Глава шестая. Триумф и падение.
Благополучно перебравшись между вагонами, я осторожно, вдоль стеночки, устремился к загадочной двери. В это время захрипела рация. Как я понял, мой напарник, плотно отужинав и не найдя меня на маршруте, по телефону, через дежурного, разыскивал бестолкового «молодого». Боясь, что характерный хрип рации спугнет молодого человека, и он исчезнет среди тысячи будочек и вагонов огромной станции, я выключил средство связи, и вступил в огромный цех, освещенный мерцающим светом десятков светильников, где среди грохота металла и остовов огромных электровозов, суетилось несколько людей. Мою цель видно не было, я собрался двинуться в глубину цеха, понимая, что время идет буквально на секунды. Если он здесь работает, то спрятав сумку в какой ни будь металлический ларь и переодевшись в спецовку, он будет в полной безопасности. Сделав два шага, я боковым зрением увидел две двери, с украшенные большими буквами, намалеванными рыжим суриком: «М» и «Ж». Естественно, я открыл дверь «М». Облупленная эмалированная раковина с капающим краном, и две двери кабинок. Одна дверь была чуть приоткрыта, а за второй, запертой, слышалось шуршание бумаги. Я отступил на шаг, и ударил тяжелым сапогом возле блестящей хромированной ручки, думая, что будет неудобно, если там какой-то слесарь, сидя на корточках, мнёт старую газетку перед использованием. Служащий шпингалетом гвоздь вырвало из картонного дверного полотна, дверь с грохотом распахнулась, явив мне пригнувшегося от испуга парня, потрошащего дамскую сумочку и бросающего, очевидно, не интересные ему бумаги в журчащее «очко». Парень растерялся лишь на мгновение. Он кинул мне в лицо сумку и пошел в безнадежный прорыв. Сумка, ударив в мое плечо, отскочила вниз и упала в «толчок», а я, не тормозя, снес с места паренька, весившего меньше меня килограмм на двадцать. Законы физики никто не отменял, парень отлетев на чугунную трубу, сполз по кафельной стенке и сомлев, прекратил сопротивление. Я начал подтягивать рацию, спутавшуюся на боку с ремнями портупеи, когда сзади раздался шум, и грубый голос задал мне резонный вопрос:
— Мент, ты оху…..?
Я обернулся. Возле журчащей раковины, стояли трое «работяг», в замасленных спецовках, с какими-то зловещими железяками в руках, и смотрели на меня и паренька, как-то, особенно не добро. По предыдущей жизни я помнил, что народ здесь был суровый, а смертельный травматизм от встречи с движущимся по ангару депо локомотивом частенько имел место быть. Какие еще тайны хранило старое депо? Становиться одной из них мне не хотелось совершенно. Особенно мне не понравился один из слесарей, с жестким, узким лицом и синими «партаками» на кистях, подобравшийся ко мне как-то особенно близко.
Я положил ладонь на голову грабителя, безуспешно пытавшегося встать, а второй рукой усиленно зашарил по поверхности «виолы», пытаясь нащупать регулятор громкости. Наконец раздался спасительный щелчок, я повернул регулятор на максимум, и помещение туалета заполнил немного злой, то такой родной голос дежурного:
— Двести двадцать восемь, ответь Каргату. Двести двадцать ……
Я прижал тангенту ко рту, и затараторил, надеясь, что меня кто ни будь услышит:
— Каргат, Каргат, я двести двадцать восемь, нахожусь в розовом здании пассажирского депо, задержал грабителя с сумкой, требуется помощь….
Когда дежурный задал вопрос в эфире, кто из автопатрулей сможет подъехать ко мне, я успокоено выдохнул и искренне улыбнуться «работягам»:
— Ну что, ребята, понятыми будете?
Первым на место событий прибежал Дима, который сразу развил бурную деятельность — достал из унитаза сумочку и намокший паспорт потерпевшей, сполоснув их под струей воды в рукомойнике, попытался, хотя и безрезультатно, выловить размокшие бумажки из толчка. Через десять минут прибыли два автопатруля, работяг разогнали по рабочим местам, быстро нашли понятых из числа ИТР, составили протокол изъятия паспорта и сумочки, и повезли жулика, а одновременно слесаря третьего разряда по ремонту подвижного состава этого депо, в узилище, а мы еще пару часов, неспешно, прогуливались по тихим и безлюдным улицам Нахаловки, где Дима вдумчиво и обстоятельно рассказывал мне о допущенных, по его мнению, мной тактических и процессуальных ошибках, а я только кивал и угукал.
— Понимаешь, Павел, ты вообще не вправе ничего делать самостоятельно.
— Угум.
— А ты ничего никому не сказал, поперся один, связь отключил….
— Бля, Дима, но сколько можно? Ты от меня что хочешь услышать? Что я, пока ты будешь на ужине, буду в кафе сидеть? Так на продавщицы меня сразу жалобу накатают, что людей грабят, а я манты кушаю. Ты тогда на ужин не ходи, а сиди рядом, меня за руку держи. Или все- таки будешь спокойно кушать ходить?
По лицу Димы читалось, что кушать хочется чуть больше.
Мое триумфальное окончание первого рабочего дня было несколько смазано. Когда Дима, докладывая о результатах работы поста, сообщил взводному о раскрытии грабежа по сто сорок пятой статье УК, старлей в сомнении помотал головой и повернулся к ротному, который воспитывал коренастого старшего сержанта с смоляными казацкими усами:
— Ну вот объясни мне, Олег, как так получилось? Молодые в первый день задерживает жулика, а ты даришь раскрытый грабеж линейному отделу. Ну вот, о чем ты думал? Не мог подсказать потерпевшей, чтобы она написала, что сумку вырвали не на переходе, а на площади. А теперь линейный отдел в шоколаде, а нас завтра утром поимеют за два грабежа на площади, которые утром произошли, а заявлять пришли только сейчас.
— Но командир — возмущению сержанта предела не было: — Когда дежурный сказал потерпевшую в отдел везти, то грабеж то был темнющим, я женщине и сказал, чтобы она писала, что сумку вырвали не на нашей территории. А жулика то, только через полчаса задержали.
— Ну, так-то да — задумчиво пробормотал капитан и с досадой швырнул шариковую ручку на столешницу: — но, в следующий раз, думай головой. Факт остается фактом, мы задержали злодея, а карточку за раскрытие получит линейный отдел милиции. Они мне, кстати, звонили, очень благодарили, за хорошую работу. Кстати, Ломов, где Ломов?
— Мы тут, командир, только что подошли.
— А скажи мне, Дима, как получилось, что дежурный полчаса не мог до тебя докричаться?
Дима молчал, потупившись. Почему то сказать, что он в установленное время он был на ужине у мамы, мой старший, не решался.
Я шагнул вперед:
— Товарищ капитан, это я виноват, несколько раз рацию проверял, ну видно, незаметно громкость на ноль перевел, вот и отключился. Больше такого не повторится.
Ротный перевел взгляд на меня, как будто его поразило, что вот это еще и разговаривает. Но сказал капитан, конечно, иное:
— Вы конечно молодцы, сработали четко. Но, Дима, как старший, за связь на посту отвечаешь ты, и только ты. Неужели непонятно, если рация отдела перестала выходить на связь, то надо причину искать. Что головой мотаешь? Что бы это было в последний раз.
Поднимаясь на выход, я шепотом спросил:
— Дима, а что ты не сказал, что на ужине у мамы был?
Дима воровато оглянулся:
— Командир знает, что моя мама живет в другом месте. А я у подруги был, а начальники на это смотрят косо, меня давно бабником считают. Короче, все сложно.