От этой проклятой юдоли".
И плакали, и целовались они
В своей безысходной печали,
Смеялись и даже запели потом,
И наконец замолчали.
А днем на чердак пришел комиссар
С ученым лекарем вкупе,
И тот усмотрел, что смерть налицо
И в том и в этом трупе.
И он разъяснил: "При желудке пустом
Их, верно, стужа убила.
Возможно, что смерть их уже стерегла
И только 'быстрей-шстушша".
И веско добавил: "В такой мороз
Отапливать надо жилище,
А спать на пуховиках,-- но суть,
Конечно, в здоровой пище".
ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ МАССЫ
"Блины, которые я отпускал до сих пор за три серебряных гроша,
отпускаю отныне за два серебряных гроша. Все зависит от массы".
Засел в мою память прочней монументов
Один анонс -- для интеллигентов
Борусской столицы когда-тал он
В "Интеллигенцблатт" был помещен.
Берлин! Столица борусехой страны!
Цветешь, ты свежестью весны,
Как пышных лип твоих аллеи....
Все так же ли ветер их бьет, не жалея?
А как твой Тиргартен? Найдется? ль в нем
тварь,
Что хлещет пиво, как и встарь,
С женой в павильоне, под ту же погудку:
Мораль -- душе, а борщ -- желудку?
Берлин! Ты каким предаешься шотехам?
Какого разиню приветствуешь смехом?
При мне еще Нанте; не снился берлинцам.
В ту пору только чушь мололи
Высоцкий с пресловутым: кронпринцем,
Что ныне ерзает на престоле.
Теперь в короле: не признать, балагура -
Голова под короной повисла понуро.
Сего венценосца сужу я нестрого,
Ведь мы друг на друга походим немного.
Оа очень любезен, талантлив, притом,-
Я тоже был бы плохим королем.
Как я, не питает он нежных чувств
К музыке -- чудовищу искусств;
Поэтому протежирует он
Мейербера -- музыке в урон.