Русская поэзия XVIII века - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12
1792«Видел славный я дворец…»
Видел славный я дворецНашей матушки царицы;Видел я ее венецИ златые колесницы.«Всё прекрасно!» — я сказалИ в шалаш мой путь направил:Там меня мой ангел ждал,Там я Лизоньку оставил.Лиза, рай всех чувств моих!Мы не знатны, не велики;Но в объятиях твоихМеньше ль счастлив я владыки?Царь один веселий часМиллионом покупает;А природа их для насВечно даром расточает.Пусть певцы не будут плестьМне похвал кудрявым складом:Ах! сравню ли я их лестьМилой Лизы с нежным взглядом?Эрмитаж мой — огород,Скипетр — посох, а Лизета —Моя слава, мой народИ всего блаженство света!1794
«Пой, скачи, кружись, Параша!..»
Пой, скачи, кружись, Параша!Руки в боки подпирай!Мчись в веселии, жизнь наша!Ай, ай, ай, жги![885] припевай.Мил, любезен василечек —Рви, доколе он цветет;Солнце зайдет, и цветочек…Ах! увянет, опадет!Пой, скачи, кружись, Параша!Руки в боки подпирай!Мчись в веселии, жизнь наша!Ай, ай, ай, жги! припевай.Соловей не умолкает,Свищет с утра до утра;Другу милому, он знает,Петь одна в году пора.Пой, скачи, кружись, Параша!Руки в боки подпирай!Мчись в веселии, жизнь наша!Ай, ай, ай, жги! припевай.Кто, быв молод, не смеялся,Не плясал и не певал,Тот ничем не наслаждался;В жизни не жил, а дышал.Пой, скачи, кружись, Параша!Руки в боки подпирай!Мчись в веселии, жизнь наша!Ай, ай, ай, жги! припевай.1795
«Други! время скоротечно…»
Други! время скоротечно,И не видишь, как летит!Молодыми быть не вечно;Старость вмиг нас посетит.Что же делать? Так и быть,В ожиданьи будем пить.Пусть арак ума убавитМежду нас у остряков!Он сердца зато заставитГоворить без колких слов.Лучший способ дружно жить —Меньше врать, а больше пить.Посмотрите, как унылаВся природа на земли;Осень рощи обнажила;Ах! и розы отцвели.Как же грусть нам усладить?Чаще пунш с араком пить.О арак, арак чудесный!Ты весну нам возвратил;Ты согрел, как май прелестный,Щеки розами покрыл.Чем же нам тебя почтить?Вдвое, втрое больше пить.1795
«Юность, юность! веселися…»
Юность, юность! веселися,Веселись, пока цветешь;Пой, пляши, люби, резвися!..Ах, и ты как тень пройдешь!Други, матери природыСлышите ль приятный глас?Составляйте ж хороводы,Пойте, ваш доколе час.В жизнь однажды срок утехам,Пролетя, не придут вновь!Дайте руку играм, смехам,Призовите и любовь.А певца, который с вамиУж резвиться устарел,Увенчайте хоть цветами,Чтоб еще он вам пропел.Юность, юность! веселися,Веселись, пока цветешь;Пой, пляши, люби, резвися!Ах, и ты как тень пройдешь!1795
СКАЗКИ
Модная жена
Ах, сколько я в мой век бумаги исписал!Той песню, той сонет, той лестный мадригал;А вы, о нежные мужья под сединою!Ни строчкой не были порадованы мною.Простите в том меня; я молод, ветрен был,Так диво ли, что вас забыл?А ныне вяну сам; на лбу моем морщиныВелят уже и мнеПодобной вашей ждать судьбиныИ о Цитерской сторонеЛишь в сказках вспоминать; а были, небылицы,Я знаю, старикам разглаживают лицы:Так слушайте меня, я сказку вам начнуПро модную жену.Пролаз в течение полвекаВсе полз да полз, да бил челом,И наконец таким невинным ремесломДополз до степени известна человека,То есть стал с именем, — я говорю ведь так,Как говорится в свете:То есть стал ездить он шестеркою в карете;Потом вступил он в бракС пригожей девушкой, котора жить умела,Была умна, ловкаИ старикаВертела как хотела;А старикам такой закон,Что если кто из них вскружит себя вертушкой,То не она уже, а онБыть должен наконец игрушкой;Хоть рад, хотя не рад,Но поступать с женою в ладИ рубль подчас считать полушкой.Пролаз хотя пролаз, но муж, как и другой,И так же, как и все, ценою дорогойПлатил жене за нежны ласки;Узнал и он, что блонды[886], каски[887],Что креп[888], лино-батист[889], тамбурна кисея[890].Однажды быв жена — вот тут беда моя!Как лучше изъяснить, не приберу я слова —Не так чтобы больна, не так чтобы здорова,А так… ни то ни се… как будто не своя,Супругу говорит: «Послушай, жизнь моя,Мне к празднику нужна обнова:Пожалуй, у мадам Бобри купи тюрбан;Да слушай, душенька: мне хочется экранДля моего камина;А от нее ведь три шагаДо английского магазина;Да если б там еще… нет, слишком дорога!А ужасть как мила!» — «Да что, мой свет, такое?»«Нет, папенька, так, так, пустое…По чести, мне твоих расходов жаль».«Да что, скажи, откройся смело;Расходы знать мое, а не твое уж дело».«Меня… стыжусь… пленила шаль;Послушай, ангел мой! она такая точно,Какую, помнишь ты, выписывал нарочноКнязь для княгини, как у князя праздник был».С последним словом прыг на шеюИ чок два раза в лоб, примолвя: «Как ты мил!»«Изволь, изволь, я рад со всей моей душеюУслуживать тебе, мой свет! —Был мужнин ей ответ. —Карету!.. Только вряд поспеть уж мне к обеду!Да я… в Дворянский клуб оттоле заверну».«Ах, мой жизненочек! как тешишь ты жену!Ступай же, Ванечка, скорее»; — «Еду, еду!»И Ванечка седой,Простясь с женою молодой,В карету с помощью двух долгих слуг втащился,Сел, крякнул, покатился.Но он лишь со двора, а гость к нему на двор —Угодник дамский, Миловзор,Взлетел на лестницу и прямо порх к уборной.«Ах! я лишь думала! как мил!» — «Слуга покорной».«А я одна». — «Одне? тем лучше! где же он?»«Кто? муж?» — «Ваш нежный Купидон».«Какой, по чести, ты ругатель!»«По крайней мере я всех милых обожатель.Однако ж это ведь не ложь,Что друг мой на него хоть несколько похож».«То есть он так же стар, хотя не так прекрасен».«Нет! Я вам докажу». — «О! этот труд напрасен».«Без шуток, слушайте: тот слеп, а этот крив;Не сходны ли ж они?» — «Ах, как ты злоречив!»«Простите, перестану…Да! покажите мне диванну:Ведь я еще ее в отделке не видал;Уж, верно, это храм! Храм вкуса!» — «Отгадал».«Конечно, и… любви?» — «Увы! еще не знаю.Угодно поглядеть?» — «От всей души желаю».О бедный муж! спеши иль после не тужи,И от дивана ключ в кармане ты держи:Диван для городской вострушки,Когда на нем она сам-друг,Опаснее, чем для пастушкиСредь рощицы зеленый луг.И эта выдумка диванов,По чести, месть нам от султанов[891]!Но как ни рассуждай, а Миловзор уж там,Рассматривает все, любуется, дивится;Амур же, прикорнув на столике к часам,Приставил к стрелке перст, и стрелка не вертится,Чтоб двум любовникам часов досадный бойНе вспоминал того, что скоро возвратитсяВулкан домой.А он, как в руку сон!.. Судьбы того хотели!На тяжких вереях[892] вороты заскрипели,Бич хлопнул, и супруг с торжественным лицомЯвился на конях усталых пред крыльцом,Уж он на лестнице, таща в руках покупку,Торопится свою обрадовать голубку;Уж он и в комнате, а верная женаСидит, не думая об нем, и не одна.Но вы, красавицы, одной с Премилой масти,Не ахайте об ней и успокойте дух!Ее пенаты с ней, так ей ли ждать напасти?Фиделька резвая, ее надежный друг,Которая лежала,Свернувшися клубкомНа солнышке перед окном,Вдруг встрепенулася, вскочила, побежалаК дверям и, как разумный зверь,Приставила ушко, потом толк лапкой в дверь,Ушла и возвратилась с лаем.Тогда ж другой пенат, зовомый попугаем,Три раза вестовой из клетки подал знак,Вскричавши: «Кто пришел? дурак!»Премила вздрогнула, и Миловзор подобно;И тот и та — о время злобно!О, непредвиденна беда!Бросаяся туда, сюда,Решились так, чтоб ей остаться,А гостю спрятаться хотя позадь дверей, —О женщины! могу признаться,Что вы гораздо нас хитрей!Кто мог бы отгадать, чем кончилась тревога?Муж, в двери выставя расцветшие два рога,Вошел в диванную и видит, что женаВполглаза на него глядит сквозь тонка сна;Он ближе к ней — она проснулась,Зевнула, потянулась;Потом,Простерши к мужу руки:«Каким же, — говорит ему, — я крепким сномЗаснула без тебя от скуки!И знаешь ли, что мнеПривиделось во сне?Ах! и теперь еще в восторге утопаю!Послушай, миленький! лишь только засыпаю,Вдруг вижу, будто ты уж более не крив;Ну, если этот сон не лжив?Позволь мне испытать». — И вмиг, не дав супругуПрийти в себя, одной рукойЗакрыла глаз ему — здоровый, не кривой, —Другою же, на дверь указывая другу,Пролазу говорит: «Что, видишь ли, мой свет?»Муж отвечает: «Нет!»«Ни крошечки?» — «Нимало;Так тёмно, как теперь, еще и не бывало».«Ты шутишь?» — «Право, нет; да дай ты мне взглянуть».«Прелестная мечта! — Лукреция[893] вскричала.—Зачем польстила мне, чтоб после обмануть!Ах! друг мой, как бы я желала,Чтобы один твой глазПохож был на другой!» Пролаз,При нежности такой, не мог стоять болваном;Он сам разнежился и в радости душиСупругу наградил и шалью и тюрбаном.Пролаз! ты этот день во святцах запиши:Пример согласия! Жена и муж с обновой!Но что записывать? Пример такой не новый.1791
МАДРИГАЛЫ
«По чести, от тебя не можно глаз отвесть…»
По чести, от тебя не можно глаз отвесть;Но что к тебе влечет?.. загадка непонятна!Ты не красавица, я вижу… а приятна!Ты б лучше быть могла; но лучше так, как есть.1795
«Задумчива ли ты, смеешься иль поешь…»
Задумчива ли ты, смеешься иль поешь,О, Хлоя милая! ты всем меня прельщаешь:Часам ты крылья придаешь,А у любви их похищаешь.1795
НАДПИСИ
К портрету Н. М. Карамзина
Вот милый всем творец! иль сердцем, иль умомГрозит тебе он пленом:В Аркадии б он был счастливым пастушком,В Афинах — Демосфеном.1803
К портрету
Какой ужасный, грозный вид!Мне кажется, лишь скажет слово,Законы, трон — все пасть готово…Не бойтесь, он на дождь сердит.1803
ЭПИТАФИИ
Ф. М. Д<убянском>у[894]
Любезного и прах останется ль безвестным?Дубянского был дар — гармонией прельщать;Страсть — дружба и любовь; закон — быть добрым, честным;А жребий — бурну жизнь в пучине окончать.[895]1796
«В надежде будущих талантов…»
В надежде будущих талантовИ вечных за стихи наград,Родитель спит здесь фолиантов,Умерший… после чад.1797
Надгробие И. Ф. Богдановичу, автору «Душеньки»
Привесьте к урне сей, о грации, венец:Здесь Богданович спит, любимый ваш певец.1803
«Прохожий, стой! во фрунт! скинь шляпу и читай…»
Прохожий, стой! во фрунт! скинь шляпу и читай:«Я воин, грамоты не знал за недосугом.Направо кругом!Ступай!»1805
ЭПИГРАММЫ
«Он врал — теперь не врет»…»
«Он врал — теперь не врет».Вот эпитафия, когда Бурун умрет.1791
«Я разорился от воров!»…»[896]
«Я разорился от воров!»«Жалею о твоем я горе».«Украли пук моих стихов!»«Жалею я об воре».1803
«Что легче перышка?» — «Вода», — я отвечаю…»
«Что легче перышка?» — «Вода», — я отвечаю.«А легче и воды?» — «Ну, воздух». — «Добрый знак!А легче и его?» — «Кокетка». — «Точно так!А легче и ее?» — «Не знаю».1805
БАСНИ
Пустынник и Фортуна[897]
Какой-то добрый человек,Не чувствуя к чинам охоты,Не зная страха, ни заботы,Без скуки провождал свой векС Плутархом, с лиройИ Пленирой,Не знаю точно где, а только не у нас.Однажды под вечер, как солнца луч погасИ мать качать дитя уже переставала,Нечаянно к нему Фортуна в дом попалаИ в двери ну стучать!«Кто там?» — Пустынник окликает.«Я! я!» — «Да кто, могу ли знать?»Я! та, которая тебе повелеваетСкорее отпереть». — «Пустое!» — он сказалИ замолчал.«Отопрешь ли? — еще Фортуна закричала. —Я ввек ни от кого отказа не слыхала;Пусти Фортуну ты со свитою к себе,С Богатством, Знатью и Чинами…Теперь известна ль я тебе?»«По слуху… но куда мне с вами?Поди в другой ты дом,А мне не поместить, ей-ей! такой содом!»«Невежа! да пусти меня хоть с половиной,Хоть с третью, слышишь ли?.. Ах! сжалься над судьбинойВеликолепия… оно уж чуть дышит,Над гордой Знатностью, которая дрожитИ, стоя у порога, мерзнет;Тронись хоть Славою, мой миленький дружок!Еще минута, все исчезнет!..Упрямый, дай хотя Желанью уголок!»«Да отвяжися ты, лихая пустомеля! —Пустынник ей сказал. — Ну, право, не могу.Смотри: одна и есть постеля,И ту я для себя с Пленирой берегу».1792
Искатели Фортуны[898]
