Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6
<Июнь 1907>Петровское
Русь
Поля моей скудной землиБон там преисполнены скорби.Холмами пространства вдалиИзгорби, равнина, изгорби!Косматый, далекий дымок.Косматые в далях деревни.Туманов косматый поток.Просторы голодных губерний.Просторов простертая рать:В пространствах таятся пространства.Россия, куда мне бежатьОт голода, мора и пьянства?От голода, холода тутИ мерли, и мрут миллионы.Покойников ждали и ждутПологие скорбные склоны.Там Смерть протрубила вдалиВ леса, города и деревни,В поля моей скудной земли,В просторы голодных губерний.1908
Серебряный Колодезь
Родина
В. П. Свентицкому[120]
Те же росы, откосы, туманы,Над бурьянами рдяный восход,Холодеющий шелест поляны,Голодающий, бедный народ;И в раздолье, на воле — неволя;И суровый свинцовый наш крайНам бросает с холодного поля —Посылает нам крик: «Умирай —Как и все умирают…» Не дышишь,Смертоносных не слышишь угроз:Безысходные возгласы слышишьИ рыданий, и жалоб, и слез.Те же возгласы ветер доносит;Те же стаи несытых смертейНад откосами косами косят,Над откосами косят людей.Роковая страна, ледяная,Проклята́я железной судьбой —Мать Россия, о родина злая,Кто же так подшутил над тобой?1908
Москва
Из цикла «Паутина»
Паук
Нет, буду жить — и буду питьВесны благоуханный запах.Пусть надо мной, где блещет нить,Звенит комар в паучьих лапах.Пусть на войне и стон, и крик,И дым пороховой — пусть едок, —Зажгу позеленевший ликВ лучах, блеснувших напоследок,Пусть веточка росой блеснет;Из-под нее, горя невнятно,Пусть на меня заря прольетЖемчужно-розовые пятна…Один. Склонился на костыль.И страстного лобзанья проситДуша моя…И ветер пыльВ холодное пространство бросит, —В лазуревых просторах носит.И вижу:Ты бежишь в цветахПод мраморною, старой аркойИ пурпуровых своих шелкахИ в шляпе с кисеею яркой.Ты вот: застенчиво мила,Склоняешься в мой лед и холод;Ты не невестой мне цвела:Жених твой и красив, и молод.Дитя, о улыбнись, — дитя!Вот рук — благоуханных лилий —Браслеты бледные, — блестя,Снопы лучей озолотили.Но урони, смеясь сквозь боль,Туда, где облака-скитальцы, —Ну, урони желтофиольВ мои трясущиеся пальцы!Ты вскрикиваешь, шепчешь мне:«Там, где ветвей окрестились дуги,Смотри, — крестовик в вышинеПовис на серебристом круге…»Смеешься, убегаешь вдаль;Там улыбнулась в дали вольной.Бежишь — а мне чего-то жаль.Ушла — а мне так больно, больно…Так в бирюзовую эмальНад старой, озлащенной башнейКасатка малая взлетит —И заюлит, и завизжит,Не помня о грозе вчерашней;За ней другая — и смотри:За ней, повизгивая окол,В лучах пурпуровой зариНад глянцем колокольных стекол —Вся черная ее семья…Грызет меня тоска моя.И мне кричат издалека —Из зарослей сырой осоки,Что я похож на паука:Прислушиваюсь… Смех далекий,Потрескиванье огонька…Приглядываюсь… Спит река…В туманах — берегов излучья…Туда грозит моя рука,Сухая, мертвая… паучья…Иду я в поле за плетень.Рожь тюкает перепелами;Пред изумленными очамиСвивается дневная сень.И разольется над лугамиВ ночь умножаемая тень —Там отверзаемыми мглами,Испепеляющими день.И над обрывами откоса,И над прибрежною косойПопыхивает папироса,Гремит и плачет колесо.И зеленеющее просоРазволновалось полосой…Невыразимого вопроса —Проникновение во всё…Не мирового ль там хаосаЗабормотало колесо?1908
Москва
Из цикла «Город»
Праздник
В. В. Гофману[121]
Слепнут взоры: а джиорно[122]Освещен двухсветный зал.Гость придворный непритворноШепчет даме мадригал, —Контредансом, контредансом[123]Завиваясь в «chinoise»[124]Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Там — вдали — проходит полныйСедовласый кавалер.У окна вскипают волныРазлетевшихся портьер.Обернулся: из-за пальмыМаска черная глядит.Плещут струи красной тальмыВ ясный блеск паркетных плит.«Кто вы, кто вы, гость суровый, —Что вам нужно, домино?»Но, закрывшись в плащ багровый,Удаляется оно.Прислонился к гобелэнам,Он белее полотна…А в дверях шуршит уж трэномГри-де-перлевым[125] жена.Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Контредансом, контредансомВьются гости в «chinoise».<Июль 1908>
