Открываю глаза и первое, что приходит мне в голову «я умерла». Но… внезапная боль в боку, и резкий запах медикаментов говорят об обратном: «жива ты, голубушка, жива!» И сразу на память пришло последнее событие, перед тем, как я отключилась. Волков? Нет, не может быть.
Пусть нападавшего я не видела, но запах парфюма был до жути знаком. Да, однозначно, волковский. Черт! Что за нахер-то такой? Холодок начал трепетно пробиваться в душу, словно кошка, царапая лапками.
— Очнулась? — в палату, где я лежала почему-то одна, бесцеремонно ворвался долговязый дядька в белом халате. Его серые внимательные глаза не оказались холодными, что присуще этому цвету. Они по мне пробежались очень внимательно, лапища задрали на мне сорочку, а я и не думала сопротивляться.
— Не кровоточит, это очень хорошо, — огласил он вердикт веселым тоном.
— То есть меня скоро выпишут? — уточняю я тихо.
— Она только очнулась, а уже сбежать хочет. Нет, деточка, полежи несколько денечков. За тобой понаблюдаю, подлечим, и потом можешь гулять на все четыре стороны.
— Я сбегу честно признаюсь я.
— А я тогда натравлю на вас вашу бабушку. Она мне всю плешь проела.
— Серафима Андреевна? — спрашиваю, и когда получаю утвердительный ответ, тяжело вздыхаю. — Ну, тут против танка не попрешь.
— Там за дверью мужчина, который тебя привёз и сестра.
Арина меня точно убьет. Нет, лучше отложить час «X» кровавой расплаты до лучших времен. А вот с Даниилом дело обстояло сложнее. Доверие… Оно пошатнулась. Не знаю, но мысль о том, что это мог быть он, прочно закрепилось в моей голове. Нет, не сейчас. У меня есть время подумать.
— Как вас?
— Валерий Сергеевич.
— Очень приятно. Так вот, Валерий Сергеевич, не пускайте пару денечков ко мне никого, пожалуйста. Скажите, что я слаба и всё такое. Очень-очень вас прошу?
— Не знаю, какие тараканы у тебя в голове, но просьбу твою выполню. Ещё что-то, Мадам?
— Да! Есть хочу!
Два дня. У меня было два дня на то, чтобы пораскинуть мозгами в полном одиночестве. Правда, приходил следователь, так как по факту покушения было заведено уголовное дело. Долго-долго талдычила ему, что ничего не знаю, и ничего не помню. А потом, после полуторачасовой пытки запахом дешевого одеколона, смешанного с сигаретами и затхлостью несвежей рубашки, я сдалась и ляпнула про письма, при этом уточнила, что ip-адрес был выяснен, письма были посланы с местного интернет-кафе, где проходимость просто огромнейшая и причём, многие из них это подростки. Пусть работает!
А когда он пришел на следующий день снова с расспросами, а я отказалась с ним беседовать, мужик заявил
— Вы в курсе, что укрывательство информации несет за собой уголовную ответственность?
Вот тут-то меня прорвало, давно нужно было выплеснуть свой гнев, наорать на кого-нибудь. Ну, под рукой никого не было, сама же всех разогнала.
— Да вы охренели что ли? Я тут лежу с дыркой в боку, а вы мне угрожаете уголовной ответственностью? Ещё, может, скажите, что я сама себя ножичком? От того что вы не хотите работать, доставая меня своими расспросами, дело само не раскроется. Я вас в порошок сотру, и с землей сравняю, если ещё хоть раз услышу подобное.
— Ты, московская сука… — начал было капитан, потирая свой потный лоб белым платочком.
— Московская сука? — округляя глаза, я хватаю себя за бок, откуда выступает кровь и ору во всё горло — Что вы делаете? Оставьте меня в покое! Мне больно.
Естественно на мой крик сбегается половина больницы, а я лежу скорчившись на кровати от боли, передо мной стоит с потерянным видом. Не с той связался. Сукой меня могут называть только бывшие мужики.