Кто на своем веку Фортуны не искал?Что, если б силою волшебною какоюВсевидящим я сталИ вдруг открылись предо мноюВсе те, которые и едут, и ползут,И скачут, и плывут,Из царства в царство рыщутИ дочери судьбы отменной красотыИль убегающей мечтыБез отдыха столь жадно ищут?Бедняжки! жаль мне их: уж, кажется, в руках…Уж сердце в восхищеньи бьется…Вот только что схватить… хоть как, так увернется,И в тысяче уже верстах!«Возможно ль, — многие, я слышу, рассуждают, —Давно ль такой-то в нас искал?А ныне как он пышен стал!Он в счастии растет; а нас за грязь кидают!Чем хуже мы его?» Пусть лучше во сто раз,Но что ваш ум и все? Фортуна ведь без глаз;А к этому прибавим:Чин стоит ли того, что для него оставимПокой, покой души, дар лучший всех даров,Который в древности уделом был богов?Фортуна — женщина! умерьте вашу ласку;Не бегайте за ней, сама смягчится к вам.Так милый Лафонтен давал советы намИ сказывал в пример почти такую сказку.В деревне ль, в городке,Один с другим невдалеке,Два друга жили;Ни скудны, ни богаты были.Один все счастье ставил в том,Чтобы нажить огромный дом,Деревни, знатный чин, — то и во сне лишь видел;Другой богатств не ненавидел,Однако ж их и не искал,А кажду ночь покойно спал.«Послушай, — друг ему однажды предлагает, —На родине никто пророком не бывает;Чего ж и нам здесь ждать? — Со временем сумы.Поедем лучше мыИскать себе добра; войти, сказать умеем;Авось и мы найдем, авось разбогатеем».«Ступай, — сказал другой, —А я остануся; мне дорог мой покой,И буду спать, пока мой друг не возвратится».Тщеславный этому дивитсяИ едет. На пути встречает цепи гор,Встречает много рек, и напоследок встретилТу самую страну, куда издавна метил:Любимый уголок Фортуны, то есть двор;Не дожидаяся ни зову, ни наряду,Пристал к нему и по обрядуВсех жителей его он начал посещать:Там стрелкою стоит, не смея и дышать,Здесь такает из всей он мочи,Тут шепчет на ушко; короче: дни и ночиНаш витязь сам не свой;Но все то было втуне!«Что за диковинка! — он думает. — Стой, стойДа слушай об одной Фортуне,А сам все ничего!Нет, нет! такая жизнь несноснее всего.Слуга покорный вам, господчики, прощайте;И впредь меня не ожидайте;В Сурат, в Сурат лечу! Я слышал в сказках, тамФортуне с давних лет курится фимиам…»Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели.Но что же? Не прошло недели,Как странствователь наш отправился в Сурат,А часто, часто он поглядывал назад,На родину свою: корабль то загорался,То на мель попадал, то в хляби погружался;Всечасно в трепете, от смерти на вершок;Бедняк бесился, клял — известно, лютый рок,Себя, — и всем и всем изрядна песня пета!«Безумцы! — он судил. — На край приходим светаМы смерть ловить, а к ней и дома три шага!»Синеют между тем Индийски берега,Попутный дунул ветр; по крайней мере кстатеПришло мне так сказать, и он уже в Сурате!«Фортуна здесь?» — его был первый всем вопрос.«В Японии», — сказали.«В Японии? — вскричал герой, повеся нос. —Быть так! плыву туда». И поплыл; но, к печали,Разъехался и там с Фортуною слепой!«Нет! полно, — говорит, — гоняться за мечтой».И с первым кораблем в отчизну возвратился.Завидя издали отеческих богов,Родимый ручеек, домашний милый кров,Наш мореходец прослезилсяИ, от души вздохнув, сказал:«Ах! счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху зналИ двор, и океан, и о слепой богине!Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне».И так с восторгом он и в сердце и в глазахВ отчизну наконец вступает,Летит ко другу, — что ж? как друга обретает?Он спит, а у него Фортуна в головах!1794
Дуб и Трость[899]
Дуб с Тростию вступил однажды в разговоры:«Жалею, — Дуб сказал, склоня к ней важны взоры, —Жалею, Тросточка, об участи твоей!Я чаю, для тебя тяжел и воробей;Легчайший ветерок, едва струящий воду,Ужасен для тебя, как буря в непогоду,И гнет тебя к земли,Тогда как я — высок, осанист и вдалиНе только Фебовы лучи пересекаю,Но даже бурный вихрь и громы презираю;Стою и слышу вкруг спокойно треск и стон;Всё для меня Зефир, тебе ж всё Аквилон.Блаженна б ты была, когда б росла со мною:Под тению моей густоюТы б не страшилась бурь; но рок тебе судилРасти наместо злачна долаНа топких берегах владычества Эола.По чести, и в меня твой жребий грусть вселил».«Ты очень жалостлив, — Трость Дубу отвечала, —Но, право, о себе еще я не вздыхала,Да не о чем и воздыхать:Мне ветры менее, чем для тебя, опасны.Хотя порывы их ужасныИ не могли тебя досель поколебать,Но подождем конца». — С сим словом вдруг завылаОт севера гроза и небо помрачила;Ударил грозный ветр — все рушит и валит,Летит, кружится лист; Трость гнется — Дуб стоит.Ветр, пуще воружась, из всей ударил мочи —И тот, на коего с трудом взирали очи,Кто ада и небес едва не досягал, —Упал!1795
Два Голубя[900]
Два Голубя друзьями были,Издавна вместе жили,И кушали, и пили.Соскучился один все видеть то ж да то ж;Задумал погулять и другу в том открылся.Тому весть эта острый нож;Он вздрогнул, прослезилсяИ к другу возопил:«Помилуй, братец, чем меня ты поразил?Легко ль в разлуке быть?.. Тебе легко, жестокой!Я знаю; ах! а мне… я, с горести глубокой,И дня не проживу… к тому же рассуди,Такая ли пора, чтоб в странствие пускаться?Хоть до зефиров ты, голубчик, погоди!К чему спешить? Еще успеем мы расстаться!Теперь лишь Ворон прокричал,И без сомнения — страшуся я безмерно!Какой-нибудь из птиц напасть он предвещал,А сердце в горести и пуще имоверно!Когда расстанусь я с тобой,То будет каждый день мне угрожать бедой:То ястребом лихим, то лютыми стрелками,То коршунами, то силками —Все злое сердце мне на память приведет.Ахти мне! — я скажу, вздохнувши, — дождь идет!Здоров ли то мой друг? не терпит ли он холод?Не чувствует ли голод?И мало ли чего не вздумаю тогда!»Безумцам умна речь — как в ручейке вода:Журчит, и мимо протекает.Затейник слушает, вздыхает,А все-таки лететь желает.«Нет, братец, так и быть! — сказал он, — полечу!Но верь, что я тебя крушить не захочу;Не плачь; пройдет дни три, и буду я с тобоюКлеватьИ ворковатьОпять под кровлею одною;Начну рассказывать тебе по вечерам —Ведь все одно да то ж приговорится нам —Что видел я, где был, где хорошо, где худо;Скажу: я там-то был, такое видел чудо,А там случилось то со мной —И ты, дружочек мой,Наслушаясь меня, так сведущ будешь к лету,Как будто бы и сам гулял по белу свету.Прости ж!» — При сих словахНаместо всех увы! и ах!Друзья взглянулись, поклевались,Вздохнули и расстались.Один, носок повеся, сел;Другой вспорхнул, взвился, летит, летит стрелою.И, верно б, сгоряча край света залетел;Но вдруг покрылось небо мглою,И прямо страннику в глазаИз тучи ливный дождь, град, вихрь, сказать вам словом,Со всею свитою, как водится, гроза!При случае таком, опасном, хоть не новом,Голубчик поскорей садится на сучокИ рад еще тому, что только лишь измок.Гроза утихнула, Голубчик обсушилсяИ в путь опять пустился.Летит и видит с высокаРассыпанно пшено, а возле — Голубка;Садится, и в минутуЗапутался в сети; но сеть была худа,Так он против нее носком вооружился;То им, то ножкою тянув, тянув, пробилсяИз сети без вреда,С утратой перьев лишь. Но это ли беда?К усугубленью страхаЯвился вдруг Соко́л и, со всего размаха,Напал на бедняка,Который, как злодей, опутан кандалами,Тащил с собой снурок с обрывками силка.Но, к счастью, тут Орел с широкими крыламиДля встречи Сокола спустился с облаков;И так, благодаря стечению воров,Наш путник Соколу в добычу не достался;Однако все еще с бедой не развязался:В испуге потеряв и ум, и зоркость глаз,Задел за кровлю он как разИ вывихнул крыло; потом в него мальчишка —Знать, голубиный был и в том еще умишка —Для шутки камешек лукнулИ так его зашиб, что чуть он отдохнул;Потом… потом, прокляв себя, судьбу, дорогу,Решился бресть назад, полмертвый, полхромой;И прибыл наконец калекою домой,Таща свое крыло и волочивши ногу.О вы, которых бог любви соединил!Хотите ль странствовать? Забудьте гордый НилИ дале ближнего ручья не разлучайтесь.Чем любоваться вам? Друг другом восхищайтесь!Пускай один в другом находит каждый часПрекрасный, новый мир, всегда разнообразный!Бывает ли в любви хоть миг для сердца праздный?Любовь, поверьте мне, все заменит для вас.Я сам любил: тогда за луг уединенный,Присутствием моей подруги озаренный,Я не хотел бы взять ни мраморных палат,Ни царства в небесах!.. Придете ль вы назад,Минуты радостей, минуты восхищений?Иль буду я одним воспоминаньем жить?Ужель прошла пора столь милых обольщенийИ полно мне любить?1795
Кокетка и Пчела[901]
Прелестная ЛизетаЛишь только что успела встатьС постели роскоши, дойти до туалетаИ дружеский совет начатьС поверенным всех чувств, желаний,Отрад, веселья и страданий,С уборным зеркалом, — вдруг страшная ПчелаВокруг Лизеты зажужжала!Лизета обмерла,Вскочила, закричала:«Ах, ах! мисс Женни, поскорей!Параша! Дунюшка!» — Весь дом сбежался к ней;Но поздно! ни любовь, ни дружество, ни злато,Ничто не отвратит неумолимый рок!Чудовище крылатоУспело уже сесть на розовый роток,И Лиза в обморок упала.«Не дам торжествовать тебе над госпожой!» —Вскричала Дунюшка и смелою рукойВ минуту Пчелку поимала;А пленница в слезах, в отчаяньи жужжала:«Клянуся Флорою! хотела ли я зла?Я аленький роток за розу приняла».Столь жалостная речь Лизету воскресила.«Дуняша! — говорит Лизета. — Жаль Пчелы;Пусти ее; она почти не уязвила».Как сильно действует и крошечка хвалы!1797
Царь и два Пастуха[902]
Какой-то государь, прогуливаясь в поле,Раздумался о царской доле.«Нет хуже нашего, — он мыслил, — ремесла!Желал бы делать то, а делаешь другое!Я всей душой хочу, чтоб у меня цвелаТорговля; чтоб народ мой ликовал в покое;А принужден вести войну,Чтоб защищать мою страну.Я подданных люблю, свидетели в том боги,А должен прибавлять еще на них налоги;Хочу знать правду — все мне лгут.Бояра лишь чины берут,Народ мой стонет, я страдаю,Советуюсь, тружусь, никак не успеваю;Полсвета властелин — не веселюсь ничем!»Чувствительный монарх подходит между темК пасущейся скотине;И что же видит он? Рассыпанных в долинеБаранов, тощих до костей,Овечек без ягнят, ягнят без матерей!Все в страхе бегают, кружатся,А псам и нужды нет: они под тень ложатся;Лишь бедный мечется Пастух:То за бараном в лес во весь он мчится дух,То бросится к овце, которая отстала,То за любимым он ягненком побежит,А между тем уж волк барана в лес тащит;Он к ним, а здесь овца волчихи жертвой стала.Отчаянный Пастух рвет волосы, ревет,Бьет в грудь себя и смерть зовет.«Вот точный образ мой, — сказал самовластитель.—Итак, и смирненьких животных охранительТакими ж, как и мы, напастьми окруженИ он, как царь, порабощен!Я чувствую теперь какую-то отраду».Так думая, вперед он путь свой продолжал,Куда? и сам не знал;И наконец пришел к прекраснейшему стаду.Какую разницу монарх увидел тут!Баранам счету нет, от жира чуть идут;Шерсть на овцах как шелк и тяжестью их клонит;Ягнятки, кто кого скорее перегонит,Толпятся к маткиным питательным сосцам;А Пастушок в свирель под липою играетИ милую свою пастушку воспевает.«Несдобровать, овечки, вам! —Царь мыслит. — Волк любви не чувствует закона,И Пастуху свирель худая оборона».А волк и подлинно, откуда ни возьмись,Во всю несется рысь;Но псы, которые то стадо сторожили,Вскочили, бросились и волка задавили;Потом один из них ягненочка догнал,Который далеко от страха забежал,И тотчас в кучку всех по-прежнему собрал;Пастух же все поет, не шевелясь нимало.Тогда уже в царе терпения не стало.«Возможно ль? — он вскричал. — Здесь множество волков,А ты один… умел сберечь большое стадо!»«Царь! — отвечал Пастух, — тут хитрости не надо:Я выбрал добрых псов».1802
Воспитание Льва[903]
