В ночь перед свадьбой я лежала в темноте и вспоминала прошлое. То самое, что много лет ни на минуту не отпускало меня — свою погибшую семью. Тяжелее всего почему-то было примириться со смертью младшей сестры, и тогда я придумала для себя сказку. Как Алка отказалась ехать в аэропорт и осталась жива. Как потом её забрали в больницу, а меня — в детский дом, и таким образом нас разлучили. Я представляла себе, что сестра живёт где-то в другом городе, может быть даже недалеко от меня, и когда-нибудь мы обязательно встретимся.
После аварии день за днем я слонялась по опустевшей квартире и слушала причитания соседок о том, как мы с бабушкой теперь будем жить вдвоём. И чтобы отвлечься от холодного, липкого ужаса, постоянно прокручивала в голове придуманную сказку, с каждым разом добавляя в неё всё больше и больше подробностей. Я так увлеклась, что практически слышала, как сестра сильно кашляет в соседней комнате. А когда выбиралась в магазин, действительно покупала любимые продукты Алки, только везти их никуда не собиралась.
Нет, я не была сумасшедшей и прекрасно знала, что Сашка не могла променять встречу с обожаемым отцом на сон и поехала с нами. Знала, что сестра сидела рядом со мной на заднем сиденье машины и погибла мгновенно, как и наши родители. Много раз я видела во сне её накрытое простынёй, изломанное, словно у брошенной куклы, тело. Просто так мне было легче.
Уже приближался рассвет, а я до сих пор не смогла уснуть. «Грехи отцов падут на их детей», — словно мантру повторяла я, но сегодня это плохо помогало. Моя единственная цель в жизни, моя миссия, всё, к чему я готовила себя столько лет, было так близко к осуществлению. Я почти достигла того, о чём мечтала, и вот теперь, на пороге, вдруг заколебалась. Вспоминая расслабленное после сна лицо Артёма, его мягкую улыбку, ласкающий взгляд, я начала сомневаться в своей правоте.
«Ты врёшь! Врёшь самой себе», — вмешался жёсткий внутренний голос. «Дело вовсе не в правоте. Не в этом причина твоей тоски. Просто ты влюбилась в него — вот почему тебе плохо! Предала их всех и влюбилась, а теперь ищешь повод отступить».
— Нет! — закричала я и села в кровати. — Это не может быть правдой. Все мои чувства к Артёму — лишь игра!
Но внутренний голос не отступал. «Обманывай себя сколько хочешь, но с правдой тебе не справиться», — грустно усмехался он. И тогда я стала вспоминать последние месяцы день за днём. Вспоминала и с ужасом осознавала, что в моих чувствах к Артёму давно уже не осталось ни капли притворства. Я слишком хорошо вжилась в свою роль и не смогла вовремя разглядеть, что меня по-настоящему к нему тянет. И не успела включить защиту. А теперь поздно — я действительно безнадёжно влюбилась в него!
И тут я испугалась. Испугалась не того, что это правда, а того, что не решусь довести свою месть до конца. Это была самая тяжёлая ночь в моей жизни. Даже тяжелей первой ночи после автокатастрофы. Тогда моё сердце всего лишь заледенело, а сейчас оно боролось само с собой и сжигало в этой борьбе меня!
С одной стороны с немым укором смотрели на меня родители и сестра, по крайней мере, я себя в этом убеждала. С другой стороны одиноко стояла моя любовь. Она пыталась сражаться и проиграла — шансы были слишком неравными. Когда взошло солнце, я уже знала, что выполню задуманное. Обручальное кольцо валялось на полу, и я не стала его поднимать.
Я принесла эту жертву и отбросила надежду на счастье. Своими руками перечеркнула прекрасное будущее, ожидающее меня, чтобы воскресить мрачное прошлое. Я встретила восход, сидя на кровати посреди измятых простыней и глядя на чудовище. В его лице я ясно видела свои черты.