Серебряный Колодезь
ИЗ КНИГИ СТИХОВ«КОРОЛЕВНА И РЫЦАРИ»(1919)
Родина
НаскучилиСтарые годы…Измучили:Сердце,Скажи им: «Исчезните, старыеГоды!»И старыеГодыИсчезнут.Как тучи, невзгодыПроплыли.Над чащейИ чище и слащеТяжелый, сверкающий воздух;И — отдыхи…В сладкие чащиНесутся зеленые воды.И песня знакомогоГномаНесется вечерним приветом.«ВернулисьКо мне мои детиПод розовый куст розмарина…Склоняюсь над вамиЦветамиИз старых столетий….Ты, злая година, —Рассейся!В уста эти влейся —О нектар! —Тяжелый, сверкающий воздухИз пьяного сладкого кубка.Проснулись:Вернулись!<Апрель 1909>
Москва
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «ЗВЕЗДА»(1922)
Родине
Рыдай, буревая стихия,В столбах громового огня!Россия, Россия, Россия, —Безумствуй, сжигая меня!В твои роковые разрухи,В глухие твои глубины, —Струят крылорукие духиСвои светозарные сны.Не плачьте: склоните колениТуда — в ураганы огней,В грома серафических пений,В потоки космических дней!Сухие пустыни позора,Моря неизливные слез —Лучом безглагольного взораСогреет сошедший Христос.Пусть в небе — и кольца Сатурна,И млечных путей серебро, —Кипи фосфорически бурно,Земли огневое ядро!И ты, огневая стихия,Безумствуй, сжигая меня,Россия, Россия, Россия —Мессия грядущего дня!<Август 1917>
Поворовка
ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ[126]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «КИПАРИСОВЫЙ ЛАРЕЦ»(1910)
ИЗ РАЗДЕЛА «ТРИЛИСТНИКИ»
ИЗ «ТРИЛИСТНИКА СЕНТИМЕНТАЛЬНОГО»
Старая шарманка
Небо нас совсем свело с ума:То огнем, то снегом нас слепило,И, ощерясь, зверем отступилаЗа апрель упрямая зима.Чуть на миг сомлеет в забытьи —Уж опять на брови шлем надвинут,И под наст ушедшие ручьи,Не допев, умолкнут и застынут.Но забыто прошлое давно,Шумен сад, а камень бел и гулок,И глядит раскрытое окно,Как трава одела закоулок.Лишь шарманку старую знобит,И она в закатном мленье маяВсе никак не смелет злых обид,Цепкий вал кружа и нажимая.И никак, цепляясь, не пойметЭтот вал, что не к чему работа,Что обида старости растетНа шипах от муки поворота.Но когда б и понял старый вал,Что такая им с шарманкой участь,Разве б петь, кружась, он пересталОттого, что петь нельзя, не мучась?..ИЗ «ТРИЛИСТНИКА ОСЕННЕГО»
То было на Валлен-Коски
То было на Валлен-Коски[127].Шел дождик из дымных туч,И желтые мокрые доскиСбегали с печальных круч.Мы с ночи холодной зевали,И слезы просились из глаз;В утеху нам куклу бросалиВ то утро в четвертый раз.Разбухшая кукла нырялаПослушно в седой водопад,И долго кружилась сначала,Все будто рвалася назад.Но даром лизала пенаСуставы прижатых рук, —Спасенье ее неизменноДля новых и новых мук.Гляди, уж поток бурливыйЖелтеет, покорен и вял;Чухонец-то был справедливый,За дело полтину взял.И вот уж кукла на камне,И дальше идет река…Комедия эта была мнеВ то серое утро тяжка.Бывает такое небо,Такая игра лучей,Что сердцу обида куклыОбиды своей жалчей.Как листья, тогда мы чутки:Нам камень седой, ожив,Стал другом, а голос друга,Как детская скрипка, фальшив.И в сердце со знанье глубоко,Что с ним родился только страх,Что в мире оно одиноко,Как старая кукла в волнах…ТРИЛИСТНИК КОШМАРНЫЙ
Кошмары
«Вы ждете? Вы в волненье? Это бред.Вы отворять ему идете? Нет!Поймите: к вам стучится сумасшедший,Бог знает где и с кем всю ночь проведший,Оборванный, и речь его дика,И камешков полна его рука;Того гляди — другую опростает,Вас листьями сухими закидает,Иль целовать задумает, и слезОстанутся следы в смятенье кос,Коли от губ удастся скрыть лицо вам,Смущенным и мучительно пунцовым.…………………………………..
