Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12
1914Солнцень-ярцень(Застольная)
Солнцень в солнцень.Ярцень в ярцень.Раздувайте паруса.Голубейте, молодые,Удалые голоса.Славьте жизньПривольно-вольную,Голубинную приволь.Пойте здравицуЗастольную,Бесшабашную раздоль!Солнцень в солнцень.Ярцень в ярцень.Для венчального дворцаРастворяйте — распахнитеДуши — алые сердца!Пусть указан путьДа будет —Хоровод звучальных дней!Друг про другаНе забудет,Кто пьет чаруВсех полней!Солнцень в солнцень.Ярцень в ярцень.В песнях, пьяных без вина,Разгадайте смысл чудесный:Нам ли юность не дана?Пойте, крылья огвевейные,Взгляд бросая в небеса.Славьте дни разгульно-лейные,Раздувайте паруса!Солнцень в солнцень.Ярцень в ярцень,Закружилась карусель.Быстры круги,Искры други,Задружилась развесель.Хабба — абба — хабба — абба,Ннай-ннай-ннай!Эй, раскаччивай!И — ювь.(Свист в четыре пальца.)
<1916>
Иронический памятник
КомитрагическийМоей души войРазливен, будто на Каме пикник.Долго ли будуСтоять я живой —Из ядреного мяса памятник.Пожалуйста,Громче смотритеВо все колокола и глаза, —Это я — ваш покоритель(Огонь рожал в устах),Воспевающий жизни против и за.А вы, эй, публика,Только всегда капутПригвождали на чугунные памятники,Сегодня иное —Живой гляжу на толпу.Я нарочно приехал с Каменки.ДовольноОбманывать великих поэтов —Чья жизньПчелы многотрудней,Творящих тропическое летоТам,Где вы стынете от стужи будней.ПораВозносить песнебойцевПри жизни на пьедестал:Пускай таланты утроятся, —Чтоб каждый из вас —Чудом стал.Я знаю,Когда будем покойниками,Вы удивитесь нашейИзумительной скромности.А теперь обзываете разбойниками —Гениальных детей современности.Чтить и славитьПривыкли вы мертвых,Наворачивая памятники с галками(Пусть, мол, садятся галки),А живых нас —Истинных, вольных и гордых —Готовы исколотитъ скалкамиБез смекалки.Какая вы, публика,Злая да каменная —Будто у всех внутри зима.Но, Поэт — один пламенный я —Разожгу до весны футуризма.Какая вы, публика,Странная да шершавая.Знаю, что высотойВам наскучу.На аэропланеЛетавший в Варшаве, яЧасто видел внизуМуравьиную кучу.И никому не было делаДо футуриста-летчика.Толпа на базарах, в аллее,У кофеен галделаИли на юбилееЗаводчика.Разве нужнаГениальность наживам,Бакалейно-коммерческим клубам?Вот почемуПеред вами живымЯ стою одиноким Колумбом.Жизнь —Поэма моя —Это призрак на миг,Как на Каме пикникИль звено пролетающей птицы.О, пустьИз мяса и песен мой памятникТолько единойЛюбимой приснится.1916
Слова и слова
Зимний вечер синеюще-белый,Будто как у любимой боа.А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,Ей пою — и слова — и слова.Весь талант мой — моя гибкостройностьИз напевных и творческих словИ моя небовая покорностьПеред Чудом чарующих снов.Мой талант — мое детское сердце —Солнцевейное сердце стихов.Мое счастье и крест страстотерпца,Посох мой — у друзей-пастухов.Зимний вечер синеюше-белый,Будто как у любимой боа.А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,Ей пою — и слова — и слова.Весь талант мой — из слов симфоническийПерезвонный к сердцам карнавал.Кубок мой навсегда фантастическийЯ навеки в словах пировал.Зимний вечер пушистый и хрусткий,И скользит и блестит санный путь;Полумесяц, лимонный и узкий,Собирается в звездную муть.Мой талант футуриста-Поэта —Удивлять вознесением слов,Жизнь пройдет — пронесется комета,И останется тайна основ.И останется тайна томлений,Песниянных легенд волшебства,Да останется рыцарский генийДля любви, для мечты-божества.Зимний вечер синеюще-белый,Будто как у любимой боа.А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,Ей пою опьяненно слова.<1917>
Бурли, журчей
В. В. Холодной —[320]
Вашей стремительности
Чурли, журчей, бурли, журчей,И как свинецТы Солнце плавь.Гори жарчей, люби жарчейЛесную явь,Лесной игрец.Не жди. Не стой.Звени и пой,Всем изменяй.И снова пой.Не стой.Чурли, журчей, бурли, журчей,С скалистых глыбВались со смехомИ в чернолапахДиким эхомПугай бегущих рыб.Беги и пой, разгульно пой,Зови с собойИграть с Судьбой.В край неизвестный —Там туман.Тот край чудесный —Там Океан.Разгульно пой. Бурли, журчиИ солнцепадомБуди сердца,Гори жарчей, люби жарчей,Быстрины жизниПусть помнят яркоЖурчея — чурля — игреца.<1917>
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН[321]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ГРОМОКИПЯЩИЙ КУБОК»(1913)
Из цикла «Мороженое из сирени»
Мороженое из сирени!