У Льва родился сын. В столице, в городах,Во всех его странахПотешные огни, веселья, жертвы, оды.Мохнатые певцы все взапуски кричат:«Скачи, земля! взыграйте, воды!У Льва родился сын!» И вправду, кто не рад?Меж тем, когда всяк зверь восторгом упивался,Царь Лев, как умный зверь, заботам предавался,Кому бы на руки дитя свое отдать:Наставник должен быть умен, учен, незлобен!Кто б из зверей к тому был более способен?Не шутка скоро отгадать.Царь, в нерешимости, велел совет собрать;В благоволении своем его уверя,Препоручил избрать ему,По чистой совести, по долгу своему,Для сына в менторы[904] достойнейшего зверя.Встал Тигр и говорит:«Война, война царей великими творит;Твой сын, о государь, быть должен страхом света;И так образовать его младые летаЛишь тот способен из зверей,Который всех, по Льве, ужасней и страшней».«И осторожнее, — Медведь к тому прибавил, —Чтоб он младого Льва наставилУметь и храбростью своею управлять».Противу мненья двух Лисе идти не можно;Однако ж, так и сяк начав она вилять,Заметила, что дядьке должноЗнать и политику, быть хитрого ума,Короче: какова сама.За нею тот и тот свой голос подавали,И все они, хотя себя не называли,Но ясно намекали,Что в дядьки лучше их уж некого избрать:Советы и везде почти на эту стать.«Позволено ль и мне сказать четыре слова? —Собака наконец свой голос подала. —Политики, войны нет следствия другова,Как много шума, много зла.Но славен добрый царь коварством ли и кровью?Как подданных своих составит счастье он?Как будет их отцом? чем утвердит свой трон?Любовью.Вот таинство, вот ключ к высокой и святойНауке доброго правленья!Кто ж принцу лучшие подаст в ней наставленья?Никто, как сам отец». Тигр смотрит как шальной,Медведь, другие то ж, а Лев, от умиленьяЗаплакав, бросился Собаку обнимать.«Почто, — сказал, — давно не мог тебя я знать?О добрый зверь! тебе вручаюЯ счастие мое и подданных моих;Будь сыну моему наставником! Я знаю,Сколь пагубны льстецы: укрой его от них,Укрой и от меня — в твоей он полной воле».Собака от царя идет с дитятей в поле,Лелеет, пестует и учит между тем.Урок был первый тот, что он Щенок, не Львенок,И в дальнем с ним родстве. Проходит день за днем,Уже питомец не ребенок,Уже наставник с ним обходит все страны,Которые в удел отцу его даны;И Львенок в первый раз узнал насильство власти,Народов нищету, зверей худые страсти:Лиса ест кроликов, а Волк душит овец,Оленя давит Барс; повсюду, наконец,Могучие богаты,Бессильные от них кряхтят,Быки работают без платы,А Обезьяну золотят.Лев молодой дрожит от гнева.«Наставник, — он сказал, — подобные делаДоходят ли когда до сведенья царева?Ах, сколько бедствий, сколько зла!»«Как могут доходить? — Собака отвечает. —Его одна толпа счастливцев окружает,А им не до того; а те, кого съедят,Не говорят».И так наш Львеночек, без дальних размышленийО том, в чем доброту и мудрость ставит свет,И добр стал и умен; но в этом дива нет:Пример и опытность полезней наставлений.Он, в доброй школе той взрастая, получилРассудок, мудрость, крепость тела;Однако ж все еще не ведал, кто он был;Но вот как случай сам о том ему открыл.Однажды на пути Собака захотелаВзять отдых и легла под тению дерев.Вдруг выскочил злой Тигр, разинул страшный зевИ прямо к ней, — но Лев,Закрыв ее собою,Взмахнул хвостом, затряс косматой головою,Взревел — и Тигр уже растерзанный лежит!Потом он в радости к наставнику бежитИ во́пит: «Победил! благодарю судьбину!Но я ль то был иль нет?.. Поверишь ли, отец,Что в этот миг, когда твой близок был конец,Я вдруг почувствовал и жар и силу Львину;Я точно… был как Лев!» — «Ты точно, Лев и есть, —Наставник отвечал, облившися слезами. —Готовься важную услышать, сын мой, весть:Отныне… кончилось раве́нство между нами;Ты царь мой! Поспешим возвратом ко двору.Я все употребил, что мог, тебе к добру;Но ты… и радости и грусти мне причина!Прости, о государь, невольно слезы лью…Отечеству отца даю,А сам… теряю сына!»1802
Петух, Кот и Мышонок[905]
О дети, дети! как опасны ваши лета!Мышонок, не видавший света,Попал было в беду, и вот как он об нейРассказывал в семье своей:«Оставя нашу норуИ перебравшися чрез гору,Границу наших стран, пустился я бежать,Как молодой мышонок,Который хочет показать,Что он уж не ребенок.Вдруг с розмаху на двух животных набежал:Какие звери, сам не знал;Один так смирен, добр, так плавно выступал,Так миловиден был собою!Другой нахал, крикун, теперь лишь будто с бою;Весь в перьях; у него косматый крюком хвост;Над самым лбом дрожит наростКакой-то огненного цвета,И будто две руки, служащи для полета;Он ими так махалИ так ужасно горло драл,Что я, таки не трус, а подавай бог ноги —Скорее от него с дороги.Как больно! Без него я верно бы в другомНашел наставника и друга!В глазах его была написана услуга;Как тихо шевелил пушистым он хвостом!С каким усердием бросал ко мне он взоры,Смиренны, кроткие, но полные огня!Шерсть гладкая на нем, почти как у меня;Головка пестрая, и вдоль спины узоры;А уши как у нас, и я по ним сужу,Что у него должна быть симпатия с нами,Высокородными мышами».«А я тебе на то скажу, —Мышонка мать остановила, —Что этот доброхот,Которого тебя наружность так прельстила,Смиренник этот… Кот!Под видом кротости он враг наш, злой губитель;Другой же был Петух, миролюбивый житель.Не только от него не видим мы вредаИль огорченья,Но сам он пищей нам бывает иногда.Вперед по виду ты не делай заключенья».1802
Змея и Пиявица[906]
«Как я несчастна!И как завидна часть твоя! —Однажды говорит Пиявице Змея. —Ты у людей в чести, а я для них ужасна;Тебе охотно кровь они свою дают;Меня же все бегут и, если могут, бьют;А кажется, равно мы с ними поступаем:И ты и я людей кусаем».«Конечно! — был на то Пиявицын ответ. —Да в цели нашей сходства нет;Я, например, людей к их пользе уязвляю,А ты для их вреда;Я множество больных чрез это исцеляю,А ты и не больным смертельна завсегда.Спроси самих людей: все скажут, что я пра́ва;Я им лекарство, ты отрава».Смысл этой басенки встречается тотчас:Не то ли Критика с Сатирою у нас?1803
Мышь, удалившаяся от света[907]
Восточны жители, в преданиях своих,Рассказывают нам, что некогда у нихБлагочестива Мышь, наскуча суетою,Слепого счастия игрою,Оставила сей шумный мирИ скрылась от него в глубокую пещеру:В голландский сыр.Там, святостью одной свою питая веру,К спасению души трудиться начала:НогамиИ зубамиГолландский сыр скребла, скреблаИ выскребла досужным часомИзрядну келейку с достаточным запасом.Чего же более? В таких-то Мышь трудахРазъелась так, что страх!Короче — на пороге рая!Сам бог блюдет того,Работать миру кто отрекся для него.Однажды пред нее явилось, воздыхая,Посольство от ее любезных земляков;Оно идет просить защиты от дворовПротиву кошечья народа,Который вдруг на их республику напалИ Крысополис[908] их в осаде уж держал.«Всеобща бедность и невзгода, —Посольство говорит, — причиною, что мыНесем пустые лишь сумы;Что было с нами, все проели,А путь еще далек! И для того посмелиЗайти к тебе и бить челомСнабдить нас в крайности посильным подаяньем».Затворница на то, с душевным состраданьемИ лапки положа на грудь свою крестом,«Возлюбленны мои! — смиренно отвечала, —Я от житейского давно уже отстала;Чем, грешная, могу помочь?Да ниспошлет вам бог! А я и день и ночьМолить его за вас готова».Поклон им, заперлась, и более ни слова.Кто, спрашиваю вас, похож на эту Мышь?Монах? Избави бог и думать!.. Нет, дервиш[909].1803
Муха[910]
Бык с плугом на покой тащился по трудах;А Муха у него сидела на рогах,И Муху же они дорогой повстречали.«Откуда ты, сестра?» — от этой был вопрос.А та, поднявши нос,В ответ ей говорит: «Откуда? — мы пахали!»От басни завсегдаНечаянно дойдешь до были.Случалось ли подчас вам слышать, господа:«Мы сбили! Мы решили!»1805
Г. ДЕРЖАВИН
Кружка
Краса пирующих друзей,Забав и радостей подружка,Предстань пред нас, предстань скорей,Большая сребряная кружка!Давно уж нам в тебя пораПивца налитьИ пить.Ура! ура! ура!Ты дщерь великого ковша,Которым предки наши пили;Веселье их была душа,В пирах они счастливо жили.И нам, как им, давно пораСчастливым бытьИ пить.Ура! ура! ура!Бывало, старики в винеСвое всё потопляли горе,Дралися храбро на войне:Вить пьяным по колени море!Забыть и нам всю грусть пора,Отважным бытьИ пить.Ура! ура! ура!Бывало, дольше длился век,Когда диет не наблюдали;Был здрав и счастлив человек,Как только пили да гуляли.Давно гулять и нам пора,Здоровым бытьИ пить.Ура! ура! ура!Бывало, пляска, резвость, смех,В хмелю друг друга обнимают;Теперь наместо сих утехЖеманством, лаской угощают.Жеманство нам прогнать пора,Но просто житьИ пить.Ура! ура! ура!В садах, бывало, средь прохладИ жены с нами куликают[911],А ныне клоб[912] да маскерадИ жен уж с нами разлучают.Французить нам престать пора,Но Русь любитьИ пить.Ура! ура! ура!Бывало — друга своегоТеперь карманы посещают;Где вист, да банк, да макао,[913]На деньги дружбу там меняют.На карты нам плевать пора,А скромно житьИ пить.Ура! ура! ура!О сладкий дружества союз,С гренками пивом пенна кружка!Где ты наш услаждаешь вкус,Мила там, весела пирушка.Пребудь ты к нам всегда добра:Мы станем житьИ пить.Ура! ура! ура!1777
На смерть князя Мещерского[914]
Глагол времен[915]! металла звон!Твой страшный глас меня смущает;Зовет меня, зовет твой стон,Зовет — и к гробу приближает.Едва увидел я сей свет,Уже зубами смерть скрежещет,Как молнией, косою блещетИ дни мои, как злак, сечет.Ничто от роковых когтей,Никая тварь не убегает;Монарх и узник — снедь червей,Гробницы злость стихий снедает;Зияет время славу стерть:Как в море льются быстры воды,Так в вечность льются дни и годы;Глотает царства алчна смерть.Скользим мы бездны на краю,В которую стремглав свалимся;Приемлем с жизнью смерть свою,На то, чтоб умереть, родимся.Без жалости все смерть разит:И звезды ею сокрушатся,И солнцы ею потушатся,И всем мирам она грозит.Не мнит лишь смертный умиратьИ быть себя он вечным чает;Приходит смерть к нему, как тать,И жизнь внезапу похищает.Увы! где меньше страха нам,Там может смерть постичь скорее;Ее и громы не быстрееСлетают к гордым вышинам.Сын роскоши, прохлад и нег,Куда, Мещерской! ты сокрылся?Оставил ты сей жизни брег,К брегам ты мертвых удалился;Здесь персть твоя, а духа нет.Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем.Мы только плачем и взываем:«О, горе нам, рожденным в свет!»Утехи, радость и любовьГде купно с здравием блистали,У всех там цепенеет кровьИ дух мятется от печали.Где стол был яств, там гроб стоит;Где пиршеств раздавались лики,Надгробные там воют клики,[916]И бледна смерть на всех глядит.Глядит на всех — и на царей,Кому в державу тесны миры;Глядит на пышных богачей,Что в злате и сребре кумиры;Глядит на прелесть и красы,Глядит на разум возвышенный,Глядит на силы дерзновенныИ точит лезвие косы.Смерть, трепет естества и страх!Мы — гордость с бедностью совместна;Сегодня бог, а завтра прах;Сегодня льстит надежда лестна,А завтра: где ты, человек?Едва часы протечь успели,Хао́са в бездну улетели,И весь, как сон, прошел твой век.Как сон, как сладкая мечта,Исчезла и моя уж младость;Не сильно нежит красота,Не столько восхищает радость,Не столько легкомыслен ум,Не столько я благополучен;Желанием честей размучен,Зовет, я слышу, славы шум.Но так и мужество пройдетИ вместе к славе с ним стремленье;Богатств стяжание минет,И в сердце всех страстей волненьеПрейдет, прейдет в чреду свою.Подите счастьи прочь возможны,Вы все пременны здесь и ложны:Я в две́рях вечности стою.Сей день иль завтра умереть,Перфильев! должно нам, конечно, —Почто ж терзаться и скорбеть,Что смертный друг твой жил не вечно?Жизнь есть небес мгновенный дар;Устрой ее себе к покоюИ с чистою твоей душоюБлагословляй судеб удар.1779
На рождение в Северепорфирородного отрока[917]
С белыми Борей власамиИ с седою бородой,Потрясая небесами,Облака сжимал рукой;Сыпал инеи пушистыИ метели воздымал,Налагая цепи льдисты,Быстры воды оковал.Вся природа содрогалаОт лихого старика;Землю в камень претворялаХладная его рука;Убегали звери в норы,Рыбы крылись в глубинах,Петь не смели птичек хоры,Пчелы прятались в дуплах;Засыпали нимфы с скукиСредь пещер и камышей,Согревать сатиры рукиСобирались вкруг огней.В это время, столь холодно,Как Борей был разъярен,Отроча порфирородноВ царстве Северном рожден.Родился — и в ту минутуПерестал реветь Борей;Он дохнул — и зиму лютуУдалил Зефир с полей;Он воззрел — и солнце красноОбратилося к весне;[918]Он вскричал — и лир согласноЗвук разнесся в сей стране;Он простер лишь детски руки —Уж порфиру в руки брал;Раздались громовы звуки,И весь Север воссиял.Я увидел в восхищеньиРастворен судеб чертог;Я подумал в изумленьи:«Знать, родился некий бог».Гении к нему слетелиВ светлом облаке с небес;Каждый гений к колыбелиДар рожденному принес:Тот принес ему гром в рукиДля предбудущих побед;Тот художества, науки,Украшающие свет;Тот обилие, богатство,Тот сияние порфир;Тот утехи и приятство,Тот спокойствие и мир;Тот принес ему телесну,Тот душевну красоту;Прозорливость тот небесну,Разум, духа высоту.Словом, все ему блаженствыИ таланты подаря,Все влияли совершенствы,Составляющи царя;Но последний, добродетельЗарождаючи в нем, рек:«Будь страстей твоих владетель,Будь на троне человек!»Все крылами восплескали,Каждый гений восклицал:«Се божественный, — вещали,—Дар младенцу он избрал!Дар, всему полезный миру!Дар, добротам всем венец!Кто приемлет с ним порфиру,Будет подданным отец!»«Будет, — и Судьбы гласили, —Он монархам образец!»Лес и горы повторили:«Утешением сердец!»Сим Россия восхищеннаТоки слезны пролила,На колени преклоненна,В руки отрока взяла;Восприяв его, лобзаетВ перси, очи и уста;В нем геройство возрастает,Возрастает красота.Все его уж любят страстно,Всех сердца уж он возжег:Возрастай, дитя прекрасно!Возрастай, наш полубог!Возрастай, уподобляясьТы родителям во всем;С их ты матерью[919] равняясь,Соравняйся с божеством.1779