Послушайте!.. Я только вас пугал:Тот далеко, он умер… Я солгал.И жалобы, и шепоты, и стуки —Все это «шелест крови»[128], голос муки…Которую мы терпим, я ли, вы ли…Иль вихри в плен попалась и завыли?Да нет же! Вы спокойны… Лишь у губЗмеится что-то бледное… Я глуп…Свиданье здесь назначено другому…Все понял я теперь: испуг, истомуИ влажный блеск таимых вами глаз».Стучат? Идут? Она приподнялась.Гляжу — фитиль у фонаря спустила,Он розовый… Вот косы отпустила.Взвились и пали косы… Вот ко мнеИдет… И мы в огне, в одном огне…Вот руки обвились и увлекают,А волосы и колют, и ласкают…Так вот он ум мужчины, тот гордец,Не стоящий ни трепетных сердец,Ни влажного и розового зноя!……………………………………..
И вдруг я весь стал существо иное…Постель… Свеча горит. На грустный тонЛепечет дождь… Я спал и видел сон.Киевские пещеры[129]
Тают зеленые свечи,Тускло мерцает кадило,Что-то по самые плечиВ землю сейчас уходило,Чьи-то беззвучно устаМолят дыханья у плит,Кто-то, нагнувшись, «с креста»Желтой водой их поит…«Скоро ль?» — Терпение, скоро…Звоном наполнились уши,А чернота коридораВсе безответней и глуше…Нет, не хочу, не хочу!Как? Ни людей, ни пути?Гасит дыханье свечу?Тише… Ты должен ползти…То и Это
Ночь не тает. Ночь как камень.Плача тает только лед,И струит по телу пламеньСвой причудливый полет.Но лопочут, даром тая,Ледышки на голове:Не запомнить им, считая,Что подушек только две.И что надо лечь в угарный,В голубой туман костра,Если тошен луч фонарныйНа скользоте топора.Но отрадной до рассветаСердце дремой залито,Все простит им… если этоТолько Это, а не То.ТРИЛИСТНИК ВАГОННЫЙ
Тоска вокзала
О канун вечных будней,Скуки липкое жало…В пыльном зное полуднейГул и краска вокзала…Полумертвые мухиНа забитом киоске,На пролитой известкеСлепы, жадны и глухи.Флаг линяло-зеленый,Пара белые взрывы,И трубы отдаленнойБез отзыва призывы.И эмблема разлукиВ обманувшем свиданье —Кондукто́р однорукийУ часов в ожиданье…Есть ли что-нибудь нудней,Чем недвижная точка,Чем дрожанье полуднейНад дремотой листочка…Что-нибудь, но не это…Подползай — ты обязан;Как ты жарок, измазан,Все равно — ты не это!Уничтожиться, канувВ этот омут безликий,Прямо в одурь диванов,В полосатые тики!..В вагоне
Довольно дел, довольно слов,Побудем молча, без улыбок,Снежит из низких облаков,А горний свет уныл и зыбок.В непостижимой им борьбеМятутся черные ракиты.«До завтра, — говорю тебе, —Сегодня мы с тобою квиты».Хочу, не грезя, не моля,Пускай безмерно виноватый,Глядеть на белые поляЧерез стекло с налипшей ватой.А ты красуйся, ты — гори…Ты уверяй, что ты простила,Гори полоской той зари,Вокруг которой все застыло.Зимний поезд
Снегов немую чернотуПрожгло два глаза из тумана,И дым остался на летуГорящим золотом фонтана.Я знаю — пышущий дракон,Весь занесен пушистым снегом,Сейчас порвет мятежным бегомЗавороженной дали сон.А с ним, усталые рабы,Обречены холодной яме,Влачатся тяжкие гробы,Скрипя и лязгая цепями.Пока с разбитым фонарем,Наполовину притушенным,Среди кошмара дум и дремПроходит Полночь по вагонам.Она — как призрачный монах,И чем ее дозоры глуше,Тем больше чада в черных снах,И затеканий, и удуший;Тем больше слов, как бы не слов,Тем отвратительней дыханье,И запрокинутых головВ подушках красных колыханье.Как вор, наметивший карман,Она тиха, пока мы живы,Лишь молча точит свой дурманДа тушит черные наплывы.А снизу стук, а сбоку гул,Да все бесцельней, безымянней…И мерзок тем, кто не заснул,Хаос полусуществований!Но тает ночь… И дряхл и сед,Еще вчера Закат осенний,Приподнимается РассветС одра его томившей Тени.Забывшим за ночь свой недугВ глаза опять глядит терзанье,И дребезжит сильнее стук,Дробя налеты обмерзанья.Пары желтеющей стенойЗагородили красный пламень,И стойко должен зуб больнойПерегрызать холодный камень.ТРИЛИСТНИК ИЗ СТАРОЙ ТЕТРАДИ
Тоска маятника
