Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 4
1911Из цикла «Родные степи»
По меже
Как ясно, как ласково небо!Как радостно реют стрижиВкруг церкви Бориса и Глеба!По горбику тесной межиИду и дышу ароматомИ мяты, и зреющей ржи.За полем усатым, не сжатымКосами стучат носари.День медлит пред ярким закатом…Душа, насладись и умри!Все это так странно знакомо,Как сон, что ласкал до зари.Итак, я вернулся, я — дома?Так здравствуй, июльская тишь,И ты, полевая истома,Убогость соломенных крышИ полосы желтого хлеба!Со свистом проносится стрижВкруг церкви Бориса и Глеба.1910
Белкино
«В полях забытые усадьбы…»
В полях забытые усадьбыСвой давний дозирают сон.И церкви сельские, простыеЗабыли про былые свадьбы,Про роскошь барских похорон.Дряхлеют парки вековыеС аллеями душистых лип.Над прудом, где гниют беседки,В тиши, в часы вечеровые,Лишь выпи слышен зыбкий всхлип.Выходит месяц, нежит веткиАкаций, нежит робость струй.Он помнит прошлые затеи,Шелк, кружева, на косах сетки,Смех, шепот, быстрый поцелуй.Теперь все тихо. По аллееЛишь жаба, волочась, ползетДа еж проходит осторожно…И все бессильней, все грустнееСгибаются столбы ворот.Лишь в бурю, осенью, тревожноПарк стонет громко, как больной,Стряхнуть стараясь ужас сонный…Старик! Жить дважды невозможно:Ты вдруг проснешься, пробужденныйВнезапно взвизгнувшей пилой.<1910–1911>
Из цикла «Святое ремесло»
Поэт — музе[49]
Я изменял и многому, и многим,Я покидал в час битвы знамена,Но день за днем твоим веленьям строгимДуша была верна.Заслышав зов, ласкательный и властный,Я труд бросал, вставал с одра, больной,Я отрывал уста от ласки страстной,Чтоб снова быть с тобой.В тиши полей, под нежный шепот нивы,Овеян тенью тучек золотых,Я каждый трепет, каждый вздох счастливыйВместить стремился в стих.Во тьме желаний, в муке сладострастья,Вверяя жизнь безумью и судьбе,Я помнил, помнил, что вдыхаю счастье,Чтоб рассказать тебе!Когда стояла смерть, в одежде черной,У ложа той, с кем слиты все мечты,Сквозь скорбь и ужас я ловил упорноВсе миги, все черты.Измучен долгим искусом страданий,Лаская пальцами тугой курок,Я счастлив был, что из своих признанийТебе сплету венок.Не знаю, жить мне много или мало,Иду я к свету иль во мрак ночной, —Душа тебе быть верной не устала,Тебе, тебе одной!27 ноября 1911
Родной язык
Мой верный друг! мой враг коварный!Мой царь! мой раб! родной язык!Мои стихи — как дым алтарный!Как вызов яростный — мой крик!Ты дал мечте безумной крылья,Мечту ты путами обвил,Меня спасал в часы бессильяИ сокрушал избытком сил.Как часто в тайне звуков странныхИ в потаенном смысле словЯ обретал напев — нежданных,Овладевавших мной стихов!Но часто, радостью измученИль тихой упоен тоской,Я тщетно ждал, чтоб был созвученС душой дрожащей — отзвук твой!Ты ждешь, подобен великану.Я пред тобой склонен лицом.И все ж бороться не устануЯ, как Израиль с божеством![50]Нет грани моему упорству.Ты — в вечности, я — в кратких днях,Но все ж, как магу, мне покорствуйИль обрати безумца в прах!Твои богатства, по наследству,Я, дерзкий, требую себе.Призыв бросаю, — ты ответствуй,Иду, — ты будь готов к борьбе!Но, побежден иль победитель,Равно паду я пред тобой:Ты — Мститель мой, ты — мой Спаситель.Твой мир — навек моя обитель,Твой голос — небо надо мной!31 декабря 1911
Из цикла «Властительные тени»
Египетский раб
Я жалкий раб царя. С восхода до заката,Среди других рабов, свершаю тяжкий труд,И хлеба кус гнилой — единственная платаЗа слезы и за пот, за тысячи минут.Когда порой душа отчаяньем объята,Над сгорбленной спиной свистит жестокий кнут,И каждый новый день товарища иль братаВ могилу общую крюками волокут.Я жалкий раб царя, и жребий мой безвестен;Как утренняя тень, исчезну без следа,Меня с лица земли века сотрут, как плесень;Но не исчезнет след упорного труда,И вечность простоит, близ озера Мерида,Гробница царская, святая пирамида.7-20 октября 1911
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «СЕМЬ ЦВЕТОВ РАДУГИ»(1916)
Из раздела «Оранжевый»
Из цикла «Я сам»
Юношам
Мне все равно, друзья ль вы мне, враги ли,И вам я мил иль ненавистен вам,Но знаю, — вы томились и любили,Вы душу предавали тайным снам;Живой мечтой вы жаждете свободы,Вы верите в безумную любовь,В вас жизнь бушует, как морские воды,В вас, как прибой, стучит по жилам кровь;Ваш зорок глаз, и ваши легки ноги,И дерзость подвига волнует вас,Вы не боитесь, — ищете тревоги,Не страшен, — сладок вам опасный час;И вы за то мне близки и мне милы,Как стеблю тонкому мила земля:В вас, в вашей воле черпаю я силы,Любуюсь вами, ваш огонь деля.Вы — мой прообраз. Юности крылатойЯ, в вашем облике, молюсь всегда.Вы то, что вечно, дорого и свято,Вы — миру жизнь несущая вода!Хочу лишь одного — быть вам подобнымТеперь и после: легким и живым,Как волны океанские свободным,Взносящимся в лазурь, как светлый дым.Как вы, в себя я полон вещей веры,Как вам, судьба поет и мне: живи!Хочу всего, без грани и без меры,Опасных битв и роковой любви!Как перед вами, предо мной — открытый,В безвестное ведущий, темный путь!Лечу вперед изогнутой орбитой —В безмерностях пространства потонуть!Кем буду завтра, нынче я не знаю,Быть может, два-три слова милых устВновь предо мной врата раскроют к раю,Быть может, вдруг мир станет мертв и пуст.Таким живу, таким пребуду вечно, —В моих, быть может, чуждых вам стихах,Всегда любуясь дерзостью беспечнойВ неугасимых молодых зрачках!23 января 1914