— Что здесь происходит? — в палату влетает Валерий Сергеевич. — Выйдите вон!
— Она сама, — хлопает глазами капитан.
— Конечно! Сегодня же доложу вашему начальству.
Не знаю, что у них там происходило, но в следующий раз пришла уже женщина в форме. Она задала всего несколько вопросов, попросила просмотреть письма, и сказала, если Митрий не будет мешать, то они во всём разберутся.
— Нет, мне так надежнее и спокойнее. Ваш коллега пытался повесить на меня моё же покушение. Так что доверия к местной полиции у меня нет.
— Как знаете, — вдохнула женщина и удалилась.
Да, может я была не права, но во мне бушевало всё женское естество, которое хотело плакать и убивать, убивать и плакать. Я ведь хорошая девочка, несмотря на то что сука. Главное, что не конченая, А это уже давало надежду на светлое будущее. И после наложения повторных трех швов, Валерий Сергеевич дал отмашку на посещение меня. И попёрли мои родственники и подруги, таща за собой баулы с фруктами. Не знаю как я могла столько в себя в впихнуть, но жуя яблоко я без угрызения совести выслушивала их причитания по поводу моей бестолковости. Хм, тоже мне открытие! Не шёл только Волков. Видимо, обиделся, что до этого не удостоила его аудиенции. И меня это бесило, несмотря на то, что сама была в этом виновата. Но как же? Я же женщина и я всегда права. Даже Митька несколько раз навещал, клятвенно заверяя, что не уберется отсюда, пока не доведет дело до конца.
— А если его расследование затянется на годы?
— Оформлю длительную командировку, перевезу сюда жену.
— Ты женат? — удивилась Я.
— Без штампа, но женат!
— Вот оно как! То есть шансов, на то, что ты на меня западёшь совсем нет?
Мое женское самолюбие задели. Ещё бы! Всех нормальных мужиков расхватали, и дело даже не в том, что он был в моём вкусе, совсем нет. Просто за державу обидно.
— Если только нужно будет для дела, — подмигнул Митя. — А твой-то где? Сестра твоя сказала, что это он тебя в больницу привез, — заключил он.
— Ага, и порезал тоже, — не решалась я никак озвучивать эту версию вслух, было страшно от того, что это могло быть правдой. А меня, такая правда не устраивала. Но Митька не стал ничего говорить, продолжая меня слушать, даже после затянувшейся паузы, пока я осознавала, что ляпнула о своих предположениях. — По крайней мере, вероятнее всего порешили меня из-за него. Я почему-то склонна верить этой версии произошедшего.
— Ладно, если так, тебе-то что с того? Ты мне показалась изначально другой. Я думал, ты идешь до конца, а оно вон как!
— Не знаю, выбило меня это из колеи.
— А ты разозлись! Представь, что пока ты тут отсиживаешься, какая-то шмара пытается увести твоего мужика. Что бы ты тогда сделала?
Психолог херов. Наговорил и смылся, а я снова стала думать. И ведь возымели действия эти слова. Ожила! Даже решилась набрать Волкова. Прогресс на лицо! Но так как мне никто не ответил, решила, что к лучшему. Поэтому начала разрабатывать план операции «Душ». Нужно было мне помыться. Не могла я больше валяться картофельным клубнем, и чувствовать себя погано-грязной.
Долго-долго пришлось уговаривать медсестру провести меня в служебный душ, долго-долго мы соображали, как сделать так, чтобы не намочить рану. Выход нашелся в виде пищевой пленки. А ещё было ужасно тяжело спускаться по лестнице, я уж молчу о подъёме. Зато пятнадцати минутная процедура и чисто вымытые волосы и тело помогли мне немного прийти в себя и понять, что все не так-то просто. Возникла у меня ещё одна версия, что я могла стать жертвой серийника, а Волков просто меня спас. Вот так вот!
И теперь думай что хочешь, стратег хренов. Лежала бы себе спокойно, нет нужно было пойти мыться, когда думается легче под тёплыми струйками воды.
Но больше всего меня обрадовал непринятый вызов на оставленном под подушкой телефоне и сообщение: «Женька желает тебя навестить, я ей пообещал. Ребёнка хотя бы пусти к себе».
Бу-бу! Обиделся товарищ Волков, но заставил меня улыбаться. «Думаю, завтра мне будет удобно вас принять», — не удержалась я от ехидства. Но вдогонку отправила: «Хочу перед тобой извиниться. Хочу тебя видеть. Здесь. Сейчас!»
И полезли воспоминания о нашей ночи, о том, как он меня целовал, как прикасался… Гормоны, будь они неладны! И черт, я возбудилась от этих мыслей. Гадкий Волков!
«Если бы просто «Хочу», я бы стоял уже у твоей палаты! А так, до завтра!» — ещё одно сообщение от него, которое заставило меня просто скулить от безысходности. Пусть только появится, гаденыш, я ему покажу Кузькину мать!
Но решительность и злость куда-то быстренько слиняли, когда в дверях на следующее утро сразу после обхода появилась рожа, что снилась мне в эротических снах прошлой ночью. Он стоял в белом халате, накинутом на широкие плечи, обтянутые тканью темной футболки с длинным рукавом. Мне кажется, я до сих пор подетально помню, как он выглядел в тот момент, как сладко сжалось мое сердце, и как забухала по венам кровь, отдаваясь в ушах гулом. Так как дочь была посообразительнее отца, то она первая влетела в палату, врезавшись в меня сначала, а потом обхватила своими мелкими ручонками за талию.
— Тут болит? — указала она на то место, где сейчас была повязка.
— Тут, — подтвердила я.
— И как тебя, голубушку, угораздило? Ни на минуту нельзя оставить, — покачала она как-то по взрослому головой. — Вот, мы с папой тебе тут витаминов принесли, — сунула она мне увесистый пакет, пока мы с тем самым папой сверлили друг друга взглядом. Снова в него вернулся «Волков», как и в меня. Наверное, это уже диагноз, открытый мною несколько недель назад. Хоть премию Нобеля требуй.
— Спасибо, Женечка, — обрадовалась я, решив, что хватит столько внимания уделять этому несносному мужику. А ведь ещё несколько часов назад хотела перед ним извиниться. И куда испарилось это желание?
Девочка много щебетала о делах своих насущных, к которым кроме заботы об отце прибавились ещё школа и художка. Она была великолепна! Я сама даже не заметила, как дала ей обещание посетить концерт, посвященный празднику осени в ее школе, где она собиралась играть в спектакле. Вот же маленький манипулятор!
— Жень, а ты не думала, что Риме может быть не удобно? — откашлялся Даниил.
— А что тут неудобного, — пожала она плечами и сделала такое выражение лица, мол, папа какой-то ненормальный. — Я же заранее предупредила. Тем более, она уже согласна, а обратного пути быть не может.
— Не беспокойся, мне удобно, — заверила я его, впервые обратившись напрямую.
— Хм, даже время найдешь в своем плотном графике?
— Женечка, ты скажи своему папе, что для тебя время у меня найдется всегда, потому, что «своих» я в беде не бросаю.
— Это твои извинения? — проигнорировал он мой тон.
— Нет, Волков, извиняюсь я по-другому. Думаю, тебе этого уже не дано узнать.
— Солнышко, сбегай вниз, купи в столовой водички, — сунул он ребенку купюру. А когда девочка скрылась за дверями палаты, я поняла, что «кары небесной» мне не избежать. Он был зол, в ярости, взбешён… Нет, не так, эту эмоцию, что шла от него, я не могу определить, но вот желание задушить меня от него исходило с особой силой. Я с опаской прижалась к стене, ожидая от него чего угодно, но только не этого…
Мое горло было сжато крепкой мужской ладонью, не сильно, больше для устрашения, нежели для покушения на мою несчастную жизнь.