Неразгаданным надрывомПодоспел сегодня срок:В стекла дождик бьет порывом,Ветер пробует крючок.Точно вымерло все в доме…Желт и черен мой огонь,Где-то тяжко по соломеПереступит, звякнув, конь.Тело скорбно и разбито,Но его волнует жуть,Что обиженно-сердитоКто-то мне не даст уснуть.И лежу я околдован,Разве тем и виноват,Что на белый циферблатПышный розан намалеван.Да по стенке ночь и день,В душной клетке человечьей,Ходит-машет сумасшедший,Волоча немую тень.Ходит-ходит, вдруг отскочит,Зашипит — отмерил час,Зашипит и захохочет,Залопочет, горячась.И опять шагами меритьНа стене дрожащий свет,Да стеречь, нельзя ль проверить,Спят ли люди или нет.Ходит-машет, а для тактаИ уравнивая шаг,С злобным рвеньем «так-то, так-то»Повторяет маниак…Все потухло. Больше в ямеНе видать и не слыхать…Только кто же там махатьПродолжает рукавами?Нет. Довольно… хоть едва,Хоть тоскливо даль белеет,И на пледе головаНе без сладости хмелеет.Картинка
Мелко, мелко, как из сита,В тарантас дождит туман,Бледный день встает сердито,Не успев стряхнуть дурман.Пуст и ровен путь мой дальний…Лишь у черных деревеньБесконечный все печальней,Словно дождь, косой плетень.Чу… Проснулся грай вороний,В шалаше встает пастух,И сквозь тучи липких мухТяжело ступают кони.Но узлы седых хвостовУ буланой нашей тройки,Доски свежие мостов,Доски черные постройки, —Все поплыло в хлябь и смесь,Пересмякло, послипалось…Ночью мне совсем не спалось,Не попробовать ли здесь?Да, заснешь… чтоб быть без шапки.Вот дела… — Держи к одной! —Глядь — замотанная в тряпкиАмазонка предо мной.Лет семи всего — ручонкиТак и впилися в узду,Не дают плестись клячонке,А другая — в поводу.Жадным взглядом проводила,Обернувшись, экипажИ в тумане затрусила,Чтоб исчезнуть, как мираж.И щемящей укоризнеУступило забытье:«Это — праздник для нее.Это — утро, утро жизни».Старая усадьба
Сердце дома. Сердце радо. А чему?Тени дома? Тени сада? Не пойму.Сад старинный, всё осины — тощи, страх!Дом — руины… Тины, тины что в прудах…Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид!..Прах и гнилость… Накренилось… А стоит…Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей?Мертвой нищей логови́ще без печей…Ну как встанет, ну как глянет из окна:«Взять не можешь, а тревожишь, старина!Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть!Любит древних, любит давних ворошить…Не сфальшивишь, так иди уж: у меняНе в окошке, так из кошки два огня.Дам и брашна — волчьих ягод, белены…Только страшно — месяц за год у луны…Столько вышек, столько лестниц — двери нет…Встанет месяц, глянет месяц — где твой след?..»Тсс… ни слова даль былого — но сквозь дымМутно зрима… Мимо, мимо… И к живым!Иль истомы сердцу надо моему?Тени дома? Шума сада?.. Не пойму…ТРИЛИСТНИК БАЛАГАННЫЙ
Серебряный полдень
Серебряным блеском туманК полудню еще не развеян,К полудню от солнечных ранСтал даже желтее туман,Стал даже желтей и мертвей он,А полдень горит так суров,Что мне в этот час неприятныЛиловых и алых шаровМеж клочьями мертвых паровВ глаза замелькавшие пятна.И что ей тут надо скакать,Безумной и радостной своре,Всё солнце ловить и искать?И солнцу с чего ж их ласкать,Воздушных на мертвом просторе!Подумать, что помпа бюро,Огней и парчи серебро,Должна потускнеть в фимиаме:Пришли Арлекин и Пьеро,О, белая помпа бюро!И стали у гроба с свечами!Шарики детские
Шарики, шарики!Шарики детские!Деньги отецкие!Покупайте, сударики, шарики!Эй, лисья шуба, коли есть лишни,Не пожалей пятишни:Запущу под самое нёбо —Два часа потом глазей, да в оба!Хорошо ведь, говорят, на воле.Чирикнуть, ваше степенство, что ли?Прикажите для общего восторгу,Три семьдесят пять — без торгу!Ужели же менееЗа освободительное движение?Что? Пасуешь?..Эй, тетка! Который торгуешь?Мал?Извините, какого поймал…Бывает —Другой и вырастает,А наш ТитТак себя понимает,Что брюха не растит,А все по верхам глядитОт больших от дум!..Ты который торгуешь?Да не мни, не кум,Наблудишь — не надуешь…Шарика детски,Красны, лиловы,Очень дешёвы!Шарики детски!Эй, воротник, говоришь по-немецки?Так бери десять штук по парам,Остальные даром…Жалко, ты по-немецки слабенек,А не то — уговор лучше денет!Пожалте, старичок!Как вы — чок в чок —Вот этот пузатенький,ЖелтоватенькийИ на сердце с Катенькой…Цена не цена —Всего пятак,Да разве еще четвертак,А прибавишь гривенник для барства, —Бери с гербом государства!Шарики детски, шарики!Вам, сударики, шарики,А нам бы, сударики, на шкалики!..Умирание
Слава богу, снова тень!Для чего-то спозараньяНадо мною целый деньДлится это умиранье,Целый сумеречный день!Между старых желтых стен,Доживая горький плен,Содрогается опалыйШар на нитке, темно-алый,Между старых желтых стен!И бессильный, точно тень,В этот сумеречный деньВсе еще он тянет ниткуИ никак не кончит пыткуВ этот сумеречный день…Хоть бы ночь скорее, ночь!Самому бы изнемочь,Да забыться присмиренным,И уйти бы одуреннымВ одуряющую ночь!Только б тот над головой,Темно-алый, чуть живой,Подождал пока над ложемБыть таким со мною схожим…Этот темный, чуть живой,Там, над самой головой…ИЗ РАЗДЕЛА «РАЗМЕТАННЫЕ ЛИСТЫ»
Среди миров
Среди миров, в мерцании светилОдной Звезды я повторяю имя…Не потому, чтоб я Ее любил,А потому, что я томлюсь с другими.И если мне сомненье тяжело,Я у Нее одной молю ответа,Не потому, что от Нее светло,А потому, что с Ней не надо света.1901
Бабочка газа
Скажите, что сталось со мной?Что сердце так жарко забилось?Какое безумье волнойСквозь камень привычки пробилось?В нем сила иль мука моя,В волненье не чувствую сразу:С мерцающих строк бытияЛовлю я забытую фразу…Фонарь свой не водит ли татьПо скопищу литер унылых?Мне фразы нельзя не читать,Но к ней я вернуться не в силах…Не вспыхнуть ей было невмочь,Но мрак она только тревожит:Так бабочка газа всю ночьДрожит, а сорваться не может…СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ
ПЕСНИ С ДЕКОРАЦИЕЙ
1Гармонные вздохи
Фруктовник. Догорающий костер среди туманной ночи под осень. Усохшая яблоня. Оборванец на деревяшке перебирает лады старой гармоники. В шалаше на соломе разложены яблоки.
Под яблонькой, под вишнеюВсю ночь горят огни, —Бывало, выпьешь лишнее,А только ни-ни-ни.………………………Под яблонькой кудрявоюПрощались мы с тобой, —С японскою державоюПредполагался бой.С тех пор семь лет я плаваю,На шапке «Громобой»[130], —А вы остались павою,И хвост у вас трубой……………………………..Как получу, мол, пенцию,В Артуре[131] стану бой[132],Не то, так в резиденцию[133]Закатимся с тобой………………………….Зачем скосили с травушкойЦветочек голубой?А ты с худою славушкойУшедши за гульбой?………………………….Ой, яблонька, ой, грушенька,Ой, сахарный миндаль, —Пропала наша душенька,Да вышла нам медаль!………………………….На яблоне, на вишенкеНет гусени числа…Ты стала хуже нищенкиИ вскоре померла.Поела вместе с листвиемТа гусень белый цвет………………………………Хоть нам и все единственно,Конца японцу нет.……………………..Ой, реченька желты-пески,Куплись в тебе другой…А мы уж, значит, к выписке…С простреленной ногой……………………………..Под яблонькой, под вишнеюСиди да волком вой…И рад бы выпить лишнее,Да лих карман с дырой.2Без конца и без начала(Колыбельная)
Ночь. Керосинка чадит. Баба над зыбкой борется со сном.
Баю-баюшки-баю,Баю деточку мою!Полюбился нам буркот,Что буркотик, серый кот…Как вечор на речку шла,Ночевать его звала.«Ходи, Васька, ночевать,Колыбель со мной качать!»…………………………….Выйду, стану в ворота,Встречу серого кота…Ба-ай, ба-ай, бай-баю,Баю милую мою……………………….Я для того для дружкаНацедила молока…………………………..Кот латушку облизал,Облизавши, отказал.………………………..Отказался напрямик:(Будешь спать ты, баловник?)«Вашей службы не берусь:У меня над губой ус.Не иначе, как в избеТараканов перебей.Тараканы ваши злы.Съели в избе вам углы.Как бы после тех угловДа не съели мне усов».………………………….Баю-баю, баю-бай,Поскорее засыпай.…………………………Я кота за те словаКоромыслом оплела…Коромыслом по губы:«Не порочь моей избы.Молока было не пить,Чем так подло поступить?……………………………..(Сердито.)
Долго ж эта маета?Кликну черного кота…Черный кот-то с печки шасть, —Он ужо тебе задасть…Вынимает ребенка из зыбки и закачивает.
(Тише.)
А ты, котик, не блуди,Приходи к бело́й груди.(Еще тише.)
Не один ты приходи,Сон-дрему с собой веди…(Сладко зевая.)
А я дитю перевью,А кота за верею.Пробует положить ребенка. Тот начинает кричать.
(Гневно.)
Расстрели тебя пострел,Ай ты нынче очумел?………………………..Тщетно борется с одолевающим сном.
Баю-баюшки-баю…Баю-баюшки-баю…………………………3Колокольчики
Глухая дорога. Колокольчик в зимнюю ночь рассказывает путнику свадебную историю.
Динь-динь-динь,Дини-дини…Дидо Ладо, Дидо Ладо,Лиду диду ладили,Дида Лиде ладили,Ладили, не сладили,Деду надосадили.День делали,Да день не делали,Дела не доделали,Головы-то целы ли?Ляду дида надо ли —Диду баню задали.Динь-динь-динь, дини-динь…Колоколы — балаболы,Колоколы-балаболы,Накололи, намололи,Дале боле, дале боле…Накололи, намололи,Колоколы-балаболы.Лопотуньи налетели,Болмоталы навязали,Лопотали-хлопотали,Лопотали, болмотали,Лопоталы поломали.Динь!Ты бы, дид, не зеньками,Ты бы, диду, деньгами…Деньгами, деньгами…Долго ли, не долго ли,Лиде шубу завели…Холили — не холили,Волили — неволили,Мало ль пили, боле лили,Дида Ладу золотили.Дяди ли, не дяди ли,Ладили — наладили…Ой, пила, пила, пила,Диду пива не дала:Диду Лиду надобе,Ляду дида надобе.Ой, динь, динь, динь — дини, динь, дини, динь,Деньги дида милые,А усы-то сивые…Динь!День.Дан вам день…Долго ли вы там?Мало было вам?Вам?ДамПо губам.По головамДам.Буби-буби-бубенцы-ли,Мы ли ныли, вы ли ныли,Бубенцы ли, бубенцы ли…День, дома бы день,День один…Колоколы-балаболы,Мало лили, боле пили,Балаболы потупили…Бубенцы-бубенчики,Малые младенчики,Болмоталы вынимали,Лопоталы выдавали,Лопотали, лопотали…Динь…Колоколы-балаболы…Колоколы-балаболы…30 марта 1906
Вологодский поезд
СТАРЫЕ ЭСТОНКИ[134]Из стихов кошмарной совести
Если ночи тюремны и глухи,Если сны паутинны и тонки,Так и знай, что уж близко старухи,Из-под Ревеля близко эстонки.Вот вошли, — приседают так строго,Не уйти мне от долгого плена,Их одежда темна и убога,И в котомке у каждой полено.Знаю, завтра от тягостной жутиБуду сам на себя непохожим…Сколько раз я просил их: «Забудьте…»И читал их немое: «Не можем».Как земля, эти лица не скажут,Что в сердцах похоронено веры…Не глядят на меня — только вяжутСвой чулок бесконечный и серый.Но учтивы — столпились в сторонке…Да не бойся: присядь на кровати…Только тут не ошибка ль, эстонки?Есть куда же меня виноватей.Но пришли, так давайте калякать,Не часы ж, не умеем мы тикать.Может быть, вы хотели б поплакать?Так тихонько, неслышно… похныкать?Иль от ветру глаза ваши пухлы,Точно почки берез на могилах…Вы молчите, печальные куклы,Сыновей ваших… я ж не казнил их…Я, напротив, я очень жалел их,Прочитав в сердобольных газетах,Про себя я молился за смелых,И священник был в ярких глазетах.Затрясли головами эстонки.«Ты жалел их… На что ж твоя жалость,Если пальцы руки твоей тонки,И ни разу она не сжималась?Спите крепко, палач с палачихой!Улыбайтесь друг другу любовней!Ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий,В целом мире тебя нет виновней!Добродетель… Твою добродетельМы ослепли вязавши, а вяжем…Погоди — вот накопится петель,Так словечко придумаем, скажем…»…………………………………..Сон всегда отпускался мне скупо,И мои паутины так тонки…Но как это печально… и глупо…Неотвязные эти чухонки…<?>
Сомов К. А.
