Сборник стихов (электронное собрание сочинений) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 11

СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ НИ В ОДИН ИЗ ПРИЖИЗНЕННЫХ СБОРНИКОВ

Я в лес бежал из городов...

Я в лес бежал из городов,В пустыню от людей бежал…Теперь молиться я готов,Рыдать как прежде не рыдал.Вот я один с самим собой…Пора, пора мне отдохнуть:Свет беспощадный, свет слепойМой выел мозг, мне выжег грудь.Я грешник страшный, я злодей:Мне Бог бороться силы дал,Любил я правду и людей;Но растоптал я идеал…Я мог бороться, но как раб,Позорно струсив, отступилИ, говоря: «увы, я слаб!»Свои стремленья задавил…Я грешник страшный, я злодей…Прости, Господь, прости меня,Душе измученной моейПрости, раскаянье ценя!..Есть люди с пламенной душой,Есть люди с жаждою добра,Ты им вручи свой стяг святой,Их манит и влечет борьба.Меня ж прости!..»

Франции

О, Франция, ты призрак сна,Ты только образ, вечно милый,Ты только слабая женаНародов грубости и силы.Твоя разряженная рать,Твои мечи, твои знамена,Они не в силах отражатьТебе враждебные племена.Когда примчалася войнаС железной тучей иноземцев,То ты была покоренаИ ты была в плену у немцев.И раньше… вспомни страдный год,Когда слабел твой гордый идол,Его испуганный народВрагу властительному выдал.Заслыша тяжких ратей гром,Ты трепетала, словно птица, —И вот, на берегу глухомСтоит великая гробница.А твой веселый звонкий рог,Победный рог завоеваний,Теперь он беден и убог,Он только яд твоих мечтаний.И ты стоишь, обнажена,На золотом роскошном троне,Но красота твоя, жена,Тебе спасительнее брони.Где пел Гюго, где жил Вольтер,Страдал Бодлер, богов товарищ,Там не посмеет изуверПлясать на зареве пожарищ.И если близок час войны,И ты осуждена паденью,То вечно будут наши сныС твоей блуждающею тенью.И нет, не нам, твоим жрецам,Разбить в куски скрижаль законаИ бросить пламя в Notre-Dame,Разрушить стены Пантеона.Твоя война – для нас война,Покинь же сумрачные станы —Чтоб песней звонкой, как струна,Целить запекшиеся раны.Что значит в битве алость губ?Ты только сказка, отойди же.Лишь через наш холодный трупПройдут враги, чтоб быть в Париже.

Все чисто для чистого взора...

Все чисто для чистого взора,И царский венец, и суму,Суму нищеты и позора,Я все беспечально возьму.Пойду я в далекие рощи,В забытый хозяином сад,Где б ельник корявый и тощийВнезапно обрадовал взгляд.Там брошу лохмотья и лягуИ буду во сне королем,А люди увидят бродягуС бескровным, землистым лицом.Я знаю, что я зачарованЗаклятьем венца и сумы,И, если б я был коронован,Мне снились бы своды тюрьмы.

Да! Мир хорош, как старец у порога...

Да! Мир хорош, как старец у порога,Что путника ведет во имя БогаВ заране предназначенный покой,А вечером, простой и благодушный,Приказывает дочери послушнойВойти к нему и стать его женой.Но кто же я, отступник богомольный,Обретший все и вечно недовольный,Сдружившийся с луной и тишиной?Мне это счастье – только указанье,Что мне не лжет мое воспоминанье,И пил я воду родины иной.

Какою музыкой мой слух взволнован...

Какою музыкой мой слух взволнован?Чьим странным обликом я зачарован?Душа прохладная, теперь опятьТы мне позволила желать и ждать.Душа просторная, как утром даль,Ты убаюкала мою печаль.Ее, любившую дорогу в храм,Сложу молитвенно к твоим ногам.Все, все, что искрилось в моей судьбе,Все, все пропетое, тебе, тебе!

Вечерний, медленный паук...

Вечерний, медленный паукВ траве сплетает паутину, —Надежды знак. Но, милый друг,Я взора на него не кину.Всю обольстительность надежд,Не жизнь, а только сон о жизни,Я оставляю для невежд,Для сонных евнухов и слизней.Мое «сегодня» на мечтуНе променяю я и знаю,Что муки ада предпочтуЛишь обещаемому раю, —Чтоб в час, когда могильный мракВольется в сомкнутые вежды,Не засмеялся мне червяк,Паучьи высосав надежды.