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Полпорции десять копеек, четыре копейки буше[322].Сударышни, судари, надо ль? не дорого — можно без прении…Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ[323]!Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном кренеЗальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-богу, похвалишь, дружок!Сентябрь 1912
Это было у моряПоэма-миньонет
Это было у моря, где ажурная пена,Где встречается редко городской экипаж…Королева играла — в башне замка — Шопена,И, внимая Шопену, полюбил ее паж.Было все очень просто, было все очень мило:Королева просила перерезать гранат,И дала половину, и пажа истомила,И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.А потом отдавалась, отдавалась грозово,До восхода рабыней проспала госпожа…Это было у моря, где волна бирюзова,Где ажурная пена и соната пажа.Февраль 1910
Июльский полденьСинематограф
Элегантная коляска, в электрическом биенье,Эластично шелестела по шоссейному песку;В ней две девственные дамы, в быстротемпном упоенье,В ало-встречном устремленье — это пчелки к лепестку.А кругом бежали сосны, идеалы равноправий,Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок,И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог…У ограды монастырской столбенел зловеще инок,Слыша в хрупоте коляски звуки «нравственных пропаж»И, с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.Хохот, свежий точно море, хохот, жаркий точно кратер,Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,Шелестел молниеносно под колесами фарватер,И пьянел вином восторга поощряемый шофер.1910
Из цикла «эгофутуризм»
Эпилог
1
Я, гений Игорь Северянин,Своей победой упоен:Я повсеградно оэкранен!Я повсесердно утвержден!От Баязета[324] к Порт-АртуруЧерту упорную провел.Я покорил литературу!Взорлил, гремящий, на престол!Я — год назад — сказал: «Я буду!»[325]Год отсверкал, и вот — я есть!Среди друзей я зрил Иуду,Но не его отверг, а — месть.«Я одинок в своей задаче!» —Прозренно я провозгласил.Они пришли ко мне, кто зрячи,И, дав восторг, не дали сил.Нас стало четверо,[326] но силаМоя, единая, росла.Она поддержки не просилаИ не мужала от числа.Она росла в своем единстве,Самодержавна и горда, —И, в чаровом самоубийстве,Шатнулась в мой шатер орда…От снегоскалого гипнозаБежали двое[327] в тлен болот;У каждого в плече заноза. —Зане болезнен беглых взлет.Я их приветил: я умеюПриветить всё, — божи, Привет!Лети, голубка, смело к змею!Змея, обвей орла в ответ!2
Я выполнил свою задачу,Литературу покорив.Бросаю сильным на удачуЗавоевателя порыв.Но, даровав толпе холоповЗначенье собственного «я»,От пыли отряхаю обувь,И вновь в простор — стезя моя.Схожу насмешливо с престолаИ, ныне светлый пилигрим,Иду в застенчивые долы,Презрев ошеломленный Рим.Я изнемог от льстивой свиты,И по природе я взалкал.Мечты с цветами перевиты,Росой накаплен мой бокал.Мой мозг проя́снили дурманы,Душа влечется в примитив.Я вижу росные туманы!Я слышу липовый мотив!Не ученик и не учитель,Великих друг, ничтожных брат,Иду туда, где вдохновительМоих исканий — говор хат.До долгой встречи! В беззаконцеВеротерпимость хороша.В ненастный день взойдет, как солнце,Моя вселенская душа!Октябрь 1912
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗЛАТОЛИРА»(1914)
Из цикла «Живи, живое!»