Умываясь и причесываясь, я так и не смогла взглянуть себе в глаза. Не обращая внимания на белоснежный свадебный наряд, достала из шкафа второе платье, то, что сама забрала несколько дней назад из ателье. Длинное платье из чёрного шёлка и чёрных кружев. А на балконе уже стоял приготовленный заранее букет — алые, словно кровь, розы. В этом и состояла моя финальная задумка — невеста в чёрном платье рассыпает под ноги жениху алые розы и уходит.
Через час я села в такси и захлопнула за собой дверь. Я опаздывала, Артём с матерью и все гости уже ждали меня. На мне были джинсы и футболка. Чёрное платье и кровавые цветы остались дома — это единственная уступка, которую я себе позволила. Вместо букета в руках у меня был большой конверт с вырезками из старых газет и материалами моего собственного расследования.
***
В огромном и помпезном дворце бракосочетания люди в вечерних нарядах с удивлением оглядывались на меня, пока я пробиралась в нужный зал. Мой повседневный вид и полное отсутствие косметики смотрелись в этом месте слишком вызывающе. Но я не обращала внимания на насмешливые взгляды, все мои мысли были поглощены только одним — предстоящей финальной сценой мести. Наконец я нашла то, что искала.
Пока я шла к Артёму, стоящему рядом с матерью в глубине богато украшенного помещения, слышала за спиной тихие возгласы и всё усиливающийся шёпот. Гости узнали невесту и выражали недоумение. Артём обернулся на шум, заметил меня и быстро шагнул навстречу.
— Саша, что случилось? Почему ты в таком виде?
Глядя прямо ему в глаза я протянула конверт.
— Вот, принесла тебе свадебный подарок. И не называй меня больше Сашей, это не моё имя.
— Не твоё… — растерянно повторил Артём и посмотрел на бумаги. — Что это?
— Это всё, что осталось от аварии. Аварии, в которой твой отец убил мою семью.
Изумление в глазах Колесникова постепенно сменялось осознанием. Мрачный взгляд не отрывался от моего лица.
— Значит, ты…
— Да, я тот самый ребёнок, которого отправили в детский дом. И я, как видишь, там не умерла.
В это время Галина Станиславовна, молча стоявшая рядом, вырвала из моих рук конверт и заглянула в него. Потом медленно подняла голову. Её лицо даже не побледнело, а посерело. Трясущиеся губы беззвучно двигались, а полные ужаса глаза с мольбой уставились на меня. Я отвернулась к Артёму. Внешне он казался спокойным, только белое лицо и горящий взгляд выдавали эмоции, бушующие у него внутри.
— Как тебя зовут?
— Когда-то очень давно меня звали Маша. Но ты знаешь меня под именем Эриния, — вот тут он дёрнулся, как от пощечины. Но очень быстро взял себя в руки и кивнул.
— Ну да, конечно, Эриния. Я был слеп, правда? Что с моей типографией?
— Неделю назад я подарила её Трунову.
Он выдержал новый удар, только голос стал ещё глуше.
— А дом? Кому я в действительности его продал?
— Губернаторскому сыну, вы же вместе оформляли сделку у нотариуса. Только на следующий день Паша переоформил всё на Трунова. Деньги-то его. У Пашки таких сумм никогда не было. Он же игрок, разве ты не знал? И уже столько должен Трунову, что за списание хоть части долга готов сделать что угодно. У вас с матерью есть два дня, чтобы забрать личные вещи и освободить коттедж. Скоро его снесут.
Артём молчал, а я вдруг поняла, что больше не могу выдерживать его взгляд. Ведь именно этого я и хотела — увидеть в его глазах понимание, отрезвление и боль. Так почему же моё сердце точно так же сейчас корчится в груди?
— Ладно, мне пора. И последний мой подарок тебе — посмотри вечером прессу.
Я развернулась и, стараясь не ускорять шаг, покинула зал.