Русская поэзия XVIII века - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 10

1761

Стихи к Климене

Чтоб счастливым нам быть,

Я буду жить затем, чтоб мне тебя любить;

А ты люби меня затем, чтоб мог я жить.

1763

Стихи к деньгам

Божественный металл, красящий истуканов,Животворящая душа пустых карманов,Подпора стариков, утеха молодых,Награда добрых дел, нередко и худых,Предмет воюющих, покой живущих мирно,И досажденье тех, у коих брюхо жирно,Здоровья, бодрости и силы подкрепитель,Сподручник счастия, свободы искупитель,Магнит торгующих и бог ростовщиков,Разумных добрый вождь и гибель дураков,О деньги, к вам стихи писать предпринимаю,Но, муза, не тебя я в помощь призываю,Ты так же, как и я, карманами бедна,И нагота твоя в картинах нам видна;Велика ты душой и разумом богата,Правдива и честна, и в песнях торовата;Твоею лирою пленяюсь часто я,Но участь скудная известна мне твоя.Отец стихов Гомер, твою приявши лиру,В наследство славу лишь свою оставил миру.Анакреона ты подобно возбуждала,И щедро ты его стихами награждала,В весельях ел и пил, и жил Анакреон,Но что оставил нам? Одних лишь песен звон.Овидий, коего ты нежностью снабдила,Овидий, коего пером любовь водила,Кто сладким, наконец, творением своимПленил толико всех, колико древний Рим,Овидий, коего стихи Кларисе любы,В холодном севере скончал свой век[665] без шубы.Другой чрез много лет, писав приятный вздор,По смерти, как Гомер, в народах сделал спор:Потомки разные доказывать трудились,Что с сим писателем в одной земле родились;Высоко ставили себе такую честь,Коль город, где возмог пиита произвесть,Но о стяжательном никто не спорил правеТого, которого завидовали славе.Хоть слава шумная имеет много уст,Но слава, как и я, карман имеет пуст,Летая налегке в подсолнечной с трубою,Металлов не берет богиня та с собою.Везде о всех и всем все вести говоря,Нагая носится чрез горы и моря.О деньги, нет у вас ушей, ни глаз, ни гласа,Но чувства вам не раз давал певец Парнаса,Я прежни приведу на память чудеса:Когда Орфей играл, плясали древеса,И камни, что поля неплодным удручали,От песней двигались и чувство получали.Преобращалася тогда земля в металл,Курс денег с той поры известен в мире стал;Тогда произвелась ходячая монетаИ стала колесом вертящегося света.Движенье новое земной воспринял шар,За деньги всякий всем даваться стал товар;Тогда осыпалась земля сребром и златом,Богатый без родства богатому стал братом;Не то ли век златой, известный нам в стихах,Который и поднесь хранится в кошельках?И некто написал, что стали человекиВ железных сундуках хранить златые веки.

1783

И. ХЕМНИЦЕР

БАСНИ

Обоз

Шел некогда обоз; А в том обозе был такой престрашный воз, Что перед прочими казался он возами, Какими кажутся слоны пред комарами. Не возик и не воз, возище то валит. Но чем сей барин-воз набит? Пузырями.

1779

Земля хромоногих и картавых[666]

Не помню, где-то я читал,Что в старину была землица небольшая,И мода там была такая,Которой каждый подражал,Что не было ни человека,Который бы, по обыча́ю века,Прихрамывая не ходилИ не картавя говорил;А это все тогда искусством называлосьИ красотой считалось.Проезжий из земли чужой,Но не картавый, не хромой,Приехавши туда, дивится моде тойИ говорит: «Возможно ль статься,Чтоб красоту в том находить —Хромым ходитьИ все картавя говорить?Нет, надобно старатьсяТакую глупость выводить».И вздумал было всех учить,Чтоб так, как надобно, ходитьИ чисто говорить.Однако, как он ни старался,Всяк при своем обычае остался;И закричали все: «Тебе ли нас учить?Что на него смотреть, робята, всё пустое!Хоть худо ль, хорошо ль умеем мы ходитьИ говорить,Однако не ему уж нас перемудрить;Да кстати ли теперь поверье отменитьСтаринное такое?»

1779

Лев, учредивший совет

Лев учредил совет какой-то, неизвестно,И, посадя в совет сочленами слонов,Большую часть прибавил к ним ослов.Хотя слонам сидеть с ослами и невместно,Но лев не мог того числа слонов набрать,Какому прямо надлежалоВ совете этом заседать.Ну, что ж? пускай числа всего бы недостало,Ведь это б не мешалоДела производить.Нет, как же? а устав ужли переступить?Хоть будь глупцы судьи, лишь счетом бы их стало.А сверх того, как лев совет сей учреждал,Он вот как полагалИ льстился:Ужли и впрям, что ум слоновНа ум не наведет ослов?Однако, как совет открылся,Дела совсем другим порядком потекли:Ослы, слонов с ума свели.

1779

Конь верховый[667]

Верховый гордый конь, увидя клячу в полеВ работе под сохойИ в неге не такой,И не в уборе, и не в холе,Какую гордый конь у барина имел,С пренебрежением на клячу посмотрел,Пред клячею крестьянскою бодрилсяИ хвастал, чванился, и тем и сем хвалился.«Что? — говорит он кляче той. —Бывал ли на тебе убор когда такой,Каков убор ты видишь мой?И знаешь ли, меня как всякий почитает?Всяк, кто мне встретится, дорогу уступает,Всяк обо мне твердит и всякий похваляет.Тебя же кто на свете знает?»Несносна кляче спесь коня.«Пошел, хвастун! — ему на это отвечает. —Оставь с покоем ты меня.Тебе ль со мной считатьсяИ мною насмехаться?Не так бы хвастать ты умел,Когда бы ты овса моих трудов не ел».

1779

Волчье рассужденье

Увидя волк, что шерсть пастух с овец стрижет,«Мне мудрено, — сказал, — и я не понимаю,Зачем пастух совсем с них кожу не дерет?Я, например, так я всю кожу с них сдираю,И то ж в иных дворах господских примечаю, —Зачем бы и ему не так же поступать?»Слон, волчье слыша рассужденье,«Я должен, — говорит, — тебе на то сказать:Ты судишь так, как волк; а пастухово мненье —Овец своих не убивать.С тебя, да и с господ иных примеры брать —Не будет наконец с кого и шерсть снимать».

1779

Паук и мухи

«Постой, — паук сказал, —Я чаю, я нашел причину,Зачем еще большой я мухи не поймал,А попадается все мелочь; дай раскинуПошире паутину,Авось-либо тогда поймаю и больших».Раскинув, нажидает их;Все мелочь попадает;Большая муха налетит —Прорвется и сама, и паутину мчит.А это и с людьми бывает,Что маленьким, кудаНи обернись, беда.Вор, например, большой, хоть в краже попадется,Выходит прав из-под суда,А маленький наказан остается.

1782

Соловей и Чиж[668]

Был дом,Где под окномИ чиж и соловей виселиИ пели.Лишь только соловей, бывало, запоет,Сын маленький отцу проходу не дает,Все птичку показать к нему он приступает,Которая так хорошо поет.Отец, обеих сняв, мальчишке подает.«Ну, — говорит, — узнай, мой свет,Которая тебя так много забавляет?»Тотчас на чижика мальчишка указал:«Вот, батюшка, она», — сказал,И всячески чижа мальчишка выхваляет:«Какие перушки! Куды как он пригож!Затем ведь у него и голос так хорош!»Вот как мальчишка рассуждает.Да полно, и в житействе тожО людях многие по виду заключают:Кто наряжен богато и пригож,Того и умным почитают.

1782

Лестница

Все надобно старатьсяС потребной стороны за дело приниматься;А если иначе, все будет без пути.Хозяин некакий стал лестницу мести;Да начал, не умея взяться,С ступеней нижних месть. Хоть с нижней сор сметет,А с верхней сор опять на нижнюю спадет.«Не бестолков ли ты? — ему тут говорили,Которые при этом были. —Кто снизу лестницу метет?»На что бы походило,Когда б в правлении, в каком бы то ни было,Не с вышних степеней, а с нижних начинатьПорядок наблюдать?

1782

Дележ Львиный[669]

Осел с Овцой, с Коровой и с КозойКогда-то в пайщики вступилиИ Льва с собою пригласилиНа договор такой:Что если зверь какойНа чьей-нибудь земле, случится, попадетсяИ зверя этого удастся изловить,То б в случае таком добычу разделитьПо равной части всем, кому что доведется.Случись,Олень к Козе в тенета попадись.Тотча́с друг другу повестили,И вместе все оленя задушили.Дошло до дележа. Лев то́тчас говорит:«Одна тут часть моя и мне принадлежитЗатем, что договор такой мы положили».«Об этом слова нет!» — «Другая часть моя,Затем что яЛьвом называюсьИ первым между вас считаюсь».«Пускай и то!» — «И третья часть мояПо праву кто кого храбряе.Еще четверту часть беру себе же яПо праву кто кого сильняе.А за последнюю лишь только кто примись,То тут же и простись».