Арлекин и смерть
Акварель, гуашь. 1907
Государственная Третьяковская галерея
ПЕТР ПОТЕМКИН[135]
Свобода, Сожаление и Читатель[136]
Однажды нам была дарована Свобода,Но, к Сожалению, такого рода,Что в тот же миг куда-то затерялась…Тебе, Читатель мой, она не попадалась?<1905>
Дубасов и Свечка
Придя к Дубасову[137], копеечная СвечкаС ним о заслугах стала толковатьИ утверждать,Что он пред ней смиренная овечка.«Превосходительный, судите сами вы, —Так Свечка говорила, —Сожгли вы только треть Москвы,А я так всю Москву спалила».<1905>
Пешка, Король и ФерязьШахматная басня
В своем бессилии уверясь,Сказала Пешка: «Друг мой Ферязь,Скажи мне, отчего, как я ни бьюсь,Все в Короли не проберусь,Хотя, не скрою,Фигурой сделаться могу любою?»«Утешься, не горюй о том, —Ей Ферязь говорит с усмешкой. —Ты не бываешь королем,Зато Король бывает Пешкой».<1905>
Манифест и таратайка
Наняв газетчик таратайку,Пук манифестов[138] вез с собою,Но, подвернувшись под нагайку,Лечим был преданной женою.Читатель, в басне сей, откинув манифесты,Здесь помещенные не к месту,Ты только это соблюди:Чтоб не попробовать нагайки,Не езди ты на таратайке,Да и пешком не выходи.<1905 или 1906>
«Он был прокурор из палаты…»[139]
Он был прокурор из палаты[140],Она же — родная печать.Она о свободе мечтала,А он — как бы крестик поймать.И с горя она побледнела,Померкнул сатиры задор…И грезится ей беспрестанно:«Сто третья»[141], арест, прокурор.<1905 или 1906>
У ворот
Суббота. ОтзвонилиОт всенощной в церквах.Летят автомобилиВ блестящих фонарях.Давно устал татарин«Халат, халат!» кричать.Прислугу выслал баринС собакой погулять.На пуделе намордник,На горничной бурнус…Увидел старший дворник,Лукаво крутит ус.Направо у калиткиУселся вместе с ней,Просил принять две ниткаПоддельных янтарей…Растаял старший дворник,Растаял у ворот…Собака сквозь намордникПонюхает — пройдет.<1908>
Скульптору Андрееву[142]
Он выбрал Гоголя «Портрет»,Когда поэтСтрадал последние недели.Испортив множество резцов,В конце концовОн сделал Гоголя из «Носа» и «Шинели».<1909>
На выставке «Треугольник»[143]Шутка
1
ШМИТ-РЫЖОВА[144]
Шмит-Рыжова падкаК рифмам на «адко»,Всё очень сладко,Тона — помадка,А в общем…2
С. ГОРОДЕЦКИЙ[145]
На грязной рогожеРожа на роже.Художе —Ство тоже!3
БУРЛЮК
(«МОЯ СЕСТРА»[146])
Коль у тебя фантазия востра —Взгляни-ка на портрет «Моя сестра»И объясни: чем разнится от бурдюкаСестрица Бурлюка?4
Д. БУРЛЮК
(«ЗИМНЯЯ БАНЯ»[147])
Пальцем, выпачканным в сажу(В бане не был я давно),Я все мажу, мажу, мажуТерпеливо полотно.И нечистый плод исканийНазываю «Зимней баней».5
СТАТУЭТКА[148]
Колено, изрытое оспой,Будет весь век коленоЭто нередко, —А полено, изрытое оспой,Будет уже не полено,А статуэтка.<1910>
Влюбленный парикмахер
Скоро глянет месяц бледныйВ милу горенку твою —Одинешенек я, бедный,В палисадничке стою.Невтерпеж мне дух жасминный,Хоть всегда я вижу в немБезусловную причину,Что я в Катеньку влюблен.Под жасминовым кусточкомМы видались первый раз.Ты цвела совсем цветочкомДля моих влюбленных глаз.Ты клялась, что не обманешь,Фотографию дала —А теперь ты и не взглянешьНа несчастного меня.С той поры я все страдаю:На портрет ли посмотрюИли книжку почитаю —Все страдаю и горю.Жду, когда пройдешь ты мимо…Слезы капают на ус…Катя, непреодолимоЯ к тебе душой стремлюсь!<1910>
Честь
Служа в охранкеУже лет десять,Свои замашкиИ привычкиДавно успел уравновеситьИван Петров.Подле часовВсегда в кармашкеНосил он спички,Медаль в петличке,И в Новом банкеИмел он свой вклад —Сто пятьдесят.Мужчина в соку,Под тридцать лет,Вставал он чуть светИ до поздней ночиБыл начеку.За всеми следил,За всеми ходилПоходкой тяжелой,Подняв воротник…Короче —Наблюдал за крамолой,Как честный шпик.Была у него любовница,Мелкая чиновница,Угощала его по воскресеньямПирогамиС грибами.Сравнивала себя с грациямиИ завязывала банки с вареньемПрокламациями.Любил он ее лет пять,И жизнь его была благодать.Но вдруг все вокруг изменилось.Распустились цветочки акаций,И чиновница весною влюбилась.Нет уже прокламацийНа банках с вареньем,Явились с новой любовьюПироги с морковью,А на сладкое бомбы.И, обиженный сим охлажденьем,Лишился совсем апломбаМой Иван Петров.И хмур, и суров,Ходит он, опустив воротник,И судьбу ругает аллигатором,Ведь обидно: он — честный шпик,А она связалась с провокатором.И, с горя о чувстве столь чистом,Стал мой шпик октябристом.<1911>