Валерию Брюсову[328]Сонет-ответ(Акростих)[329]
Великого приветствует великий,Алея вдохновением. БлеститЛюбовью стих. И солнечные бликиЕлей весны ручьисто золотит.Ручьись весна! Летит к тебе, летитИюнь, твой принц, бессмертник неболикий!Юлят цветы, его гоньбы улики,Божит земля, и все на ней божит.Рука моя тебе, собрат-титан!Юнись душой, плескучий океан!Самодержавный! мудрый! вечный гордо!О близкий мне! мой окрылитель! ты —Ваятель мой! И царство Красоты —У нас в руках. Мне жизненно! мне бодро!1912
Самогимн
Меня отронит Марсельезия,Как президентного царя!Моя блестящая поэзияСверкнет, как вешняя заря!Париж и даже ПолинезияВздрожат, мне славу воззаря!Мой стих серебряно-брильянтовыйЖивителен, как кислород.«О гениальный! О талантливый!» —Мне возгремит хвалу народ.И станет пить ликер гранатовыйЗа мой ликующий восход.Пусть на турнирах славоборчестваСтиха титаны и кротыБерлинства, Лондонства, Нью-ЙорчестваМеня сразить раскроют рты:Я — я! Значенье эготворчества —Плод искушенной Красоты!1912
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «АНАНАСЫ В ШАМПАНСКОМ»(1915)
Из цикла «Розирис»
Увертюра
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!Ветро́просвист экспрессов! Крылолёт буеров!Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грезофарс…Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!Январь 1915
На Островах[330]
В ландо[331] моторном, в ландо шикарномЯ проезжаю по Островам,Пьянея встречным лицом вульгарнымСреди дам просто и — «этих» дам.Ах, в каждой «фее» искал я феюКогда-то раньше. Теперь не то.Но отчего же я огневею,Когда мелькает вблизи манто?Как безответно! Как безвопросно!Как гривуазно[332]! Но всюду — боль!В аллеях сорно, в куртинах росно,И в каждом франте жив Рокамболь[333].И что тут прелесть? И что тут мерзость?Бесстыж и скорбен ночной пуант.Кому бы бросить наглее дерзость?Кому бы нежно поправить бант?Май 1911
Она критикует
— Нет, положительно, искусство измельчало,Не смейте спорить, граф, упрямый человек!По пунктам разберем, и с самого начала;Начнем с поэзии: она полна калек.Хотя бы Фофанов[334]: пропойца и бродяга,А критика ему дала поэта роль…Поэт! Хорош поэт… ходячая малага!..И в жилах у него не кровь, а алкоголь.Как вы сказали, граф? До пьянства нет нам дела?И что критиковать мы можем только труд?Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:Неинтересно мне!.. Тем более что тутНавряд ли вы нашли б занятные сюжеты,Изысканных людей привычки, нравы, вкус,Блестящие балы, алмазы, эполеты, —О, я убеждена, что пишет он «en russe»[335]Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,Аристократам мысли, чувства и идей,Неинтересен он, бряцающий на лиреРуками пьяными, безвольный раб страстей.Ах, да не спорьте вы! Поэзией кабацкойНе увлекусь я, граф, нет, тысячу раз нет!Талантливым не может быть поэтС фамилией — pardon![336] — такой… дурацкой.И как одет! Mon Dieu![337] Он прямо хулиган!..Вчера мы с Полем ехали по парку,Плетется он навстречу — грязен, пьян;Кого же воспоет такой мужлан?.. Кухарку?!Смазные сапоги, оборванный тулуп,Какая-то ужасная папаха…Сам говорит с собой… Взгляд страшен, нагл и туп…Поверите? Я чуть не умерла от страха.Не говорите мне: «Он пьет от неудач!»Мне, право, дела нет до истинной причины.И если плачет он, смешон мне этот плач:Сентиментальничать ли создан мужичинаБез положенья в обществе, без чина?!1908
Из цикла «Незабудки на канавках»
Nocturne[338]
Месяц гладит камышиСквозь сирени шалаши…Всё — душа, и ни души.Всё — мечта, всё — божество,Вечной тайны волшебство,Вечной жизни торжество.Лес — как сказочный камыш,А камыш — как лес-малыш.Тишь — как жизнь, и жизнь — как тишь.Колыхается туман —Как мечты моей обман,Как минувшего роман…Как душиста, хорошаБелых яблонь пороша…Ни души, и всё — душа!Декабрь 1908
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «VICTORIA REGIA»[339](1915)
Из цикла «Монументальные моменты»
Крымская трагикомедия
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов.[340]
