От золотистых искр до черноты.
Вот юности напор – ночь молний и воды!
Ночь силы! На лице твоём исчезла тень.
Такою в юности мечтали видеть мы
И жаждали тебя в субботний день.
Ещё взгляну, ещё. Пугать не буду я.
Ты спишь без снов. Вокруг всё сплошь – огонь, вода.
Я счастьем, юностью наполню всю тебя,
Но не узнаешь ты их больше никогда.
И я тебя украшу мёртвою красой,
Усмешкой слабою потрескавшихся губ.
Снаружи, девочка, столб молнии косой.
Я ослеплён, и дом до самых труб.
В праздник наряд не оденешь свой,
Рада не будешь вовек.
От соблазнов и лести закрыта стеной,
Чтобы не был с тобой ни один живой,
Чтоб не видела солнца, улыбки людской,
Обведу крýгом тайным тебя я навек,
И буду, как коршун, кружить над тобой,
Чтоб ты не смеялась вовек.
Если в доме спастись замыслишь
И с друзьями побыть допоздна,
Не спасёшься, везде услышишь:
Коршун ищет: "Жена, жена!"
До бёдер, с земли до сокровища ног
Если б мог вновь увидеть тебя!
За тобою слежу я, как враг и как рок,
Чтоб никто завладеть тобой больше не мог.
Сладость рта, плеч тепло, блеск ногтей и серёг...
Враг – кто видит тебя, ты - обитель моя.
И рассеется пыль с твоих тяжких дорог,
И из пыли взгляну любя.
Если в чью-то постель заберёшься,
Будешь думать, что ты с ним одна,
От всевидящих глаз не спасёшься
И от зова: "Жена, жена!"
От взглядов, от пальцев, от вздохов чужих
Моя ревность хранит, как мать.
Иссушу твоё тело и душу, и их
Возжелать не придёт ни единый из них.
Ужаснёшься до срока от прядей седых,
Ветер сдует любовников хищную рать.
Не забудешь меня, пока стон твой не стих,
Супруга моя и мать.
И, когда потемнеет разум,
Сеть мою проклянёшь со дна.
Потеряю, что было, разом,
Кроме крика "жена, жена!"