Коридоры петляли словно в лабиринте. М-да, строили раньше на века и при чем в таких вот зданиях было очень легко заблудиться. Помыкавшись между закрытыми дверьми, я обнаружила еще одну лестницу, которая вела в закулисье концертного зала. Никого в здании не было, так как, видимо, все разошлись на обед. Пересекла проход между рядами кресел и двинулась в холл. Тут-то я уже была парочку раз. Естественно, входная дверь оказалась запертой. Поэтому, схватив стул, который стоял неподалеку, я ударила по стеклу. Которое разбилось на мелкие осколки. Тут же сразу сработала сигнализация, но и реакцию на нее со стороны охранной фирмы или правоохранительных органов я ждать не стала. За мною уже слышались спешащие шаги. Видимо, не слишком сильно я ее огрела. И в голове сразу пунктик для помечивания галочкой «Нужно усилить физ нагрузки на руки». Забыла я даже про то, что рана моя все еще болела. Даже в постели Даниил старался быть очень аккуратным. А я тут строю из себя спринтера. И второй удар по стеклопакету, который как надоедливый прыщ вылез в виде тамбура на старом здании. Приложила я максимум силы для того, чтобы и он лопнул. Три, четыре удара… Наконец, поверхность идет трещинами и тут меня сзади хватает сильная рука за волосы. А на улице уже слышен вой сирены. Я пытаюсь вывернуться из ее хватки, бью ее ногой в живот, когда у здания резко сбрасывая скорость, тормозит машина Митяя. За ним, на такой же скорости, влетает патрулька, оглашая округу своим воем. Митька выносит ногой остатки стекла и оттаскивает Веру от меня, выбивая из ее руки нож, который я до этого не заметила. Весь гнев ее сбивается в один яростный крик и попытку вырваться из Митькиных цепких лап. Затем на улице в качестве еще одного действующего лица появляется третий автомобиль, откуда вылетает Даниил. И уже видя его, я с большим облегчением понимаю, что ВСЕ! Все законченно!
Только по прибытию кареты скорой помощи, нервы начинают сдавать. От первоначального шока я начала отходить, поэтому все раны на теле начали ныть. А еще, как оказалось, Валя-Вера успела меня садануть хорошенько по спине, где остался синяк, который увидели врачи при осмотре. А потом на моем теле была обнаружена еще одна существенная деталь — след от укола, при чем не одного.
Как выяснилось, искали меня мои товарища вот уже двое суток. От этого даже жутко становилось. Но я помнила лишь последние несколько часов, так как все остальное время находилась под действием какого-то наркотика, или снотворного. Черт его знает. В подробности в тот момент вдаваться не хотелось, а название этого препарата стерлось из головы, как ненужная информация.
А знаете, что делал Митяй со своими коллегами? Следили! Нет, вы можете себе такое представить? Я ему прислала доказательства, конечно, косвенные. Но спасать меня никто не собирался, решив, что возможно я уже не жива. Поэтому за этой психопаткой просто следили. Гребанные детективы!
И на них я злилась, и на себя тоже. Сама ведь влезла в эту историю.
А потом меня долго-долго допрашивали, просили что-то подписать, когда просто хотелось есть и спать. Эмоции все смешались, поэтому я не знала, что чувствую в тот момент. Но точно знала, что никого видеть не хочу. А само прекрасное было то, что мораль мне никто не читал, ни сестра, ни мама, ни Даниил.
Местная пресса с особым остервенением освещала данную тему, придумывая все новые и новые факты из жизни Вали-Веры, создавая ей все больше угрожающую репутацию. Конечно, все материалы дела не разглашались. А мне ее, если честно, было жалко. Она была несчастным человеком, которого предали близкие, которому сломали психику, судьбу и жизнь. Она ведь не сама стала такой. А что бы я сделала, оказавшись на ее месте? Если честно, даже думать об этом было жутко.
Вот только терзаясь мыслями об одном человеке, я совсем не замечала, что теряю другого.