Из цикла «Сын земли»
Земле
Я — ваш, я ваш родич, священные гады![51]
Ив. КоневскойКак отчий дом, как старый горец горы,Люблю я землю: тень ее лесов,И моря ропоты, и звезд узоры,И странные строенья облаков.К зеленым далям с детства взор приучен,С единственной луной сжилась мечта,Давно для слуха грохот грома звучен,И глаз усталый нежит темнота.В безвестном мире, на иной планете,Под сенью скал, под лаской алых лун,С тоской любовной вспомню светы этиИ ровный ропот океанских струн.Среди живых цветов, существ крылатых,Я затоскую о своей земле,О счастье рук, в объятье тесном сжатых,Под старым дубом, в серебристой мгле.В Эдеме вечном, где конец исканьям,Где нам блаженство ставит свой предел,Мечтой перенесусь к земным страданьям,К восторгу и томленью смертных тел.Я брат зверью, и ящерам, и рыбам.Мне внятен рост весной встающих трав,Молюсь земле, к ее священным глыбамУстами неистомными припав!25 августа 1912
Из раздела «Зеленый»
Из цикла «Природы соглядатай»
Сухие листья
Сухие листья, сухие листья,Сухие листья, сухие листьяПод тусклым ветром кружат, шуршат.Сухие листья, сухие листья,Под тусклым ветром сухие листья,Кружась, что шепчут, что говорят?Трепещут сучья под тусклым ветром;Сухие листья под тусклым ветромЧто говорят нам, нам шепчут что?Трепещут сучья под тусклым ветром,Лепечут листья под тусклым ветром,Но слов не понял никто, никто!Меж черных сучьев синеет небо,Так странно-нежно синеет небо,Так странно-нежно прозрачна даль.Меж голых сучьев прозрачно небо,Над черным прахом синеет небо,Как будто небу земли не жаль.Сухие листья шуршат о смерти,Кружась под ветром, шуршат о смерти:Они блестели, им время тлеть.Прозрачно небо. Шуршат о смертиСухие листья, — чтоб после смертиВ цветах весенних опять блестеть!Октябрь 1913
Опалиха
Из раздела «Желтый»
Из цикла «Стоим, мы слепы…»
Круги на воде
От камня, брошенного в воду.Далеко ширятся круги.Народ передает народуПроклятый лозунг: «Мы — враги!»Племен враждующих не числи:Круги бегут, им нет числа;В лазурной Марне, в желтой Висле[52]Влачатся чуждые тела;В святых просторах Палестины[53]Уже звучат шаги войны;В Анголе девственной[54] — долиныЕе стопой потрясены;Безлюдные утесы Чили[55]Оглашены глухой пальбой,И воды Пе-че-ли[56] покрылиФлот, не отважившийся в бой.Везде — вражда! где райской птицыВоздушный зыблется полет,Где в джунглях страшен стон тигрицы,Где землю давит бегемот!В чудесных, баснословных странахВизг пуль и пушек ровный рев,Повязки белые на ранахИ пятна красные крестов!Внимая дальнему удару,Встают народы, как враги,И по всему земному шаруБегут и ширятся круги.2 декабря 1914
Варшава
Из раздела «Голубой»
Из цикла «В ваших чертогах»
Певцу «Слова»
Стародавней Ярославне тихий ропот струн:Лик твой скорбный, лик твой бледный, как и прежде, юн.Раным-рано ты проходишь по градской стене,Ты заклятье шепчешь солнцу, ветру и волне,Полететь зегзицей хочешь в даль, к реке Каял,Где без сил, в траве кровавой, милый задремал.Ах, о муже-господине вся твоя тоска!И, крутясь, уносит слезы в степи Днепр-река.Стародавней Ярославне тихий ропот струн.Лик твой древний, лик твой светлый, как и прежде, юн.Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто «Слово» спел,Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?Или русских женщин лики все в тебе слиты?Ты — Наташа, ты — и Лиза, и Татьяна — ты!На стене ты плачешь утром… Как светла тоска!И, крутясь, уносит слезы песнь певца — в века!1912
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ДЕВЯТАЯ КАМЕНА»(1917)
Из цикла «В дни красных знамен»
Освобожденная Россия
Освобожденная Россия, —Какие дивные слова!В них пробужденная стихияНародной гордости — жива!Как много раз в былые годыМы различали властный зов:Зов обновленья и свободы,Стон-вызов будущих веков!Они, пред нами стоя, грозноНас вопрошали: «Долго ль ждать?Пройдут года, и будет поздно!На сроках есть своя печать.Пусть вам тяжелый жребий выпал:Вы ль отречетесь от него?По всем столетьям Рок рассыпалЗадачи, труд и торжество!»Кто, кто был глух на эти зовы?Кто, кто был слеп средь долгой тьмы?С восторгом первый гул суровый, —Обвала гул признали мы.То, десять лет назад, надломаУжасный грохот пробежал…И вот теперь, под голос грома,Сорвался и летит обвал!И тем, кто в том работал, — слава!Не даром жертвы без числаРоссия, в дни борьбы кровавойИ в дни былого, принесла!Не даром сгибли сотни жизнейНа плахе, в тюрьмах и в снегах!Их смертный стон был гимн отчизне,Их подвиг оживет в веках!Как те, и наше поколеньеСвой долг исполнило вполне.Блажен, въявь видевший мгновенья,Что прежде грезились во сне!Воплощены сны вековыеВсех лучших, всех живых сердец:Преображенная РоссияСвободной стала, — наконец!1 марта 1917