Нет тебя тревожней и капризней...

Нет тебя тревожней и капризней,Но тебе я предался давноОттого, что много, много жизнейТы умеешь волей слить в одно.И сегодня… Небо было серо,День прошел в томительном бреду,За окном, на мокром дерне сквера,Дети не играли в чехарду.Ты смотрела старые гравюры,Подпирая голову рукой,И смешно-нелепые фигурыПроходили скучной чередой.– «Посмотри, мой милый, видишь – птица,Вот и всадник, конь его так быстр,Но как странно хмурится и злитсяЭтот сановитый бургомистр!»А потом читала мне про принца,Был он нежен, набожен и чист,И рукав мой кончиком мизинцаТрогала, повертывая лист.Но когда дневные смолкли звукиИ взошла над городом луна,Ты внезапно заломила руки,Стала так мучительно бледна.Пред тобой смущенно и несмелоЯ молчал, мечтая об одном:Чтобы скрипка ласковая пелаИ тебе о рае золотом.

Надпись на книге

(Георгию Иванову)Милый мальчик, томный, томныйПомни – Хлои больше нет.Хлоя сделалась нескромной,Ею славится балет.Пляшет нимфой, пляшет АйшейИ грассирует «Ca y est»,Будь смелей и подражай жеКавалеру де Грие.Пей вино, простись с тоскою,И заманчиво-легкоТы добудешь – прежде Хлою,А теперь Манон Леско.

Вилла Боргезе

Из камня серого Иссеченные, вазыИ купы царственные ясени, и бук,И от фонтанов ввысь летящие алмазы,И тихим вечером баюкаемый луг.Б аллеях сумрачных затерянные парыТак по-осеннему тревожны и бледны,Как будто полночью их мучают кошмары,Иль пеньем ангелов сжигают душу сны.Здесь принцы, грезили о крови и железе,А девы нежные о счасти в двоем,Здесь бледный кардинал пронзил себя ножом…Но дальше, призраки! Над виллою БоргезеСквозь тучи золотом блеснула вышина, —То учит забывать встающая луна,

Тразименское озеро

Зеленое, все в пенистых буграх,Как горсть воды, из океана взятой,Но пригоршней гиганта чуть разутой,Оно томится в плоских берегах.Не блещет плуг на мокрых бороздах,И медлен буйвол грузный и рогатый,Здесь темной думой удручен вожатый,Здесь зреет хлеб, но лавр уже зачах,Лишь иногда, наскучивши покоем,С кипеньем, гулом, гиканьем и воемОно своих не хочет берегов,Как будто вновь под ратью ГаннибалаВздохнули скалы, слышен визг шакалаИ трубный голос бешеных слонов.

На палатине

Измучен огненной жарой,Я лег за камнем на горе,И солнце плыло надо мной,И небо стало в серебре.Цветы склонялись с высотыНа мрамор брошенной плиты,Дышали нежно, и былаПлита горячая бела.И ящер средь зеленых трав,Как страшный и большой цветок,К лазури голову подняв,Смотрел и двинуться не мог.Ах, если б умер я в тот миг,Я твердо знаю, я б проникК богам, в Элизиум святой,И пил бы нектар золотой.А рай оставил бы для тех,Кто помнит ночь и верит в грех,Кто тайно каждому стеблюНе говорит свое «люблю».

Флоренция

О сердце, ты неблагодарно!Тебе – и розовый миндаль,И горы, вставшие над Арно,И запах трав, и в блеске даль.Но, тайновидец дней минувших,Твой взор мучительно следитРяды в бездонном потонувших,Тебе завещанных обид.Тебе нужны слова иные.Иная, страшная пора.… Вот грозно стала Синьория,И перед нею два костра.Один, как шкура леопарда,Разнообразен, вечно нов.Там гибнет «Леда» ЛеонардоСредь благовоний и шелков.Другой, зловещий и тяжелый,Как подобравшийся дракон,Шипит: «Вотще СавонароллойМой дом державный потрясен».Они ликуют, эти звери,А между них, потупя взгляд,Изгнанник бедный, Алигьери,Стопой неспешной сходит в Ад.