— Какую игру ты со мной затеяла? — цедит он сквозь зубы, когда его лицо находится совсем-совсем близко.
— Это не игра, Волков, это я настоящая, — я в ответ тоже хватаю его за горло и притягиваю ещё ближе. А он и не сопротивляется.
— Маленькая стерва, — шепчет он.
— Тебе я прощаю эти слова и принимаю, как комплимент, — он почти меня целует, но при этом, не давая мне самой сделать это. Дразнит, сволочь.
— Ты ведь думаешь, что это я тебя отправил в больницу? — хм, а как он догадался? — А если я сейчас сожму пальцы крепче?
— Ты не сделаешь этого, — провожу кончиком языка по его губам, чувствую, как он напрягся. — Ты хочешь меня до чёртиков, Волков. И пока это желание не иссякло, ты никогда не сожмешь пальцы, но и не отпустишь, — уже сквозь зубы, полушепотом, потому что возбуждение мое достигает самого пика. Хватка его ослабевает, а в этот момент в палате появляется Валерий Сергеевич.
— Смотрю, у тебя поток посетителей не иссякает?
— Я сама удивляюсь, что столько людей беспокоится обо мне.
— Отдыхать нужно, Рима, отдыхать.
— Да, я пожалуй, пойду, — улыбается уголком губ Даниил, пожимая руку врачу. Причем на меня смотрит с неким превосходством, словно это он выиграл бой. Нет, Волков, на этот раз победа за мной, но убеждать в обратном я тебя не собираюсь. Только вот в чем загвоздка, кто в итоге окажется победителем в этой борьбе характеров? Я уже была у его ног, и мне там понравилось.
Он почувствовал, что она изменила к нему свое отношение. Ведь неспроста она не пускала его к себе. Волков тысячу раз прокручивал в голове сценарий этого случая и все больше убеждался, что оставлять Риму живой преступник не собирался. Опоздай он хоть на минуту, последствия могли быть необратимыми. И что самое поганое, убийцу он не смог разглядеть, охваченный животным страхом. Нет, не за себя. Он видел, как Рима медленно оседала, схватившись за бок, и как смотрела на него. В этом взгляде читалось все, и разочарование, и любовь, и обида, и непонимание. И лишь потом он догадался, когда была проведена операция, когда она пришла в себя, что скорее всего, Рима обвиняет его в случившемся. Она перестала ему доверять. От этого становилось невыносимо больно, внутри все ныло, но вот доказывать ей обратное он не торопился, обидевшись как ребенок. Ещё эти сны…
Марина… Она снилась ему каждую ночь. Просто стояла на подоконнике в своей сорочке и смотрела, как он к ней приближается. А как только он пытался схватить ее за руку, шагала вниз. Наверное, сейчас он был зациклен больше на себе, умирая от тоски по прошлому и обиды в настоящем. Рука тянулась к бутылке ни раз за это время, но он умело себя одергивал, вспоминая о Жене, а потом о Риме, которая в данный момент лежала в больнице. А ещё больше его раздражало, что вокруг нее крутится этот непонятный мужик. И его легко пускали к ней в палату, где он задерживался на неприлично долгое время для посетителя. А себе он боялся признаться, что его просто одолевает ревность.
И все же нашел предлог появиться у нее, использовав для этого ребенка. На войне все средства хороши. Хотя кто говорил о войне? Но это она самая и была, только вот к враждующей стороне его тянуло как магнитом, несмотря на то, что в голове у Волкова сейчас был полный бедлам. Он хотел ее, но не просто тело, он хотел обладать ею всей. И в какой-то мере чувствовал себя маньяком, наслаждаясь тем, как она сопротивляется.
И опять Марина, которую он пытался остановить. И снова он сидит на кровати, схватившись за голову. Что не так с ним?