К первому соседу[920]
Кого роскошными пирамиНа влажных невских островах,Между тенистыми древами,На мураве и на цветах,В шатрах персидских златошвенных,Из глин китайских[921] драгоценных,Из венских чистых хрусталей,Кого толь славно угощаешь,И для кого ты расточаешьСокровищи казны твоей?Гремит музы́ка, слышны хорыВкруг лакомых твоих столов;Сластей и ананасов горыИ множество других плодовПрельщают чувствы и питают;Младые девы угощают,Подносят вина чередой,И алиатико[922] с шампанским,И пиво русское с британским,И мозель с зельцерской водой.В вертепе мраморном, прохладном,В котором льется водоскат,На ложе роз благоуханном,Средь лени, неги и отрад,Любовью распаленный страстной,С младой, веселою, прекраснойИ нежной нимфой[923] ты сидишь;Она поет, ты страстью таешь,То с ней в весельи утопаешь,То, утомлен весельем, спишь.Ты спишь, — и сон тебе мечтает,Что ввек благополучен ты,Что само небо рассыпаетБлаженства вкруг тебя цветы;Что парка дней твоих не косит,Что откуп вновь тебе приноситСибирски горы серебраИ дождь златый к тебе лиется.Блажен, кто поутру проснетсяТак счастливым, как был вчера!Блажен! кто может веселитьсяБесперерывно в жизни сей;Но редкому пловцу случитсяБезбедно плавать средь морей:Там бурны дышут непогоды,Горам подобно гонят водыИ с пеною песок мутят.Петрополь сосны осеняли, —Но, вихрем пораженны, пали,Теперь корнями вверх лежат.Непостоянство доля смертных,В пременах вкуса счастье их;Среди утех своих несметныхЖелаем мы утех иных;Придут, придут часы те скучны,Когда твои ланиты тучныПрестанут грации трепать;И, может быть, с тобой в разлукеТвоя уж Пенелопа в скукеКовер не будет распускать.[924]Не будет, может быть, лелеятьСудьба уж более тебяИ ветр благоприятный веятьВ твой парус: береги себя!Доколь текут часы златыеИ не приспели скорби злые,Пей, ешь и веселись, сосед!На свете жить нам время срочно;Веселье то лишь непорочно,Раскаянья за коим нет.1780
Властителям и судиям[925]
Восстал всевышний бог да судитЗемных богов во сонме их;Доколе, рек, доколь вам будетЩадить неправедных и злых?Ваш долг есть: сохранять законы,На лица сильных не взирать,Без помощи, без обороныСирот и вдов не оставлять.Ваш долг: спасать от бед невинных,Несчастливым подать покров;От сильных защищать бессильных,Исторгнуть бедных из оков.Не внемлют! видят — и не знают!Покрыты мздою очеса:Злодействы землю потрясают,Неправда зыблет небеса.Цари! Я мнил, вы боги властны,Никто над вами не судья,Но вы, как я, подобно страстны[926],И так же смертны, как и я.И вы подобно так падете,Как с древ увядший лист падет!И вы подобно так умрете,Как ваш последний раб умрет!Воскресни, боже! боже правых!И их молению внемли:Приди, суди, карай лукавых,И будь един царем земли!1780
Разные вина[927]
Вот красно-розово вино,За здравье выпьем жен румяных.Как сердцу сладостно оноНам с поцелуем уст багряных!Ты тож румяна, хороша, —Так поцелуй меня, душа!Вот черно-тинтово вино[928],За здравье выпьем чернобровых.Как сердцу сладостно оноНам с поцелуем уст пунцовых!Ты тож, смуглянка, хороша, —Так поцелуй меня, душа!Вот злато-кипрское вино,За здравье выпьем светловласых.Как сердцу сладостно оноНам с поцелуем уст прекрасных!Ты тож, белянка, хороша, —Так поцелуй меня, душа!Вот слезы ангельски вино[929].За здравье выпьем жен мы нежных.Как сердцу сладостно оноНам с поцелуем уст любезных!Ты тож нежна и хороша, —Так поцелуй меня, душа!1782
Фелица[930]
Богоподобная царевнаКиргиз-Кайсацкия орды!Которой мудрость несравненнаОткрыла верные следыЦаревичу младому ХлоруВзойти на ту высоку гору,Где роза без шипов растет,Где добродетель обитает, —Она мой дух и ум пленяет,Подай найти ее совет.Подай, Фелица! наставленье:Как пышно и правдиво жить,Как укрощать страстей волненьеИ счастливым на свете быть?Меня твой голос возбуждает,Меня твой сын препровождает;Но им последовать я слаб.Мятясь житейской суетою,Сегодня властвую собою,А завтра прихотям я раб.Мурзам твоим не подражая,[931]Почасту ходишь ты пешком,И пища самая простаяБывает за твоим столом;Не дорожа твоим покоем,Читаешь, пишешь пред налоем[932]И всем из твоего пераБлаженство смертным проливаешь;Подобно в карты не играешь,Как я, от утра до утра.Не слишком любишь маскарады,А в клоб не ступишь и ногой;Храня обычаи, обряды,Не донкишотствуешь собой;Коня парнасска не седлаешь,К духа́м в собранье не въезжаешь,[933]Не ходишь с трона на Восток;Но кротости ходя стезею,Благотворящею душою,Полезных дней проводишь ток.А я, проспавши до полудни,[934]Курю табак и кофе пью;Преобращая в праздник будни,Кружу в химерах мысль мою:То плен от персов похищаю,То стрелы к туркам обращаю;То, возмечтав, что я султан,Вселенну устрашаю взглядом;То вдруг, прельщаяся нарядом,Скачу к портному по кафтан.Или в пиру я пребогатом,Где праздник для меня дают,Где блещет стол сребром и златом,Где тысячи различных блюд:Там славный окорок вестфальской,Там звенья рыбы астраханской,Там плов и пироги стоят,Шампанским вафли запиваю;И всё на свете забываюСредь вин, сластей и аромат.Или средь рощицы прекраснойВ беседке, где фонтан шумит,При звоне арфы сладкогласной,Где ветерок едва дышит,Где все мне роскошь представляет,К утехам мысли уловляет,Томит и оживляет кровь;На бархатном диване лежа,Младой девицы чувства нежа,Вливаю в сердце ей любовь.Или великолепным цугомВ карете англинской, златой,С собакой, шутом или другом,Или с красавицей какойЯ под качелями гуляю;В шинки пить меду заезжаю;Или, как то наскучит мне,По склонности моей к премене,Имея шапку набекрене,Лечу на резвом бегуне.[935]Или музы́кой и певцами,Органом и волынкой вдруг,Или кулачными бойцамиИ пляской веселю мой дух;Или, о всех делах заботуОставя, езжу на охотуИ забавляюсь лаем псов;[936]Или над невскими брегамиЯ тешусь по ночам рогамиИ греблей удалых гребцов.[937]Иль, сидя дома, я прокажу,Играя в дураки с женой;То с ней на голубятню лажу,То в жмурки ре́звимся порой;То в свайку с нею веселюся,То ею в голове ищуся;То в книгах рыться я люблю,Мой ум и сердце просвещаю,Полкана и Бову читаю;За Библией, зевая, сплю.[938]Таков, Фелица, я развратен!Но на меня весь свет похож.Кто сколько мудростью ни знатен,Но всякий человек есть ложь.Не ходим света мы путями,Бежим разврата за мечтами.Между лентяем и брюзгой,[939]Между тщеславья и порокомНашел кто разве ненарокомПуть добродетели прямой.Нашел, — но льзя ль не заблуждатьсяНам, слабым смертным, в сем пути,Где сам рассудок спотыкатьсяИ должен вслед страстям идти;Где нам ученые невежды,Как мгла у путников, тмят вежды?Везде соблазн и лесть живет;Пашей всех роскошь угнетает. —Где ж добродетель обитает?Где роза без шипов растет?Тебе единой лишь пристойно,Царевна! свет из тьмы творить;Деля Хаос на сферы стройно,[940]Союзом целость их крепить;Из разногласия согласьеИ из страстей свирепых счастьеТы можешь только созидать.Так кормщик, через понт плывущий,Ловя под парус ветр ревущий,Умеет судном управлять.Едина ты лишь не обидишь,Не оскорбляешь никого,Дурачествы сквозь пальцы видишь,Лишь зла не терпишь одного;Проступки снисхожденьем правишь,Как волк овец, людей не давишь,Ты знаешь прямо цену их.Царей они подвластны воле, —Но богу правосудну боле,Живущему в законах их.Ты здраво о заслугах мыслишь,Достойным воздаешь ты честь,Пророком ты того не числишь,Кто только рифмы может плесть,А что сия ума забава —Калифов добрых честь и слава.Снисходишь ты на лирный лад;Поэзия тебе любезна,Приятна, сладостна, полезна,Как летом вкусный лимонад.Слух и́дет о твоих поступках,Что ты нимало не горда;Любезна и в делах и в шутках,Приятна в дружбе и тверда;Что ты в напастях равнодушна,А в славе так великодушна,Что отреклась и мудрой слыть.[941]Еще же говорят неложно,Что будто завсегда возможноТебе и правду говорить.Неслыханное также дело,Достойное тебя одной,Что будто ты народу смелоО всем, и въявь и под рукой,И знать и мыслить позволяешьИ о себе не запрещаешьИ быль и небыль говорить;[942]Что будто самым крокодилам,Твоих всех милостей зоилам,Всегда склоняешься простить.Стремятся слез приятных рекиИз глубины души моей.О! коль счастливы человекиТам до́лжны быть судьбой своей,Где ангел кроткий, ангел мирной,Сокрытый в светлости порфирной,С небес ниспослан скиптр носить!Там можно пошептать в беседах[943]И, казни не боясь, в обедахЗа здравие царей не пить.Там с именем Фелицы можноВ строке описку поскоблитьИли портрет неосторожноЕе на землю уронить.Там свадеб шутовских не парят,В ледовых банях их не жарят,Не щелкают в усы вельмож;Князья наседками не клохчут,Любимцы въявь им не хохочутИ сажей не марают рож.Ты ведаешь, Фелица! правыИ человеков и царей;Когда ты просвещаешь нравы,Ты не дурачишь так людей;В твои от дел отдохновеньиТы пишешь в сказках поученьиИ Хлору в азбуке твердишь:«Не делай ничего худого,И самого сатира злогоЛжецом презренным сотворишь».Стыдишься слыть ты тем великой,Чтоб страшной, нелюбимой быть;Медведице прилично дикойЖивотных рвать и кровь их пить.Без крайнего в горячке бедстваТому ланцетов нужны ль средства,Без них кто обойтися мог?И славно ль быть тому тираном,Великим в зверстве Тамерланом[944],Кто благостью велик, как бог?Фелицы слава, слава бога,Который брани усмирил[945];Который сира и убогаПокрыл, одел и накормил;Который оком лучезарнымШутам, труса́м, неблагодарнымИ праведным свой свет дарит;Равно всех смертных просвещает,Больных покоит, исцеляет,Добро лишь для добра творит.Который даровал свободу[946]В чужие области скакать,Позволил своему народуСребра и золота искать;Который воду разрешаетИ лес рубить не запрещает;Велит и ткать, и прясть, и шить;Развязывая ум и руки,Велит любить торги, наукиИ счастье дома находить;Которого закон, десницаДают и милости и суд.Вещай, премудрая Фелица!Где отличе́н от честных плут?Где старость по́ миру не бродит?Заслуга хлеб себе находит?Где месть не гонит никого?Где совесть с правдой обитают?Где добродетели сияют? —У трона разве твоего!Но где твой трон сияет в мире?Где, ветвь небесная, цветешь?В Багдаде, Смирне, Кашемире?Послушай, где ты ни живешь:Хвалы мои тебе приметя,Не мни, чтоб шапки иль бешметяЗа них я от тебя желал.Почувствовать добра приятствоТакое есть души богатство,Какого Крез не собирал.Прошу великого пророка,Да праха ног твоих коснусь,Да слов твоих сладчайша токаИ лицезренья наслаждусь!Небесные прошу я силы,Да, их простря сафирны крылы,Невидимо тебя хранятОт всех болезней, зол и скуки;Да дел твоих в потомстве звуки,Как в небе звезды, возблестят.1782
Видение Мурзы[947]
На темно-голубом эфиреЗлатая плавала луна;В серебряной своей порфиреБлистаючи с высот, онаСквозь окна дом мой освещалаИ палевым своим лучомЗлатые стекла рисовалаНа лаковом полу моем.Сон томною своей рукоюМечты различны рассыпал,Кропя забвения росою,Моих домашних усыплял;Вокруг вся область почивала,Петрополь с башнями дремал,Нева из урны чуть мелькала,Чуть Бельт[948] в брегах своих сверкал;Природа, в тишину глубокуИ в крепком погруженна сне,Мертва казалась слуху, окуНа высоте и в глубине;Лишь веяли одни зефиры,Прохладу чувствам принося.Я не́ спал, — и, со звоном лирыМой тихий голос соглася,«Блажен, — воспел я, — кто доволенВ сем свете жребием своим,Обилен, здрав, покоен, воленИ счастлив лишь собой самим;Кто сердце чисто, совесть правуИ твердый нрав хранит в свой векИ всю свою в том ставит славу,Что он лишь добрый человек;Что карлой он и великаномИ дивом света не рожден,И что не создан истуканомИ оных чтить не принужден;Что все сего блаженствы мираНаходит он в семье своей;Что нежная его Пленира[949]И верных несколько друзейС ним могут в час уединенныйДелить и скуку и труды!Блажен и тот, кому царевныКакой бы ни было ордыИз теремов своих янтарныхИ сребро-розовых светлиц,Как будто из улусов[950] дальных,Украдкой от придворных лиц,За россказни, за растабары,За вирши иль за что-нибудьИсподтишка драгие дарыИ в досканцах[951] червонцы шлют;Блажен!» Но с речью сей незапноМое все зданье потряслось,Раздвиглись стены, и стократноЯрчее молний пролилосьСиянье вкруг меня небесно;Сокрылась, побледнев, луна.Виденье я узрел чудесно:Сошла со облаков жена, —Сошла — и жрицей очутилась[952]Или богиней предо мной.Одежда белая струиласьНа ней серебряной волной;Градская на главе корона,Сиял при персях пояс злат;Из черно-огненна виссона,[953]Подобный радуге, нарядС плеча десного полосоюВисел на левую бедру;Простертой на алтарь рукоюНа жертвенном она жаруСжигая маки благовонныСлужила вышню божеству.Орел полунощный, огромный,[954]Сопутник молний торжеству,Геройской провозвестник славы,Сидя пред ней на груде книг,Священны блюл ее уставы;Потухший гром в кохтях своихИ лавр с оливными ветвямиДержал, как будто бы уснув.Сафиро-светлыми очами,Как в гневе иль в жару, блеснув,Богиня на меня воззрела.Пребудет образ ввек во мне,Она который впечатлела!«Мурза! — она вещала мне, —Ты быть себя счастливым чаешь,Когда по дням и по ночамНа лире ты своей играешьИ песни лишь поешь царям.Вострепещи, мурза несчастный!И страшны истины внемли,Которым стихотворцы страстныЕдва ли верят на земли;Одно к тебе лишь доброхотствоМне их открыть велит. КогдаПоэзия не сумасбродство,Но вышний дар богов, — тогдаСей дар богов лишь к честиИ к поученью их путейБыть должен обращен, не к лестиИ тленной похвале людей.Владыки света люди те же,В них страсти, хоть на них венцы;Яд лести их вредит не реже,А где поэты не льстецы?И ты сирен поющих громуВ вред добродетели не строй;Благотворителю прямомуВ хвале нет нужды никакой.Хранящий муж честные нравы,Творяй свой долг, свои дела,Царю приносит больше славы,Чем всех пиитов похвала.Оставь нектаром наполненнуОпасну чашу, где скрыт яд».«Кого я зрю столь дерзновеннуИ чьи уста меня разят?Кто ты? Богиня или жрица?» —Мечту стоящу я спросил.Она рекла мне: «Я Фелица»Рекла — и светлый облак скрылОт глаз моих ненасыщенныхБожественны ее черты;Курение мастик бесценныхМой дом и место то цветыПокрыли, где она явилась.Мой бог! мой ангел во плоти!..Душа моя за ней стремилась;Но я за ней не мог идти,Подобно громом оглушенный,Бесчувствен я, безгласен был.Но, током слезным орошенный,Пришел в себя и возгласил:Возможно ль, кроткая царевна!И ты к мурзе чтоб своемуБыла сурова столь и гневна,И стрелы к сердцу моемуИ ты, и ты чтобы бросала,И пламени души моейК себе и ты не одобряла?Довольно без тебя людей,Довольно без тебя поэтуЗа кажду мысль, за каждый стихОтветствовать лихому светуИ от сатир щититься злых!Довольно золотых кумиров,Без чувств мои что песни чли;Довольно кадиев[955], факиров[956],Которы в зависти сочлиТебе их неприличной лестью;Довольно нажил я врагов!Иной отнес себе к бесчестью,Что не дерут его усов;Иному показалось больно,Что он наседкой не сидит;Иному — очень своевольноС тобой мурза твой говорит;Иной вменял мне в преступленье,Что я посланницей с небесТебя быть мыслил в восхищеньеИ лил в восторге токи слез.И словом: тот хотел арбуза,А тот соленых огурцов.[957]Но пусть им здесь докажет муза,Что я не из числа льстецов;Что сердца моего товаровЗа деньги я не продаю,И что не из чужих анбаровТебе наряды я крою.Но, венценосна добродетель!Не лесть я пел и не мечты,А то, чему весь мир свидетель:Твои дела суть красоты.Я пел, пою и петь их будуИ в шутках правду возвещу;Татарски песни из-под спуду,Как луч, потомству сообщу;Как солнце, как луну, поставлюТвой образ будущим векам;Превознесу тебя, прославлю;Тобой бессмертен буду сам».1783–1784 (?)
Бог
О ты, пространством бесконечный,Живый в движеньи вещества,Теченьем времени превечный,Без лиц, в трех лицах божества![958]Дух всюду сущий и единый,Кому нет места и причины,Кого никто постичь не мог,Кто все собою наполняет,Объемлет, зиждет, сохраняет,Кого мы называем: бог.Измерить океан глубокий,Сочесть пески, лучи планетХотя и мог бы ум высокий, —Тебе числа и меры нет!Не могут духи просвещенны,От света твоего рожденны,Исследовать судеб твоих:Лишь мысль к тебе взнестись дерзает, —В твоем величьи исчезает,Как в вечности прошедший миг.Хаоса бытность довременнуИз бездн ты вечности воззвал,А вечность, прежде век рожденну,В себе самом ты основал:Себя собою составляя,Собою из себя сияя,Ты свет, откуда свет истек.Создавый все единым словом,В твореньи простираясь новом,Ты был, ты есть, ты будешь ввек!Ты цепь существ в себе вмещаешь,Ее содержишь и живишь;Конец с началом сопрягаешьИ смертию живот даришь.Как искры сыплются, стремятся,Так солнцы от тебя родятся;Как в мразный, ясный день зимойПылинки инея сверкают,Вратятся, зыблются, сияют, —Так звезды в безднах под тобой.Светил возженных миллионыВ неизмеримости текут,Твои они творят законы,Лучи животворящи льют.Но огненны сии лампады,Иль рдяных кристалей громады,Иль волн златых кипящий сонм,Или горящие эфиры,Иль вкупе все светящи миры —Перед тобой — как нощь пред днем.Как капля, в море опущенна,Вся твердь перед тобой сия.Но что мной зримая вселенна?И что перед тобою я?В воздушном океане оном,Миры умножа миллиономСтократ других миров, — и то,Когда дерзну сравнить с тобою,Лишь будет точкою одною;А я перед тобой — ничто.Ничто! Но ты во мне сияешьВеличеством твоих доброт;Во мне себя изображаешь,Как солнце в малой капле вод.Ничто! Но жизнь я ощущаю,Несытым некаким летаюВсегда пареньем в высоты;Тебя душа моя быть чает,[959]Вникает, мыслит, рассуждает:Я есмь — конечно, есть и ты!Ты есть! — природы чин вещает,Гласит мое мне сердце то,Меня мой разум уверяет,Ты есть — и я уж не ничто!Частица целой я вселенной,Поставлен, мнится мне, в почтеннойСредине естества я той,Где кончил тварей ты телесных,Где начал ты духов небесныхИ цепь существ связал всех мной.Я связь миров, повсюду сущих,Я крайня степень вещества;Я средоточие живущих,Черта начальна божества;Я телом в прахе истлеваю,Умом громам повелеваю,Я царь — я раб — я червь — я бог!Но, будучи я столь чудесен,Отколе происшел? — безвестен;А сам собой я быть не мог.Твое созданье я, создатель!Твоей премудрости я тварь,Источник жизни, благ податель,Душа души моей и царь!Твоей то правде нужно было,Чтоб смертну бездну преходилоМое бессмертно бытие;Чтоб дух мой в смертность облачилсяИ чтоб чрез смерть я возвратился,Отец! — в бессмертие твое.Неизъяснимый, непостижный!Я знаю, что души моейВоображении бессильныИ тени начертать твоей;Но если славословить должно,То слабым смертным невозможноТебя ничем иным почтить,Как им к тебе лишь возвышаться,В безмерной разности терятьсяИ благодарны слезы лить.1784
Осень во время осады Очакова[960]
Спустил седой Эол БореяС цепей чугунных из пещер;Ужасные криле расширя,Махнул по свету богатырь;Погнал стадами воздух синий,Сгустил туманы в облака,Давнул, — и облака расселись,Пустился дождь и восшумел.Уже румяна Осень носитСнопы златые на гумно,И роскошь винограду проситРукою жадной на вино.Уже стада толпятся птичьи,Ковыль сребрится по степям;Шумящи красно-желты листьиРасстлались всюду по тропам.В опушке заяц быстроногий,Как колпик[961] поседев, лежит;Ловецки раздаются роги,И выжлиц лай[962] и гул гремит.Запасшися крестьянин хлебом,Ест добры щи и пиво пьет;Обогащенный щедрым небом,Блаженство дней своих поет.Борей на Осень хмурит бровиИ Зиму с севера зовет,Идет седая чародейка,Косматым машет рукавом;И снег, и мраз, и иней сыплетИ воды претворяет в льды;От хладного ее дыханьяПрироды взор оцепенел.Наместо радуг испещренныхВисит по небу мгла вокруг,А на коврах полей зеленыхЛежит рассыпан белый пух.Пустыни сетуют и долы,Голодны волки воют в них;Древа стоят и холмы голы,И не пасется стад при них.Ушел олень на тундры мшисты,И в логовище лег медведь;По селам нимфы голосистыПрестали в хороводах петь;Дымятся серым дымом домы,Поспешно едет путник в путь,Небесный Марс оставил громыИ лег в туманы отдохнуть.Российский только Марс, Потемкин,Не ужасается зимы:По развевающим знаменамПолков, водимых им, орелНад древним царством Митридата[963]Летает и темнит луну[964];Под звучным крил его мельканьемТо черн, то бледн, то рдян Эвксин[965].Огонь, в волнах не угасимый,Очаковские стены жрет,Пред ними росс непобедимыйИ в мраз зелены лавры жнет;Седые бури презирает,На льды, на рвы, на гром летит,В водах и в пламе помышляет:Или умрет, иль победит.Мужайся, твердый росс и верный,Еще победой возблистать!Ты не наемник, сын усердный;Твоя Екатерина мать,Потемкин вождь, бог покровитель;Твоя геройска грудь твой щит,Честь мзда твоя, вселенна зритель,Потомство плесками гремит.Мужайтесь, росски Ахиллесы,Богини северной сыны!Хотя вы в Стикс не погружались,[966]Но вы бессмертны по делам.На вас всех мысль, на вас всех взоры,Дерзайте ваших вслед отцов!И ты спеши скорей, Голицын!Принесть в твой дом с оливой лавр.Твоя супруга златовласа,Пленира сердцем и лицом,Давно желанного ждет гласа,Когда ты к ней приедешь в дом;Когда с горячностью обнимешьТы семерых твоих сынов,На матерь нежны взоры вскинешьИ в радости не сыщешь слов.Когда обильными речамиПотом восторг свой изъявишь,Бесценными побед венцамиТвою супругу удивишь;Геройские дела расскажешьЕе ты дяди и отца,[967]И дух и ум его докажешьИ как к себе он влек сердца.Спеши, супруг, к супруге верной,Обрадуй ты, утешь ее;Она задумчива, печальна,В простой одежде и, власыРассыпав по челу нестройно,Сидит за столиком в софе;И светло-голубые взорыЕе всечасно слезы льют.Она к тебе вседневно пишет:Твердит то славу, то любовь,То жалостью, то негой дышит,То страх ее смущает кровь;То дяде торжества желает,То жаждет мужниной любви,Мятется, борется, вещает:«Коль долг велит, ты лавры рви!»В чертоге вкруг ее безмолвномНе смеют нимфы пошептать;В восторге только музы томномОсмелились сей стих бряцать.Румяна Осень! радость мира!Умножь, умножь еще твой плод!Приди, желанна весть! — и лираЛюбовь и славу воспоет.1788
Философы, пьяный и трезвый[968]
ПьяныйСосед! на свете все пустое:Богатство, слава и чины.А если за добро прямоеМечты быть могут почтены,То здраво и покойно жить,С друзьями время проводить,Красот любить, любимым бытьИ с ними сладко есть и пить.Как пенится вино прекрасно!Какой в нем запах, вкус и цвет!Почто терять часы напрасно?Нальем, любезный мой сосед!ТрезвыйСосед! на свете не пустое —Богатство, слава и чины;Блаженство сыщем в них прямое,Когда мы будем лишь умны,Привыкнем прямо честь любить,Умеренно, в довольстве жить,По самой ну́жде есть и пить,То можем все счастливы быть.Пусть пенится вино прекрасно,Пусть запах в нем хорош и цвет;Не наливай ты мне напрасно:Не пью, любезный мой сосед.ПьяныйГонялся я за звучной славой,Встречал я смело ядры лбом;Сей зверской упоен отравой,Я был ужасным дураком.Какая польза страшным быть,Себя губить, других мертвить,В убийстве время проводить?Безумно на убой ходить.Как пенится вино прекрасно!Какой в нем запах, вкус и цвет!Почто терять часы напрасно?Нальем, любезный мой сосед!ТрезвыйГоняться на войне за славойИ с ядрами встречаться лбомВелит тому рассудок здравой,Кто лишь рожден не дураком:Царю, отечеству служить,Чад, жен, родителей хранить,Себя от плена боронить —Священна должность храбрым быть!Пусть пенится вино прекрасно!Пусть запах в нем хорош и цвет;Не наливай ты мне напрасно:Не пью, любезный мой сосед.ПьяныйХотел я сделаться судьею,Законы свято соблюдать, —Увидел, что кривят душою,Где должно сильных осуждать.Какая польза так судить?Одних щадить, других казнитьИ совестью своей шутить?Смешно в тенета мух ловить.Как пенится вино прекрасно!Какой в нем запах, вкус и цвет!Почто терять часы напрасно?Нальем, любезный мой сосед!ТрезвыйКогда судьба тебе судьеюВ судах велела заседать,Вертеться ну́жды нет душею,Когда не хочешь взяток брать.Как можно так и сяк судить,Законом правду тенетитьИ подкупать себя пустить?Судье злодеем страшно быть!Пусть пенится вино прекрасно,Пусть запах в нем хорош и цвет;Не наливай ты мне напрасно:Не пью, любезный мой сосед.1789
На взятие Измаила[969]
О, коль монарх благополучен,
Кто знает россами владеть!