Для Даниила это тоже стало большим потрясением. Во-первых, Женька иногда оставалась с Валей наедине, во-вторых, женщина, которую он считал предательницей, которая все это время терзала его изнутри, оказалась жертвой. Это перевернуло его сознание. Ему нужно было это все переварить, настроить себя на новую жизнь, да и вообще решить, нужна ли ему эта вот самая новая. И в этот момент я должна была находиться рядом. Но я побоялась быть отвергнутой. Клятву «в горе, и в радости» мы друг другу не давали, поэтому я просто собрала вещи и вернулась в Москву, оставив их с Женькой налаживать свою жизнь, но уже без меня.
Несмотря на то, что больничный у меня продлен был еще на две недели, я решила немного отвлечься и вернуться на работу, где меня встречали настоящим героем, по слухам этой истории. А я совсем расклеилась. Не знаю, что случилось. То ли это все навалившаяся не вовремя осенняя хандра, переходящая медленно в депрессию, то ли боль, от которой хотелось рвать и метать, что я, собственно, делала по вечерам дома. Я скучала по Женьке, по Дане, по нашим тихим почти семейным вечерам, по тому времени, когда я просто могла наблюдать за тем, как Даниил трудится над куском дерева…
Думаете, сильные девочки не плачут? Читала где-то в соцсетях о том, что они сползают по стене в беззвучных рыданиях… Бред! Сильные девочки просто заливают свое горюшко хорошим пойлом и танцуют полуголые в полном одиночестве, превращая свои проблемы в агрессию.
Я единственный раз позволила себе порыдать, когда приехала мама. Арина все еще с настороженным хладнокровием относилась к переменам, что произошли в ней, когда я начинала привыкать к ее вниманию. Мне нравилось, что, наконец, у меня появилась мама. И я плакала… плакала, положив голову на ее колени, позволяя себя убаюкивать, как маленького ребенка.
Она ушла. Утром Даниил обнаружил пустой шкаф и пустые полки ванной комнаты, где остались его бритвенные принадлежности и Женькины пузырьки с пеной и шампунем. Что-то надломилось внутри, обдало обидой словно кипятком. Оставив распоряжения Свете, Даниил решил отправиться на поиски беглянки. Он не знал еще для чего, и что он хотел выяснить, но эта ситуация задела за живое. Ярость обуревала внутри, силясь превратиться в ураган, и если он обрушит его на Риму, ей точно будет не очень хорошо. «Бросила!», «Сбежала» — слова пульсировали в мозгу, причиняя не то боль, не то облегчение.
Облегчение…
Это осознание заставило его резко вырулить и направить автомобиль совсем в другую сторону. Нет, не сейчас. За Римой он не поедет. Ярость сменялась каким-то непонятным чувством, что все идет правильно. Необходимо изначально разобраться в себе.
Притормозил у причала, который в это время года начинал пустеть. Одинокие лодки и небольшие катера уныло покачивались на волнах, создавая ощущение полной раздавлености.
Он ведь верил на протяжении долгих восьми лет, что Марина его предала и поддалась на провокацию своей болезни. А теперь оказывается, что она жертва, и что он все это время заставлял себя подавлять все то светлое, что хранилось в его памяти о ней. Он ведь себя и разлюбить ее заставил.
В бардачке он обнаружил пачку сигарет, которая осталась от Римы. Сейчас никотин организму просто был необходим.
Рима что-то почувствовала, она не могла просто так уйти. Да и какая уже разница? Свой шанс они уже просрали.
Уже к вечеру, немного успокоившись, позвонил Арине:
— Да, она уехала сегодня. Не знаю, что между вами произошло, но такой я ее давно не видела.
— Я все испортил, — честно признался Даниил.
— Бывает. Вы там разберитесь.
— У меня даже номера ее нового нет.
— У меня, если честно, тоже. Телефон она после своего похищения так и не купила. Могу дать адрес, но пока не советую ехать, а то пришибет ненароком. Пусть успокоится немного
Совету старшей Римкиной сестры Волков внемлил, и решил эту ситуацию поставить на тормоз. А пока можно заняться самобичеванием, например, облегчить задачу сигаретами.