1782

Привилегия

Какой-то вздумал Лев указ публиковать,Что звери могут все вперед, без опасенья,Кто только смог с кого, душить и обдирать.Что лучше быть могло такого позволеньяДля тех, которые дерут и без того?Об этом чтоб указе знали,Его два раза не читали.Уж то-то было пиршество!И кожу, кто лишь мог с кого,Похваливают знай указ да обдирают.Душ, душ погибло тут,Что их считают, не сочтут!Лисице мудрено, однако, показалось,Что позволение такое состоялось:Зверям указом волю датьПовольно меж собой друг с друга кожи драть!Весьма сомнительным Лисица находилаИ в рассуждении самой, и всех скотов.«Повыведать бы Льва!» — Лисица говорилаИ львиное его величество спросила,Не так чтоб прямо, нет, — как спрашивают львов,По-лисьи, на весы кладя значенье слов,Всё хитростью, обиняками,Всё гладкими придворными словами:«Не будет ли его величеству во вред,Что звери власть такую получили?»Но сколько хитрости ее ни тонки были,Лев ей, однако же, на то ни да, ни нет.Когда ж, по Львову расчисленью,Указ уж действие свое довольно взял,По высочайшему тогда соизволеньюЛев всем зверям к себе явиться указал.«Тут те, которые жирняе всех казались,Назад уже не возвращались.Вот я чего хотел, — Лисице Лев сказал,—Когда о вольности указ такой я дал.Чем жир мне по клочкам сбирать с зверей трудиться,Я лучше дам ему скопиться.Султан ведь также позволяетПашам с народа частно драть,А сам уж кучами потом с пашей сдирает;Так я и рассудил пример с султана взять».Хотела было тут Лисица в возраженьеСказать свое об этом мненьеИ изъясниться Льву о следствии худом,Да вобразила то, что говорит со Львом…А мне хотелось бы, признаться,Здесь об откупщиках словцо одно сказать,Что также и они в число пашей годятся;Да также думаю по-лисьи промолчать.

1799

Побор Львиный

В числе поборов тех, других,Не помню, право, я, за множеством, каких,Определенных Льву с звериного народа(Так, как бы, например, крестьянский наш народДает оброки на господ),И масло также шло для Львина обихода.А этот так же сбор, как всякий и другой,Имел приказ особый свой,Особых и зверей, которых выбирали,Чтоб должность сборщиков при сборе отправляли.Велик ли сбор тот был, не удалось узнать,А сборщиков не мало было!Да речь и не о том; мне хочется оказатьТо, что́ при сборе том и как происходило.Большая часть из них, его передавая,Катала в лапах наперед:А масло ведь к сухому льнет,Так, следственно, его не малоК звериным лапам приставало;И, царским пользуясь добром,Огромный масла ком стал маленьким комком.Однако как промеж скотами,Как и людскими тож душами,Не все бездельники, а знающие честьИ совестные души есть,То эти в лапах ком не только не катали,Но сверх того еще их в воду опускали,Чтоб масло передать по совести своей. Ну, если бы честны́х зверейПри сборе этом не сыскалось,То сколько б масла Льву досталось?Не знаю, так ли я на вкус людей судил?Я Льву, на жалобу об этом, говорил:«Где сборы,Там и воры;И дело это таково:Чем больше сборщиков, тем больше воровство».

1799

Стрелка часовая

Когда-то стрелка часоваяНа башне городской,Свои достоинства счисляя,Расхвасталась собой,И, прочим часовым частям в пренебреженье,«Не должно ль, — говорит, — ко мне иметь почтенье?Всему я городу служу как бы в закон;Все, что ни делают, по мне располагают:По мне работают, по мне и отдыхают;По мне съезжаются в суды и выезжают;По мне чрез колокольный звонК молитве даже созывают;И словом, только час я нужный покажу,Так точно, будто прикажу.Да я ж стою домов всех выше,Так что весь город подо мной;Всем видима и всё я вижу под собой.А вы что значите? Кто видит вас?» — «Постой;Нельзя ли как-нибудь потише,И слово датьИ нам сказать? —Другие части отвечали. —Знай, если бы не мы тобою управляли,Тебя бы, собственно, ни во́ что не считали.Ты хвастаешь собой,Как часто хвастает и человек иной,Который за себя работать заставляет,А там себя других трудами величает».

1799

Метафизический ученик[670]

Отец один слыхал,Что за́ море детей учиться посылаютИ что вобще того, кто за́ морем бывал,От небывалого отменно почитают,Затем что с знанием таких людей считают;И, смо́тря на других, он сына тож послатьУчиться за море решился.Он от людей любил не отставать,Затем что был богат. Сын сколько-то учился,Да сколько ни был глуп, глупяе возвратился.Попался к школьным он вралям,Неистолкуемым дающим толк вещам;И словом, малого век дураком пустили.Бывало, глупости он попросту болтал,Теперь ученостью он толковать их стал.Бывало, лишь глупцы его не понимали,А ныне разуметь и умные не стали;Дом, город и весь свет враньем его скучал.В метафизическом беснуясь размышленьиО заданном одном старинном предложеньи:«Сыскать начало всех начал»,Когда за облака он думой возносился,Дорогой шедши, вдруг он в яме очутился.Отец, встревоженный, который с ним случился,Скоряе бросился веревку принести,Домашнюю свою премудрость извести;А думный между тем детина,В той яме сидя, размышлял,Какая быть могла падения причина?«Что оступился я, — ученый заключал,—Причиною землетрясенье;А в яму скорое произвело стремленьеС землей и с ямою семи планет сношенье».Отец с веревкой прибежал.«Вот, — говорит, — тебе веревка, ухватись.Я потащу тебя; да крепко же держись.Не оборвись!..»«Нет, погоди тащить; скажи мне наперед:Веревка вещь какая?»Отец, вопрос его дурацкий оставляя,«Веревка вещь, — сказал, — такая,Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет».«На это б выдумать орудие другое,А это слишком уж простое».«Да время надобно, — отец ему на то. —А это, благо, уж готово».«А время что?»«А время вещь такая,Которую с глупцом я не хочу терять.Сиди, — сказал отец, — пока приду опять».Что, если бы вралей и остальных собратьИ в яму к этому в товарищи сослать?..Да яма надобна большая!

1799

Редакция КапнистаМетафизик

Отец один слыхал,Что за море детей учиться посылаютИ что того, кто за морем бывал,От небывалого и с вида отличают.Так чтоб от прочих не отстать,Отец немедленно решилсяДетину за море послать,Чтоб доброму он там понаучился.Но сын глупяе воротился:Попался на руки он школьным тем вралям,Которые о ума не раз людей сводили,Неистолкуемым давая толк вещам,И малого не научили,А на́век дураком пустили.Бывало, с глупости он попросту болтал,Теперь всё свысока без толку толковал.Бывало, глупые его не понимали,А ныне разуметь и умные не стали.Дом, город и весь свет враньем его скучал.В метафизическом беснуясь размышленьиО заданном одном старинном предложеньи:Сыскать начало всех начал,Когда за облака он думой возносился,Дорогой шедши, оступилсяИ в ров попал.Отец, который с ним случился,Скоряе бросился веревку принести,Премудрость изо рва на свет произвести.А думный между тем детина,В той яме сидя, рассуждал:«Какая быть могла причина,Что оступился я и в этот ров попал?Причина, кажется, тому землетрясенье;А в яму скорое стремленье —Центральное влеченье,Воздушное давленье…»Отец с веревкой прибежал,«Вот, — говорит, — тебе веревка; ухватися.Я потащу тебя, держися».«Нет, погоди тащить, скажи мне наперед, —Понес студент обычный бред. —Веревка вещь какая?Отец его был не учен,Но рассудителен, уменВопрос ученый оставляя,«Веревка — вещь, — ему ответствовал, — такая,Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет».«На это б выдумать орудие другое, —Ученый все свое несет. —А это что такое!..Веревка! — вервие простое!»«Да время надобно, — отец ему на то. —А это хоть не ново,Да благо уж готово».«Да время что?..»«А время вещь такая,Которую с глупцом не стану я терять;Сиди, — сказал отец, — пока приду опять».Что, если бы вралей и остальных собратьИ в яму к этому в товарищи послать?..Да яма надобна большая!

1799

Триумф Амура.

Гравюра Г. Скородумова с оригинала А. Кауфман. 1780-е годы.

Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

ЭПИТАФИИ

Надгробная на меня самого

Не мни, прохожий, ты читать: «Сей человек Богат и знатен прожил век». Нет, этого со мной, прохожий, не бывало, А все то от меня далёко убегало, Затем что сам того иметь я не желал И подлости всегда и знатных убегал.

