучила слова самого Владимира Колесникова. Его допрашивали исключительно корректно, не пытались поймать на лжи, не давили и не замечали явные противоречия. Он сообщил, что ехал из загородного дома на работу и дремал на заднем сиденье. Сам момент аварии проспал, услышал только крик водителя: «Куда ты прёшь?!», а потом почувствовал удар. И ещё пожаловался, что от столкновения он сильно пострадал, приложив справку из какого-то ведомственного медучреждения о синяках и ушибах.
Как только следователи попытались уточнить конкретные детали и временные рамки событий, чтобы выстроить картину того дня, Колесников сразу начал путаться и постоянно менять показания. И пытался списать это на стресс и ушиб головы. В результате его просто оставили в покое.
Сохранился в деле и допрос шофёра. Его данные я тоже записала себе в блокнот. Дядька был ещё более немногословен: ехал по своей полосе, увидел несущуюся навстречу машину, попытался отвернуть и не смог. И на любой дополнительный вопрос: не помню, не заметил, забыл.
А напоследок, чтобы ещё больше всё запутать, прилагались странные, непонятно каким образом затесавшиеся сюда, показания друга шофёра. Этот человек категорично утверждал, что в то самое время, когда произошла авария, видел своего друга на заправочной станции за рулём совсем другой машины в двадцати километрах от места происшествия. Его фамилию и адрес я тоже переписала.
Последней бумажкой в деле было постановление о его прекращении. А самое интересное — я не нашла ни одной фотографии с места происшествия. Вообще ни одной — и просто не понимала, как такое возможно. Даже протокол осмотра, который должны были составить сотрудники полиции, отсутствовал.
***
Прошла ещё неделя, и неприметная машина исчезла из моего двора. А наутро раздался звонок. Увидев в глазок Колесникова, я не удивилась — как раз этого и ждала. Распахнула дверь, посторонилась и жестом пригласила его войти.
Шеф шагнул в прихожую, глянул искоса и, пробормотав приветствие, прошёл в комнату. Сел там на диван и некоторое время молчал, хмуря брови и потирая подбородок. Я устроилась в кресле, давая ему время собраться с мыслями. Наконец он вздохнул, поднял на меня глаза и покачал головой.
— Да, дурак я, оказывается. Всё так банально, а я купился, как мальчишка! Она уже во всём призналась. Алла тебе рассказала?
— Ещё нет.
Артём поморщился и с явной досадой продолжил:
— Это Маша Кротова из юротдела. Она ревновала меня к тебе и попыталась таким способом убрать соперницу — идиотка! Эту несчастную книгу сама купила, а макеты позаимствовала в печатном цеху, — он немного подождал, поглядывая на меня, я продолжала спокойно изучать ковёр. Тогда он тихо спросил: — Ничего не скажешь?
— Скажу. Моя соседка видела, как Маша подбрасывала конверт в почтовый ящик. Лица её не разглядела, а одежду хорошо запомнила. Можете с ней поговорить.
Колесиков махнул рукой.
— Знаешь, что самое интересное? Нам подкинули фотографии. Кротову засняли в кафе с каким-то мужиком, которому она отдавала деньги. Ребята с ним уже пообщались. Это её бывший муж, у которого она две недели назад заняла ровно тысячу двести долларов. И понемногу возвращала.
Информация меня заинтересовала, я уточнила:
— Кто её заснял, узнали?
— Нет.
— Странно…
— Точно! Похоже, у тебя появился доброжелатель.
— Если и так, я не знаю, кто он. Надеюсь, ты пришёл сюда не за этим?
Он резко качнул головой, пристально уставился мне в глаза и попросил напряжённым тоном:
— Прости! Я виноват перед тобой.
— Да ладно, я всё понимаю. Теперь могу написать заявление об уходе?
— Ты хочешь уйти?
— А у меня есть выбор?
— Конечно! Я всем сказал, что ты на больничном. Можешь хоть завтра возвращаться в типографию.
— Вряд ли нам будет приятно работать вместе и дальше.
Колесников поднялся с дивана, присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
— Саш, ты не можешь меня простить, да?
— Ну почему же? Думаю, что смогу, — холодно ответила я, отнимая руки.
— Ясно, — он прошёлся по комнате, остановился у окна и, не поворачивая головы, глухо произнёс: — Я скучал по тебе все эти дни. Сам себя ругал и всё равно скучал, — потом развернулся и спросил: — Что мне сделать, чтобы ты забыла всё это? Чтобы простила по-настоящему?
Я пожала плечами.
— Понятия не имею… Для начала хотя бы расскажи, что это вообще за странности с древними мифами и богинями мести?
Артём немного оживился и согласно кивнул.
— Хорошо, конечно! Когда я понял, что дело серьёзно, и Трунов не оставит меня в покое, предпринял кое-какие шаги. Есть в его окружении один человек, к которому я мог обратиться за информацией — у нас с ним старые долги. Мы встретились, и он обещал помочь, но там всё оказалось глухо. О том, кто работает в паре с Труновым с нашей стороны, известно только самому Михаилу. И единственное, что смог выяснить мой человек — Трунов в последнее время очень активно интересовался этими мифами и именем Эриния. Вот и всё.
— Да, негусто. Я тут тоже покопалась в интернете, пока была свободна… В основном, конечно, там всякая ерунда. По-моему только одно заслуживает внимания.
— Что же?
— То, что Эриния — богиня мести. Месть это очень определённо и очень конкретно! И понятно, в какую сторону смотреть. Думаю, ты уже пытался вспомнить, кому наступил на хвост.
— Пытался. На самом деле я со многими расставался не лучшим образом. Но чтобы человек мечтал меня уничтожить, таких, кажется, нет. Да и если честно, я считаю, что дело банально в деньгах. Трунов просто хорошо платит за помощь.
— А причём тут тогда Эриния?
Колесников неопределённо пожал плечами. Я встала.
— Что ж, твоя позиция понятна. Думаю, ты ошибаешься, но в любом случае — это твоё дело. Ладно, тебе пора.
Он быстро шагнул ко мне, взял за плечи и попытался обнять.
— Руки убери, — тихо, но твёрдо произнесла я. Артём заглянул мне в глаза и отступил.
— Хорошо, пусть будет, как ты хочешь, — у входной двери притормозил и повернулся ко мне: — Ты вернёшься в офис? — я не ответила. Он немного помолчал, потом произнёс: — В общем, жду тебя завтра как обычно, — и ушёл.