Сколько времени прошло? Уже месяц как. Долгий и мучительный месяц, который выбил меня из привычных колеи и образа жизни. На работе я была все той же самой жёсткой и беспринципной акулой пера, но дома заедала депрессию плюшками, и всякими другими сладостями, включающими опасную дозу шоколада. За это время Волков пытался со мной связаться, дозвонившись на домашний номер, но был послан на три советские, отчего обиделся, и больше не звонил. Тоже мне мужик пошел, никакого упорства. Конечно, я бы тоже обиделась, но я же девочка!
Зато эта нехорошая хандра способствовала творческому подъему. Возьмём, например, мой ноутбук, на дисплее которого виднелись черным по белому целых полторы главы моего нового романа. А чем я хуже всех новоявленных писак? Редактор есть. Несмотря на мой вредный характер, гадкий нрав, и любовь к шантажам, Андрей свёл меня с одним интересным человеком, которого заинтересовала история, которую я ему поведала. И с прототипом главной героини я даже попыталась встретиться.
К Валюше, которая в это время лежала на освидетельствовании в психушке меня пустили не сразу. Пришлось побегать по нескольким инстанциям, и выкупить это право. И пока она ещё не была признана психически-больной, мне необходимо было с ней договориться, и заключить договор на авторские права.
— Про меня книга? — удивилась она.
— Ты станешь прототипом главной героини.
— Гадости будешь писать?
— Обещаю, что не буду. И имена реальные упоминать тоже не буду.
— Думаю, это будет лучшей компенсацией за то, что я натворила, — вздохнула она, а я в который раз поняла, что не перестаю ее жалеть.
Мой адвокат подготовил бумаги, и только после того, как они были подписаны, я начала писать. Выходило все достаточно мрачненько, под стать моему настроению. Зато с работы уволилась, перейдя в ряд внештатных журналистов, которые получают не хуже, ведя свой микроблог на сайте газеты. А ещё волосы с каре сменила стильной короткой стрижкой. Говорят, когда женщина меняет прическу, она меняет что-то в своей жизни. А перемены уже начались и без новой прически.
И все так серенькой, ванильненько, и тут ещё один телефонный звонок. Сотовый я приобрела накануне, поэтому номер мой был известен только трем определенным личностям, и те были занесены в телефонную книгу.
— Алло, Рима, привет! — детский голос на том конце заставил меня врасплох. — Это Женя.
Я невольно забыла даже как дышать, мне было безумно перед ней стыдно.
— Привет, Женечка!
Я просила Арину, чтобы она дала ей мой номер. Мне хотелось общаться с девочкой, хотелось когда-нибудь загладить свою вину за побег.
— Рима, мне нужна помощь. Понимаешь, у папы снова срыв, а мне уже больше недели приходится жить у Светы. Приезжай, пожалуйста!
Сердце сжалось от жалости к этой маленькой девочке, которой приходится страдать из-за дурости взрослых.
— Господи, Женёк, — выдохнула я тяжело, соображая на ходу, что делать. — Я первым же поездом выезжаю.
А потом на вокзал за билетом и несколько часов томительного ожидания этого гребанного поезда, который опаздывал на целых десять минут. Я сейчас готова была растерзать его на мелкие кусочки, или вцепиться в горло и загрызть. И это я, конечно, о Волкове. Он заливает свое горе, когда ребенку приходится скитаться вне дома. Что за мужики пошли? Размазня, да и только. Закодировать! Да, точно! Хотя не пил же он до этого Бог знает сколько…
В голове прокручивались тысяча и один сюжет его казни. Бедная Женька, бедный ребёнок. Я по ней скучала, и порывалась несколько раз вернуться только из-за нее. Совесть не позволила. «Привет, девочка, я сбежала недавно, но теперь хочу наладить отношения». Бред полнейший, как и сама ситуация. Но сейчас я просто не могла не отреагировать. Под монотонный стук колес уснуть так и не удалось, поэтому размышляла, как жить дальше.