Из меняЯ — эгофутурист. ВсероссноТвердят: он — первый, кто сказал,Что все былое — безвопросно,Чье имя наполняет зал.Мои поэзы — в каждом доме,На хуторе и в шалаше.Я действен даже на паромеИ в каждой рядовой душе.Я созерцаю — то из рубок,То из вагона, то в лесу,Как пьют «Громокипящий кубок»[341] —Животворящую росу!Всегда чуждаясь хулиганства,В последователях обрелЗавистливое самозванствоИ вот презрел их, как орел:Вскрылал — и только. ГолубелоСпокойно небо. Золото́Плеща, как гейзер, солнце пело.Так: что мне надо, стало то!Я пел бессмертные поэзы,Воспламеняя солнце, свет,И облака — луны плерезы —Рвал беззаботно — я, поэт.Когда же мне надоедалаПокорствующая луна,Спускался я к горе Гудала[342],Пронзовывал ее до дна…А то в певучей Бордигере[343]Я впрыгивал лазурно в трам[344]:Кондуктор, певший с Кавальери[345]По вечерам, днем пел горам.Бывал на полюсах, мечтаяПостроить дамбы к ним, не тоНа бригах долго. Вот прямаяБыла б дорога для авто!Мне стало скучно в иностранах:Все так обыденно, все такМною ожиданно. В романах,В стихах, в мечтах — все «точно так».Сказав планетам: «ПриготовьтеМне век», спустился я в Москве;Увидел парня в желтой кофте —Все закружилось в голове…Он был отолпен. Как торговцы,Ругалась мыслевая часть,Другая — верно, желтокофтцы —К его ногам готова пасть.Я изумился. Все так дикоМне показалось. Этот «он»Обрадовался мне до крика.«Не розовеющий ли слон?» —Подумал я, в восторге млея,Обескураженный поэт.Толпа раздалась, как аллея.«Я — Маяковский», — был ответ.Увы, я не поверил гриму(Душа прибоем солона)…Как поводырь, повел по КрымуСтоль розовевшего слона.И только где-то в смрадной КерчиЯ вдруг открыл, рассеяв сон,Что слон-то мой — из гуттаперчи,А следовательно — не слон.Взорлило облегченно тело, —Вновь чувствую себя царем!Поэт! Поэт! Совсем не делоСтавать тебе поводырем.21 января 1914
Из цикла «Это было так недавно…»
Выйди в сад
Выйди в сад… Как погода ясна!Как застенчиво август увял!Распустила коралл бузина,И янтарный боярышник — вял.Эта ягода — яблочко-гном…Как кудрявый кротекус красив.Скоро осень окутает сномТеплый садик, дождем оросив.А пока еще — зелень вокруг,И вверху безмятежная синь;И у клена причудливых рук —Много сходного с лапой гусынь.Как оливковы листики груш!Как призывно плоды их висят!Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь, —Это осень простит… Выйди в сад.Август 1909
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ТОСТ БЕЗОТВЕТНЫЙ»(1916)
Из цикла «Бал зацветающий»
Примитива
Я слишком далеко зашел,Полушутя, полусерьезно…Опомниться еще не поздно:Недаром я тебя нашел.Все на поэзию валить —Ах, значит ли всегда быть правым?И с помышлением лукавымТебя мне можно ль заслужить?Я жил все годы как-нибудь,Как приходилось, без отчета…Я тяготился отчего-то,Себя стараясь обмануть.Халатность это или лень —Я не задумывался многоИ, положась на милость бога,Все верил в поворотный день.Я знал, что ты ко мне придешь,С твоим лицом, с твоей душою.И наглумишься надо мноюЗа всю мою былую ложь.Сначала будет грусть и тишьИ боль и стыд в душе поэта.Потом я обновлюсь. За этоТы праведно меня простишь…Май 1915
Из цикла «Амфора эстляндская»
Поэза раскрытых глаз
Арфеет ветер, далеет Нарва,Синеет море, златеет тишь,Душа — как парус, душа — как арфа.О чем бряцаешь? Куда летишь?Свежо и знойно. Светло и смело.Чего-то надо. Чего-то ждешь.Душа жестокость свершить посмела!Душа посмела отвергнуть ложь!В былом — ошибка. В былом — ненужность,В былом — уродство. Позор — в былом.В грядущем — чувства ее жемчужность,А в настоящем — лишь перелом.Ах, оттого-то арфеет ветер,Далеет берег, поет залив!..Ах, оттого-то и жить на светеЯ страшно жажду, глаза раскрыв!..Июнь 1915
Остроумова-Лебедева А. П.
Аллея в Царском Селе
Цветная гравюра на дереве. 1905
Государственная Третьяковская галерея
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «МИРРЕЛИЯ»(1922)
Из цикла «Поврага»
Музей моей весны
О милый, тихий городок,Мой старый, верный друг,Я изменить тебе не могИ, убежав от всех тревог,В тебя въезжаю вдруг!Ах, не в тебе ль цвела сирень,Сирень весны моей?Не твой ли — ах! — весенний деньВзбурлил во мне «Весенний день»[346],Чей стих — весны ясней?И не окрестности твои ль,Что спят в березняке,И солнцесвет, и лунопыльМоих стихов сковали стиль,Гремящих вдалеке?И не в тебе ли первый разМоя вспылала кровь?Не предназначенных мне глаз, —Ах, не в тебе ль, — я пил экстазИ думал: «Вот любовь!»О первый мой самообман,Мне причинивший боль,Ты испарился, как туман,Но ты недаром мне был дан:В тебе была эоль!И только много лет спустя,Ошибок ряд познав,Я встретил женщину-дитяС таким неотразимым «я»,Что полюбить был прав.Да, не заехать я не могТеперь, когда ясныМои улыбки, в твой шатрок,Мой милый, тихий городок,Музей моей весны!..19 апреля 1916
НИКОЛАЙ КЛЮЕВ[347]
«Я надену черную рубаху…»
Я надену черную рубаху,И вослед за мутным фонарем,По камням двора пройду на плахуС молчаливо ласковым лицом.Вспомню маму, крашеную прялку,Синий вечер, дрему паутин,За окном ночующую галку,На окне любимый бальзамин,Луговин поемные просторы,Тишину обкошенной межи,Облаков жемчужные узорыИ девичью песенку во ржи:Узкая полосынькаКлинышком сошлась, —Не вовремя косынькаНа две расплелась!Развилась по спинушке,Как льняная плеть, —Не тебе детинушкеДевушкой владеть!Деревца вилавогоС маху не срубить, —Парня разудалогоСилой не любить!Белая березынькаКлонится к дождю…Не кукуй, загозынька,Про судьбу мою!..Но прервут куранты крепостныеПесню-думу боем роковым…Бред души! То заводи речныеС тростником поют береговым.Сердца сон кромешный как могила!Опустил свой парус рыбарь-день.И слезятся жалостно и хилоОгоньки прибрежных деревень.<1908>
«Сердцу сердца говорю…»
Сердцу сердца говорю:Близки межи роковые,Скоро вынесет ладьюНа просторы голубые.Не кручинься и не плачьНеобъятно и бездумно,Одиночка и палач —Все так ново и безумно.Не того в отшедшем жаль,Что надеждам изменило,Жаль, что родины печальЖизни море не вместило.Что до дна заметеноЗарубежных вьюг снегами,Рокоча, как встарь, оноНе заспорит с берегами.<1909>
«Я был прекрасен и крылат…»
Я был прекрасен и крылатВ богоотеческом жилище,И райских кринов ароматМне был усладою и пищей.Блаженной родины лишенИ человеком ставший ныне,Люблю я сосен перезвон,Молитвословящий пустыне.Лишь одного недостаетДуше в подветренной юдоли,Чтоб нив просторы, лоно водНе оглашались стоном боли,Чтоб не стремил на брата братВраждою вспыхнувшие взгляды,И ширь полей, как вертоград,Цвела для мира и отрады,И чтоб похитить человекВенец создателя не тщился,За что, отверженный на век,Я песнокрылия лишился.<1911>
«Темным зовам не верит душа…»
Темным зовам не верит душа,Не летит встречу призракам ночи.Ты, как осень, ясна, хороша,Только строже и в ласках короче.Потянулися с криком в отлетЖуравли над потусклой равниной.Как с природой, тебя эшафотНе разлучит с родимой кручиной.Не однажды под осени плачО тебе — невозвратно далекой,За разгульным стаканом палачГоловою поникнет жестокой.<1911–1912>
«Я — мраморный ангел на старом погосте…»
Я — мраморный ангел на старом погосте,Где схимницы-ели да никлый плакун,Крылом осеняю трухлявые кости,Подножья обветренный, ржавый чугун;В руке моей лира, и бренные гостиУснули под отзвуки каменных струн.И многие годы, судьбы непреклонней,Блюду я забвение, сны и гроба.Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,Чем осенью трав золотая мольба…Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,Как буря в ущелье, таится труба!<1912>
Старуха
Сын обижает, невестка не слухает,Хлебным куском да бездельем корит;Чую — на кладбище колокол ухает,Ладаном тянет от вешних ракит.Вышла я в поле, седая, горбатая, —Нива без прясла, кругом сирота…Свесила верба сережки мохнатые,Меда душистей, белее холста.Верба-невеста, молодка пригожая,Зеленью-платом не засти зари!Аль с алоцветной красою не схожа я —Косы желтее, чем бус янтари.Ал сарафан с расписной оторочкою,Белый рукав и плясун-башмачок…Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,Звон оголосил пролесок и лог.Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,Мне ли крутиться в янтарь-бахрому?Зой-невидимка узывней, дремливее,Белые вербы в кадильном дыму.<1912>
Досюльная[348]