КОНСТАНТИН БАЛЬМОНТ[57]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ПОД СЕВЕРНЫМ НЕБОМ»(1894)
Челн томленья
Князю А. И. Урусову[58]
Вечер. Взморье. Вздохи ветра.Величавый возглас волн.Близко буря. В берег бьетсяЧуждый чарам черный челн.Чуждый чистым чарам счастья,Челн томленья, челн тревогБросил берег, бьется с бурей,Ищет светлых снов чертог.Мчится взморьем, мчится морем,Отдаваясь воле волн.Месяц матовый взирает,Месяц горькой грусти полн.Умер вечер. Ночь чернеет.Ропщет море. Мрак растет.Челн томленья тьмой охвачен.Буря воет в бездне вод.Песня без слов
Ландыши, лютики. Ласки любовные.Ласточки лепет. Лобзанье лучей.Лес зеленеющий. Луг расцветающий.Светлый свободный журчащий ручей.День догорает. Закат загорается.Шепотом, ропотом рощи полны.Новый восторг воскресает для жителейСказочной светлой свободной страны.Ветра вечернего вздох замирающий.Полной луны переменчивый лик.Радость безумная. Грусть непонятная.Миг невозможного. Счастия миг.В столице
Свежий запах душистого сена мне напомнил далекие дни,Невозвратного светлого детства предо мной загорелись огни;Предо мною воскресло то время, когда мир я безгрешно любил,Когда не был еще человеком, но когда уже богом я был.Мне снятся родные луга,И звонкая песня косца,Зеленого сена стога,Веселье и смех без конца.Июльского дня красота,Зарница июльских ночей,И детского сердца мечтаВ сиянье нездешних лучей.Протяжное пенье стрекоз,Чуть слышные всплески реки,Роптание лип и берез,В полу́ночной тьме светляки.И все, что в родной сторонеМеня озарило на миг,Теперь пробудило во мнеПечали певучий родник.И зачем истомленною грудью я вдыхаю живой аромат,Вспоминая луга с их раздольем и забытый запущенный сад?Свежий запах душистого сена только болью терзает меня:Он мне душною ночью напомнил отлетевшие радости дня.ИЗ КНИГИ СТИХОВ «В БЕЗБРЕЖНОСТИ»(1895)
Из цикла «За пределы»
Ковыль
И. А. Бунину[59]
Точно призрак умирающий,На степи ковыль качается,Смотрит месяц догорающий,Белой тучкой омрачается.И блуждают тени смутныеПо пространству неоглядному,И, непрочные, минутные,Что-то шепчут ветру жадному.И мерцание мелькнувшееИсчезает за туманами;Утонувшее минувшееВозникает над курганами.Месяц меркнет, омрачается,Догорающий и тающий,И, дрожа, ковыль качается,Точно призрак умирающий.ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ГОРЯЩИЕ ЗДАНИЯ(1900)
Из цикла «Отсветы зарева»
В глухие дниПредание
В глухие дни Бориса Годунова,Во мгле Российской пасмурной страны,Толпы́ людей скиталися без кроваИ по ночам всходило две луны.Два солнца по утрам светило с неба,С свирепостью на дольный мир смотря.И вопль протяжный: «Хлеба! Хлеба! Хлеба!» —Из тьмы лесов стремился до царя.На улицах иссохшие скелетыЩипали жадно чахлую траву,Как скот, озверены и неодеты, —И сны осуществлялись наяву.Гроба, отяжелевшие от гнили,Живым давали смрадный адский хлеб,Во рту у мертвых сено находили,И каждый дом был сумрачный вертеп.От бурь и вихрей башни низвергались,И небеса, таясь меж туч тройных,Внезапно красным светом озарялись,Являя битву воинств неземных.Невиданные птицы прилетали,Орлы парили с криком над Москвой,На перекрестках, молча, старцы ждали,Качая поседевшей головой.Среди людей блуждали смерть и злоба,Узрев комету, дрогнула земля,И в эти дни Димитрий встал из гроба,В Отрепьева свой дух переселя.Из цикла «Страна неволи»
УродыСонет
Я горько вас люблю, о бедные уроды,Слепорожденные, хромые, горбуны,Убогие рабы, не знавшие свободы,Ладьи, разбитые веселостью волны.И вы мне дороги, мучительные сныЖестокой матери, безжалостной Природы, —Кривые кактусы, побеги беленыИ змей и ящериц отверженные роды.Чума, проказа, тьма, убийство и беда,Гоморра и Содом, слепые города,Надежды хищные с раскрытыми губами, —О, есть же и для вас в молитве череда!Во имя господа, блаженного всегда,Благословляю вас, да будет счастье с вами!ИЗ КНИГИ СТИХОВ «БУДЕМ КАК СОЛНЦЕ»(1902)
Из цикла «Четверогласие стихий»
Гимн Огню
1
Огонь очистительный,Огонь роковой,Красивый, властительный,Блестящий, живой!2
Бесшумный в мерцанье церковной свечи,Многошумный в пожаре,Глухой для мольбы, многоликий,Многоцветный при гибели зданий,Проворный, веселый и страстный,Так победно-прекрасный,Что, когда он сжигает мое,Не могу я не видеть его красоты, —О красивый Огонь, я тебе посвятил все мечты!3
Ты меняешься вечно,Ты — повсюду другой.Ты красный и дымныйВ клокотанье костра.Ты — как страшный цветок с лепестками из пламени,Ты — как вставшие дыбом блестящие волосы.Ты трепещешь, как желтое пламя свечиС его голубым основаньем.Ты являешься в быстром сиянье зарниц.Ты, застывши, горишь в грозовых облаках —Фиолетовых, аспидно-синих.Ты средь шума громов и напева дождейВозникаешь неверностью молний,То изломом сверкнешь,То сплошной полосой,То как шар, окруженный сияющим воздухом,Золотой, огневой,С переменными красными пятнами.Ты — в хрустальности звезд и в порыве комет.Ты от солнца идешь и, как солнечный свет,Согревательно входишь в растеньяИ, будя и меняя в них тайную влагу,То засветишься алой гвоздикой,То зашепчешь, как колос пушистый,То протянешься пьяной лозой.Ты как искра встаешьИз глухой темноты,Долго ждешь, стережешь.Кто пришел? Это ты!Через миг ты умрешь,Но пока ты живешь,Нет сильней, нет страшней, нет светлей красоты!4
