Я заарканен дверцей мышеловки:
Есть у меня "сейчас" и нет "потом"...
Мелькают кадры старой киноленты,
В немом кино друзья отводят взгляд.
Всё распадается в бредовые фрагменты:
Я вышвырнут из строя и распят...
Я просыпаюсь... Ужас скользкой глыбой
Застрял в груди, сжимая дикий крик:
Пришёл и мой черёд идти на дыбу –
Палач мастак и к крови он привык.
...Я оглушён и ослеплён прозреньем:
Я обливаюсь потом, а не кровью;
Я счастлив неожиданным спасеньем,
Я рад свободе, жизни и здоровью.
...Но как, откуда жуть кошмарных снов?
Я вырастаю вместе с перестройкой...
Всё это – память дедов и отцов,
А память крови – крепкая настойка.
Свечи, свечи... Поминальные, тонкие…
Свечи, свечи... Поминальные, тонкие…
Сладким воском – берёзовый сок.
Капли капают – мерные, звонкие –
В банки, в губы, в жёлтый песок.
Тихо, скорбно, удар за ударом,
Это – слёзы усталой земли:
Поднимаются белым паром
И ложатся в дорожной пыли.
Ранят плоть белоствольную грубо,
Рвут и режут кожу – до дна:
На сухие, жадные губы
Кровь земли проливает весна.
Кровь земли или горькие слёзы
Или воск поминальных свечей...
Вся Россия – просто берёза
На могиле своих детей.
Печально я гляжу на наше поколенье
Печально я гляжу на наше поколенье:
Его грядущее так страшно и темно,
Ведь прошлое предав забвенью,
Родные корни вырвало оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Жестокими ошибками отцов:
По жизни мы бредем без цели,
Кнуту покорны подлецов.
Что нам терять? Ведь мы всё растеряли,
Пропили, прогуляли, промотали,
Прохлопали, отдали и продали.
Мы нищи. Нам наследство – только слёзы,
Могилы братские, скелеты в котлованах,