Не по зелену бархату,Не по рытому, черевчату,Золото кольцо катается,Красным жаром распыляется, —По брусяной новой горнице,По накатной половичине,Разудалый ходит походом,Голосит слова ретивые:Ах, брусяные хоромы,В вас кому ли жировати,Красоватися кому?Угодити мне из горниц,С белоструганных половиц,В поруб — лютую тюрьму!Ах, вы, сукна-заволоки,Вами сосны ли крутити,Обряжать пути-мосты?Побраталися с детинойЛыки с белою рядниной, —Поминальные холсты!Ах, ты, сад зеленотемной,Не заманивай соловкой,Духом-брагой не пои:У тебя есть гость захожий,Под лозой лежит пригожий,С метким ножиком в груди!..Ой, не в колокол ударили,Не валун с нагорья ринули,Подломив ковыль с душицею,На отшибе ранив осокорь, —Повели удала волостью,За острожный тын, как ворога,До него зенитной птахоюДолетает причет девичий:Ой, не полымя в боруПолыхает ало —Голошу — утробой мруПо тебе, удалый.У перильчата крыльцаЯровая мятаЗалучила жеребца,Друга-супостата.Скакуну в сыром лугуМята с зверобоем,Супротивнику-врагуНожик в ретивое.Свянет мятная трава,Цвет на бересклете…Не молодка, не вдова —Я одна на свете.Заторится стежка-вьюнДо девичьей хаты,И не вытопчет скакунУ крылечка мяты.<1913>
Пропитущая песня
Летел орел за тучею,Вдогонку за гремучею,Он воздухи разреживал,А туч не опереживал.Упал орел на застрехуКружала затрапезного,Повыглядел в оконницуСтановище кабацкое.Он в пляс пошел-завихрился,Обжег метельным холодом,Нахвальщиков-кудрявичейПритулил на залавицы…Ой, яра кровь орлиная,Повадка — поступь гульная,Да чарка злая, винная,Что песенка досюльная,Не мимо канет-молвится.Глянь, пьяница-пропойщина,Мирская краснобайщина,Тебе ль попарщик сиз орел,Что с громом силой мерялся,С крыла дожди отряхивал,С зениц стожары-сполохи,А он, за красоулеюПогнавшись, стал вороною,Каркуньей загумённою.А и все-то она, ворона, грает,На весь свет растопорха пеняет:«Извели меня вороги-люди,Опризорили зависть да лихо,Разлучили с невестой-звездою,Подружили с вороньею гульбою,С загумённою, пьяною долей!»<1913>
«Просинь — море, туча — кит…»
Просинь — море, туча — кит,А туман — лодейный парус.За окнищем мороситНе то сырь, не то стеклярус,Двор — совиное крылоВесь в глазастом узорочье.Судомойня — не село,Брань — не щекоты сорочьи.В городище, как во сне,Люди — тля, а избы — горы.Примерещилися мнеБеломорские просторы.Гомон чаек, плеск весла,Вольный промысел ловецкий:На потух заря пошла,Чуден остров Соловецкий.Водяник прядет кудель,Что волна, то пасмо пряжи…На извозчичью артельЯ готовлю харч говяжий.Повернет небесный китХвост к теплу и водополью…Я, как невод, что лежитНа мели, изъеден солью.Не придет за ним помор —Пододонный полонянник…Правят сумерки дозор,Как ночлег бездомный странник.<1914>
«Пашни буры, межи зелены…»
Пашни буры, межи зелены,Спит за елями закат,Камней мшистые расщелиныВлагу вешнюю таят.Хороша лесная родина:Глушь да поймища кругом!..Прослезилася смородина,Травный слушая псалом.И не чую больше тела я,Сердце — всхожее зерно…Прилетайте, птицы белые,Клюйте ярое пшено!Льются сумерки прозрачные,Кроют дали, изб коньки,И березки — свечи брачныеТеплят листья-огоньки.<1914>
«Изба-богатырица…»
Изба-богатырица,Кокошник вырезной,Оконце, как глазница,Подведено сурьмой.Кругом земля-землищаЛежит, пьяна дождем,И бора-старичищаПодоблачный шелом.Из-под шелома строгоГрозится туча-бровь…К заветному порогуЯ припадаю вновь.Седых веков наследство,Поклон вам, труд и пот!..Чу, песню малолетстваРодимая поет:Спородила я сынка-богатыряПод потокою на сиверке,На холодном полузимнике,Чтобы дитятко по матери пошло,Не удушливато в летнее тепло,Под морозами не зябкое,На воде-луде не хлябкое!Уж я вырастила сокола-сынкаЗа печным столбом на выводе,Чтоб не выглядел Старик-Журавик,Не ударил бы черемушкой,Не сдружил бы с горькой долюшкой!<1914>
«Оттепель — баба хозяйка…»
Оттепель — баба хозяйка,Лог как белёная печь.Тучка — пшеничная сайкаХочет сытою истечь.Стряпке все мало раствора,Лапти в муке до обор.К посоху дедушки-бораЖмется малютка-сугор:«Дед, пробудися, я таю!Нет у шубейки полы».Дед же спросонок: «Знать к маюСмолью дохнули стволы».«Дедушка, скоро ль сутёмкиКосу заре доплетут?.»Дед же: «Сыреют в котомке,Чай, и огниво и трут.Нет по проселку проходу,Всюду раствор да блины…»В вешнюю полую водуДумы, как зори, ясны.Ждешь, как вестей жаворо́нка,Ловишь лучи на бегу…Чу! Громыхает заслонкаВ теплом, разбухшем логу.<1914–1915>
«Льнянокудрых тучен бег…»
Льнянокудрых тучен бег —Перед ведреным закатом.Детским телом пахнет снег,Затененный пнем горбатым.Луч — крестильный образок —На валежину повешен,И ребячий голосокЗа кустами безутешен.Под березой зыбки скрип,Ельник в маревных пеленках…Кто родился иль погибВ льнянокудрых сутемёнках?И кому, склонясь, козуСтроит зорька-повитуха?..«Поспрошай куму-лозу», —Шепчет пихта, как старуха.И лоза, рядясь в кудель,Тайну светлую открыла:«На заранке я АпрельВ снежной лужице крестила».<1916>