Не устану тебя восхвалять,О внезапный, о страшный, о вкрадчивый!На тебе расплавляют металлы.Близ тебя создают и куютМного тяжких подков,Много кос легкозвонных,Чтоб косить, чтоб косить,Много колец для пальцев лилейных,Много колец, чтоб жизни сковать,Чтобы в них, как в цепях, годы долгие бытьИ устами остывшими слово «любить»Повторять.Много можешь ты странных вещей создавать:Полносложность орудий, чтоб горы дробить,Чтобы ценное золото в безднах добыть,И отточенный нож, чтоб убить!5
Вездесущий Огонь, я тебе посвятил все мечты,Я такой же, как ты.О, ты светишь, ты греешь, ты жжешь,Ты живешь, ты живешь!В старину ты, как Змей, прилетал без концаИ невест похищал от венца.И, как огненный гость, много раз, в старину,Ты утешил чужую жену.О блестящий, о жгучий, о яростный!В ярком пламени несколько разных слоев.Ты горишь, как багряный, как темный, как желтый,Весь согретый изменчивым золотом, праздник осенних листов.Ты блестишь — как двенадцатицветный алмаз,Как кошачья ласкательность женских влюбляющих глаз,Как восторг изумрудный волны океана,В тот миг как она преломляется,Как весенний листок, на котором росинка дрожит и качается,Как дрожанье зеленой мечты светляков,Как мерцанье бродячих огней,Как зажженные светом вечерним края облаков,Распростерших свой траур над ликом сожженных и гаснущих дней!6
Я помню, Огонь,Как сжигал ты меняМеж колдуний и ведьм, трепетавших от ласки Огня.Нас терзали за то, что мы видели тайное,Сожигали за радость полночного шабаша, —Но увидевшим то, что мы видели,Был не страшен Огонь.Я помню еще,О, я помню другое: горящие здания,Где сжигали себя добровольно, средь тьмы,Меж неверных, невидящих, верные — мы.И при звуках молитв, с исступленными воплямиМы слагали хваленья Даятелю сил.Я помню, Огонь, я тебя полюбил!7
Я знаю, Огонь,И еще есть иное сиянье для нас,Что горит перед взором навеки потухнувших глаз.В нем внезапное знанье, в нем ужас, восторгПред безмерностью новых глубоких пространств.Для чего, из чего, кто их взял, кто исторг,Кто облек их в лучи многозвездных убранств?Я уйду за ответом!О душа восходящей стихии, стремящейся в твердь,Я хочу, чтобы белым немеркнущим светомЗасветилась мне — смерть!29 декабря 1900
Добужинский М. В.
Окно парикмахерской
Акварель, гуашь, уголь. 1906
Государственная Третьяковская галерея
Двойная жизнь
Мы унижаемся и споримС своею собственной душой.Я на год надышался морем,И на год я для всех чужой.Своих я бросил в чуждых странах,Ушел туда, где гул волны,Тонул в серебряных туманахИ видел царственные сны.В прозрачном взоре отражаяВсю безграничность бледных вод,Моя душа, для всех чужая,Непостижимостью живет.Поняв подвижность легкой пены,Я создаю дрожащий стихИ так люблю свои измены,Как неизменность всех своих.Недели странствий миновали, —Я к ним вернусь для тишины,Для нерассказанной печалиИ для сверкания струны.В тот час, когда погаснет солнце,Она забьется, запоет —Светлее звонкого червонцаИ полнозвучней синих вод.<1902>
Испанский цветок
Я вижу Толедо,Я вижу Мадрид.О белая Леда! Твой блеск и победаРазличным сияньем горит.Крылатым и смелымБыл тот, кто влюблен.И белый на белом, ликующим телом,Он бросил в столетья свой сон.Иные есть птицы,Иные есть сны;Я вижу бойницы: в них гордость орлицы,В них пышность седой старины.Застыли громадыОконченных снов.И сумрачно рады руины ГранадыГубительной силе веков.Здесь дерзость желаньяНе гаснет ни в чем.Везде изваянья былого влиянья,Крещенья огнем и мечом.О строгие ликиУмевших любить!Вы смутно-велики, красивы и дики,Вы поняли слово: убить.Я вас не забуду,Я с вами везде.Жестокому чуду я верным пребуду.Я предан испанской звезде!<1901>
Из цикла «Змеиный глаз»
«Я — изысканность русской медлительной речи…»
Я — изысканность русской медлительной речи,Предо мною другие поэты — предтечи,Я впервые открыл в этой речи уклоны,Перепевные, гневные, нежные звоны.Я — внезапный излом,Я — играющий гром,Я — прозрачный ручей,Я — для всех и ничей.Переплеск многопевный, разорванно-слитный,Самоцветные камни земли самобытной,Переклички лесные зеленого мая —Все пойму, все возьму, у других отнимая.Вечно юный, как сон,Сильный тем, что влюбленИ в себя и в других,Я — изысканный стих.<1901>
Слова — хамелеоны
Слова — хамелеоны,Они живут спеша.У них свои законы,Особая душа.Они спешат меняться,Являя все цвета;Поблекнут — обновятся,И в том их красота.Все радужные краски,Все, что чарует взгляд,Желая вечной сказки,Они в себе таят.И сказка длится, длитсяИ нарушает плен.Как сладко измениться, —Живите для измен!6 ноября 1901
«Все равно мне, человек плох или хорош…»
Все равно мне, человек плох или хорош,Вое равно мне, говорит правду или ложь.Только б вольно он всегда да сказал на да,Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.Если в небе свет погас, значит — поздний час,Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.Если в небе света нет, значит — умер свет,Значит — ночь бежит, бежит, заметая след.Если ключ поет всегда: «Да, — да, да, — да, да», —Значит, в нем молчанья нет — больше никогда.Но опять зажжется свет в бездне новых туч,И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.Я не знаю, день и ночь — правда или ложь.Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,Будем счастливы с тобой в бездне голубой.Если ж в сердце свет погас, значит — поздний час,Значит — в первый мы с тобой и в последний раз.Из цикла «Сознание»
Терцины
Когда художник пережил мечту,В его душе слагаются картины,И за чертой он создает черту.Исчерпав жизнь свою до половины,[60]Поэт, скорбя о том, чего уж нет,Невольно пишет стройные терцины.В них чувствуешь непогасимый светСтрастей перекипевших и отживших,В них слышен ровный шаг прошедших лет.Виденья дней, как будто бы не бывших,Встают, как сказка, в зеркале мечты,И слышен гул приливов отступивших.А в небесах, в провалах пустоты,Светло горят закатным блеском тучи —Светлее, чем осенние листы.Сознаньем смерти глянувшей могучи,Звучат напевы пышных панихид,Величественны, скорбны и певучи.Все образы, что память нам хранит,В одежде холодеющих весталокИдут, идут, спокойные на вид.Но, боже мой, как тот безумно жалок,Кто не узнает прежний ароматВ забытой сказке выцветших фиалок.Последний стон. Дороги нет назад.Кругом, везде, густеют властно тени.Но тучи торжествующе горят.Горят огнем переддремотной лениИ, завладев всем царством высоты,Роняют свет на дольние ступени.Я вас люблю, предсмертные цветы!<1900>
Веласкес
Веласкес, Веласкес, единственный гений.Сумевший таинственным сделать простое,Как властно над сонмом твоих сновиденийБезумствует солнце, всегда молодое!С каким унижевьем, и с болью, и в страхе,Тобою — бессмертные, смотрят шуты,Как странно белеют согбенные пряхиВ величье рабочей своей красоты!И этот Распятый, над всеми ХристамиВознесшийся телом утонченно-бледным,И длинные копья, что встали рядамиНад бранным героем, смиренно-победным!И эти инфанты с Филиппом Четвертым,Так чувственно-ярким поэтом-царем, —Во всем этом блеске, для нас распростертом,Мы пыль золотую, как пчелы, берем!Мы черпаем силу для наших созданийВ живом роднике, не иссякшем доныне,И в силе рожденных тобой очертанийПриветствуем пышный оазис в пустыне.Мы так и не знаем, какою же властьюТы был — и оазис и вместе мираж, —Судьбой ли, мечтой ли, умом или страстьюТы вечно — прошедший, грядущий и наш!<1901>
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ»(1903)
Из цикла «Безрадостность»
Безглагольность
Есть в русской природе усталая нежность,Безмолвная боль затаенной печали,Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,Холодная высь, уходящие дали.Приди на рассвете на склон косогора, —Над зябкой рекою дымится прохлада,Чернеет громада застывшего бора,И сердцу так больно, и сердце не радо.Недвижный камыш. Не трепещет осока.Глубокая тишь. Безглагольность покоя.Луга убегают далёко-далёко.Во всем утомленье — глухое, немое.Войди на закате, как в свежие волны,В прохладную глушь деревенского сада, —Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,И сердцу так грустно, и сердце не радо.Как будто душа о желанном просила,И сделали ей незаслуженно больно.И сердце простило, но сердце застыло,И плачет, и плачет, и плачет невольно.<1900>
Из цикла «Приближения»
Воздушная дорога
Памяти Владимира Сергеевича Соловьева[61]
Недалека воздушная дорога[62], —Как нам сказал единый из певцов,Отшельник скромный, обожатель бога,Поэт-монах Владимир Соловьев.Везде идут незримые теченья,Они вкруг нас, они в тебе, во мне.Все в мире полно скрытого значенья,Мы на земле — как бы в чужой стране.Мы говорим. Но мы не понимаемВсех пропастей людского языка.Морей мечты, дворцов души не знаем,Но в нас проходит звездная река.Ты подарил мне свой привет когда-то,Поэт-отшельник с кроткою душой.И ты ушел отсюда без возврата,Но мир земли — для неба не чужой.Ты шествуешь теперь в долинах бога,О дух, приявший светлую печать.Но так близка воздушная дорога,Вот вижу взор твой — я с тобой — опять.ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ФЕЙНЫЕ СКАЗКИ»(1905)
Из цикла «Былинки»
Береза
Береза родная со стволом серебристым,О тебе я в тропических чащах скучал.Я скучал о сирени в цвету и о нем, соловье голосистом,Обо всем, что я в детстве с мечтой обвенчал.Я был там далёко —В многокрасочной пряности пышных ликующих стран.Там зловещая пума враждебно так щурила окоИ пред быстрой грозой оглушал меня рев обезьян.Но, тихонько качаясьНа тяжелом, чужом, мексиканском седле,Я душою дремал — и, воздушно во мне расцвечаясь,Восставали родимые тени в серебряной мгле.О весенние грозы!Детство с веткой сирени, в вечерней тиши — соловей,Зыбь и шепот листвы этой милой плакучей березы,Зачарованность снов — только раз расцветающих дней!ИЗ СБОРНИКА «СТИХОТВОРЕНИЯ»(1906)