Неизвестные годы

В. КАПНИСТ

Ода на рабство[671]

Приемлю лиру, мной забвенну,Отру лежащу пыль на ней:Простерши руку, отягченнуЖелезных бременем цепей,Для песней жалобных настрою;И, соглася с моей тоскою,Унылый, томный звук прольюОт струн, рекой омытых слезной:Отчизны моея любезнойПорабощенье воспою.А Ты, который обладаешьЕдин подсолнечною всей,На милость души преклоняешьВозлюбленных тобой царей,Хранишь от злого их навета!Соделай, да владыки светаВнушат мою нелестну речь;[672]Да гласу правды кротко внемлютИ на злодеев лишь подъемлютТобою им врученный меч.В печальны мысли погруженный,Пойду, от людства удалюсьНа холм, древами осененный;В густую рощу уклонюсь;Под мрачным, мшистым дубом сяду.Там моему прискорбну взглядуПрискорбный все являет вид:Ручей там с ревом гору роет;Унывно ветр меж сосен воет;Летя с древ, томно лист шумит.Куда ни обращу зеницу,Омытую потоком слез,Везде, как скорбную вдовицу,Я зрю мою отчизну днесь:Исчезли сельские утехи,Игрива резвость, пляски, смехи;Веселых песней глас утих;Златые нивы сиротеют;Поля, леса, луга пустеют;Как туча, скорбь легла на них.Везде, где кущи, села, градыХранил от бед свободы щит,Там тверды зиждет власть оградыИ вольность узами теснит.Где благо, счастие народноСо всех сторон текли свободно,Там рабство их отгонит прочь.Увы! судьбе угодно было,Одно чтоб слово превратилоНаш ясный день во мрачну ночь.Так древле мира вседержительИз мрака словом свет создал, ―А вы, цари! на то ль зиждительСвоей подобну власть вам дал,Чтобы во областях подвластныхИз счастливых людей несчастныхИ зло из общих благ творить?На то ль даны вам скиптр, порфира,Чтоб были вы бичами мираИ ваших чад могли губить?Воззрите вы на те народы,Где рабство тяготит людей;Где нет любезныя свободыИ раздается звук цепей:Там к бедству смертные рожденны,К уничиженью осужденны,Несчастий полну чашу пьют;Под игом тяжкия державыПотоками льют пот кровавыйИ зляе смерти жизнь влекут.Насилия властей страшатся;Потупя взор, должны стенать;Подняв главу, воззреть боятсяНа жезл, готовый их карать.В веригах рабства унывают;Низвергнуть ига не дерзают,Обременяющего их;От страха казни цепенеютИ мыслию насилу смеютРоптать против оков своих.Я вижу их, они исходятПоспешно из жилищ своих.Но для чего с собой выводятНесущих розы дев младых?Почто, в знак радости народной,В забаве искренной, свободнойСей празднуют прискорбный час?Чей образ лаврами венчаютИ за кого днесь воссылаютК творцу своих молений глас?Ты зришь, царица, се ликуетСтенящий в узах твой народ.Се он с восторгом торжествуетТвой громкий на престол восход.Ярем свой тяжкий кротко сноситИ благ тебе от неба просит,Из мысли бедство истребя;А ты его обременяешь:Ты цепь на руки налагаешь,Благословящие тебя.Так мать, забыв природу в гневе,Дитя, ласкающеесь к ней,Которое носила в чреве,С досадой гонит прочь с очей;Улыбке и слезам не внемлет;В свирепстве от сосцей отъемлетНевинный, бедственный свой плод;В страданье с ним не сострадает;И прежде сиротства ввергаетЕго в злосчастие сирот.Но ты, которыя щедротыПодвластные боготворят!Коль суд твой, коль твои добротыИ злопреступника щадят,Возможно ль, чтоб сама ты нынеПовергла в жертву злой судьбинеТебя любящих чад твоих?И мыслей чужда ты суровых;Так что же? благ не скрыла ль новыПод мнимым гнетом бедствий сих?Когда, пары и мглу сгущая,Светило дня свой кроет вид,Гром, мрачны тучи разрывая,Небесный свод зажечь грозит.От громкого перунов трескаИ молнии горящей блескаМятется трепетна земля;Но солнце страх сей отгоняетИ град сгущенный растопляет,Дождем проливши на поля.Так ты, возлюбленна судьбоюЦарица преданных сердец,Взложенный вышнего рукоюНосяща с славою венец!Сгущенну тучу бед над намиЛюбви к нам твоея лучами,Как бурным вихрем, разобьешь;И к благу бедствие устроя,Унылых чад твоих покоя,На жизнь их радости прольешь.Дашь зреть нам то златое время,Когда спасительной рукойВериг постыдно сложишь бремяС отчизны моея драгой.Тогда, о лестно упованье!Прервется в тех краях стенанье,Где в первый раз узрел я свет.Там, вместо воплей и стенаний,Раздастся шум рукоплесканийИ с счастьем вольность процветет.Тогда, прогнавши мрак печалиИз мысли горестной моейИ зря, что небеса скончалиТобой несчастье наших дней,От уз свободными рукамиЗеленым лавром и цветамиУкрашу лиру я мою;Тогда, вослед правдивой славы,С блаженством твоея державыТвое я имя воспою.

1783

Одана истребление в Россиизвания рабаЕкатериною Второю,в 15 день февраля 1786 года[673]

Красуйся, счастлива Россия!Восторгом радостным пылай;Встречая времена златые,Главу цветами увенчай;В порфиру светлу облекися;Веселья миром умастися.[674]Да глас твой в песнях возгремит,Исполнит радостью вселенну:Тебе свободу драгоценнуЕкатерина днесь дарит.О дар божественныя длани!Дар истинных богоцарей!Достойных вечной сердца дани,Достойных мира алтарей!Российские сыны! теките,Усердья жертвы принесите:Мы с ними той к стопам падем,Чья нас десница восставляет,Оковы с наших рук снимаетИ с вый невольничий ярем.С времен, в забвении лежащих,Наш род был славен на земли.Везде с молвой побед гремящихРоссийски лавры возросли.Не там лишь, где восшедша Феба,Текущего по своду небаИ в понт сходяща виден свет;Но там, где бог сей не сияет,Завесы звездной не вскрывает,Где вечно мрачна ночь живет.Среди такого блеска славы,Побед, которым нет числа,Во узах собственной державыРоссия рабства дни влекла.Когда чужую цепь терзала,Сама в веригах унывалаИ не рвала своих оков;Но раболепными рукамиУпадших пред ее ногамиЦарей брала под свой покров.Теперь, о радость несказанна!О день, светляе дня побед!Царица, небом ниспосланна,Неволи тяжки узы рвет;Россия! ты свободна ныне!Ликуй: вовек в ЕкатеринеТы благость бога зреть должна:Она тебе вновь жизнь даруетИ счастье с вольностью связуетНа все грядущи времена.Обилие рекой польетсяИ ризу позлатит полей.Глас громких песней разнесется,Где раздавался звук цепей.Девиц и юнош хороводыВыводят уж вослед свободыЗабавы в рощи за собой;И старость, игом лет согбенна,Пред гробом зрится восхищенна,С свободой встретя век златой.Развязанными днесь крыламиОрел российский воспаритНад гордыми его врагами;С высот их выи поразит;Обвившись пламенем перуна,В Эвксине из руки НептунаТрезубый жезл исторгнет он;В дальнейшие врагов пределыПошлет молниеносны стрелыИ раздробит сарматский трон.Лети, пернатых царь! взносися,Главой касайся небесам;Над кровом вечности спустися;Внеси в ее священный храмСвященный лик Екатерины.Бессмертных дел ее картиныТам изваянны на стенах;Да узрят веки отдаленны,Колико времена блаженныТекут в подвластных ей странах.А ты, которая свободу,Как животворный свет, даришь!Знай, что российскому народуТы вечну цепь принять велишь:Мы прежде власти покорялись;В плену днесь кротости остались,И стали пленнее стократ:Твои щедроты бесконечны,Сии сердец оковы вечныИ дух свободы покорят.В потомстве благодарны россы,Наследники времен златых,Воздвигнут в честь твою колоссы,Блестящи славой дел твоих.В них кроткий образ изваянный,Рукою правды увенчанный,Святиться будет в род и род:И время, кое все сражает,Бессмертну косу изломаетОб памятник твоих щедрот.

1787

Стихи на перевод «Илиады»г. Костровым[675]

Седьм знатных городов Европы и АссииСтязались; кто из них Омира в свет родил?Костров их спор решил:Он днесь в стихах своих РоссииОтца стихов усыновил.