НИКОЛАЙ АСЕЕВ[349]
Москве
Константину Локс[350]
И ты передо мной взметнулась,твердыня дремная Кремля, —железным гулом содрогнуласьтвоя священная земля.«Москва!» — и голос замирает,и слова выспреннего нет,взор опаленный озираетследы величественных бед;ты видела, моя столица,у этих древних алтарейцариц заплаканные лицаи лики темные царей;и я из дальнего изгнанья,где был и принят и любим,пришел склонить воспоминаньяперед безмолвием твоим…А ты несешь, как и когда-то,над шумом суетных шаговсоборов сумрачное златои бармы тяжкие снегов.И вижу — путь мой не случаен,как грянет в ночь Иван: «Прийди!»[351]О мать! — дитя твоих окраинтоскует на твоей груди.1911
Звенчаль[352]
Тулумбасы[353], бей, бей,запороги, гей, гей!Запороги-вороги —головы не дороги.Доломаны — быстрь, быстрь,похолоним Истрь[354], Истрь!Харалужье пановопереметим наново!Чубовье раскрутим,разовьем хоругвь путем,а тугую сутемьраньше света разметем!То ли не утеха ли,соловейко-солоду,то ли не порада ли,соловейко-солоду!По грудям их ехали —по живому золоту,ехали, не падалипо глухому золоту!Соловее, вей, вей,запороги, гей, гей!Запороги-вороги —головы не дороги.1914
Объявление[355]
Я запретил бы «Продажу овса и сена»…Ведь это пахнет убийством Отца и Сына?А если сердце к тревогам улиц пребудет глухо,руби мне, грохот, руби мне глупое, глухое ухо!Буквы сигают, как блохи,облепили беленькую страничку.Ум, имеющий привычку,притянул сухие крохи.Странноприимный дом для ветра,или гостиницы весны —вот что должно рассыпать щедропо рынкам выросшей страны.1915
Венгерская песнь[356]
Простоволосые ивыбросили руки в ручьи.Чайки кричали: «Чьи вы?»Мы отвечали: «Ничьи!»Бьются Перун и Один,в прасини захрипев.Мы ж не имеем родинчайкам сложить припев.Так развевайся над прочими,ветер, суровый утонченник,ты, разрывающий клочьямисотни любовей оконченных.Но не умрут глаза —мир ими видели дважды мы, —крикнуть сумеют «назад!»смерти приспешнику каждому.Там, где увяли ивы,где остывают ручьи,чаек, кричащих «чьи вы?»,мы обратим в ничьих.1916
Предчувствия
1
Деревня — спящий в клетке зверь,во тьме дрожит, и снится кнут ей,но вспыхнет выстрел, хлопнет дверь,и — дрогнут сломанные прутья…То было раз — и той порызажженных жил так ярок запах!То не ножи и топоры,то когти на сведенных лапах.И только крик — и столько рукподымутся из древней дали,и будет бить багор и крюк,сбивая марево медалей.И я по лицам узнаюи по рубашкам кумачовым —судьбу грядущую свою,протоптанную Пугачевым.И на запекшейся губе,и пыльной, как полынь, и горькой,усмешку чую я себе,грозящую кровавой зорькой.Деревня — опаленный зверь,во тьме дрожит, и снится кнут ей,но грянет выстрел, хлопнет дверь,и — когти брошены на прутья.2
Какой многолетний пожар мы:сведенные мужеством брови,и — стены тюрьмы и казармызатлели от вспыхнувшей крови.И кровь эта смелых и робких!И кровь эта сильных и слабых!О, жизнь на подрезанных пробках,в безумия скорченных лапах!И кровь эта мечется всюду,и морем ее не отмоют,и кровь эта ищет Иуду,идущего с серебром тьмою.И вы, говорившие: «Пуль им!» —и вы, повторявшие: «Режь их!» —дрожите, прильнувши к стульям,увидев поход этих пеших.Кто жаждет напиться из лужиц,тот встретит преграду потока, —сумейте же будущий ужаспознать во мгновение она!Ведь если пощады в словах нет,ведь если не выплыть из тины, —припомните: ржавчиной пахнетзатупленный нож гильотины.1916
АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ[357]
Из цикла «Солнечные песни»[358]
Весенний дождь