Русскому рабочему[63]
Рабочий, только на тебяНадежда всей России.Тяжелый молот пал, дробяОплоты крепостные.Тот молот — твой. Пою тебяВо имя всей России!Ты знал нужду, ты знаешь труд,Ты слишком знаешь голод.Но ты восстал. С тобой идутВсе те, кто сердцем молод.Будь тверд, яви еще свой суд, —Острог не весь расколот.Тебя желают обманутьОпять, опять и снова.Но ты нам всем наметил путь,Дал всем свободу слова.Так в бой со тьмой, и грудь — на грудь, —То — зов сторожевого.Сторожевой средь темноты,Сторожевой средь ночи —Лишь ты, бесстрашно-смелый, ты!Твои нам светят очи.Осуществятся все мечты,Ты победишь, рабочий!<Октябрь 1905>
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЖАР-ПТИЦА»(1907)
Из цикла «Тени богов светлоглазых»
Славянское древо
Корнями гнездится глубоко,Вершиной восходит высоко,Зеленые ветви уводит в лазурно-широкую даль.Корнями гнездится глубоко в земле,Вершиной восходит к высокой скале,Зеленые ветви уводит широко в безмерную синюю даль.Корнями гнездится глубоко в земле и в бессмертном подземном огне,Вершиной восходит высоко-высоко, теряясь светло в вышине,Изумрудные ветви в расцвете уводит в бирюзовую вольную даль.И знает веселье,И знает печаль.И, от моря до моря раскинув свои ожерелья,Колыбельно поет над умом и уводит мечтание в даль.Девически вспыхнет красивой калиной,На кладбище горькой зажжется рябиной,Взнесется упорно, как дуб вековой.Качаясь и радуясь свисту метели,Растянется лапчатой зеленью ели,Сосной перемолвится с желтой совой.Осиною тонкой, как дух, затрепещет,Березой засветит, березой заблещет,Серебряной ивой заплачет листвой.Как тополь, как факел пахучий, восстанет,Как липа июльская, ум затуманит,Шепнет звездоцветно в ночах, как сирень.И яблонью цвет свой рассыплет по саду,И вишеньем ластится к детскому взгляду,Черемухой нежит душистую тень.Раскинет резьбу изумрудного кленаИ долгою песней зеленого звонаЧарует дремотную лень.В вешней роще, вдоль дорожки,Ходит легкий ветерок.На березе есть сережки,На беляне — сладкий сок.На березе белоствольнойБьются липкие листки.Над рекой весенней, вольнойЗыбко пляшут огонька.Над рекою в час разливаДух узывчивый бежит.Ива, ива так красива,Тонким кружевом дрожит.Слышен голос ивы гибкой,Как русалочий напев,Как протяжность сказки зыбкой,Как улыбка водных дев:Срежь одну из веток стройных,Освяти мечтой апрельИ, как Лель, для беспокойных,Заиграй, запой в свирель.Не забудь, что возле ДреваЕсть кусты и есть цветки,В зыбь свирельного напеваВсе запутай огоньки,Все запутай, перепутай,Наш славянский цвет воспой,Будь певучею минутой,Будь веснянкой голубой.И все растет зеленый звон,И сон в душе поет:у нас в полях есть нежный ленИ люб-трава цветет.у нас есть папороть-цветокИ перелет-трава.Небесно-радостный намек,У нас есть синий василек —Вся нива им жива.Есть подорожник, есть дрема́,Есть ландыш-первоцвет.И нет цветов, где злость и тьма,И мандрагоры нет.Нет тяжких кактусов, агав,Цветов, глядящих, как удав,Кошмаров естества.Но есть ромашек нежный свет,И сладких кашек есть расцвет,И есть плакун-трава.А наш пленительник долин,Светящий, нежный наш жасмин —Не это ль красота?А сну подобные цветы,Что безымянны, как мечты,И странны, как мечта?А наших лилий водяных —Какой восторг заменит их?Не нужно ничего.И самых пышных орхидейЯ не возьму за сеть стеблейБлиз Древа моего.Не все еще вымолвил голос свирели,Но лишь не забудем, что круглый нам годОт ивы к березе, от вишенья к елиЗеленое Древо цветет.И туча протянется с молнией, с громом,Как дьявольский омут, как ведьмовский сглаз,Но Древо есть терем — и этим хоромамНет гибели, вечен их час.Свежительны бури, рожденье в них чуда,Колодец, криница, ковер-самолет.И вечно нам, вечно, как сон изумруда,Славянское Древо цветет.ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗЕЛЕНЫЙ ВЕРТОГРАД»(1909)
Радуйся
Радуйся — Сладим-река, Сладим-река течет,Радуйся — в Сладим-реке, в Сладим-реке есть мед,Радуйся — к Сладим-реке, к Сладим-реке прильнем,Радуйся — с Сладим-рекой мы в рай, мы в рай войдем,Радуйся — Сладим-река поит и кормит всех,Радуйся — Сладим-река смывает всякий грех,Радуйся — в Сладим-реке вещанье для души,Радуйся — к Сладим-реке, к Сладим-реке спеши,Радуйся — Сладим-река, Сладим-река есть рай,Радуйся — в Сладим-реке Сладим-реку вбирай,Радуйся — Сладим-река, Сладим-река есть мед,Радуйся — Сладим-река, Сладим-река зовет.ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗАРЕВО ЗОРЬ»(1912)
Из цикла «Дочери ночи»
Золотое слово
Осень обещала: «Я озолочу».А зима сказала: «Как я захочу».А весна сказала: «Ну-ка, ну, зима».И весна настала. Всюду кутерьма.Солнце золотится. Лютик — золотой.Речка серебрится и шалит водой.Родилась на воле, залила луга,Затопила поле, стерла берега.Там, где не достала, — лютик золотой,Желтый одуванчик — будет и седой.Осень обещала. Помогла весна.Ну, зима, пропала, хоть была сильна.ИЗ КНИГИ СТИХОВ«СОНЕТЫ СОЛНЦА, МЕДА И ЛУНЫ»(1917)
