42270.fb2
97
Роланда и Ахилла, точно так же павших жертвой несчастья и измены; героев, которыми мы восхищались в "Илиаде", мы вновь находим в песне Сегюра, мы видим, как они совещаются, ссорятся, дерутся, словно некогда перед Скейскими воротами; и если куртка короля Неаполитанского слишком уж по-современному пестра, то боевая его отвага и его пыл столь же велики, как у Пел и да; Гектором, по кротости и мужеству, нам представляется принц Евгений; благородный рыцарь Ней сражается, как Аякс; Бертье -- Нестор без мудрости; в Даву, Дарю, Коленкуре и т. д. живут души Менелая, Одиссея, Диомеда. Одному только императору нет равного, в его голове -- Олимп всей поэмы; и если по внешнему царственному величию я сравню его с Агамемноном, то это потому, что его, как и большую часть его чудесных боевых сподвижников, ожидала трагическая судьба, и потому, что его Орест еще жив.
Подобно творениям Скотта, сегюровская эпопея пленяет наше сердце своим тоном. Но тон этот не пробуждает любви к безвозвратно минувшему; это тон, на который настраивает современность, тон, вдохновляющий нас в борьбе за современность.
Мы, немцы, в самом деле, настоящие Петеры Шлемили. Мы и в последнее время много видели, много вынесли, например -- воинские постои и дворянскую спесь; мы проливали благороднейшую нашу кровь, например, для Англии, которая и теперь еще должна выплачивать ежегодно приличные суммы прежним владельцам оторванных немецких рук и ног; в малых делах мы так много сделали, что, если подсчитать все, получатся величайшие подвиги, например в Тироле; и мы многое потеряли, например нашу тень -- титул славной Священной Римской империи, и все-таки, при всех наших потерях, лишениях, несчастиях и подвигах, литература наша создала ни одного памятника славы, вроде тех, что наподобие вечных трофеев, ежедневно воздвигаются у наших соседей. Наши лейпцигские ярмарки мало выиграли от битвы при Лейпциге. Я слышал, что один готский обыватель собирается воспеть ее в эпической форме; но так как он еще не знает, принадлежит ли он к ста тысячам душ, которые достанутся Гильдбургхаузену, или к ста пятидесяти тысячам, которые достанутся Мейнингену, к ста шестидесяти тысячам, которые достанутся Альтен
98
бургу, то он и не может начать своей поэмы, иначе ему пришлось бы начать так: "Воспой, о бессмертная душа, гильдбургхаузенская душа, мейнингенская душа или также и альтенбургская душа,-- все равно -- воспой спасение греховной Германии". Эта торговля душами в самом сердце Германии и ее кровавая раздробленность подавляют всякое гордое чувство, а тем более гордое слово; лучшие наши подвиги становятся смешными, потому что глупо кончаются, и пока мы хмуро укутываемся в пурпурный плащ, окрашенный кровью наших героев, является политический шут и нахлобучивает нам на голову колпак с погремушками.
Именно для того, чтобы понять скудость и ничтожество нашей безделушечной жизни, нужно сравнить литературы наших соседей по ту сторону Рейна и Ла-Манша с нашей безделушечной литературой. Так как я лишь в дальнейшем предполагаю поговорить обстоятельнее об этом предмете -- о литературном убожестве Германии, то предлагаю здесь забавное возмещение, включая в текст нижеследующие "Ксении", вылившиеся из-под пера моего высокого соратника Иммермана. Единомышленники будут мне, конечно, благодарны за сообщение этих стихов, и, -- за немногими исключениями, отмеченными мною звездочкой, -- я готов стоять за них, как за выражение моих собственных убеждений.
ПОЭТИЧЕСКИЙ ЛИТЕРАТОР
Полно ныть, и ухмыляться, и лукавить; дай ответ -- Векерлин когда родился и Ганс Сакс покинул свет?
"Люди смертны", -- заявляет человечек важным тоном. Это, друг, не слишком ново и известно уж давно нам.
Шкуркой ссохшеюся критик мажет обувь, всем на диво; Чтоб лилися слезы, жрет он лук поэзии ретиво.
"Дай хоть Лютеру пощаду, комментатор неудачный, Эта рыба нам вкуснее без твоей приправы смачной.
99
ДРАМАТУРГИ
1
"Кончил я писать трагедии, мщу я публике сурово!" Друг, ругайся, сколько хочешь, но держи теперь уж слово.
2
Смолкни, колкая сатира, и оставь его в покое:
Он командует стихами, этот ротмистр, в конном строе.
3
Будь девицей Мельпомена, простодушною красоткой, Вот бы муж ей был примерный, тихий, ласковый и кроткий.
4
За грехи былые строго Коцебу карает рок:
Эким чудищем он бродит, без чулок и без сапог
И старинное преданье возникает в полной силе -- Что вселяются в животных души тех, кто прежде жили
ВОСТОЧНЫЕ ПОЭТЫ
Кто воркует вслед Саади, нынче в крупном авантаже А по мне, Восток ли, Запад, -- если фальшь, то фальшь все та же
Прежде пел при лунном свете соловей, seu1 Филомела; Нынче трель Буль-буль выводит -- ту же трель, по сути дела.
Ты, поэт маститый, песней мне напомнил Крысолова "На Восток!" -- и за тобою мелкота бежать готова
______________
1 Или (лат.).
100
Чтят они коров индусских по особенным условьям: Им Олимп готов отныне -- хоть в любом хлеву коровьем.
От плодов в садах Шираза, повсеместно знаменитых, Через край они хватили -- и газеллами тошнит их.
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
Посмотрите -- толстый пастор: он в церковном облаченье И вовсю трезвонит, дабы тем снискать себе почтенье.
И текут к нему глухие, и слепые, и хромые, И в особенности дамы в непрестанной истерии.
Белой мазью не излечишь и вреда не принесешь,
Ты в любой из книжных лавок эту мазь теперь найдешь.
Если дальше будет то же и почет попам продлится, В лоно церкви мне придется поскорее возвратиться.
Буду папе я покорен, буду чтить в нем praesens numen Здесь же мнит себя за numen всякий поп, любое lumen1.
ORBIS PICTUS2
Всем бы вам одну лишь шею, вам, высокие светила, Вам, жрецы, и лицедеи, и поэты -- злая сила!
Утром в церкви созерцал я комедийную игру,
С тем чтоб проповедь в театре слушать позже, ввечеру.
Сам господь, по мне, теряет очень много потому, Что жрецы его малюют по подобью своему.
Если нравлюсь я вам, люди, то я словно покалечен, Если злю я вас, отлично это действует на печень.
"Как владеет языком он!" Да, нельзя не засмеяться, Глядя, как его, беднягу, заставляет он ломаться.
_____________________________