— Вставай, Тварь! Просыпайся! — звучал всё тот же грубый женский голос.
— Что вы делаете?! — прозвучал уже другой, более молодой, голос.
— Не мешайте! Эта тварь ещё поплатится!
Оказалось, что всё это время я спала, и моему сну помешала эта странная истерически орущая женщина, которую я никогда раньше не видела. Хотя я мало кого видела в этом теле.
На этот раз это действительно был медпункт, на что указывали склянки и баночки на стеллаже, который стоял недалеко от меня. В этом помещение разило резким запахом лекарств и медикаментов, у меня не оставалось сомнений, что теперь уж это точно не сон. Но в голове всё ещё крутились мысли о той девочке.
— Кто вы? — задала вопрос я, пытаясь хотя бы немного разобраться в этой ситуации.
— Дрянь! Как ты смеешь так ко мне обращаться! Быстро собралась и пошла за мной. Я, между прочим, твоя Мать! Это даже произносить тошно.
Неожиданно. В видении эта дама выглядела совершенно иначе. Тогда она казалась молодой красавицей с длинными кудрявыми волосами, светлыми глазами и элегантной фигурой. Сейчас же я видела только злую, недовольную жизнью, женщину, с потухшими глазами, сухими, неухоженными волосами и мимическими морщинами.
— Чего сидишь?! Я уже всё сказала. Собирайся! — после этих слов женщина вышла из помещения, громко хлопнув дверью. Язык у меня не поворачивался называть её матерью.
— Прости, девочка, но нам пришлось позвонить твоим родителям из-за произошедшего, — ответила мне девушка, по внешнему виду было понятно, что она здешний врач.
— Ничего, вам не за что извиняться, — кисло улыбнулась я, встала с кушетки и отправилась на выход. — Спасибо вам за помощь. Дальше я сама.
Выйдя из кабинета, я увидела человека в чёрном костюме. Он взял меня за локоть и потащил в след за собой в сторону выхода из школы. Сопротивляться у меня не было сил. Да и не к чему это было. Он не причинял мне боли, только направлял меня в нужную сторону. Когда мы вышли из здания, в некоторой отдалённости я заметила толпы людей, по школьной форме сразу было понятно кто они. На этот раз никто не смеялся, никто не разговаривал, никто ничего не делал, все просто стояли и смотрели на то, что происходит.
Мы пришли на парковку, на которой стояло лишь двое машин. В одной — белой уже сидела та самая женщина, она пристально смотрела на меня угрожающим взглядом. От этого взгляда хотелось убежать, но меня крепко держал мужчина в чёрном, поэтому пришлось сесть во вторую машину, которая отличалась от первой чёрным угольным цветом. Мне казалось, что эта машина чем-то внешне похожа на гроб. Такие же чёрные непроницаемые окна, плотно запертые двери и тотальная звуконепроницаемость. Всё это я узнала уже сидя в машине. А тот мужчина в чёрном оказался моим водителем. Знаете, это чем-то напоминало композицию гробовщика с гробом, и это действительно подходило ему, только вот, на роль трупа выбрали не совсем подходящего человека… хотя, может быть в самый раз?
В поместье мы приехали поздно ночью. Внешне оно походило на что-то ложное, на что-то фальшивое. От него так и смердело отчуждением. Со стороны всё выглядело изысканным и роскошным, но казалось, что всё это богатство напускное и ненастоящее.
Когда мы вошли в дом, в глаза бросился большой камин, горящий ярким красным пламенем. Необычно. Никогда не видела, чтобы огонь горел настолько ярко и красочно. Хотя может быть дело вовсе не в его свечении, а в том, что именно в помещении было настолько темно, что казалось, будто бы огонь горит ярче обычного? Рядом с камином располагались несколько светлых кресел и большой диван. На одном из кресел сидел мужчина. Он читал какой-то роман, а на кофейном столике рядом с ним стоял стакан со льдом.
— Почему так поздно? — тихим, властным голосом произнёс мужчина, повернув голову в нашу сторону. Он смотрел на меня не больше пары секунд, но на мгновение я успела заметить в его взгляде некоторую тревожность и опасение.
— Если для тебя это поздно, то мог бы и сам её забрать! — снова перешла на крик женщина.
— Я был на работе, — проигнорировав высказанные замечание, ответил он. — Эмма, иди к себе. А Ты останься здесь, — обратился он к супруге.
— Хорошо, — ответила я, но только вот… узнать хотя бы где это самое «к себе».
Интуитивно пошла в сторону большой лестницы. Зашла за угол. Там и осталась. Всё та же интуиция подсказывала мне, что, то, о чём они будут разговаривать — очень важно, и я не могу просто так уйти.
— Что ты делаешь? — задал свой вопрос мужчина.
— Я?! А что я вообще делаю? Тебя не устраивает, что я забочусь о твоей дочери?
— Это и твоя дочь тоже, не забывай.
— О нет! Это Т-В-О-Я дочь! Это ты притащил эту дрянь от той шлюхи! Я смилостивилась над ней, но ты видишь до чего это дошло, из-за неё погиб мой сын!
— Наш сын, — возразил мужчина.
— Нет. Это МОЙ сын. А твоя дочь — ТАМ, — сказала женщина и топнула ногой по паркету. Раздался звенящий звук. Это было странно и неожиданно. Но они продолжили.
— Я просил не говорить тебя об этом.
После этих слов раздался топот. Странно, ведь никто не мог ходить на этом этаже кроме нас троих. Они молчали, и тишина становилась всё глубже, а звук шагов всё отчётливее. Никогда не думала, что звук топанья детских ног может быть настолько громким.
— Вот о чём я говорил. Ты не должна такого говорить здесь. Отправляйся в свои покои.
— Что? Да как ты можешь! Эта дрянь должна была умереть ещё тогда! Нужно было закопать её вместе с её ненаглядной матерью, когда она ещё работала здесь! Почему ты пытаешься сделать вид, будто бы ничего не произошло?! Ты ведь всё знаешь! Почему ты всё ещё ничего не сделал с ней?
— Замолчи и иди к себе, — уже со злостью в голосе отозвался мужчина.
— Ладно, я пойду. Но, если что-то произойдёт — я тебя предупреждала.
На этом разговор завершился. Женщина действительно ушла. Она направилась в сторону лестницы у которой находилась я. Нужно было срочно куда-то спрятаться, но другого решения, кроме как — выйти в окно — я не нашла. Окно оказалось достаточно простым для такого дома и не запертым, но достаточно большим, чтобы в него смог пролезть человек. Стоило лишь потянуть за ручку на верх, как оно легко открылось. После того как я вылезла из окна, присела на корточки у стены, чтобы меня не заметили. В ту же секунду мимо кто-то прошёл. Я не стала сразу вставать, побоялась, что меня могут найти. Но, просидев так пять минут, я всё же решилась двинуться дальше.
Возвращаться в дом мне не хотелось. Хотя уже была ночь, сон никак не приходил. Да и на улице было гораздо лучше, чем в том душном помещении. На улице было тепло. Яркий свет, что отражала луна имел успокаивающий эффект, а самой луной хотелось любоваться вечно. Этим я и занялась. Нет, наблюдать за этим вечность я бы не смогла, но просто посидеть на мягкой траве, окруженной этим светом, было бы куда приятнее, чем вернуться в неизведанное мной место.
Проходили часы, а я всё сидела. Порой лежала, но мне это нравилось. Не знаю, как скоро должно было настать утро, но уходить от сюда совершенно не хотелось. Я долго думала над всем тем, что узнала, но прийти к однозначному ответу я не смогла. Например, что они имели в виду, когда говорили про меня, или что это были за шаги и как они связаны с той девочкой, которую я видела? За всеми этими размышлениями я и не заметила, как ко мне подошёл отец.
— Что ты тут делаешь? — с недоумением спросил он.
— Сижу. Мне не спалось, и я решила выйти на улицу.
— Но, ведь твоя комната…, - уже тихо произнёс он, будто бы не должен был этого говорить.
— Что моя комната?
— Ничего. Что-то произошло в школе? Сегодня звонил директор и просил нас срочно приехать.
— Разве тебе было когда-то дело до меня? Даже если бы я хотела покончить с жизнью, тебе бы не было до этого абсолютно никакого дела. Не так ли? — да, я всё ещё не особо понимала, что происходит, но некоторые вещи были понятны с самого начала. Одно я знаю точно — семье Эммы не было никакого дела до неё. А значит я могу относиться к ним так же, как они относились к ней. Хотя называть их семьёй — перебор. Они даже этого не достойны. — Я всё-таки пойду в свою комнату. Холодает.
— Стой. Я провожу тебя, — неожиданно отозвался отец, но это он сказал уже мне в спину.
Я не стала его дожидаться. Но это и не требовалось. В конечном итоге он меня обогнал, и я уже шла за ним. Мы поднялись на второй этаж и завернули в коридор, в котором не было ни одной двери. Мы шли и шли, и вот, дошли до конца коридора, где, как оказалось, и находилась моя комната. Дверь была странной… Металлическая дверь с тремя замками, без какой-либо возможности взглянуть что находится за ней.
Отец достал ключ из кармана и начал открывать каждый из замков, проворачивая ключи по нескольку раз. Наконец дверь открылась. Как оказалось, она была не только огромной, но и адски тяжёлой. После того как я вошла в комнату, она с грохотом закрылась, и я услышала, как снова проворачиваются ключи в замочных скважинах.
— Они что, закрывают меня здесь каждую ночь? Тогда не удивительно, что он так удивился, увидев меня на улице…
В комнате не было ничего. Точнее, я ничего не видела, так как свет не горел, а окна здесь не было. Чтобы хоть что-нибудь увидеть я начала искать на стенах хотя бы маленький выключатель. Ощупывая каждый миллиметр уже несколько минут, я всё никак не могла его отыскать. Но под конец, когда я уже начала отчаиваться, я смогла найти что-то на подобии рычага. Он находился совсем рядом с дверью, но не с той стороны, откуда я начинала.
Дёрнула за рычаг, и на потолке загорелся свет. Это была лишь одна жалкая тусклая лампа, но и её хватала, чтобы осветить эту комнатушку. Комната была настолько маленькой, что половину всего места занимали кровать, письменный стол и шкаф. Остальное место было пустым. На стенах не было даже обоев, они были будто бы бетонные, но я слегка прослеживала кирпичные линии, как будто бы этому месту было уже много-много лет. Настолько, что кирпичи представляли собой одно целое. Ровно из того же материала был сделан пол. Взглянув на дверь, я увидела, что на ней нет даже ручки, чтобы можно было её открыть.
— Странно, что при их желании избавиться от Эммы, у них не возникло мысли о том, чтобы просто оставить её здесь.
Сон, как и прежде, не приходил поэтому я решила поискать что-нибудь в комнате. Мало ли что может здесь оказаться. Комната была настолько маленькой, что мне не потребовалось и пяти шагов, чтобы дойти до стола, на котором лежало несколько книг и бумага на которой было написано лишь несколько строк: «Меня здесь нет, и никогда не было. Я умерла, умираю, умру и буду умирать до тех пор, пока кто-нибудь меня не спасёт. Люди смеются, люди хохочут, но люди не знают всей правды, отнюдь. Не знают они, не знаешь и ты, как можно на верную гибель идти. Идти ведь ни сложно, ни сложно шагнуть, рукой лишь махнуть и в небо вспорхнуть. Но кому это надо? Ни мне ни тебе. Я-то мертва, а тебе не дано. Не дано тебе знать, что значит страдать. Хотя о каких страданиях может идти речь, когда ты ничего не чувствуешь? Нет, страдать ты умеешь, но правда ли так, как должно оно быть, а не просто пустяк? Не помнишь, что было, и что? Начнёшь понимать или может страдать? А вспомнишь меня? Мы встречались давно. И недавно встречались. Я тебя позвала, а ты со мною пошла. Пошла, не оправдывайся, ты хотела, ждала, меня призвала, я тебя с собой забрала. А ты и не против была. Ну что же теперь? Найди правду. Узнай. Разгадай. И спаси.». Удивительно, что всё это было написано на бумаге чёрными чернилами с оттенком багрового, но при этом на столе не имелось чернил. После прочтения этого… письма? Лист в моих руках обратился в прах. Он просто рассыпался и упал на пол кучкой пепла, а потом и вовсе его сдуло ветром. Хотя какой ветер, если здесь нет окна и наглухо заперта дверь?
Что это было я так и не поняла. Письмо, казалось, предназначалось для меня. Нет, даже не так. Я точно знаю, что оно для меня, и точно знаю от кого. Но что она имеет в виду под «спаси»? Что я должна найти и что узнать? Так много вопросов, но никто на них мне не ответит. Поэтому я решила продолжить свои «поиски» в комнате, в надежде найти ещё хоть что-нибудь.
Как и стол, шкаф был очень старым и потрёпанным. Когда я его открыла, прозвучал противный скрежет от несмазанных петель. Но это было не самое ужасное. В шкафу оказался лишь один комплект одежды. Он представлял собой белую шёлковую рубашку с объёмными рукавами и кружевным воротником. Её дополняла юбка цвета красного бархата. На ней не было никаких рисунков или вышивки. Абсолютно простая длинная юбка в пол, но при этом верхняя её часть облегала ноги, а затем плавно уходила в ширь. Кажется, такую одежду носили очень давно домработницы, от управляющих до гувернанток. Не знаю, что эта одежда делала в этом шкафу, но она нравилась мне гораздо больше чем та, в которую была одета я. На мне была обычная школьная форма. Тёмно-зелёная юбка в клетку, блуза с коротким рукавом и тугим горлом, жилет серого цвета с эмблемой учебного заведения. Моя одежда была ужасно грязной и помятой, поэтому переодеться не помешало бы. На верхней полке шкафа я нашла коробку с нижним бельём, колготками и носками. А вот обувью пришлось обойтись той, которая была на мне изначально. Это были чёрные балетки на небольшом каблучке.
После того как я переоделась, я наконец решилась изучить кровать. Она казалась мне странной, поэтому я не спешила подходить к ней. Но, так как я закончила со всем остальным, мне пришлось это сделать. Она казалась мне странной именно потому, что не выглядела как обычная кровать, было не похоже, что на ней кто-то спал когда-либо. На кровати я ничего не увидела, но сейчас это было более чем странно. Поэтому я решила заглянуть под кровать. Заглянув под неё, я обнаружила чемодан. Обычный такой, старый коричневый чемодан на металлических застёжках. В нём оказалось несколько вещей. Одной из которых была кукла. Рядом с куклой лежало несколько писем, которые были связаны вместе куском бечёвки. Когда я взяла в руки куклу, из неё выпал серебряный медальон, внутри которого находилось две фотографии. На обеих фотографиях были изображены два спящих младенца, укутанных в белоснежные одеяла. Не акцентирую на этом своё внимание я положила медальон в карман юбки и благополучно о нём забыла, приступив к изучению писем.
Всего писем было четыре. В первом, из которых было написано: «Дочь моя, я так жду тебя. Никто меня не поймает, никто о тебе не узнает. Я так жду тебя, как никто другой не будет ждать. Я убежала давно. Давно и так далеко, что никто не сможет меня отыскать. Мы будем с тобою вдвоём жить поживать и горя не знать. Мы будем с тобой танцевать и книжки разные читать. Ведь никто нас не найдёт, и никто тебя не заберёт. Не заберёт тебя у меня никто и никогда. Никогда нас никто не найдёт, мы сбежали давно, далеко, навсегда…».
Второе письмо гласило: «Дочь моя, ты родилась. Ты родилась красивой, здоровой, моей. Ты моя драгоценность, ты моё счастье, ты моя жизнь. Будешь жить ты — буду жить и я. Умрёшь ты — умру и я. Но ты не умрёшь. Я буду с тобой. Мы будем вместе навечно. Навечно вдвоём.».
В третьем письме было написано: «Нас нашли, ты взаперти. Я не смогла тебя спасти, прости. Нас нашли, тебя забрали, я не могу себя простить. Простить не смогу, буду биться о стены и бить зеркала. Буду вечно любить тебя. Буду вечно хранить тебя. Буду вечно с тобою я.».
Несмотря на все эти письма… Четвертое оказалось самым странным: «Прости меня, прости. Не смогла я тебя с собой увести. Оставалось всего пол пути. Но так вышло, прости. Умерла я, ведь некого больше спасти…».
Женщина, что писала эти письма, казалась мне несчастной. Ещё казалось, что её письма лишены какого-то смысла, но я точно знала, что она что-то хочет сказать, только вот что, понять не удавалось. Её мысли были какими-то ломанными и несвязными, но что-то в них было такое, что не давало мне покоя.