Идиллия
Околоточный Ива́нов злым домойИз участка полицейского вернулся.Хлопнул дверью, двинул пса ногой,А на вой собачий и не обернулся.Примаком прошел Иванов в кабинет,И фальшиво не свистел он «Периколу» —Нынче времени на «Периколу» нет,Нынче он идет излавливать крамолу.Приставом своим назначен нынче онВ лекционный зал на реферат дежурить,И ему придется прения сторонОлегалить, оскопить и оцензурить.Ну, а как цензурить, если Ивано́в(Иль Ива́нов, это, в общем, безразлично)Не знавал значенья иностранных слов,Кроме слов «шикарно» или «симпатично»?И решил Иванов бедный почитатьХоть немножко перед лекцией по книжкам —После обыска на Курской, сорок пять,У него брошюр имеется с излишком.Вынул книжку, начал разбирать — куда!Ничего не понял и позвал сынишку,И сынишка-гимназист не без трудаНачал объяснять ему лихую книжку.Через час взопрел и младший Иванов:«Нет, папаша, будет! Я вам приготовлюСписок нецензурных иностранных слов,С этим списком и ступайте вы на ловлю».Так и сделали. Сынишка написалСорок с лишком измов, уций, аций,Бебель, Каутский, и Бокль, и «Капитал» —Все сюда попали, даже сам Гораций.Только Маркса околоточный изъял,[149]Вычеркнув из списка и испортив строчку:Карла Маркса знал он, ибо получал«Ниву» с приложеньями семь лет в рассрочку.<1912>
САША ЧЕРНЫЙ[150]
ИЗ КНИГИ СТИХОВ «САТИРЫ»(1910)
Критику[151]
Когда поэт, описывая даму,Начнет: «Я шла по улице. В бока впился корсет», —Здесь «я» не понимай, конечно, прямо —Что, мол, под дамою скрывается поэт.Я истину тебе по-дружески открою:Поэт — мужчина. Даже с бородою.<1909>
Из цикла «Всем нищим духом»
Ламентации[152]
Хорошо при свете лампыКнижки милые читать,Пересматривать эстампыИ по клавишам бренчать, —Щекоча мозги и чувствоОбаяньем красоты,Лить душистый мед искусстваВ бездну русской пустоты…В книгах жизнь широким пиромТешит всех своих гостей,Окружая их гарниромИз страданья и страстей:Смех, борьба и перемены,С мясом вырван каждый клок!А у нас… углы да стеныИ над ними потолок.Но подчас, не веря мифам,Так событий личных ждешь!Заболеть бы, что ли, тифом,Учинить бы, что ль, дебош?В книгах гений Соловьевых[153],Гейне, Гете и Золя,А вокруг от ИвановыхСодрогается земля.На полотнах Магдалины,Сонм Мадонн, Венер и Фрин[154],А вокруг — кривые спиныМутноглазых Акулин.Где событья нашей жизни,Кроме насморка и блох?Мы давно живем, как слизни,В нищете случайных крох.Спим и хнычем. В виде спорта,Не волнуясь, не любя,Ищем бога, ищем черта,[155]Потеряв самих себя.И с утра до поздней ночиВсе, от крошек до старух,Углубив в страницы очи,Небывалым дразнят дух.В звуках музыки — страданье,Боль любви и шепот грез,А вокруг одно мычанье,Стоны, храп и посвист лоз.Отчего? Молчи и дохни.Рок — хозяин, ты — лишь раб.Плюнь, ослепни и оглохниИ ворочайся, как краб!…Хорошо при свете лампыКнижки милые читать,Перелистывать эстампыИ по клавишам бренчать.<1909>
Песня о поле
«Проклятые» вопросы,Как дым от папиросы,Рассеялись во мгле.Пришла Проблема Пола,Румяная фефела,И ржет навеселе.Заерзали старушки,Юнцы и дамы-душкиИ прочий весь народ.Виват, Проблема Пола!Сплетайте вкруг подолаВеселый «Хоровод»[156].Ни слез, ни жертв, ни муки…Подымем знамя-брюкиВысоко над толпой.Ах, нет доступней темы!На ней сойдемся все мы —И зрячий и слепой.Научно и приятно,Идейно и занятно —Умей момент учесть:Для слабенькой головкиВ проблеме-мышеловкеВсегда приманка есть.