1787

На смерть Юлии[676]

Уже со тьмою нощиПростерлась тишина.Выходит из-за рощиПечальная луна.Я лиру томно строюПеть скорбь, объявшу дух.Приди грустить со мною,Луна, печальных друг!У хладной сей могилы,Под тенью древ густых,Услышь мой вопль унылыйИ вздохов стон моих.Здесь Юлии любезнойПрах милый погребен.Я лить над ним ток слезныйНавеки осужден.Подобно розе нежной,Ты, Юлия, цвела;Ты в жизни сей мятежнойМне друг, мне все была.Теперь, тебя теряя,Осталось жизнь скончатьИль, скорбью грудь терзая,Всечасно умирать.Но песни сей плачевнойПрервать я должен стон:Слезами омоченнойНемеет лиры звон.Безмолвною тоскоюСильняй теснится дух:Приди ж грустить со мною,Луна, печальных друг!

1792

Мотылек

Кверху жаворонок вьется;Над горой летит соко́л;Выше облаков несетсяК солнцу дерзостный орел.Но летает над землею,С мягкой травки на цветок,Нежной пылью золотоюОтягченный мотылек.Так и мне судьбою вечноНизкий положен предел.В урне роковой, конечно,Жребий мой отяжелел.Случай как ни потрясаетУрну, все успеха нет;Как жезлом в ней ни мешает,Жребий мой на низ падет.Так и быть; пусть на вершинеГордые дубы стоят:Ветры бурные в долинеНизким лозам не вредят.Если ж рок и тут озлится:Что осталося? — терпеть!Боле счастливый боится,Чем несчастный, умереть.

1796

Одана пиитическую лесть

Велик, в позднейши прейдет родыЛюбимый музами пиит,Что чувства, мысль, красу природыВ стихах своих животворит;Но больший тот, чья звонка лира,Изобличая злобу мира,Гремит лишь правдой в слух царей:Гордыня гласу внять страшится,И ей прислужна лесть стыдитсяЛичины гнусныя своей.Внемлите, свыше вдохновенныйКак царь-пиит[677] к царям зовет:«Почто ко истине заткненныОтверзли уши для клевет?Не соблюдя закона свято,Мздоимное почто вы златоКладете на весы судов?Почто, средь мира сея браниИ отягчая бремя дани,Пиете пот и кровь рабов?Я видел, — в славе нечестивыйВзносился, как ливанский кедр,Что к небу высит верх кичливый,До адских вкореняся недр;Прошел я — и его не стало,Взыскал — и место то пропало,Где буйства возвышался рог.Цари надменны! трепещите;Что смертны вы, воспомяните:Противится гордыне бог».Так царь-пророк земным владыкамСвященнейший их долг твердилИ раболепной лести кликам,И лжехвалам внимать претил.Занятий сельских назидатель,Омира скромный состязатель,Бессмертный Гезиод[678], царямТак пел отважны поученья;И яростью небесна мщеньяГрозил взносящимся главам.Не столь мечом, как громом лиры,Алкей тиранов устрашал;Всевластия потряс кумирыИ жертвою свободы пал.Скрыжали древнего законаРезцом священным АполлонаНачертаны для ахеан.На лире, музой оструненной,Солоны песнью вдохновеннойВдыхали доблести в граждан.И Флакк[679], изоблича пороки,Расслабившие сильный Рим,Пел смело резкие урокиСоотечественникам своим.Но, о преврат! — Любимец ФебаУнизил дар бесценный неба,Хваля распутные сердца;И в знаменитом сем пиите,Ползущего в большом синклите,Мы зрим Октавова льстеца[680]!О стыд! — и злобу что исправит,Священный коль язык боговКоварство, месть, убийцу славитИ человечества врагов?Кем доблесть воспоется строга,Могущество и благость бога,Богоподобные цари,Коль глас поэзии священнойТоржественно велит вселеннойВоздвигнуть буйству алтари?Безмездным рвением водимый,Кто цепь расторг родимых стран;Отвергши прелесть диядимы[681],На степень стал простых граждан;И под убогий кров наследныйВенцы, трофеи скрыл победны,Хвалой не посрамится ль лир,Которыми разбой, крамолаИль хищник царского престолаПреобращается в кумир?Достойны ль петь они владыку,[682]Что, сам из мрака лишь исшел,Вдруг область просветивши дику,На сферу славных царств возвел;Как из земли вновь войски ставил;Как из-под вод, — вдруг флоты плавилВ Белт, в Касп и в льдистые моря;В ком, новым чудом изумленна,В герое видела вселеннаСлугу державы и царя?Бессмертие дарует славаИ к подвигам благим стремит:Но лесть в устах ее отрава,Что доблесть в семенах мертвит:Возмогут ли на труд великийХвалебные подвигнуть клики,Лавровый нас польстить венок,Когда весь мир тому свидетель,Что им, равно как добродетель,Приосеняется порок?Да гнев небес запечатлеетТе ядом дышащи уста,Которые отверзть посмеетКоварна лесть иль подла мзда!Да громом раздробится лира,Что в честь кичащегось кумираХвалебны гимны возгремит!И да познают все владыки,Что те лишь их дела велики,Хвале которых правда щит!

1815

На кончинуГавриила РомановичаДержавина

Державин умер!.. слух идет, —И все молве сей доверяют,Но здесь и тени правды нет:Бессмертные не умирают!

1816

Батюшкову

Скажи мне, Батюшков любезный!Дай дружбе искренний ответ:Зачем нельстивый и полезныйТы пренебрег ее совет[683]?Зачем великолепно ТассаРешился вновь похоронить,Когда, средь русского Парнаса,Его ты мог бы воскресить?На то ль он краски бесподобныИ кисть свою тебе вручил,Чтоб в память ты его надгробныйЛишь кипарис изобразил[684]?Нет, нет, — признательнейшей даниОн ждал за дар свой: он хотел,Чтоб прелести, любовь и браниНа лире ты его воспел.Ты пел уж их; и, восхищенный,С вершин Парнаса Тасс внимал,Когда, самим им вдохновенный,Его ты песни повторял;Когда на славном невском брегеГремел его струнами тыИ в хладном севере на снегеРастил сорентские цветы.Но ты замолк; и тщетно гласаЗнакомого бессмертный ждет;И тщетно ждем мы: лира ТассаИ звука уж не издает.Почто ж замолк ты? Дружбы пениПрими без ропота, мой друг!Почто, предавшись томной лени,Паривший усыпил ты дух?Проснись: ударь по сладкогласнымСтрунам, — и, славных дел певец,С Торкватовым венцом прекраснымПрекрасный свой сплетешь венец.

1817

Обуховка[685]

(Гораций, кн. II, ода XVIII)

Non ebur, neque aureum

Mea renidet in domo lacunar.[686]

В миру с соседами, с родными,В согласьи с совестью моей,В любви с любезною семьейЯ здесь отрадами однимиТеченье мерю тихих дней.Приютный дом мой под соломой,По мне, — ни низок, ни высок;Для дружбы есть в нем уголок;А к двери, знатным незнакомой,Забыла лень прибить замок.Горой от севера закрытый,На злачном холме он стоитИ в рощи, в дальный луг глядит;А Псел[687], пред ним змеей извитый,Стремясь на мельницы, шумит.Вблизи, любимый сын природы,Обширный многосенный лесРазличных купами древес,Приятной не тесня свободы,Со всех сторон его обнес.Пред ним, в прогалине укромной,Искусство, чтоб польстить очам,Пологость дав крутым буграм,Воздвигнуло на горке скромнойУмеренности скромный храм.[688]Умеренность, о друг небесный,Будь вечно спутницей моей!Ты к счастию ведешь людей;Но твой алтарь, не всем известный,Сокрыт от черни богачей.Ты с юных дней меня училаЧестей и злата не искать;Без крыльев — кверху не летать,И в светлом червячке — светилаНа диво миру не казать.С тобой, милейшим мне на свете,Моим уделом дорожу;С тобой, куда ни погляжу,Везде и в каждом здесь предметеЯ нову прелесть нахожу.Сойду ль с горы — древес густоюПокрытый тенью теремокСквозь наклоненный в свод лесокУсталого зовет к покоюИ смотрится в кристальный ток.Тут вечно царствует прохладаИ освежает чувства, ум;А тихий, безумолкный шумСтремительного водопадаНаводит сон средь сладких дум.Там двадцать вдруг колес вертятся;За кругом поспешает круг;Алмазы от блестящих дуг,Опалы, яхонты дождятся;Под ними клубом бьет жемчуг.Так призрак счастья движет страсти;Кружится ими целый свет;Догадлив, кто от них уйдет:Они все давят, рвут на части,Что им под жернов попадет.Пойдем, пока не вечереет,На ближний остров отдохнуть;К нему ведет покрытый путь,Куда и солнца луч не смеетСквозь темны листья проскользнуть.Там сяду я под берест мшистый,Опершись на дебелый пень.Увы! не долго в жаркий день,Здесь будет верх его ветвистыйМне стлать гостеприимну тень.Уж он склонил чело на воду,Подмывши брега крутизну;Уж смотрит в мрачну глубинуИ скоро, в бурну непогоду,Вверх корнем ринется ко дну.Так в мире времени струямиВсе рушится средь вечной при;Так пали древни алтари;Так, с их престольными столпами,И царства пали и цари.Но скорбну чтоб рассеять думу,Отлогою стезей пойдемНа окруженный лесом холм,Где отражает тень угрюмуС зенита ярким Феб лучом.Я вижу скромную равнинуС оградой пурпурных кустов:Там Флора, нежна мать лугов,Рассыпала свою корзину,Душистых полную цветов.Там дале, в области Помоны,Плоды деревья тяготят;За ними Вакхов вертоград,Где, сока нектарного полны,Янтарны гроздия блестят.Но можно ль все красы картинны,Всю прелесть их изобразить?Там дальность с небокругом слить,Стадами тут устлав долины,Златою жатвой опушить?Нет, нет; оставим труд напрасный.Уж солнце скрылось за горой;Уж над эфирной синевойМеж туч сверкают звезды ясныИ зыблются в реке волной.Пора к семейству возвратиться,Под мой беседочный намет[689],Где, зря оно померкший свет,Уж скукой начало томитьсяИ моего возврата ждет.Всхожу на холм; луна златаяНа легком облаке всплылаИ, верх текущего стекла,По голубым зыбям мелькая,Блестящий столп свой провела.О как сие мне место мило,Когда, во всей красе своей,Приходит спутница ночейСливать с мечтой души унылойВоспоминанье светлых дней!Вдали зрю смесь полянок чистыхИ рощ, покрывших гор хребты;Пред мною нежных роз кусты,А под навесом древ ветвистых,Как мрамор, белые кресты.Благоговенье! — молчалива,Витийственна предметов речьГласит: «Ты зришь твоих предтеч;Священна се господня нива:Ты должен сам на ней возлечь».Так; здесь и прах отца почтенный,И прах семи моих детейСырою я покрыл землей;Близ них дерновый круг зеленый —Знак вечной храмины моей.Мир вам, друзья! — Ваш друг унылыйСвиданья с вами скоро ждет;Уж скоро!.. Кто сюда придет,Над свежей, скромною могилойВ чертах сих жизнь мою прочтет:«Капнист сей глыбою покрылся;Друг муз, друг родины он был;Отраду в том лишь находил,Что ей, как мог, служа, трудился,И только здесь он опочил».

1818

А. РАДИЩЕВ

Вольность[690]Ода

1О дар небес благословенный,Источник всех великих дел,О вольность, вольность, дар бесценный!Позволь, чтоб раб тебя воспел.Исполни сердце твоим жаром,В нем сильных мышц твоих ударомВо свет рабства тьму претвори.Да Брут[691] и Телль[692] еще проснутся,Седяй во власти[693] да смятутсяОт гласа твоего цари.2Я в свет исшел, и ты со мною;На мышцах нет моих заклеп;Свободною могу рукоюПрияти данный в пищу хлеб.Стопы несу, где мне приятно;Тому внемлю, что мне понятно;Вещаю то, что мыслю я.Любить могу и быть любимым;Творя добро, могу быть чтимым;Закон мой ― воля есть моя.3Но что ж претит моей свободе?Желаньям зрю везде предел;Возникла обща власть в народе,Соборный всех властей удел.Ей общество во всем послушно,Повсюду с ней единодушно;Для пользы общей нет препон.Во власти всех своей зрю долю,Свою творю, творя всех волю:Вот что есть в обществе закон.4В средине злачныя долины,Среди тягченных жатвой нив,Где нежны процветают крины,Средь мирных под сеньми олив,Паросска мрамора белее,[694]Яснейша дня лучей светлее,Стоит прозрачный всюду храм;Там жертва лжива не курится;Там надпись пламенная зрится:«Конец невинности бедам».5Оливной ветвию венчанно,На твердом камени седяй,Безжалостно и хладнонравно,Глухое божество, судяй,Белее снега во хламиде,И в неизменном всегда виде;Зерцало, меч, весы[695] пред ним.Тут истина стрежет десную,Тут правосудие ― ошую:Се храм Закона ясно зрим.6Возводит строгие зеницы,Льет радость, трепет вкруг себя,Равно на все взирает лицы,Ни ненавидя, ни любя;Он лести чужд, лицеприятства,Породы, знатности, богатства,Гнушаясь жертвенныя тли;Родства не знает, ни приязни,Равно делит и мзду и казни;Он образ божий на земли.7И се чудовище ужасно,[696]Как гидра, сто имея глав,Умильно и в слезах всечасно,Но полны челюсти отрав,Земные власти попирает,Главою неба досязает,«Его отчизна там», ― гласит.Призраки, тьму повсюду сеет,Обманывать и льстить умеетИ слепо верить всем велит.8Покрывши разум темнотоюИ всюду вея ползкий яд[697],Троякою обнес стеноюЧувствительность природы чад;Повлек в ярем порабощенья,Облек их в броню заблужденья,Бояться истины велел.«Закон се божий», ― царь вещает;«Обман святый, ― мудрец взывает, ―Народ давить что изобрел».9Воззрим мы в области обширны,Где тусклый трон стоит рабства,Градские власти нам все мирны,В царе зря образ божества.Власть царска веру сохраняет,Власть царску вера утверждает;Союзно общество гнетут:Одно сковать рассудок тщится,Другое волю стерть стремится;«На пользу общую», ― рекут.10Покоя рабского под сеньюПлодов златых не возрастет;Где всё ума претит стремленью,Великость там не прозябет.Там нивы запустеют тучны,Коса и серп там несподручны,В сохе уснет ленивый вол,Блестящий меч померкнет славы,Минервин храм стал обветшалый,Коварства сеть простерлась в дол.11Чело надменное вознесши,Схватив железный скипетр, царь,На громном троне властно севши,В народе зрит лишь подлу тварь.Живот и смерть в руке имея:«По воле, ― рек, ― щажу злодея;Я властию могу дарить;Где я смеюсь, там все смеется;Нахмурюсь грозно, все смятется;Живешь тогда, велю коль жить».12И мы внимаем хладнокровно,Как крови нашей алчный гад,Ругался всегда бесспорно,В веселы дни нам сеет ад.Вокруг престола все надменноСтоят коленопреклоненно.Но мститель, трепещи, грядет.Он молвит, вольность прорицая, ―И се, молва от край до края,Глася свободу, протечет.13Возникнет рать повсюду бранна,Надежда всех вооружит;В крови мучителя венчаннаОмыть свой стыд уж всяк спешит.Меч остр, я зрю, везде сверкает,В различных видах смерть летаетНад гордою главой паря.Ликуйте, склепанны народы!Се право мщенное природыНа плаху возвело царя.14И нощи се завесу лживойСо треском мощно разодрав,Кичливой власти и строптивойОгромный истукан поправ,Сковав сторучна исполина,Влечет его, как гражданина,К престолу, где народ воссел:«Преступник власти, мною данной!Вещай, злодей, мною венчанный,Против меня восстать как смел?15Тебя облек я во порфируРавенство в обществе блюсти,Вдовицу призирать и сиру,От бед невинность чтоб спасти;Отцом ей быть чадолюбивым;Но мстителем непримиримымПороку, лже и клевете;Заслуги честью награждати,Устройством зло предупреждати,Хранити нравы в чистоте.16Покрыл я море кораблями,Устроил пристани в брегах,Дабы сокровища торгамиТекли с избытком в городах;Златая жатва чтоб бесслезнаБыла оратаю полезна;Он мог вещать бы за сохой:«Бразды своей я не наемник,На пажитях своих не пленник,Я благоденствую тобой.17Своих кровей я без пощадыГремящую воздвигнул рать;Я медны изваял громады,[698]Злодеев внешних чтоб карать;Тебе велел повиноваться,С тобою к славе устремляться;Для пользы всех мне можно все.Земные недра раздираю,Металл блестящий извлекаюНа украшение твое.18Но ты, забыв мне клятву данну,Забыв, что я избрал тебяСебе в утеху быть венчанну,Возмнил, что ты господь ― не я;Мечом мои расторг уставы,Безгласными поверг все правы,Стыдиться истине велел;Расчистил мерзостям дорогу.Взывать стал не ко мне, но к богу,А мной гнушаться восхотел.19Кровавым потом доставаяПлод, кой я в пищу насадил,С тобою крохи разделяя,Своей натуги не щадил;Тебе сокровищей всех мало!На что ж, скажи, их недостало,Что рубище с меня сорвал?Дарить любимца, полна лести!Жену, чуждающуся чести!Иль злато богом ты признал?20В отличность знак изобретенный[699]Ты начал наглости дарить;В злодея меч мой изощренный[700]Ты стал невинности сулить;Сгружденные полки в защитуНа брань ведешь ли знаменитуЗа человечество карать?В кровавых борешься долинах,Дабы, упившися, в Афинах:«Ирой!» ― зевав, могли сказать.21Злодей, злодеев всех лютейший!Превзыде зло твою главу.Преступник, изо всех первейший!Предстань, на суд тебя зову!Злодейства все скопил в едино,Да ни едина прейдет мимоТебя из казней, супостат!В меня дерзнул острить ты жало!Единой смерти за то мало ―Умри! умри же ты стократ!»22Великий муж, коварства полный,Ханжа, и льстец, и святотать!Един ты в свет столь благотворныйПример великий мог подать.Я чту, Кромвель[701], в тебе злодея,Что, власть в руке своей имея,Ты твердь свободы сокрушил;Но научил ты в род и роды,Как могут мстить себя народы:Ты Карла на суде казнил.23Внезапу вихри восшумели,Прервав спокойство тихих вод,Свободы гласы так взгремели,На вече весь течет народ,Престол чугунный разрушает,Самсон[702], как древле, сотрясаетИсполненный коварств чертог,Законом строит твердь природы.[703]Велик, велик ты, дух свободы,Зиждителей, как сам есть бог!24И дал превыспренно стремленьеСкривленному рассудку лжей;Внезапу мощно потрясеньеПоверх земли уж зрится всей;В неведомы страны отважноЛетит Колумб чрез поле влажно;Но чудо Галилей творитьВозмог,[704] протекши пустотою,Зиждительной своей рукоюСветило дневно утвердить.25Так дух свободы, разоряяВознесшийся неволи гнет,В градах и селах пролетая,К величию он всех зовет,Живит, родит и созидает,Препоны на пути не знает,Вождаем мужеством в стезях;Нетрепетно с ним разум мыслит,И слово собственностью числит,Невежства чтоб развеять прах.26Под древом, зноем упоенный,Господне стадо пастырь пас;Вдруг новым светом озаренный,Вспрянув, свободы слышит глас;На стадо зверь, он видит, мчится,На бой с ним ревностно стремится.Не чуждый вождь брежет свое;О стаде сердце не радело,Как чуждо было, не жалело;Но ныне, ныне ты мое.27Господню волю исполняя,До встока солнца на полях,Скупую ниву раздирая,Волы томились на браздах;Как мачеха к чуждоутробнымИсходит с видом всегда злобным,Рабам так нива мзду дает.Но дух свободы ниву греет,Бесслезно поле вдруг тучнеет;Себе всяк сеет, себе жнет.28Исполнив круг дневной работы,Свободный муж домой спешит;Невинно сердце ― без заботыВ объятиях супружних спит;Не господа рукой надменной,Ему для казни подаренной,Невинных жертв чтоб размножал;Любовию вождаем нежной,На сердце брак воздвиг надежный,Помощницу себе избрал.29Он любит, и любим он ею;Труды ― веселье, пот ― роса,Что жизненностию своеюПлодит луга, поля, леса,Вершин блаженства достигают,Горячность их плодом стягчаютВсещедра бога; в простореБезбедны дойдут до кончины,Не зная алчной десятины,Птенцов что кормит в наготе.30Воззри на беспредельно поле,Где стерта зверства рать стоит:Не скот тут согнан поневоле,Не жребий мужество дарит,Не груда правильно стремится,Вождем тут воин каждый зрится,Кончины славной ищет он.О воин непоколебимый,Ты есть и был непобедимый,Твой вождь ― свобода, Вашингтон[705]!31Двулична бога храм закрылся,[706]Свирепство всяк с себя сложил,Се бог торжеств средь нас явилсяИ в рог веселья вострубил.Стекаются тут громки лики,Не видят грозного владыки,Закон веселью кой дает;Свободы зрится тут держава;Награда ей едина слава.Во храм бессмертья что ведет.32Сплетясь веселым хороводом,Различия надменность сняв,Се паки под лазурным сводомЕстественный встает устав;Погрязла в тине властна скверность;Едина личная отменностьВенец возможет восхитить;Но не пристрастию державну,Лишь опытностью старцу славну,Его довлеет подарить.33Венец, Пиндару возложенный,Художества соткан рукой;Венец, наукой соплетенный,Носим Невтоновой[707] главой;Таков, себе когда мечтая,На крыльях разума взлетая,Дух бодр и тверд возможет вся;По всей вселенной пронесется;Миров до края вознесется:Предмет его суть мы, не я.34Но страсти, изощряя злобу,Враждебный пламенник стрясут;Кинжал вонзить себе в утробуНароды пагубно влекут;Отца на сына воздвигают,Союзы бранны раздирают,В сердца граждан лиют боязнь;Рождается несытна властиАлчба, зиждущая напасти,Что обществу устроить казнь.35Крутится вихрем громоносным,Одевшись облаком густым,Светилом озарясь поносным,Сияньем яд прикрыт святым.Зовя, прельщая, угрожаяИль казнь, иль мзду ниспосылая ―Се меч, се злато: избирай!И, сев на камени ехидны,Лестей облек в взор миловидный,Шлет молнию из края в край.36Так Марий[708], Сулла[709], возмутившиСпокойство шаткое римлян,В сердцах пороки возродивши,В наемну рать вместил граждан,Ругаяся всем, что есть свято,И то, что не было отнято,У римлян откупить возмог;Весы златые мзды позорной,Предательству, убийству сродной,Воздвиг нечестья средь чертог.37И се, скончав граждански брани,И свет коварством обольстив,На небо простирая длани,Тревожну вольность усыпив,Чугунный скиптр обвил цветами,Народы мнили ― правят сами,Но Август выю их давил;Прикрыл хоть зверство добротою,Вождаем мягкою душою:Но царь когда бесстрастен был!38Сей был и есть закон природы,Неизменимый никогда,Ему подвластны все народы,Незримо правит он всегда:Мучительство, стряся пределы,Отравы полны свои стрелыВ себя, не ведая, вонзит;Равенство казнию восставит;Едину власть, вселясь, раздавит;Обидой право обновит.39Дойдешь до меты совершенство,В стезях препоны прескочив,В сожитии найдешь блаженство,Несчастных жребий облегчив,И паче солнца возблистаешь,О вольность, вольность! да скончаешьСо вечностью ты свой полет;Но корень благ твой истощится,Свобода в наглость превратитсяИ власти под ярмом падет.40Да не дивимся превращенью,Которое мы в свете зрим;Всеобщему вослед стремленьюНекосненно стремглав бежим.Огонь в связи со влагой спорит,Стихия в нас стихию борет,Начало тленьем тщится дать;Прекраснейше в миру твореньеВ веселии начнет рожденьеНа то, чтоб только умирать.41О вы! счастливые народы,Где случай вольность даровал!Блюдите дар благой природы,В сердцах что вечный начертал.Се хлябь разверстая, цветамиУсыпанная, под ногамиУ вас готова вас сглотить.Не забывай ни на минуту,Что крепость сил в немощность люту,Что свет во тьму льзя претворить.42К тебе душа моя вспаленна,К тебе, словутая страна[710],Стремится, гнетом где согбеннаЛежала вольность попрана;Ликуешь ты! а мы здесь страждем!Того ж, того ж и мы все жаждем;Пример твой мету обнажил.Твоей я славе непричастен ―Позволь, коль дух мой неподвластен,Чтоб брег твой пепл хотя мой скрыл!43Но нет! где рок судил родиться,Да будет там и дням предел;Да хладный прах мой осенитсяВеличеством, что днесь я пел;Да юноша, взалкавый славы,Пришед на гроб мой обветшалый,Дабы со чувствием вещал:«Под игом власти, сей рожденный,Нося оковы позлащенны,Нам вольность первый прорицал».44И будет, вслед гремящей славыНаправя бодрственно полет,На запад, юг, восток державыСвоей ширить предел; но нетТебе предела ниотколе,В счастливой ты ликуя доле,Где ты явишься, там твой трон.Отечество мое драгое,На чреслах пояс сил в покое,В окрестность ты даешь закон.45Но дале чем источник власти,Слабее членов тем союз,Между собой все чужды части,Всех тяжесть ощущает уз.Лучу, истекшу от светила,Сопутствует и блеск и сила;В пространстве ― он теряет мощь;В ключе ― хотя не угасает,Но бег его ослабевает;Ползущего глотает нощь.46В тебе, когда союз прервется,Стончает мнений крепка власть;Когда закона твердь шатнется,Блюсти всяк будет свою часть;Тогда, растерзанно мгновенно,Тогда сложенье твое бренно,Содрогшись внутренне, падет,Но праха вихри не коснутся,Животны семена проснутся,Затускло солнце вновь даст свет.47Из недр развалины огромной,Среди огней, кровавых рек,Средь глада, зверства, язвы томной,Что лютый дух властей возжег, ―Возникнут малые светила;Незыблемы свои кормилаУкрасят дружества венцом,На пользу всех ладью направятИ волка хищного задавят,Что чтил слепец своим отцом.48Но не пришла еще година,Не совершилися судьбы;Вдали, вдали еще кончина,Когда иссякнут все беды,Встрещат заклепы тяжкой ночи;Упруга власть, собрав все мочи,Вкатяся, где потщится пасть,Да грузным махом всё раздавит,И стражу к словеси приставит,Да будет горшая напасть.49Влача оков несносно бремя,В вертепе плача возревет(Приидет вожделенно время),На небо смертность воззовет;Направленна к стези свободой,Десную ополча природой,Качнется в дол ― и страх пред ней;Тогда всех сил властей сложеньеРазвеется в одно мгновенье.О день избраннейший всех дней!50Мне слышится уж глас природы,Начальный глас, глас божества,Трясутся вечна мрака своды,Се миг рожденья вещества.Се медленно и в стройном чинеГрядет зиждитель воедине ―Рек ― яркий свет пустил свой луч,И, ложный плена скиптр поправши,Сгущенную тьму разогнавши,Блестящий день родил из туч.