Но больше всего мне хотелось, чтобы поезд ехал быстрее. Но этот маршрут был длиннее, поэтому и подъезжала я к дому Волкова промозглым октябрьским утром. Вылезла из такси, выматерилась, закурила. Видеть его без никотина мне никак нельзя. И эта темнота в окнах как-то уж очень давила. Калитку открыла своим ключом, который в попыхах бегства забыла вытащить из общей связки. И сразу же услышала шум из мастерской, а это означало, что можно в дом и не входить. М-да, картина предстала жутковатая, когда я потихонечку пробралась к самой двери…Волков крушил свою святыню. Это ж до каких чёртиков нужно допиться, чтобы сделать такое?
Когда на пол обрушился очередной предмет, выпущенный из по его рук, я не стала терпеть. Этот гавнюк заставил меня плакать. Ни одному мужику до этого момента не удавалось это сделать. Я даже на похоронах отца не плакала. Моя гордость была уязвлена и раздавлена.
— Опа! Я что, допился? — вид вроде не «в стельку», да и вообще я ожидала увидеть пропитого мужика с немытой головой, мешками под глазами, и неряшливым видом. А этот вроде выглядит достаточно прилично для человека, который квасит две недели. Гребанного Волков, он даже в таком состоянии не потерял своего мужского шарма. Ну и понесло меня трёхэтажным, переходящим с оскаливания на крик и даже сумкой огрела парочку раз для профилактики.
— Не, не белочка! Это уже хорошо! А что с твоей головой, девочка?
— Это с твоей что, Волков? Ты вообще границ не видишь, тряпка?
— Полегче с выражениями, дорогая! Позволь спросить, ты что здесь забыла? — он садиться на высокий стул и берет в руки бутылку с довольно дорогим виски. Но глотка я ему так и не даю сделать, выбивая бутылку из пальцев, которая расползается темным пятном на бетонном полу, издавая приятный запах.
— Вот, испортила такую вкуснятинку.
— Волков я в душном поезде провела дохренища часов рядом с бабкой, которая даже во сне разговаривала, не думай, что я приехала с хорошим настроением и мне сейчас до шуток твоих дурацких, — взорвалась я снова.
— Ну, так а нах…я ты приехала? Ты же так хорошо умеешь уезжать тихо и молча? — вот, хороший скандал, это то что мне сейчас нужно для того, чтобы выплеснуть накопившийся негатив.
— А ты так хорошо можешь страдать по умершей жене. И что ты предлагаешь, чтобы я сидела и ждала, когда ты вспомнишь, что в твоём доме живёт реальная женщина, состоящая из плоти и крови, у которой тоже есть чувства, гордость? Нет, не смотри так на меня, я без претензий, хочешь заливать свое горе, пожалуйста. Но я в этом участвовать не собираюсь. И да, если ты не прекратишь мучить ребенка, я обращусь в комиссию по делам несовершеннолетних, и у тебя ее заберут.
— Так это она тебя вызвала?
— Просто, Волков, ты эгоист, который думает только о себе. Мне плохо, ах, Мариночку убили, ой, и Римочка ушла. Что же мне делать? Блин, дай-ка я побухаю! Но чувак, у тебя же есть дочь. Да, ну! Переживет как-нибудь, пусть у Светы поживет. А то ж у моей домработницы других забот нет, как заботиться о моем ребенке, когда я гандон штопанный побуду обиженным на весь свет мальчиком, — театрально передразнила я всю ситуацию, и заключила. — Ты не мужик, ты тряпка, Волков! Я разочарованна!
Я не знаю насколько подействовали мои слова, сколько ему ещё пришлось выпить. Я просто пошла спать, нет, не к Аринке. Я пошла спать в дом, в комнату, которую мы вместе делили месяц назад. И мне было наплевать на его мнение. Осада крепости началась. Позвонила Свете, зная, что она очень рано встаёт.
— Привези Женьку домой, пожалуйста, — попросила после светских приветствий.
— А как же Даниил Игоревич?
— Надеюсь, станет стыдно показываться в таком виде перед дочерью. Привези, Свет, ребенку лучше жить дома.
Тактичность женщины меня удивляла. Она должна была, и наверное, меня упрекнуть, что я сбежала и ей пришлось присматривать за Женькой, но она лишь согласилась и попрощалась. Может, она меня и недолюбливала, но это сейчас не важно.