Дездемона

Когда вступила в спальню Дездемона, —Там было тихо, душно и темно,Лишь месяц любопытный к ней в окноЗаглядывал с чужого небосклона.И страшный мавр со взорами дракона,Весь вечер пивший кипрское вино,К ней подошел, – он ждал ее давно, —Он не оценит девичьего стона.Напрасно с безысходною тоскойОна ловила тонкою рукойЕго стальные руки – было поздно.И, задыхаясь, думала она:«О, верно, в день, когда шумит война,Такой же он загадочный и грозный!»

Ночью

Скоро полночь, свеча догорела.О, заснуть бы, заснуть поскорей,Но смиряйся, проклятое тело,Перед волей мужскою моей.Как? Ты вновь прибегаешь к обману,Притворяешься тихим, но лишьЯ забудусь, работать не стану,«Не могу, не хочу» – говоришь…Подожди, вот засну, и на утро,Чуть последняя канет звезда,Буду снова могуче и мудро,Как тогда, как в былые года.Полно. Греза, бесстыдная сводня,Одурманит тебя до утра,И ты скажешь, лениво зевая,Кулаками глаза протирая:– Я не буду работать сегодня,Надо было работать вчера.

Надпись на переводе «Эмалей и камей» М. Л. Лозинскому

Как путник, препоясав чресла,Идет к неведомой стране,Так ты, усевшись глубже в кресло,Поправишь на носу пенсне.И, не пленяясь блеском ложным,Хоть благосклонный, как всегда,Движеньем верно-осторожнымВдруг всунешь в книгу нож… тогда.Стихи великого ТеоТебя достойны одного.

Новорожденному

С. Л.Вот голос томительно звонок…Зовет меня голос войны,Но я рад, что еще ребенокГлотнул воздушной волны.Он будет ходить по дорогамИ будет читать стихи,И он искупит пред БогомМногие наши грехи.Когда от народов, титановСразившихся, дрогнула твердь,И в грохоте барабанов,И в трубном рычании – смерть, —Лишь он сохраняет семяГрядущей мирной весны,Ему обещает времяОсуществленные сны.Он будет любимец Бога,Он поймет свое торжество,Он должен. Мы бились многоИ страдали мы за него.

Когда, изнемогши от муки...

Когда, изнемогши от муки,Я больше ее не люблю,Какие-то бледные рукиЛожатся на душу мою.И чьи-то печальные очиЗовут меня тихо назад,Во мраке остынувшей ночиНездешней мольбою горят.И снова, рыдая от муки,Проклявши свое бытие,Целую я бледные рукиИ тихие очи ее.

Мадригал полковой даме

И как в раю магометанскомСонм гурий в розах и шелку,Так вы лейб-гвардии в уланскомЕе Величества полку.

Любовь

1Она не однажды всплывалаВ грязи городского канала,Где светят, длинны и тонки,Фонарные огоньки.Ее видали и в роще,Висящей на иве тощей,На иве, еще ДездемонойОплаканной и прощенной.В каком-нибудь старом доме,На липкой красной соломеЕе находили людиС насквозь простреленной грудью.Но от этих ли превращений,Из-за рук, на которых кровь(Бедной жизни, бедных смущений),Мы разлюбим ее, Любовь?2Я помню, я помню, носились тучиПо небу желтому, как новая медь,И ты мне сказала: «Да, было бы лучше,Было бы лучше мне умереть».«Неправда», сказал я, «и этот ветер,И все, что было, рассеется сном,Помолимся Богу, чтоб прожить этот вечер,А завтра на утро мы все поймем.»И ты повторяла: «Боже, Боже!..»Шептала: «Скорее… одна лишь ночь…»И вдруг задохнулась: «Нет, Он не может,Нет, Он не может уже помочь!»

Священные плывут и тают ночи...