Пантера
Она пестра, стройна и горяча.Насытится — и на три дня дремота.Проснется — и предчувствует. ОхотаЕе зовет. Она встает, рыча.Идет, лениво длинный хвост влача.А мех ее — пятнистый. ПозолотаМерцает в нем. И говорил мне кто-то,Что взор ее — волшебная свеча.Дух от нее идет весьма приятный.Ее воспел средь острых гор грузин,[64]Всех любящих призывный муэззин[65], —Чей стих — алоэ густо-ароматный.Как барс, ее он понял лишь один,Горя зарей кроваво-беззакатной.<Октябрь 1915 (?)>
Блеск боли
«Дай сердце мне твое неразделенным», —Сказала Тариэлю Нэстан-Джар.[66]И столько было в ней глубоких чар,Что только ею он пребыл зажженным.Лишь ей он был растерзанным, взметенным,Лишь к Нэстан-Дарэджан был весь пожар.Лишь молния стремит такой удар,Что ей нельзя не быть испепеленным.О Нэстан-Джар! О Нэстан-Дарэджан!Любовь твоя была — как вихрь безумий.Твой милый был в огне, в жерле, в самуме.Но высшей боли — блеск сильнейший дан.Ее пропел, как никогда не пели,Пронзенным сердцем Шота Руставели.27 июня 1916
ФЕДОР СОЛОГУБ[67]
Ангел благого молчания[68]
Грудь ли томится от зною,Страшно ль смятение вьюг, —Только бы ты был со мною,Сладкий и радостный друг.Ангел благого молчанья,Тихий смиритель страстей,Нет ни венца, ни сияньяНад головою твоей.Кротко потуплены очи,Стан твой окутала мгла,Тонкою влагою ночиВеют два легких крыла.Реешь над дольным пределомТы без меча, без луча, —Только на поясе беломДва золотые ключа.Друг неизменный и нежный,Тенью прохладною крылВек мой безумно-мятежныйТы от толпы заслонил.В тяжкие дни утомленья,В ночи бессильных тревогТы отклонил помышленьяОт недоступных дорог.2–3 декабря 1900
«Я ухо приложил к земле…»
Я ухо приложил к земле,Чтобы услышать конский топот, —Но только ропот, только шепотКо мне доходит по земле.Нет громких стуков, нет покоя,Но кто же шепчет, и о чем?Кто под моим лежит плечомИ уху не дает покоя?Ползет червяк? Растет трава?Вода ли капает до глины?Молчат окрестные долины,Земля суха, тиха трава.Пророчит что-то тихий шепот?Иль, может быть, зовет меня,К покою вечному клоня,Печальный ропот, темный шепот?31 декабря 1900
Миракс
«Моя усталость выше гор…»
Моя усталость выше гор,Во рву лежит моя любовь,И потускневший ищет взор,Где слезы катятся и кровь.Моя усталость выше гор,Не для земли ее труды…О, темный взор, о, скучный взор,О, злые, страшные плоды!10 мая 1902
«Когда звенят согласные напевы…»[69]
Когда звенят согласные напевыОйлейских девИ в пляске медленной кружатся девыПод свой напев, —Преодолев несносные преградыИ смерти рад,Вперяю я внимательные взглядыВ их светлый град.Отрад святых насытясь дуновеньем,С тебя, Ойле,Стремлюсь опять, окованный забвеньем,К моей земле.Во мгле земли свершаю превращенья,Покорен я, —И дней медлительных влачатся звенья,О, жизнь моя!16 июня 1902
«Я живу в темной пещере…»
Я живу в темной пещере,Я не вижу белых ночей.В моей надежде, в моей вереНет сиянья, нет лучей.Ход к пещере никем не иден,И не то ль защита от меча!Вход в пещеру чуть виден,И предо мною горит свеча.В моей пещере тесно и сыро,И нечем ее согреть.Далекий от земного мира,Я должен здесь умереть.16 июня 1902
«Оргийное безумие в вине…»[70]
Оргийное безумие в вине,Оно весь мир, смеясь, колышет.Но в трезвости и в мирной тишинеПорою то ж безумье дышит.Оно молчит в нависнувших ветвях,И стережет в пещере жадной,И, затаясь в медлительных струях,Оно зовет в покой прохладный.Порою, в воду мирно погрузясь,Вдруг власть безумия признает тело,И чуешь ты таинственную связьС твоей душой губительного дела.18 июня 1902
«В тихий вечер на распутье двух дорог…»
В тихий вечер на распутье двух дорогЯ колдунью молодую подстерег,И во имя всех проклятых вражьих силУ колдуньи талисмана я просил.Предо мной она стояла чуть жива,И шептала чародейные слова,И искала талисмана в тихой мгле,И нашла багряный камень на земле,И сказала: «Этот камень ты возьмешь, —С ним не бойся, — не захочешь, не умрешь.Этот камень всё на шее ты носиИ другого талисмана не проси.Не для счастья, иль удачи, иль венца, —Только жить, все жить ты будешь без конца.Станет скучно — ты веревку оборвешь,Бросишь камень, станешь волен, и умрешь».7 июля 1902
Из цикла «Гимны родине»
«О Русь! в тоске изнемогая…»
О Русь! в тоске изнемогая,Тебе слагаю гимны я.Милее нет на свете края,О родина моя!Твоих равнин немые далиПолны томительной печали,Тоскою дышат небеса,Среди болот, в бессилье хилом,Цветком поникшим и унылым,Восходит бледная краса.Твои суровые просторыТомят тоскующие взорыИ души полные тоской.Но и в отчаянье есть сладость.Тебе, отчизна, стон и радость,И безнадежность, и покой.Милее нет на свете края,О Русь, о родина моя.Тебе, в тоске изнемогая,Слагаю гимны я.6 апреля 1903
«Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг…»
Я один в безбрежном мире, я обман личин отверг.Змий в пылающей порфире пред моим огнем померк,Разделенья захотел я и воздвиг широкий круг,Вольный мир огня, веселья, сочетаний и разлук.Но наскучила мне радость переменчивых лучей,Я зову иную сладость, слитность верную ночей.Темнота ночная пала, скрылась бледная луна,И под сенью покрывала ты опять со мной одна.Ты оставила одежды у порога моего.Исполнение надежды — радость тела твоего.Предо мною ты нагая, как в творящий первый час.Содрогаясь и вздыхая, ты нагая. Свет погас.Ласки пламенные чую, вся в огне жестоком кровь.Весть приемлю роковую: «Ты один со мною вновь».17 июня 1904
Иван-Царевич[71]
Сел Иван-ЦаревичНа коня лихого.Молвил нам ЦаревичЛасковое слово:«Грозный меч подъемлю,В бой пойду я рано,Заберу всю землюВплоть до океана».Год проходит. МчитсяВестник, воин бледный.Он поспешно мчится,Шлем иссечен медный.«Сгибли наши ратиСилой вражьей злобы.Кстати иль некстати,Запасайте гробы.Наш Иван-ЦаревичБился с многой славой».«Где ж Иван-Царевич?»«В битве пал кровавой».3 декабря 1904
«Мы — плененные звери…»
Мы — плененные звери,Голосим, как умеем.Глухо заперты двери,Мы открыть их не смеем.Если сердце преданиям верно,Утешаясь лаем, мы лаем.Что в зверинце зловонно и скверно,Мы забыли давно, мы не знаем.К повторениям сердце привычно, —Однозвучно и скучно кукуем.Все в зверинце безлично, обычно,Мы о воле давно не тоскуем.Мы — плененные звери,Голосим, как умеем.Глухо заперты двери,Мы открыть их не смеем.<24 февраля 1905>
Швея
Нынче праздник. За стеноюРазговор веселый смолк.Я одна с моей иглою,Вышиваю красный шелк.Все ушли мои подругиНа веселый свет взглянуть,Скоротать свои досуги,Забавляясь как-нибудь.Мне веселости не надо.Что мне шум и что мне свет!В праздник вся моя отрада,Чтоб исполнить мой обет.Все, что юность мне сулила,Все, чем жизнь меня влекла,Все судьба моя разбила,Все коварно отняла.«Шей нарядные одеждыДля изнеженных госпож!Отвергай свои надежды!Проклинай их злую ложь!»И в покорности я никла,Трепетала, словно лань,Но зато шептать привыклаСлово гордое: восстань!Белым шелком красный мечу,И сама я в грозный бойЗнамя вынесу навстречуРати вражеской и злой.5 августа 1905
Земле
В блаженном пламени восстаньяМоей тоски не утоля,Спешу сказать мои желаньяТебе, моя земля.Производительница хлеба,Разбей оковы древних межИ нас, детей святого Феба,Простором вольности утешь.Дыханьем бури беспощадной,Пожаром ярым уничтожьЗаклятья собственности жадной,Заветов хитрых злую ложь.Идущего за тяжким плугомСпаси от долга и от клятвИ озари его досугомЗа торжествами братских жатв.И засияют светлой волейТруда и сил твои поляВо всей безгранности раздолийТвоих, моя земля.20 ноября 1905
Искали дочь
Печаль в груди была остра,Безумна ночь, —И мы блуждали до утра,Искали дочь.Нам запомнилась навекиЖутких улиц тишина,Хрупкий снег, немые реки,Дым костров, штыки, луна.Чернели тени на огнеНочных костров.Звучали в мертвой тишинеШаги врагов.Там, где били и рубили,У застав и у палат,Что-то чутко сторожилиЦепи хмурые солдат.Всю ночь мерещилась нам дочь,Еще жива,И нам нашептывала ночьЕе слова.По участкам, по больницам(Где пускали, где и нет)Мы склоняли к многим лицамТусклых свеч неровный свет.Бросали груды страшных телВ подвал сырой.Туда пустить нас не хотелГородовой.Скорби пламенной язык ли,Деньги ль дверь открыли нам, —Рано утром мы прониклиВ тьму, к поверженным телам.Ступени скользкие велиВ сырую мглу, —Под грудой тел мы дочь нашлиТам, на полу…25 ноября 1905
Веселая народная песня(На четыре голоса)
Что вы, старцы, захудали,Таковы невеселы,Головы повесили?«Отошшали!»Что вы, старые старухи,Таковы невеселы,Головы повесили?«C голодухи!»Что вы, парни, тихи стали,Не играете, не скачете,Всё ревете, плачете?«Тятьку угнали!»Что вы, детки, приуныли,Не играете, не скачете,Всё ревете, плачете?«Мамку убили!»4 декабря 1905
Нюренбергский палач
Кто знает, сколько скукиВ искусстве палача!Не брать бы вовсе в рукиТяжелого меча.И я учился в школеВ стенах монастыря,От мудрости и болиТомительно горя.Но путь науки строгойЯ в юности отверг,И вольною дорогойПришел я в Нюренберг.На площади казнили:У чьих-то смуглых плечВ багряно-мглистой пылиСверкнул широкий меч.Меня прельстила алостьКазнящего мечаИ томная усталостьСедого палача.Пришел к нему, училсяВладеть его мечом,И в дочь его влюбился,И стал я палачом.Народною боязньюЛишенный вольных встреч,Один пред каждой казньюТочу мой темный меч.Один взойду на помостРосистым утром я,Пока спокоен домаСтрогий судия.Свяжу веревкой рукиУ жертвы палача.О, сколько тусклой скукиВ сверкании меча!Удар меча обрушу,И хрустнут позвонки,И кто-то бросит душуВ размах моей руки.И хлынет ток багряный,И, тяжкий труп влача,Возникнет кто-то рдяныйИ темный у меча.Не опуская взора,Пойду неспешно прочьОт скучного позораВ мою дневную ночь.Сурово хмуря брови,В окошко постучу,И дома жажда кровиПриникнет к палачу.Мой сын покорно ляжетНа узкую скамью,Опять веревка свяжетТоску мою.Стенания и слезы, —Палач — везде палач.О, скучный плеск березы!О, скучный детский плач!Кто знает, сколько скукиВ искусстве палача!Не брать бы вовсе в рукиТяжелого меча!