Приходил в себя Даниил несколько дней. Такое количество алкоголя не могло не сказаться на организме, поэтому «отходняк» был страшен своей непредсказуемостью. Это все мне было нужно в последнюю очередь, но держалась я стойко, выхаживая его, как новорожденного.
И стыдно ему было явно, потому что встречи с дочерью старался избегать, а на мою тираду о его умственных способностях реагировал слабо.
— Прости, я знаю, что я полный придурок.
— Ух, ты! Какая самокритика! Но отрицать не стану.
— Так ты прощаешь?
— Мы оба накосячили, Волков. Прощение нужно просить перед Женькой, что втянули ее в этот фарс.
— Мне, кажется, ей будет достаточно обещания, что ты останешься.
— Останусь, если ее папаша разобрался в себе.
— Главное уже это сделал.
— А бухать тогда чего начал?
— Стресс! Я понял, что Марина это прошлое, а ты меня послала. Решил успокоиться.
— Ну и как, удалось? — усмехнулась я.
— Не напоминай, — скривился Волков. — Женька сказала, что вы в больницу ездили.
— Да! Я на аборт записывалась, — пожала я плечами.
— Чего? — вот это эмоция пошла! Я думала его разорвет от злости. — Ты дура что ли?
Наверное, за ругательства в этой семье отвечать буду я, потому что кроме слов «дура» и «идиотка» я от него больше ничего не услышала, зато почувствовала на себе, весь гнев мужика.
— Расслабься, Волков, на прием просто записалась. Анализы сдам пока.
— Так ты что? — он указал на мой живот.
— Пока не знаю. Есть подозрения. Обедать будем?
— И ты мне сейчас это всё так запросто говоришь?!
— Ну, а что ты хотел? Шары? Фейерверки? Салюты? Ты ж меня к такому хладнокровию приучил. Все разговоры-разговорами, а я есть хочу.
И так, начинался новый этап моей жизни. Не зря же я сменила причёску. Женька искренне радовалась, что я вернулась и боялась отпустить меня от себя. А когда я собиралась в Москву, чтобы перевезти некоторые вещи, ребёнок запаниковал, что я снова пропаду, поэтому пришлось взять ее с собой, и позволить прогулять парочку учебных дней. Да, матерью быть сложно, но чертовски приятно. Особенно, когда тебя гордо представляют в этой роли родителям в классе, когда ребёнок твой также гордо идёт с тобой за руку по улице. Свое обещание, сходить на школьный праздник, я выполнила. Конечно, чувствовала себя немного некомфортно из-за ощущения, что ворую у Марины семью.
В день годовщины ен смерти, я вместе с Даниилом отправилась на кладбище. Искренне попросила прощения и поставила свечку в церкви неподалеку. И слова Волкова тихие на прощание ей, отбили все последние сомнения о его намерениях.
— Я тебя любил, но сейчас я хочу и буду жить с женщиной, которую люблю.
А на следующие утро пришли анализы из клиники, которые вселили в меня надежду, что она нас простила. Я носила ребенка, мои догадки подтвердились
— Ну, что, родители? Будем воспитывать? — расплылась в довольной улыбке Женя.
— Будем, — вздохнула я, все ещё не очень вдупляя, что сейчас происходит. — Тут не до выбора. Мне кажется, я буду плохой мамой.
— Ты не права. Я же тебя выбрала для себя, так что и моему новому братишке или сестрёнке ты тоже придется по душе.
— Выбрала? — удивилась я, глядя на Волкова.
— А ты думаешь, почему папа к тебе изменил отношение? Потому что я каждый день расхваливал тебя. Это был такой хитроумный план. Задумка. Психологическое воздействие.
— А! Вот оно как оказывается. А я думал, это я ее выбрал, — расплылся в улыбке Даниил, сжимая мою руку. Будущий папаша просто светился от счастья.
Ну, что ж, Рима Пиманова, прощай свободная жизнь, здравствуйте пеленки — распашонки, здравствуйте школьные спектакли и уроки, здравствуйте готовка, стирка. А кто сказал, что я не рада?
Больше книг на сайте - Knigoed.net