Дождик сквозь солнце, крупный и теплый,Шумит по траве,По синей реке.И круги да пузырики бегут по ней,Лег тростник,Пушистые торчат початки,В них накрепко стрекозы вцепились,Паучки спрятались, поджали лапки,А дождик поливает:Дождик, дождик, пущеПо зеленой пуще;Чирики, чигирики,По реке пузырики;Пробежал низенько,Омочил мокренько;Ой, ладога, ладога,Золотая радуга!Рада белая береза:Обсыпалась почками,Обвесилась листочками,Гроза гремит, жених идет,По солнцу дождь, — весенний мед,Чтоб, белую да хмельную,Укрыть меня в постель свою,Хрустальную.Венчальную…Иди, жених, замрела я,Твоя невеста белая…Обнял, обсыпал дождик березу,Прошумел по листамИ по радужному мостуПомчался к синему бору…По мокрой траве бегут парень да девушка,Уговаривает парень:«Ты не бойся, пойдем,Хоровод за селомСозовем, заведем,И, под песельный глас.Обведут десять раз,Обручившихся, нас.Этой ночью красу —Золотую носуРасплету я в лесу».Сорвала девушка лопух,Закрылась.А парень приплясывает:«На меня погляди,Удалее найди:Говорят обо мне,Что девицы во снеВидят, около,Ясна сокола».На реке дед-перевозчик давно поджидает,Поглядывает, посмеивается в бороду.Сбежали с горы к речке парень да девушка,Отпихнул дед перевоз,Жалко стало внучки, стал реке выговаривать:«Ты, река Бугай, серебром горишь;Скатным жемчугом по песку звенишь;Ты прими, Бугай, вено девичье,Что даю тебе, мимо едучи;Отдаю людям дочку милую, —Охрани ее водной силоюОт притыки, от глаза двуглазого,От двузубого, лешего, банника,От гуменника, черного странника,От шишиги и нежитя разного».И спустил в реку узелок с хлебом-солью.Девушка к воде нагнулась,Омакнула пальцы:«Я тебе, река, кольцо скую —Научи меня, молоденькую,Как мне с мужем речь держать,Ночью в губы целовать,Петь над люлькой песни женские,Домовые, деревенские.Научи, сестра-река,Будет счастье ли, тоска?»А в село девушкамСорока-ворона на хвосте принесла.Все доложила:«Бегите к речке скорей!»Прибежали девушки к речке,Закружились хороводом на крутом берегу,В круг вышла молодуха,Подбоченилась,Грудь высокая, лицо румяное, брови крутые.Звякнула монистами:«Как по лугу, лугу майскому,Заплетались хороводами,Хороводами купальскими,Над русалочными водами.Звезды кружатся далекие,Посреди их месяц соколом,А за солнцем тучки легкиеХодят кругом, ходят около.Вылезайте, мавки, душеньки,Из воды на волю-волюшку,Будем, белые подруженьки,Хороводиться по полюшку».А со дна зеленые глаза глядят.Распустили русалки-мавки длинные косы:«Нам бы вылезти охота,Да боимся солнца;Опостылела работа!Колет веретенце.На закате под ветлоюБудем веселиться,Вас потешим ворожбою,Красные девицы».Обняв девушку, пареньКричит с перевоза:«Хороните, девки, день,Закликайте ночку —Подобрался ключ-кременьК алому замочку.Кто замочек отомкнетЛаской или силой,Соберет сотовый медБатюшки Ярилы».Ухватили девушки парня и невесту,Побежали по лугу,Окружили, запели:«За телкою, за белою,По полю, полю синемуЯдреный бык, червленый быкБежал, мычал, огнем кидал:«Уж тебя я догоню, догоню,Молодую полоню, полоню!»А телушка, а белая,Дрожала, вся замрелая —Нагонит бык, спалит, сожжет…Бежит, молчит, и сердце мрет…А бык нагнал,Червленый, пал:«Уж тебя я полонил, полонил,В прощах воду отворил, отворил,Горы, долы оросил, оросил».Перекинулся дождик от леса,Да подхватил,Да как припустилсяПо травушкам, по девушкам,Теплый да чистый:Дождик, дождик, пущеПо зеленой пуще;Чирики, чигирики,По воде пузырики;Пробежал низенько,Омочил мокренько:Ой, ладога, ладога,Золотая радуга,Слава!<1911>
Осеннее золото
Нет больше лета,Не свистят зелены иволги,Грибами пахнет…Пришел к синей реке козленок,Заиграл на тростинке,И запечалились мавки-русалки:«Тонкая сопелочка плачет над водой,Спой осенним мавам ты, козлик золотой.Падают с березы последние одежды,Небо засинелось печалью безнадежной…Лебеди срываются от затонных вод…Скоро наш козленочек за море уйдет».Поет на тростинке козленок:«Я пойду не за́ море —За́ море далеко:Я пойду не за́ горы —За́ горы высоко!А пойду я в красныйЛес густой,Набреду на ножик,Острый, злой:Упаду на травы,закричу,Обольюся кровьюПо мечу».Заплакали русалки-мавки:«Горе нам, горе, осенние красавицы!Хочет наш песельник до смерти кровавитъся!Падайте, листья, стелитесь желто-алые,Мы убаюкаем глазыньки усталые…Спи, спи, усни…Волна бежитПо берегу;Трава лежитПримятая…Волна траве:Ты слышала —Она идет,Осенняя,Прекрасная,Вся в золотеИ тлении,Печальная,Пурпурная…Спи, спи, усни,В листы склониГоловушку,Рога златыеВ травушку…Она идет,Тебе поет:«Спи, спи, усни,Козленочек».<1911>
Золото
Загуляли по ниве серпы;Желтым колосом мерно кивая,Зашепталася рожь золотая, —И уселись рядами снопы.Низко свесили кудри горячие,Словно солнцевы дети, в парче…Обливает их солнце стоячее,Разгорается сила в плече.Медвяным молоком наливноеПроливается в горсти зерно…Ох ты, солнце мое золотое!Ох ты, высь, голубое вино!