1781―1783

«Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду?..»[711]

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? ―Я тот же, что и был и буду весь мой век:Не скот, не дерево, не раб, но человек!Дорогу проложить, где не бывало следу,Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах,Чувствительным сердцам и истине я в страхВ острог Илимский еду.

1790―1791

Журавли[712]Басня

Осень листы ощипала с дерев,Иней седой на траву упадал,Стадо тогда журавлей собралося,Чтоб прелететь в теплу, дальну страну,За море жить. Один бедный журавль,Нем и уныл, пригорюнясь сидел:Ногу стрелой перешиб ему ловчий.Радостной крик журавлей он не множит;Бодрые братья смеялись над ним.«Я не виновен, что я охромел,Нашему царству, как вы, помогал.Вам надо мной хохотать бы не должно,Ни презирать, видя бедство мое.Как мне лететь? Отымает возможность,Мужество, силу претяжка болезнь.Волны, несчастному, будут мне гробом.Ах, для чего не пресек моей жизниЯрый ловец!» ― Между тем веет ветр,Стадо взвилося и скорым полетомЗа море вмиг прелететь поспешает.Бедной больной назади остается;Часто на листьях, плывущих в водах,Он отдыхает, горюет и стонет;Грусть и болезнь в нем все сердце снедают.Мешкав он много, летя помаленьку,Землю узрел, вожделенну душою,Ясное небо и тихую пристань.Тут всемогущий болезнь излечил,Дал жить в блаженстве в награду трудов;Многи ж насмешники в воду упали.О вы, стенящие под тяжкою рукоюЗлосчастия и бед!Исполнены тоскою,Клянете жизнь и свет;Любители добра, ужель надежды нет?Мужайтесь, бодрствуйте и смело протекайтеСей краткой жизни путь. На он-пол[713] поспешайте:Там лучшая страна, там мир вовек живет,Там юность вечная, блаженство там вас ждет.

Конец 1790-х годов

Осьмнадцатое столетие

Урна времян часы изливает каплям подобно:Капли в ручьи собрались; в реки ручьи возрослиИ на дальнейшем брегу изливают пенистые волныВечности в море; а там нет ни предел, ни брегов;Не возвышался там остров, ни дна там лот не находит;Веки в него протекли, в нем исчезает их след.Но, знаменито вовеки своею кровавой струею,С звуками грома течет наше столетье туда;И сокрушил наконец корабль, надежды несущий,Пристани близок уже, в водоворот поглощен,Счастие, и добродетель, и вольность пожрал омут ярый,Зри, восплывают еще страшны обломки в струе.Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,Будешь проклято вовек, ввек удивлением всех.Крови ― в твоей колыбели, припевание ― громы сраженьев;Ах, омоченно в крови, ты ниспадаешь во гроб;Но зри, две вознеслися скалы во среде струй кровавых:Екатерина и Петр, вечности чада! и росс.Мрачные тени созади, впреди их солнце;Блеск лучезарный его твердой скалой отражен.Там многотысячнолетны растаяли льды заблужденья,Но зри, стоит еще там льдяный хребет, теремясь;Так и они ― се воля господня ― исчезнут растая,Да человечество в хлябь льдяну, трясясь, не падет.О незабвенно столетие! радостным смертным даруешьИстину, вольность и свет, ясно созвездье вовек; ―Мудрости смертных столпы разрушив, ты их паки создало;Царства погибли тобой, как раздробленный корабль;Царства ты зиждешь; они расцветут и низринутся паки;Смертный что зиждет, все то рушится, будет все прах.Но ты творец было мысли; они ж суть творения бога;И не погибнут они, хотя бы гибла земля;Смело счастливой рукою завесу творенья возвеяв,Скрыту природу сглядев в дальном таилище дел,Из океана возникли новы народы и земли,Нощи глубокой из недр новы металлы тобой.Ты исчисляешь светила, как пастырь играющих агнцев;Нитью вождения вспять ты призываешь комет;[714]Луч рассечен тобой света;[715] ты новые солнца воззвало;Новы луны изо тьмы дальной воззвало пред нас;Ты побудило упряму природу к рожденью чад новых;Даже летучи пары ты заключило в ярем;Молнью небесну сманило во узы железны на землюИ на воздушных крылах[716] смертных на небо взнесло.Мужественно сокрушило железны ты двери призра́ков,Идолов свергло к земле, что мир на земле почитал.Узы прервало, что дух наш тягчили, да к истинам новымМолньей крылатой парит, глубже и глубже стремясь.Мощно, велико ты было, столетье! дух веков прежнихПал пред твоим алтарем ниц и безмолвен, дивясь,Но твоих сил недостало к изгнанию всех духов ада,Брызжущих пламенный яд чрез многотысящный век,Их недостало на бешенство, ярость, железной ногоюЧто подавляют цветы счастья и мудрости в нас.Кровью на жертвеннике еще хищности смертны багрятся,И человек претворен в люта тигра еще.Пламенник браней, зри, мычется там на горах и на нивах,В мирных долинах, в лугах, мычется в бурной волне.Зри их сопутников черных! ― ужасны!.. идут ― ах! идут, зри,(Яко ночные мечты) лютости, буйства, глад, мор! ―Иль невозвратен навек мир, дающий блаженство народам?Или погрязнет еще, ах, человечество глубже? ―Из недр гроба столетия глас утешенья изыде:Срини отчаяние! смертный, надейся, бог жив.Кто духу бурь повелел истязати бунтующи волны,Времени держит еще цепь тот всесильной рукой:Смертных дух бурь не развеет, зане суть лишь твари дневные,Солнца на всходе цветут, блекнут с закатом они;Вечна едина премудрость. Победа ее увенчает,После тревог воззовет, смертных достойной…Утро столетия нова кроваво еще нам явилось,Но уже гонит свет дня нощи угрюмую тьму;Выше и выше лети ко солнцу, орел ты российский,Свет ты на землю снеси, молньи смертельны оставь.Мир, суд правды, истина, вольность лиются от трона,Екатериной, Петром вздвигнут, чтоб счастлив был росс.Петр и ты, Екатерина! дух ваш живет еще с нами.Зрите на новый вы век, зрите Россию свою.Гений хранитель всегда, Александр, будь у нас…

1801

Сафические строфы[717]

Ночь была прохладная, светло в небеЗвезды блещут, тихо источник льется,Ветры нежно веют, шумят листамиТополы белы.Ты клялася верною быть вовеки,Мне богиню нощи[718] дала порукой;Север хладный дунул один раз крепче, ―Клятва исчезла.Ах! почто быть клятвопреступной!.. ЛучшеБудь всегда жестока, то легче будетСердцу. Ты, маня лишь взаимной страстью,Ввергла в погибель.Жизнь прерви, о рок! рок суровый, лютый,Иль вдохни ей верной быть в клятве данной.Будь блаженна, если ты можешь толькоБыть без любови.

1801

Н. ЛЬВОВ

ЛИРИЧЕСКИЕ И САТИРИЧЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Мартышка, обойденная при произвождении[719]

Случилося у Льва в чины произвожденьеЗа службу должно награждать;Но я хочу сказать,Что злоупотребленьеИ в скотской службе есть.«Ну как без огорченьяВозможно службу несть,Когда достоинство всегда без награжденья? —Мартышка говорит,На Льва рассержена,Обижена была онаИ обойденною считалась. —Перед лицом служа, Мартышкой я осталась!Медведь стал господин,И Волка наградили;Лисицу через чинСудьею посадилиВ курятнике рядить, —Случится же судью так кстати посадить!А где они служили?Край света, на войне; и тоНе ведает еще никто,Что били ли они или самих их били.А яХотя не воин,Хотя и не судья,Известна служба Льву моя;Известно, кто чего достоин».«Да где ж служила ты?» —Барсук ее спросил.«Перед самим царем два года с половинойШутила всякий день, а он меня сравнилТеперь с другой скотиной,Котора ничего не делала нигде!»«Шутила ты везде,И чином наградить тебя бы было должно;Твой также труд не мал! —Барсук ей отвечал. —Но произвесть тебя по службе невозможно:Ты знаешь ведь, мой свет,Что обер-шу́тов в службе нет».

1779

Львиный указ

«Такое-то число и год,По силе данного веленья,Рогатый крупный, мелкий скотИмеет изгнан быть из Львиного владеньяИ должен выходить не в сутки, в один час», —Такой объявлен был Львом пагубный указ,И все повиновались:Отправился козел, бараны в путь сбирались,Олень, и вол, и все рогатые скоты.«А ты, косой, куды?»«Ах, кумушка, беды! —Трусливый зайчик так лисице отзывался,А сам совалсяИ метался, —Я видел тень ушей моих;Боюсь, сочтут рогами их.Министры Львины. Ах! зачем я здесь остался?Опаснейшими их рогами обнесут».«Ума в тебе не стало: это уши» —Лисица говорит. — «Рогами назовут —Пойдут и уши тпруши[720]».

1779

Песнь норвежского витязяГаральда Храброго,[721]

жившего в XI столетии, в которой жалуется на несклонность к себе княжны Елизаветы, дочери новгородского великого князя Ярослава I

Корабли мои объехали Сицилию,И тогда-то были славны, были громки мы.Нагруженный мой черный корабль дружиноюБыстро плавал по синю морю, как я хотел.Так любя войну, я плавать помышлял всегда;А меня ни во что ставит девка русская[722].Я во младости с дронтгеймцами[723] в сраженье был,Превосходнее числом их было воинство.О! куда как был ужасен наш кровавый бой!Тут рукой моею сильной, молодецкоюПоложен на ратном поле молодой их царь;А меня ни во что ставит девка русская.Нас шестнадцать только было в корабле одном.Поднялась тогда на море буря сильная,Нагруженный наш корабль водой наполнился,Но мы дружно и поспешно воду вылили,И я с той поры удачи стал надеяться;А меня ни во что ставит девка русская.Не досуж ли, не горазд ли я на восемь рук?Я умею храбро драться и копьем бросать,Я веслом владеть умею и добрым конем,По водам глубоким плавать я навык давно;По снегам на лыжах бегать аль не мастер я?А меня ни во что ставит девка русская.Неужель та девка красная подумает,Что тогда я сбруей ратной не умел владеть,Как стоял в земле полуденной под городом,И в тот день, как с супостатом битву выдержал,Не поставил богатырской славе памятник?А меня ни во что ставит девка русская.Я рожден в земле высокой, во Норвегии,Там, где из лука стрелять досужи жители;Но чего мужик боится, я за то взялся:Корабли водить меж камней по синю морю,От жилой страны далеко по чужим водам;А меня ни во что ставит девка русская.

1793

ИЗ АНАКРЕОНА [724]

Ода I. К лире

Я петь хочу Атридов,Хочу о Кадме петь;Но струны лиры толькоОдну любовь звучат.Я лиру перестроил,Вновь струны натянул,Хотел на ней ИраклаЯ подвиги воспеть;Но лира возглашалаЕдиную любовь.Простите впредь, ирои!Коль лира уж мояОдну любовь бряцает.

1794

Ода III. Любовь

В час полуночный недавно,Как Воота под рукойЗнак Арктоса обращался,[725]Как все звания людейСна спокойствие вкушали,Отягченные трудом,У дверей моих внезапноПостучал Ерот кольцом.«Кто, — спросил я, — в дверь стучитсяИ тревожит сладкий сон?..»«Отвори, — Любовь сказала, —Я ребенок, не страшись;В ночь безмесячную сбилсяЯ с пути и весь обмок…»Жаль мне стало, отзыв слыша;Встав, светильник я зажег;Отворив же дверь, увиделЯ крылатое дитя,А при нем и лук, и стрелы.Я к огню его подвел,Оттирал ладонью руки,Мокры кудри выжимал;Он лишь только обогрелся:«Ну, посмотрим-ка, — сказал, —В чем испортилась в погодуТетива моя?» — и лукВдруг напряг, стрелой ударилПрямо в сердце он меня;Сам, вскочив, с улыбкой молвил:«Веселись, хозяин мой!Лук еще мой не испорчен,Сердце он пронзил твое».

1794

Ода XX. К девушке своей

Некогда в стране Фригийской[726]Дочь Танталова[727] былаВ горный камень превращенна.Птицей Пандиона дочь[728]В виде ласточки летала.Я же в зеркало твоеПожелал бы превратиться,Чтобы взор твой на меняБеспрестанно обращался;Иль одеждой быть твоей,Чтобы ты меня касалась;Или, в воду претворясь,Омывать прекрасно тело;Иль во благовонну мазь,Красоты твои умастить;Иль повязкой на груди,Иль на шее жемчугами,Иль твоими б я желалБыть сандалами, о дева!Чтоб хоть нежною своейЖала ты меня ногою.

1794

Ода XXVI. На самого себя

Хмель как в голову ударит,То заботы все заснут;Я богат тогда, как Крезус[729],И хочу лишь сладко петь.Лежа, плю́щем увенчанный,Ни во что я ставлю всё.Пусть кто хочет, тот сражайся,Я покуда буду пить.Мальчик!.. Полную мне чашуПоскорей вели подать:Лучше мне гораздо пьяным,Чем покойником лежать.

Ода XXVIII. К своей девушке

Царь в художестве изящном,Коим Родос процветал,Напиши ты мне в разлукеДорогую по словам:Напиши сперва, художник,Нежны русые власы;И когда то воск позволит,То представь, чтобы ониОбоняние прельщали,Испуская аромат;Чтоб под русыми власами,Выше полных щек ее,Так бело, как кость слонова,Возвышалося чело.Брови черными дугамиКистью смелою накинь,Не расставь их и не сблизи,Но так точно, как у ней,Нечувствительно окончи.Напиши ее глаза,Чтобы пламенем блистали,Чтобы их лазурный цветПредставлял Паллады взоры;Но чтоб тут же в них сверкалСтрастно-влажный взгляд Венеры.Нос и щеки напишиС розами млеком смешанным;И приветствием устаСтрастный поцелуй зовущи.Чтоб ее прекрасну грудьИ двойчатый подбородокОблетал харит собор.Так ты ризой пурпурóвойСтройный стан ее одень,Чтоб и те красы сквозили…Полно… Вижу я ее;Скоро, образ, ты промолвишь!

1794

Ода LV. О любовниках

На бедре, прижженном сталью,Знаю лошадь по тавру;А парфянина по шапке.Я ж влюбленного тотчасПо сердечной легкой меткеИ на взгляд могу узнать.

1794

М. МУРАВЬЕВ

Избрание стихотворца

Природа склонности различные вселяя,Одну имеет цель, один в виду успех:По своенравию таланты разделяя,Путями разными ведет ко счастью всех.Глас трубный одному на бранном поле сроден,Победы шумной клик и побежденных стон;Другому сельский кров и плуг косой угоден,И на брегу ручья невозмущенный сон.Я, блеском обольщен прославившихся россов,На лире пробуждать хвалебный глас учусьИ за кормой твоей, отважный Ломоносов,Как малая ладья, в свирепый понт несусь.

Первая половина 1770-х годов

Ночь

К приятной тишине влечется мысль моя;Медлительней текут мгновенья бытия.Умолкли голоса; земля покрыта тьмою,И все ко сладкому склонилося покою.Прохлада на луга спокойные сошла!Туманов ручеек шумящий облеклаИ с тихим веяньем от усыпленной рощиПомчались в хижины за колесницей нощи.Как освежило нам ее дыханье кровь!Уединение, молчанье и любовьВладычество своим объяли тихи сени,И помавают им согласны с ними тени.Воображение, полет свой отложив,Мечтает тихость сцен, со зноем опочив.Так солнце, утомясь, пред западом блистает,Пускает кроткий луч и блеск свой отметает.Ах! чтоб вечерних зреть пришествие теней,Что может лучше быть обширности полей?Приятно мне уйти из кровов позлащенных,В пространство тихое лесов невозмущенных,Оставив пышный град, где честолюбье бдит,Где скользок счастья путь, где ров цветами скрыт.Здесь буду странствовать в кустарниках цветущихИ слушать соловьев, в полночный час поющих;Или́ облокочусь на мшистый камень сей,Что частью в землю врос и частию над ней.Мне сей цветущий дерн свое представит ложе.Журчанье ручейка, бесперестанно то же,Однообразием своим приманит сон.Стопами тихими ко мне приидет онИ распрострет свои над утомленным крилы,Живитель естества, лиющий в чувства силы.Не сходят ли уже с сих тонких облаковОбманчивы мечты, толпы веселых снов,Сопутники любви, невинности подруги?Уже смыкаются зениц усталых круги.Носися с плавностью, стыдливая луна;Я преселяюся в туманну область сна.Уже язык тяжел и косен становится.Еще кидаю взор — и все бежит и тьмится.