Он будет в свете славой звучен
И всех сердца в руке иметь.
Ода г. ЛомоносоваВезувий пламя изрыгает,Столп огненный во тьме стоит,Багрово зарево зияет,Дым черный клубом вверх летит;Краснеет понт, ревет гром ярый,Ударам вслед звучат удары;Дрожит земля, дождь искр течет;Клокочут реки рдяной лавы, —О росс! Таков твой образ славы,Что зрел под Измаилом свет!О росс! о род великодушный!О твердокаменная грудь!О исполин, царю послушный!Когда и где ты досягнутьНе мог тебя достойной славы?Твои труды — тебе забавы;Твои венцы — вкруг блеск громов;В полях ли брань — ты тмишь свод звездный,В морях ли бой — ты пенишь бездны, —Везде ты страх твоих врагов.На подвиг твой вождя веленьем[970]Ты и́дешь, как жених на брак.Марс видит часто с изумленьем,Что и в беда́х твой весел зрак.Где вкруг драконы медны[971] ржали,Из трех сот жерл огнем дышали,[972]Ты там прославился днесь вновь.Вождь рек: «Се стены Измаила!Да сокрушит твоя их сила!..»И воскипела бранна кровь.Как воды, с гор весной в долинуНизвержась, пенятся, ревут,Волнами, льдом трясут плотину,К твердыням россы так текут.Ничто им путь не воспящает;Смертей ли бледных полк встречаетИль ад скрежещет зевом к ним, —Идут, как в тучах скрыты громы,Как двигнуты безмолвны холмы;Под ними стон, за ними — дым.Идут в молчании глубоком,Во мрачной, страшной тишине,Собой пренебрегают, роком;Зарница только в вышинеПо их оружию играет;И только их душа сияет,Когда на бой, на смерть идет.Уж блещут молнии крылами,Уж осыпаются громами —Они молчат, — идут вперед.Не бард ли древний, исступленный,Волшебным их ведет жезло́м?Нет! свыше пастырь вдохновенныйПред ними и́дет со крестом;Венцы нетленны обещаетИ кровь пролить благословляетЗа честь, за веру, за царя;За ним вождей ряд пред полками,Как бурных дней пред облакамиИдет огнистая заря.Идут. — Искусство зрит заслугуИ, сколь их дух был тут велик,Вещает слух земному кругу,Но мне их раздается крик;По лестницам на град, на стогны,Как шумны волны через волны,Они возносятся челом;Как угль — их взоры раскаленны,Как львы на тигров устремленны,Бегут, стеснясь, на огнь, на гром.О! что за зрелище предстало!О пагубный, о страшный час!Злодейство что ни вымышляло,Поверглось, россы, все на вас!Зрю камни, ядра, вар и бревны, —Но чем герои устрашенны?Чем может отражен быть росс?Тот лезет по бревну на стену;А тот летит с стены в геенну, —Всяк Курций, Деций, Буароз![973]Всяк помнит должность, честь и веру,Всяк душу и живот кладет.О россы! нет вам, нет примеру,И смерть сама вам лавр дает.Там в грудь, в сердца лежат пронзенны,Без сил, без чувств, полмертвы, бледны,Но мнят еще стерть вражий рог:Иной движеньем ободряет,А тот с победой восклицает:«Екатерина! — с нами бог!»Какая в войсках храбрость рьяна!Какой великий дух в вождях!В одних душа рассудком льдяна,У тех пылает огнь в сердцах.В зиме рожденны под снегами,Под молниями, под громами,Которых с самых юных днейПитала слава, верность, вера, —Где можно вам сыскать примера?Не посреди ль стихийных прей?Представь: по светлости лазуря,По наклонению небесВзошла черно-багрова буряИ грозно возлегла на лес;Как страшна нощь, надулась чревом,Дохнула с свистом, воем, ревом,Помчала воздух, прах и лист;Под тяжкими ее крыламиУпали кедры вверх корнямиИ затрещал Ливан кремнист.Представь последний день природы,Что пролилася звезд река;На огнь пошли стеною воды,Бугры взвились за облака;Что вихри тучи к тучам гнали,Что мрак лишь молньи освещали,Что гром потряс всемирну ось,Что солнце, мглою покровенно,Ядро казалось раскаленно:Се вид, как вшел в Изма́ил росс!Вошел! «Не бойся», — рек, — и всюдыПростер свой троегранный штык:Поверглись тел кровавы груды,Напрасно слышан жалоб крик;Напрасно, — бранны человеки! —Вы льете крови вашей реки,Котору должно бы беречь;Но с самого веков началаВойна народы пожирала,Священ стал долг: рубить и жечь!Тот мыслит овладеть всем миром,Тот не принять его оков;Вселенной царь стал врану пиром,Герои — снедию волков.Увы! пал крин, и пали терны. —Почто ж? Судьбы небесны темны, —Я здесь пою лишь браней честь.Нас горсть, — но полк лежит пред нами;Нас полк — но с тысячьми и тьмамиМы низложили город в персть.И се уже шумя стремитсяКровавой пены полн Дунай,Пучина черная багрится,Спершись от трупов, с краю в край;Уже бледнеюща Мармора[974]Дрожит плывуща к ней позора,Костры тел видя за костром!Луна полна на башнях крови,Поникли гордой Мекки брови;Стамбул склонился вниз челом.О! ежели издревле мируПобед славнейших звук гремит,И если приступ славен к Тиру[975], —К Измаилу больше знаменит.Там был вселенной покоритель,Машин и башен сам строитель,Горой он море запрудил,[976]А здесь вождя одно веленьеСвершило храбрых россов рвенье;Великий дух был вместо крыл.Услышь, услышь, о ты, вселенна!Победу смертных выше сил;Внимай, Европа удивленна,Каков сей россов подвиг был.Языки, знайте, вразумляйтесь,В надменных мыслях содрогайтесь;Уверьтесь сим, что с нами бог;Уверьтесь, что его рукоюОдин попрет вас росс войною,Коль встать из бездны зол возмог!Я вижу страшную годину:Его три века держит сон,[977]Простертую под ним долинуПокрыл везде колючий терн;Лице туман подернул бледный,Ослабли мышцы удрученны,Скатилась в мрак глава его;Разбойники вокруг суровыВзложили тяжкие оковы,Змия на сердце у него.Он спит — и несекомы гадыРумяный потемняют зрак,Войны опустошают грады,Раздоры пожирают злак;Чуть зрится блеск его короны,Страдает вера и законы,И ты, к отечеству любовь!Как зверь, его Батый рвет гладный,Как змей, сосет лжецарь[978] коварный,Повсюду пролилася кровь!Лежал он во своей печали,Как темная в пустыне ночь;Враги его рукоплескали,Друзья не мыслили помочь,Соседи грабежом алкали;Князья, бояра в неге спалиИ ползали в пыли, как червь, —Но бог, но дух его великийСотряс с него беды толики, —Расторгнул лев железну вервь!Восстал! как утром холм высокойВстает, подъемляся челомИз мглы широкой и глубокой,Разлитой вкруг его, и, громПоверх главы в ничто вменяя,Ногами волны попирая,Пошел — и кто возмог проти́в?От шлема молнии скользили,И океаны уступили,Стопам его пути открыв.Он сильны о́рды пхнул ногою,Края азийски потряслись;Упали царствы под рукою,Цари, царицы в плен влеклись;И победителей разитель,Монархий света разрушитель[979]Простерся под его пятой;В Европе грады брал, тряс троны,Свергал царей, давал короныМогущею своей рукой.Где есть народ в краях вселенны,Кто б столько сил в себе имел:Без помощи, от всех стесненный,Ярем с себя низвергнуть смелИ, вырвав бы венцы лавровы,Возверг на тех самих оковы,Кто столько свету страшен был?О росс! твоя лишь добродетельТаких великих дел содетель;Лишь твой орел луну затмил.Лишь ты, простря твои победы,Умел щедроты расточать:Поляк, турк, перс, прус, хин и шведыТому примеры могут дать.На тех ты зришь спокойно стены.Тем паки отдал грады пленны;Там унял прю, тут бунт смирил;И сколь ты был их победитель,Не меньше друг, благотворитель,Свое лишь только возвратил.О кровь славян! Сын предков славных!Несокрушаемый колосс!Кому в величестве нет равных,Возросший на полсвете росс!Твои коль славны древни следы!Громчай суть нынешни победы:Зрю вкруг тебя лавровый лес;Кавказ и Тавр[980] ты преклоняешь,Вселенной на среду ступаешь[981]И досязаешь до небес.Уже в Эвксине с полунощиМеж вод и звезд лежит туман;Под ним плывут дремучи рощи;[982]Средь них как гор отломок льдянИль мужа нека тень седаяСидит, очами озирая:Как полный месяц щит его,Как сосна рында обожженна[983],Глава до облак вознесенна, —Орел над шлемом у него.За ним златая колесницаПо розовым летит зарям;Сидящая на ней царица,[984]Великим равная мужам,Рукою держит крест одною,Возженный пламенник другою,И сыплет блески на Босфор;Уже от северного светаЛице бледнеет Магомета,И мрачный отвратил он взор.Не вновь ли то Олег[985] к ВостокуПод парусами флот ведетИ Ольга[986] к древнему потокуЗанятый ею свет лиет?Иль россов и́дет дух военный,Христовой верой провожденный,Ахеян спасть, агарян стерть[987]? —Я слышу, громы ударяют,Пророки, камни возглашают[988]:«То будет ныне или впредь!»О! вы, что в мыслях суетитесьСтоль славный россу путь претить,[989]Помочь врагу Христову тщитесьИ вере вашей изменить!Чем столько поступать неправо,Сперва исследуйте вы здравоСвой путь, цель росса, суд небес;Исследуйте и заключите:Вы с кем и на кого хотите?И что ваш року перевес?Ничто; — коль росс рожден судьбоюОт варварских хранить вас уз,Темиров[990] попирать ногою,Блюсть ваших от Омаров муз,[991]Отмстить крестовые походы,Очистить иордански воды,Священный гроб освободить,Афинам возвратить Афину,[992]Град Константинов Константину[993]И мир Афету водворить.[994]Афету мир? — О труд избранный!Достойнейший его детей,Великими людьми желанный,Свершишься ль ты средь наших дней?..Доколь, Европа просвещенна,С перуном будешь устремленнаНа кровных братиев своих?Не лучше ль внутрь раздор оставитьИ с россом грудь одну составитьНа общих супостат твоих?Дай руку! — и пожди спокойно;Сие и росс один свершит,За беспрепятствие достойноТебя трофеем наградит.Дай руку! дай залог любови!Не лей твоей и нашей крови,Да месть всем в грудь нам не взойдет;Пусть только ум Екатерины,Как Архимед, создаст машины;А росс вселенной потрясет.Чего не может род сей славный,Любя царей своих, свершить?Умейте лишь, главы венчанны!Его бесценну кровь щадить.Умейте дать ему вы льготу,К делам великим дух, охотуИ правотой сердца пленить.Вы можете его рукоюВсегда, войной и не войною,Весь мир себя заставить чтить.Война, как северно сиянье,Лишь удивляет чернь одну:Как светлой радуги блистанье,Всяк мудрый любит тишину.Что благовонней аромата?Что слаще меда, краше златаИ драгоценнее порфир?Не ты ль, которого всем взглядыЛиют обилие, прохлады,Прекрасный и полезный мир?Приди, о кроткий житель неба,Эдемской гражданин страны!Приди! — и, как сопутник Феба,Дух теплотворный, бог весны,Дохни везде твоей душою!Дохни, — да расцветет тобоюРай сладости в домах, в сердцах!Под сению ЕкатериныВенчанны лавром исполиныВозлягут на своих громах.Премудрость царствы управляет;Крепит их вера, правый суд;Их труд и мир обогащает,Любовию они цветут.О пол прекрасный и почтенный,Кем россы рождены, кем пленны!И вам днесь предлежат венцы.Плоды побед суть звуки славы,Побед основа — тверды нравы,А добрых нравов вы творцы!Когда на брани вы предметовЛишилися любви своей,И если без войны, наветовПолна жизнь наша слез, скорбей, —Утешьтесь! Ветры в ветры дуют,Стихии меж собой воюют;Сей свет — училище терпеть.И брань коль восстает судьбою,Сын россиянки среди боюСо славой должен умереть.А слава тех не умирает,Кто за отечество умрет;Она так в вечности сияет,Как в море ночью лунный свет.Времен в глубоком отдаленьиПотомство тех увидит тени,Которых мужествен был дух.С гробов их в души огнь польется,Когда по рощам разнесетсяБессмертной лирой дел их звук.Конец 1790 или начало 1791
Водопад[995]
Алмазна сыплется гораС высот четыремя скалами,[996]Жемчугу бездна и сребраКипит внизу, бьет вверх буграми;От брызгов синий холм стоит,Далече рев в лесу гремит.Шумит, и средь густого бораТеряется в глуши потом;Луч чрез поток сверкает скоро;Под зыбким сводом древ, как сномПокрыты, волны тихо льются,Рекою млечною влекутся.Седая пена по брегамЛежит буграми в дебрях темных;Стук слышен млатов по ветрам,[997]Визг пил и стон мехов подъемных:О водопад! в твоем жерлеВсе утопает в бездне, в мгле!Ветрами ль сосны пораженный? —Ломаются в тебе в куски;Громами ль камни отторженны? —Стираются тобой в пески;Сковать ли воду льды дерзают? —Как пыль стеклянна ниспадают.Волк рыщет вкруг тебя и, страхВ ничто вменяя, станови́тся;Огонь горит в его глазах,И шерсть на нем щетиной зрится;Рожденный на кровавый бой,Он воет, согласясь с тобой.Лань и́дет робко, чуть ступает,Вняв вод твоих падущих рев,Рога на спину приклоняетИ быстро мчится меж дерев;Ее страшит вкруг шум, бурь свистИ хрупкий под ногами лист.Ретивый конь[998], осанку гордуХраня, к тебе порой идет;Крутую гриву, жарку мордуПодняв, храпит, ушми прядет;И, подстрекаем быв, бодрится,Отважно в хлябь твою стремится.Под наклоненным кедром вниз,При страшной сей красе природы,На утлом пне, который свисС утеса гор на яры воды,Я вижу — некий муж седой[999]Склонился на руку главой.Копье и меч, и щит великой,Стена отечества всего,И шлем, обвитый повиликой,Лежат во мху у ног его.В броне блистая златордяной,Как вечер во заре румяной,[1000]Сидит — и, взор вперя к водам,В глубокой думе рассуждает:«Не жизнь ли человеков намСей водопад изображает?Он так же блеском струй своихПоит надменных, кротких, злых.Не так ли с неба время льется,Кипит стремление страстей,Честь блещет, слава раздается,Мелькает счастье наших дней,Которых красоту и радостьМрачат печали, скорби, старость?Не зрим ли всякой день гробов,Седин дряхлеющей вселенной?Не слышим ли в бою часовГлас смерти, двери скрып подземной?Не упадает ли в сей зевС престола царь и друг царев?Падут, — и вождь непобедимый,В Сенате Цезарь средь похвал,[1001]В тот миг, желал как диадимы,Закрыв лице плащом, упал;Исчезли замыслы, надежды,Сомкнулись алчны к трону вежды.Падут, — и несравненный мужТоржеств несметных с колесницы,Пример великих в свете душ,Презревший прелесть багряницы.Пленивший Велизар[1002] царейВ темнице пал, лишен очей.Падут. — И не мечты прельщали,Когда меня, в цветущий век,Давно ли города встречали,Как в лаврах я, в оливах тек?[1003]Давно ль? Но, ах! теперь во браниМои не мещут молний длани!Ослабли силы, буря вдругКопье из рук моих схватила;[1004]Хотя и бодр еще мой дух,Судьба побед меня лишила».Он рек — и тихим позабылся сном,Морфей покрыл его крылом.Сошла октябрьска нощь на землю,На лоно мрачной тишины;Нигде я ничего не внемлю,Кроме ревущия волны,О камни с высоты дробимойИ снежною горою зримой.Пустыня, взор насупя свой,Утесы и скалы́ дремали;Волнистой облака грядойТихонько мимо пробегали,Из коих трепетна, бледна,Проглядывала вниз луна.Глядела и едва блистала,Пред старцем преклонив рога,Как бы с почтеньем познавалаВ нем своего того врага,Которого она страшилась,Кому вселенная дивилась.Он спал — и чудотворный сонМечты ему являл геройски:Казалося ему, что онНепобедимы водит войски;Что вкруг его перун молчит,Его лишь мановенья зрит.Что огнедышущи за перстомОграды вслед его идут;[1005]Что в поле гладком, вкруг отверстом,По слову одному растутПолки его из скрытых станов,Как холмы в море из туманов.Что только по траве росистойНочные знать его шаги;Что утром пыль, под твердью чистой,Уж поздо зрят его враги;Что остротой своих зеницБлюдет он их, как ястреб птиц.Что, положа чертеж и меры,Как волхв невидимый, в шатре,Тем кажет он в долу химеры[1006],Тем — в тиграх агнцев на горе,И вдруг решительным умомНа тысячи бросает гром.Что орлю дерзость, гордость лунну,У черных и янтарных волн,Смирил[1007] Колхиду златорунну[1008],И белого царя уронРая́ вечерня пред границейОтмстил[1009] победами сторицей.Что, как румяной луч зари,Страну его покрыла слава;Чужие во́жди и цари,Своя владычица, держава,И все везде его почли,Триумфами превознесли.[1010]Что образ, имя и делаЦветут его средь разных глянцев;Что верх сребристого челаВ венце из молненных румянцевБлистает в будущих родах,Отсвечиваяся в сердцах.Что зависть, от его сияньяСвой бледный потупляя взор,Среди безмолвного стенаньяПолзет и ищет токмо нор,Куда бы от него сокрыться,И что никто с ним не сравнится.Он спит — и в сих мечтах веселыхВнимает завыванье псов,Рев ветров, скрып дерев дебелых,Стенанье филинов и сов,И вещих глас вдали животных,И тихий шорох вкруг бесплотных.Он слышит: сокрушилась ель,Станица вранов встрепетала,Кремнистый холм дал страшну щель,Гора с богатствами упала;Грохочет эхо по горам,Как гром гремящий по громам.Он зрит одету в ризы черныКрылату некую жену,Власы имевшу распущенны,Как смертну весть, или войну,С косой в руках, с трубой стоящу,И слышит он: «проснись!» гласящу.На шлеме у нее орелСидел с перуном помраченным,В нем герб отечества он зрел;И, быв мечтой сей возбужденным,Вздохнул и, испустя слез дождь,Вещал: «Знать, умер некий вождь[1011]!Блажен, когда, стремясь за славой,Он пользу общую хранил,Был милосерд в войне кровавойИ самых жизнь врагов щадил:Благословен средь поздных вековДа будет друг сей человеков!Благословенна похвалаНадгробная его да будет,Когда всяк жизнь его, делаПо пользам только помнить будет;Когда не блеск его прельщалИ славы ложной не искал!О! слава, слава в свете сильных!Ты точно есть сей водопад.Он вод стремлением обильныхИ шумом льющихся прохладВеликолепен, светл, прекрасен,Чудесен, силен, громок, ясен;Дивиться вкруг себя людейВсегда толпами собирает;Но если он водой своейУдобно всех не напояет,Коль рвет брега и в быстрота́хЕго нет выгод смертным, — ах!Не лучше ль менее известным,А более полезным быть;Подобясь ручейкам прелестным,Поля, луга, сады кропить,И тихим вдалеке журчаньемПотомство привлекать с вниманьем?Пусть на обросший дерном, холмПриидет путник и воссядетИ, наклонясь своим челомНа подписанье гроба, скажет:«Не только славный лишь войной,Здесь скрыт великий муж душой».О! будь бессмертен, витязь бранный,Когда ты весь соблюл свой долг!» —Вещал сединой муж венчанныйИ, в небеса воззрев, умолк.Умолк, — и глас его промчался,Глас мудрый всюду раздавался.Но кто там и́дет по холмам,Глядясь, как месяц, в воды черны?Чья тень спешит по облакамВ воздушные жилища горны?На темном взоре и челеСидит глубока дума в мгле!Какой чудесный дух крыламиОт севера парит на юг?Ветр медлен, течь его стезями,Обозревает царствы вдруг;Шумит, и как звезда блистает,И искры в след свой рассыпает.Чей труп, как на распутьи мгла,Лежит на темном лоне нощи?Простое рубище чресла,Две лепта[1012] покрывают очи,Прижаты к хладной груди персты,Уста безмолвствуют отверсты!Чей одр — земля; кров — воздух, синь;[1013]Чертоги — вкруг пустынны виды?Не ты ли счастья, славы сын,Великолепный князь Тавриды[1014]?Не ты ли с высоты честейНезапно пал среди степей?Не ты ль наперсником близ тронаУ северной Минервы[1015] был;Во храме муз друг Аполлона;На поле Марса во́ждем слыл;Решитель дум в войне и мире,Могущ — хотя и не в порфире?Не ты ль, который взвесить смелМощь росса, дух ЕкатериныИ, опершись на них, хотелВознесть твой гром на те стремнины,На коих древний Рим[1016] стоялИ всей вселенной колебал?Не ты ль, который орды сильныСоседей хищных истребил,[1017]Пространны области пустынныВо грады, в нивы обратил,Покрыл понт Черный кораблями,Потряс среду земли громами?Не ты ль, который знал избратьДостойный подвиг росской силе,Стихии самые попратьВ Очакове и в Измаиле,И твердой дерзостью такойБыть дивом храбрости самой?Се ты, отважнейший из смертных!Парящий замыслами ум!Не шел ты средь путей известных,Но проложил их сам — и шумОставил по себе в потомки;Се ты, о чудный вождь Потемкин!Се ты, которому вратаТоржественные[1018] созидали;Искусство, разум, красотаНедавно лавр и мирт сплетали;Забавы, роскошь вкруг цвели,И счастье с славой следом шли.Се ты, небесного плод дараКому едва я посвятил,В созвучность громкого ПиндараМою настроить лиру мнил,Воспел победу Измаила,Воспел, но смерть тебя скосила!Увы! и хоров сладкий звукМоих в стенанье превратился;Свалилась лира с слабых рук,И я там в слезы погрузился,Где бездна разноцветных звездЧертог являли райских мест.[1019]Увы! и громы онемели,Ревущие тебя вокруг;Полки твои осиротели,Наполнили рыданьем слух;И все, что близ тебя блистало,Уныло и печально стало.Потух лавровый твой венок,[1020]Гранена булава[1021] упала,Меч в полножны войти чуть мог,[1022]Екатерина возрыдала!Полсвета потряслось за нейНезапной смертию твоей!Оливы свежи и зеленыПринес и бросил Мир из рук;Родства и дружбы вопли, стоныИ муз ахейских жалкий звукВокруг Перикла раздается[1023]:Марон по Меценате рвется,[1024]Который почестей в лучах,Как некий царь, как бы на троне,На сребро-розовых конях,На златозарном фаэтоне,Во сонме всадников блисталИ в смертный черный одр упал!Где слава? Где великолепье?Где ты, о сильный человек?Мафусаила долголетье[1025]Лишь было б сон, лишь тень наш век;Вся наша жизнь не что иное,Как лишь мечтание пустое.Иль нет! — тяжелый некий шар,На нежном волоске висящий,В который бурь, громов ударИ молнии небес ярящиОтвсюду беспрестанно бьютИ, ах! зефиры легки рвут.Единый час, одно мгновеньеУдобны царствы поразить,Одно стихиев дуновеньеГигантов в прах преобразить:Их ищут места — и не знают:В пыли героев попирают!Героев? — Нет! — но их делаИз мрака и веков блистают;Нетленна память, похвалаИ из развалин вылетают;Как холмы, гробы их цветут;Напишется Потемкин труд.Театр его был край Эвксина;Сердца обязанные — храм;Рука с венцом — Екатерина;Гремяща слава — фимиам;Жизнь — жертвенник торжеств и крови,Гробница — ужаса, любови.Когда багровая лунаСквозь мглу блистает темной нощи,Дуная мрачная волнаСверкает кровью и сквозь рощиВкруг Измаила ветр шумит,И слышен стон, — что турок мнит?Дрожит, — и во очах сокрытыхЕще ему штыки блестят,Где сорок тысяч вдруг убитыхВкруг гроба Вейсмана лежат.[1026]Мечтаются ему их тениИ росс в крови их по колени!Дрожит — и обращает взглядОн робко на окрестны виды;Столпы на небесах горятПо суше, по морям Тавриды![1027]И мнит, в Очакове что вновьТечет его и мерзнет кровь.Но в ясный день, средь светлой влаги,Как ходят рыбы в небесахИ вьются полосаты флаги,Наш флот на вздутых парусахВдали белеет на лиманах, —Какое чувство в россиянах?Восторг, восторг они, — а страхИ ужас турки ощущают;Им мох и терны во очах,Нам лавр и розы расцветаютНа мавзолеях у вождей,Властителей земель, морей.Под древом, при заре вечернейЗадумчиво Любовь сидит,От цитры ветерок весеннейЕе повсюду голос мчит;Перлова грудь ее вздыхает,Геройский образ оживляет.[1028]Поутру солнечным лучомКак монумент златый зажжется,Лежат объяты серны сномИ пар вокруг холмов виется,Пришедши, старец надпись зрит:«Здесь труп Потемкина сокрыт!»Алцибиадов прах[1029]! И смеетЧервь ползать вкруг его главы?Взять шлем Ахиллов не робеет,Нашедши в поле, Фирс[1030]? Увы!И плоть и труд коль истлевает,Что ж нашу славу составляет?Лишь истина дает венцыЗаслугам, кои не увянут;Лишь истину поют певцы,Которых вечно не престанутГреметь перуны сладких лир;Лишь праведника свят кумир.Услышьте ж, водопады мира!О славой шумные главы!Ваш светел меч, цветна порфира,Коль правду возлюбили вы,Когда имели только мету,Чтоб счастие доставить свету.Шуми, шуми, о водопад!Касаяся странам воздушным,Увеселяй и слух и взглядТвоим стремленьем, светлым, звучнымИ в поздной памяти людейЖиви лишь красотой твоей!Живи! и тучи пробегалиЧтоб редко по водам твоим,В умах тебя не затмевалиРазжженный гром и черный дым;Чтоб был вблизи, вдали любезенТы всем; сколь дивен, столь полезен.И ты, о водопадов мать!Река, на Севере гремяща,О Суна[1031]! коль с высот блистатьТы можешь — и, от зарь горяща,Кипишь и сеешься дождемСафирным, пурпурным огнем, —То тихое твое теченье,Где ты сама себе равна,Мила, быстра и не в стремленье,И в глубине твоей ясна,Важна без пены, без порыву,Полна, вели́ка без разливу,И без примеса чуждых водПоя златые в нивах бреги,Великолепный свой ты ходВливаешь в светлый сонм Онеги —Какое зрелище очам!Ты тут подобна небесам.1791–1794
На птичку
Поймали птичку голосистуИ ну сжимать ее рукой.Пищит бедняжка вместо свисту,А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»1792 или 1793
На смерть собачки Милушки,которая при получении известияо смерти Людовика XVI упалас колен хозяйки и убилась до смерти
Увы! Сей день с колен Милу́шкаИ с трона Людвиг[1032] пал. — Смотри,О смертный! Не всё ль судеб игрушка —Собачки и цари?1793
Мой истукан[1033]
Готов кумир, желанный мною,Рашет его изобразил!Он хитрою своей рукоюМеня и в камне оживил.Готов кумир! — и будет чтитьсяИскусство Пра́ксителя в нем,Но мне какою честью льститьсяВ бессмертном истукане сем?Без славных дел, гремящих в мире,Ничто и царь в своем кумире.Ничто! и не живет тот смертный,О ком ни малой нет молвы,Ни злом, ни благом не приметный,Во гробе погребен живый.Но ты, о зверских душ забава!Убийство! — я не льщусь тобой,Батыев и Маратов славаВо ужас дух приводит мой;Не лучше ли мне быть забвенну,Чем узами сковать вселенну?Злодейства малого мне мало,Большого делать не хочу;Мне скиптра небо не вручало,И я на небо не ропчу.Готов я управляться властью;А если ею и стеснюсьЧрез зло, моей я низкой частью[1034]С престолом света не сменюсь.Та мысль всех казней мне страшнея:Представить в вечности злодея!Злодей, который самолюбьюИ тайной гордости своейВсем жертвует; его орудьюПреграды нет, алчбе — цепей;Внутрь совестью своей размучен,Вне с радостью губи́т других;Пусть дерзостью, удачей звучен,Но не велик в глазах моих.Хотя бы богом был он злобным,Быть не хочу ему подобным.Легко злом мир греметь заставить,До Герострата только шаг;[1035]Но трудно доблестью прославитьИ воцарить себя в сердцах:Век должно добрым быть нам тщиться,И плод нам время даст одно;На зло лишь только бы решиться,И вмиг соделано оно.Редка на свете добродетель,И редок благ прямых содетель.Он редок! Но какая разностьМеж славой доброй и худой?Чтоб имя приобресть нам, знатность,И той греметь или другой,Не все ль равно? — Когда лишь будетПотомство наши знать дела,И злых и добрых не забудет.Ах, нет! природа в нас влилаС душой и отвращенье к злобе,Любовь к добру и сущим в гробе.Мне добрая приятна слава,Хочу я человеком быть,Которого страстей отраваБессильна сердце развратить;Кого ни мзда не ослепляет,Ни сан, ни месть, ни блеск порфир;Кого лишь правда научает,Любя себя, любить весь мирЛюбовью мудрой, просвещенной,По добродетели священной.По ней, котора составляетВождей любезных и царей;По ней, котора извлекаетСладчайши слезы из очей.Эпаминонд[1036] ли защититель,Или благотворитель Тит[1037],Сократ ли, истины учитель,Или правдивый Аристид, —Мне все их имена почтенныИ истуканы их священны.Священ мне паче зрак героев,Моих любезных согражда́н,Пред троном, на суде, средь боевДушой великих россиян.Священ! — Но если здесь я честиСовре́менных не возвещу,Бояся подозренья в лести,То вас ли, вас ли умолчу,О праотцы! делами славны,Которых вижу истуканы?А если древности покровомКто предо мной из вас и скрыт,В венце оливном и лавровомВеликий Петр как жив стоит;Монархи мудры, милосерды,За ним отец его и дед;Отечества подпоры тверды,Пожарский, Минин, Филарет[1038];И ты, друг правды, Долгоруков[1039]!Достойны вечной славы звуков.Достойны вы! — Но мне ли праваЖелать — быть с вами на ряду?Что обо мне расскажет слава,Коль я безвестну жизнь веду?Не спас от гибели я царства,Царей на трон не возводил,Не стер терпением коварства,Богатств моих не приносилНа жертву в подкрепленье тронаИ защитить не мог закона.Увы! Почто ж сему болвану[1040]На свете место занимать,Дурную, лысу обезьянуНа смех ли детям представлять,Чтоб видели меня потомкиПод паутиною, в пыли,Рабы ступали на обломкиМои, лежащи на земли?Нет! лучше быть от всех забвенным,Чем брошенным и ввек презренным.Разбей же, мой вторый создатель,Разбей мой истукан, Рашет!Румянцова лица ваятельСебе мной чести не найдет;Разбей! — Или постой немного;Поищем, нет ли дел каких,По коим бы, хотя нестрогоСудя о качествах моих,Ты мог ответствовать вселеннойЗа труд, над мною понесенный.Поищем! — Нет. Мои безделкиБезумно столько уважать,Дела обыкновенны мелки,Чтоб нас заставить обожать;Хотя б я с пленных снял железы[1041],Закон и правду сохранил,Отер сиротски, вдовьи слезы,Невинных оправдатель был;Орга́н монарших благ и мира —Не стоил бы и тут кумира.Не стоил бы: все знаки чести,Дозволенны самим себе,Плоды тщеславия и лести,Монарх! постыдны и тебе.Желает хвал, благодареньяЛишь низкая себе душа,Живущая из награжденья, —По смерти слава хороша:Заслуги в гробе созревают,Герои в вечности сияют.Но если дел и не имею,За что б кумир мне посвятить,В достоинство вменить я смею,Что знал достоинствы я чтить;Что мог изобразить Фелицу,Небесну благость во плоти,Что пел я россов ту царицу,Какой другой нам не найтиНи днесь, ни впредь в пространстве мира, —Хвались моя, хвались тем, лира!Хвались! — и образ мой скудельныйВ храм славы возноси с собой;Ты можешь быть столь дерзновенной,Коль тихой некогда слезойТы, взор кропя Екатерины,Могла приятною ей быть;Взносись, и достигай вершины,Чтобы на ней меня вместить,Завистников моих к досаде,В ее прекрасной колоннаде.На твердом мраморном помосте,На мшистых сводах меж столпов,В меди, в величественном росте,Под сенью райских вкруг дерев,Поставь со славными мужами!Я стану с важностью стоять;Как от зарей, всяк день лучамиОт светлых царских лиц блистать,Не движим вихрями, ни громом,Под их божественным покровом.Прострется облак благовонный,Коврами вкруг меня цветы…Постой, пиит, восторга полный!Высоко залетел уж ты, —В пыли валялись и Омиры.Потомство — грозный судия:Оно рассматривает лиры,Услышит глас и твоея,И пальмы взвесит и перуны,[1042]Кому твои гремели струны.Увы! легко случиться может,Поставят и тебя льстецом;Кого днесь тайно злоба гложет,Тот будет завтра въявь врагом;Трясут и троны люди злые:То, может быть, и твой кумирЧерез решетки золотыеСлетит и рассмешит весь мир,Стуча с крыльца ступень с ступени,И скатится в древесны тени.Почто ж позора ждать такого?Разбей, Рашет, мои черты!Разбей! — Нет, нет; еще полсловаПозволь сказать себе мне ты.Пусть тот, кто с бо́льшим дарованьемМог добродетель прославлять,С усерднейшим, чем я, стараньемЖелать добра и исполнять,Пусть тот, не медля, и решится:И мой кумир им сокрушится.Я рад отечества блаженству:Дай больше, небо, таковых,Российской силы к совершенству,Сынов ей верных и прямых!Определения судьбиныТогда исполнятся во всем;Доступим мира мы средины,С Гангеса[1043] злато соберем;Гордыню усмирим Китая,Как кедр, наш корень утверждая.Тогда, каменосечец хитрый!Кумиры твоего резцаЖивой струей испустят искрыИ в вну́чатах возжгут сердца.Смотря на образ Марафона,[1044]Зальется Фемистокл слезой,[1045]Отдаст Арману Петр полтрона,[1046]Чтоб править научил другой;В их урнах фениксы взродятся[1047]И в след их славы воскрылятся.А ты, любезная супруга![1048]Меж тем возьми сей истукан;Спрячь для себя, родни и другаЕго в серпяный твой диван[1049];И с бюстом там своим, мне милым,Пред зеркалом их в ряд поставьВо знак, что с сердцем справедливымНе скрыт наш всем и виден нрав.Что слава? — Счастье нам прямоеЖить с нашей совестью в покое.1794
На смерть Катерины Яковлевны,1794 году июля 15 дня приключившуюся
Уж не ласточка сладкогласная,Домовитая со застрехи,Ах! моя милая, прекраснаяПрочь отлетела, — с ней утехи.Не сияние луны бледноеСветит из облака в страшной тьме,Ах! лежит ее тело мертвое,Как ангел светлый во крепком сне.Роют псы землю, вкруг завывают,Воет и ветер, воет и дом;Мою милую не пробуждают;Сердце мое сокрушает гром!О ты, ласточка сизокрылая!Ты возвратишься в дом мой весной;Но ты, моя супруга милая,Не увидишься век уж со мной.Уж нет моего друга верного,Уж нет моей доброй жены,Уж нет товарища бесценного,Ах, все они с ней погребены.Все опустело! Как жизнь мне снести?Зельная меня съела тоска.Сердца, души половина, прости,Скрыла тебя гробова́ доска.1794
Ласточка[1050]
О домовитая ласточка!О милосизая птичка!Грудь красно-бела, касаточка,Летняя гостья, певичка!Ты часто по кровлям щебечешь,Над гнездышком сидя, поешь,Крылышками движешь, трепещешь,Колокольчиком в горлышке бьешь.Ты часто по воздуху вьешься,В нем смелые кру́ги даешь;Иль стелешься долу, несешься,Иль в небе простряся плывешь.Ты часто во зеркале водномПод рдяной играешь зарей,На зыбком лазуре бездонномТенью мелькаешь твоей.Ты часто, как молния, реешьМгновенно туды и сюды;Сама за собой не успеешьНевидимы видеть следы,Но видишь там всю ты вселенну,Как будто с высот на ковре:Там башню, как жар позлащенну,В чешуйчатом флот там сребре;Там рощи в одежде зеленой,Там нивы в венце золотом,Там холм, синий лес отдаленный,Там мошки толкутся столпом;Там гнутся с утеса в понт воды,Там ластятся струи к брегам.Всю прелесть ты видишь природы,Зришь лета роскошного храм,Но видишь и бури ты черны,И осени скучной приход;И прячешься в бездны подземны,Хладея зимою, как лед.Во мраке лежишь бездыханна, —Но только лишь при́дет веснаИ роза вздохнет лишь румяна,Встаешь ты от смертного сна;Встанешь, откроешь зеницыИ новый луч жизни ты пьешь;Сизы расправя косицы,Ты новое солнце поешь.Душа моя! гостья ты мира:Не ты ли перната сия?Воспой же бессмертие, лира!Восстану, восстану и я, —Восстану, — и в бездне эфираУвижу ль тебя я, Пленира?1792; 1794
Призывание и явление Плениры
Приди ко мне, Пленира,В блистании луны,В дыхании зефира,Во мраке тишины!Приди в подобьи тени,В мечте иль легком сне,И, седши на колени,Прижмися к сердцу мне;Движения исчисли,Вздыхания измерь,И все мои ты мыслиПроникни и поверь,Хоть острый серп судьбиныМоих не косит дней,Но нет уж половиныВо мне души моей.Я вижу, ты в туманеТечешь ко мне рекой!Пленира на диванеПростерлась надо мной,И легким осязаньемУст сладостных твоих,Как ветерок дыханьем,В объятиях своихМеня ты утешаешьИ шепчешь нежно вслух:«Почто так сокрушаешьСебя, мой милый друг?Нельзя смягчить судьбину,Ты сколько слез ни лей;Миленой[1051] половинуЗайми души твоей».