Священные плывут и тают ночи,Проносятся эпические. дни,И смерти я заглядываю в очи,В зеленые, болотные огни.Она везде – и в зареве пожара,И в темноте, нежданна и близка,То на коне венгерского гусара,А то с ружьем тирольского стрелка.Но прелесть ясная живет в сознаньи,Что хрупки так оковы бытия,Как будто женственно все мирозданье,И управляю им всецело я.Когда промчится вихрь, заплещут воды,Зальются птицы в таяньи зари,То слышится в гармонии природыМне музыка Ирины Энери.Весь день томясь от непонятной жаждыИ облаков следя крылатый рой,Я думаю: Карсавина однажды,Как облако, плясала предо мной.А ночью в небе древнем и высокомЯ вижу записи судеб моихИ ведаю, что обо мне, далеком,Звенит Ахматовой сиренный стих.Так не умею думать я о смерти,И все мне грезятся, как бы во сне,Те женщины, которые бессмертьеМоей души доказывают мне.

Сестре милосердия

Нет, не думайте, дорогая,О сплетеньи мышц и костей,О святой работе, о долгеЭто сказки для детей.Под попреки санитаровИ томительный бой часовСам собой поправится воин,Если дух его здоров.И вы верьте в здоровье духа,В молньеносный его полет,Он от Вильны до самой ВеныНеуклонно нас доведет.О подругах в серьгах и кольцах,Обольстительных вдвойнеОт духов и притираний.,Вспоминаем мы на войне.И мечтаем мы о подругах,Что проходят сквозь нашу тьмуС пляской, музыкой и пеньемЗолотой дорогой муз.Говорим об англичанке,Песней славшей мужчин на бойИ поцеловавшей воинаПред восторженной толпой.Эта девушка с открытой сцены,Нарумянена, одета в шелк,Лучше всех сестер милосердияПоняла свой юный долг.И мечтаю я, чтоб сказалиО России, стране равнин:– Вот страна прекраснейших женщинИ отважнейших мужчин.

Ответ сестры милосердия

«… Омочу бебрян рукав в Каялереце, утру князю кровавые егораны на жестоцем теле».Плачь ЯрославныЯ не верю, не верю, милый,В то, что вы обещали мне,Это значит, вы не видалиДо сих пор меня во сне.И не знаете, что от болиПотемнели мои глаза.Не понять вам на бранном поле,Как бывает горька слеза.Нас рождали для муки крестной,Как для светлого счастья вас,Каждый день, что для вас воскресный.То день страданья для нас.Солнечное утро битвы,Зов трубы военной – вам,Но покинутые могилыНавещать годами нам.Так позвольте теми руками,Что любили вы целовать,Перевязывать ваши раны,Воспаленный лоб освежать.То же делает и ветер,То же делает и вода,И не скажет им «не надо»Одинокий раненый тогда.А когда с победы славнойВы вернетесь из чуждых сторон,То бебрян рукав ЯрославныБудет реять среди знамен.

Второй год

И год второй к концу склоняется,Но так же реют знамена,И так же буйно издеваетсяНад нашей мудростью война.Вслед за ее крылатым гением,Всегда играющим вничью,С победой, музыкой и пениемВойдут войска в столицу. Чью?И сосчитают ли потопленныхВо время трудных переправ,Забытых на полях потоптанных,Но громких в летописи слав?Иль зори будущие, ясныеУвидят мир таким, как встарь,– Огромные гвоздики красныеИ на гвоздиках спит дикарь;Чудовищ слышны ревы лирные,Вдруг хлещут бешено дожди,И все затягивают жирныеСветло-зеленые хвощи.Не все ль равно, пусть время катится,Мы поняли тебя, земля,Ты только хмурая привратницаУ входа в Божие поля.

Конквистадор

От дальних селений,Сквозь лес и овраги,На праздник мученийСобрались бродяги.Палач приготовилСвой молот зловещий,И запаха кровиВозжаждали клещи.И пел конквистадор,Привязан у пальмы:«До области адаИзведали даль мы.«Вот странные оды,Где смертный не плавал,Где, Рыцарь Невзгоды,Скитается Дьявол.«А дальше не будетНи моря, ни неба,Там служат ИудеПостыдные требы.«Но пелись балладыВ вечерних тавернах,Что ждет ЭльдорадоОтважных и верных.«Под звуки органаТвердили аббаты,Что за морем страныТак дивно богаты.«И в сонных глубинахМы видели город,Где алых рубиновВозносятся горы».А пламя клубилосьИ ждал конквистадор,Чтоб в смерти открылосьЕму Эльдорадо.

Надпись на «Колчане» М. Л. