— Мы подошли к дому, который грустно смотрел на нас, умываемыми дождём, слепыми окнами. Пробраться вовнутрь не было проблем. Калитка была открыта, а собаки в периметре двора не было. По понятным причинам Ваня не любил собак. Проникнуть внутрь, было решено через окно, смотрящее в сад. Так нас не могли заметить с улицы, а соседи из дома напротив уже спали, судя по потухшим окнам.
Из захваченного с собой небольшого набора инструментов, я достал отвёртку и стал отгибать, скобы на которые крепилась рама. Отогнув все, я аккуратно вынул окно и поставил его рядом.
Первым в открытый проём ворвался ветер, который тут же начал трепать занавески. Я бережно подсадил Вику, помогая ей забраться в проём, а затем залез в дом сам.
Дом встретил нас холодным сумраком и запахом хозяйственного мыла. Лишь только оказавшись внутри, и бросив первый взгляд в небольшую комнату, я ощутил дух одиночества. Заправленная кровать, шкаф, трюмо, стол, придвинутый к нему стул, лежащий на полу ковёр, всё это было чрезвычайно одиноким. Каждая деталь мебели, указывала на то, что принадлежит единолично только одному человеку. Этот единственный, спит на ней, сидит за ней, ест за ней; только он один заправляет её чистит, вытирает с неё пыль и ни одна чужая рука за много лет не смела её коснуться.
— А разве ты до этого ни разу не был в этом доме?
— Нет…представь себе. Мы никогда не ходили в гости друг к другу и если уж и встречались когда-то, то делали это на нейтральной территории. Но основным местом наших встреч был рабочий кабинет.
Я сразу же уловил этот дух одиночества, ведь, по сути, и сам был одиночкой. Но было здесь ещё что-то. Каким-то пятым чувством я ощущал тревогу, опасность. Будто мы забрались в клетку к тигру, или в медвежью берлогу. Хищника нет, но повсюду стоит его запах. От одного этого запаха начинают трястись поджилки у потенциальной жертвы. Ты знаешь, что один только запах мочи хищной кошки, к примеру, рыси, или пумы, может вызвать сильнейший шок и даже обморок у какого-нибудь суслика, или мышки. Даже эти неразумные твари падают в обморок, только от чувства близкой опасности, что уж говорить о нас — людях. Видимо этот неуловимый запах я и ощутил, поэтому не позволил Вике идти первой.
«Тш-ш-ш» — я приложил палец к губам и стал медленно и мягко двигаться через спальню на пути в соседнюю комнату. В зале оказалось ещё темнее, хоть глаз коли. Чёрный мрак создавали плотные шторы, которыми были завешаны окна. Я включил фонарик и его луч стал медленно ползать по периметру помещения, один за другим высвечивая находящиеся в нём предметы. Кресло, диван, журнальный столик, ещё одно кресло, бардовые шторы на окне, старый телевизор на ножках, книжный шкаф.
Луч бегло проплыл по обложкам многотомников Агаты Кристи, Эдгара По, Чейза, Конан Дойла. Я отметил, что его библиотека точь-в-точь копировала мою. За шкафом тумбочка и всё. Луч сделал полный круг. Теперь нужно было определиться, с чего начать поиски. Можно было вернуться и начать со спальни, можно было обследовать кухню, которая находилась в соседнем помещении.
Чтобы не терять время, я решил обследовать первое, что находилось под рукой — это книжный шкаф. Поскольку фонарик был один, мы были вынуждены находиться рядом, потому что за кругом луча ничего не было видно. Свет мы включать побоялись, не смотря на плотно задёрнутые шторы.
Я зажал фонарик в зубах, и, открыв створки шкафа, стал его прочёсывать. Я вынимал книги пачками, аккуратно складывая их на пол. Обычно тайники устраивают в таких шкафах, пряча что-то за книгами. Понятно, что такой тайник обычно используется в бытовых целях, для хранения заначки, или когда жена прячет бутылку от мужа алкоголика.
Не знаю, зачем я пошёл по этому тривиальному пути, но с чего-то же нужно было начинать. Я обшаривал полки, на которых не было ничего, кроме книг. Затем я выборочно пролистал несколько книг и стал укладывать их назад, стараясь не перепутать последовательность.
«Может быть, никакого тайника и нет? — думал я, занимаясь этой бесполезной работой. — С чего я вообще взял, что он должен быть? Может быть, Иван не рассчитывал на обыск и вообще ничего не прятал. Может быть то, что мы ищем, лежит на виду, ведь если хочешь что-то спрятать, положи это на видное место. Наверное, об этом подумала и Вика, потому, что в какой-то момент отошла от меня. Она вышла из светлого круга фонарного луча и пропала в темноте.
Я продолжал ставить на место книги, но щемящее чувство, которое появилось с самого начала, как мы проникли в дом, вдруг стало расти. Это необъяснимое и давящее, заставляющее замедлять движения и прислушиваться, чувство постепенно овладевало мной.
***
Было тихо, только из спальни раздавались хлопки раздуваемых ветром занавесок и громко тикали настенные часы. Тик-так…тик-так…тик-так.
«Дима!» — её голос вдруг взорвал эту тишину. Не сказать, чтобы это был крик, она будто просто меня позвала. Но в самом звуке этого голоса я услышал обречённость. Я медленно повернулся, держа перед собой фонарик. Луч света вырвал из темноты бледное лицо. Она стояла на пороге кухни. Было что-то не так с её лицом, точнее с длинной белой шеей. Что-то обвивало её, подобно тугому чёрному ожерелью. Спустя мгновение, я понял, что это была струна.
«Ну привет, дружище! Давно не виделись!»
Ещё один — третий голос раздался из темноты, откуда-то из-за спины Вики. Я не сразу узнал этот голос, ставший холодным и хрупким, как крошащийся кусок льда. — Будет лучше, если ты направишь фонарик себе в лицо. Вот так…»
Повинуясь голосу, я развернул фонарик к себе и тут же ослеп от яркого света.
«Один момент!».
Раздался щелчок, и что-то поменялось вокруг.
«Теперь аккуратно положи фонарик на пол и подними вверх ладошки».
Когда я выполнил приказание и поднял глаза, увидел, что комната освещена тусклым светом ночной лампы, прячущейся под бардовым абажуром.
Замершая, бледная, с безвольно опущенными вниз руками, Вика походила на висящую на нитке марионетку. Эта нитка туго сдавливала её шею, а сзади стоял кукловод, который на фоне миниатюрной куколки выглядел просто огромным. Серое, обросшее щетиной лицо Ивана, искажалось однобокой улыбкой. Он сильно изменился с момента нашей последней встречи. Изменения не коснулись его внешних черт и вообще, возможно он изменился только в моих глазах. Теперь передо мной стоял хищник, который накинул удавку на шею моей любимой женщины.
«Привет! — я старался говорить как можно спокойнее. — Зачем ты так, Ваня. Мы же просто пришли в гости. Отпусти её, и мы спокойно уйдём. Обещаю что…»
«Давай не будем разводить болтовню — оборвал он меня на полуслове. — все мы здесь взрослые люди, и каждый знает, зачем он здесь. Вы пришли, чтобы изобличить убийцу, нарыть на него улики. Нужно просто честно об этом сказать. Мы же друзья…».
Я не нашёлся, чем на это ответить, а Вика просто не могла. По её выпученным глазам я понимал, что струна сдавливает ей шею, и она едва дышит.
«Ну, раз у тебя не хватает прямоты, сказать, зачем вы здесь, то я буду откровенен. Вы оказались правы. Несмотря на то, что хитрый убийца пытался замести следы и подчистить концы, вы его вычислили. Знаешь…на этом месте надо бы поаплодировать, но у меня руки заняты. Я понял, что вы придёте сюда именно сегодня, поэтому срочно выписался из больницы. Как я это понял, не спрашивай. Я и сам не смогу этого объяснить. В последнее время я руководствуюсь каким-то сверхчутьём. Иногда такое чутьё называют звериным. Я стал чувствовать опасность на расстоянии и заблаговременно. С некоторых пор у меня сильно обострился нюх. Я очень хорошо чувствую запах адреналина и запах опасности…»
«Значит теперь ещё и нюх… — хмыкнул я — Раньше ты убивал людей за неприятные тебе звуки, теперь начнёшь убивать ещё и за запахи?».
«Нет не начну… — он медленно покрутил головой — Я больше никого не буду убивать. Единственная черта, которая отличает людей от животных — это осознание своих ошибок. Люди перестали шуметь и это то, что мне было нужно. Так что теперь я смогу успокоиться и возобновить занятие любимым делом…».
«И какое же у тебя дело. Ах, я и забыл, что ты у нас музыкант…».
«Не только музыкант, но ещё и композитор. Ты знаешь, я сочинял неплохие вещи. Жаль, что ты ничего в этом не понимаешь. Ты не понимаешь, что это значит, что-то создавать, что-то творить. Ты не понимаешь, что это значит, уловить, поймать внутри себя некое созвучие и стараться удержать его в голове, прежде чем запишешь на бумаге. Ты знаешь как это сложно? Что этот звук, эта гениальная мелодия прилетает в твою голову ровно на мгновенье, словно яркая бабочка. И эту бабочку нельзя схватить, удержать — ты сразу же сломаешь ей крылья. За те несколько секунд пока она порхает у тебя в голове нужно удержать этот образ. И знаешь, в чём состоит закон подлости? Именно в этот самый момент, в этот редкий момент, когда бабочка там внутри, раздаётся телефонный звонок, звук дрели, рёв газонокосилки, рокот летящего мимо мотоцикла. И всё! Бабочки как не бывало. Так случается один раз, второй…третий, а потом…потом бабочка перестаёт прилетать».
«Но есть же разные средства: беруши, наушники, ватные тампоны на худой конец. Зачем же пускаться во все тяжкие? Зачем вся эта кровь?» — Не знаю, зачем мне была нужна эта дискуссия. Может быть, я хотел тянуть время, может, просто заговаривал ему зубы. Не знаю, зачем я это делал, но уж точно не для того, чтобы вызвать у него чувство вины.
«Ничего ты не понимаешь… — он брезгливо поморщился. — Вот что значит посредственность. Уши должны быть свободными, они должны быть открытыми. Это основной инструмент, локатор, с помощью которого музыкант устанавливает связь с высшими силами. Они должны быть открыты для восприятия прекрасного. Но какого-то чёрта…какого-то чёрта вокруг один грохот и рычание. Этот мир похож на звучание самого отвратительного оркестра. Эти люди не любят и не ценят прекрасного, того, что еле уловимо, того, что кроется за звенящей тишиной. Им подавай погромче, побольше, позвонче. Они не могут смириться с тишиной, они её не любят и боятся. Но я заставил их полюбить тишину. Иногда, чтобы сделать людей чище и лучше, приходиться прибегать к радикальным методам. Что ни говори, а такие, как я меняют жизнь к лучшему». — Его рот ядовито ощерился.
Я стоял с поднятыми вверх открытыми ладонями и пытался сообразить, что же делать дальше. Время работало против нас, стрелки часов тикали вспять. Я видел, как лицо Вики из бледного, становится серым, её взгляд мутнел, становился пьяным. По-видимому струна пережала ей сонную артерию. Я понимал, что сделай я одно неловкое движение, и он приведёт в действие своё дьявольское орудие, поэтому не видел ничего лучшего, чем пытаться заговорить ему зубы.
«Ваня, скажи, а в какой момент это случилось? Когда гений превратился в зверя? На каком этапе, ты стал хищником?» — спрашивал я, стараясь говорить как можно мягче.
«Хищниками не становятся…».
— Ими рождаются! — заканчивает фразу девочка затвердевшим, будто замороженным голосом. В её взгляде появляется что-то новое. В центре чёрных зрачков вырастают два ледяных кристаллика.
— Точно так, моя девочка. Он сказал именно это…
«Хищниками рождаются, как и музыкантами, как и поэтами, как и врачами…».
«А разве может человек одновременно родиться и хищником и музыкантом? Разве могут гений и злодей уживаться в одном теле?» — спросил я его.
«Ха-ха — ха…мне кажется, ты выбрал неподходящее время, чтобы цитировать Пушкина. Ну… если уж на то пошло, почему бы и нет? Они могут прекрасно сосуществовать. Один будет уступать место другому. Уже очень скоро, мой злодей уйдёт на второй план, и его место займёт гений…».
«Значит ты нас отпустишь?» — спросил я с надеждой.
«Не-ет» — он снова медленно покрутил головой.
«Но ты же сам сказал, что больше не будешь никого убивать?»
«Я так сказал? Точно… — свободной рукой он хлопнул себя по лбу. — Извини, но я ошибся, неправильно сформулировал. Всё-таки мне нужно сделать последний штрих, принести последнюю жертву. К сожалению, этой жертвой будете вы оба. Раз уж у нас идёт такая откровенная беседа, расскажу, как это будет. Два три нажатия на рычаг этой штуковины, и голова твоей возлюбленной окажется у твоих ног. Потом я пристрелю тебя из своего табельного оружия. — Свободной рукой он выхватил из за пояса пистолет и поднял его стволом вверх. — Потом я вложу эту штуку в твою руку и позвоню нашим коллегам. Приехав на место, они обнаружат трагическую картину. Обезглавленная девушка и рядом с ней труп её убийцы с орудием преступления в руке. Ещё один участник этой трагедии, будет биться в истерике. Не мудрено, ведь он в один день лишился любимой девушки и друга. Да-да любимой девушки. В последнее время вы уже не встречались, вас никто не видел вместе. Почему? Потому что она от тебя ушла. Она в тебе разочаровалась. Почему? Да потому что она стала подозревать…подозревать, что это всё ты. После случая на пароходе, она неоднократно навещала меня в больнице и делилась своими подозрениями. Тогда же, во время этих свиданий, зародилось наше совместное чувство, которому было предопределено очень краткое существовании. Сегодня, в день моей выписки, Вика сразу же пришла ко мне, чтобы поделиться прорывом в своём расследовании. Теперь она точно знает, кто является убийцей. Она всё сопоставила.
Её бывший друг испытывал настоящую страсть к музыке и в то же время неприятие к громким звукам. Только сейчас всё сошлось воедино. Струны, непереносимость шума. Но главное не это. Главной уликой является та провальная операция на пароходе. Ведь это же он был её автором. Он всё продумал, подстроил и разыграл, как по нотам.
Сначала был этот подозреваемый, которого он выделил первым, сосредоточив на нём всё внимание группы. Оставив нас с Викой следить за этим субъектом, он поднялся на палубу, где выключил свет и взорвал петарды. Во время случившейся суматохи, он убил двух музыкантов, после чего спустился вниз. Там он находит Рымина. Нет, он не натыкается на него случайно, в суматохе. Он знает, где тот может находиться и идёт именно туда. Он хватает его, обмякшего от страха, больше похожего на мешок с мукой, и накидывает удавку ему на шею. Нет, он не стал сразу же отрезать ему голову. С обмякшим телом очень тяжело совладать, а оно ему ещё необходимо. Он берёт его, сжимающую пистолет руку, и водит ей, словно кукловод управляет марионеткой. Он крутится словно волчок, прижимая к себе тело Рымина и водя его рукой. Он вглядывается в темноту, высматривая источник потенциальной опасности. К несчастью первым под руку подворачиваюсь я. Ему показалось, что я его узнал, что я разглядел того, кто напал на Рымина. Но я ничего не видел в темноте, хотя это не важно. Он стреляет в мою сторону и попадает. Затем он разворачивает руку Рымина в сторону человека в берете, который и является его основной мишенью. Ещё один выстрел. Теперь можно закончить с Рыминым и ползти назад к лестнице, откуда он свяжется с Викой по рации.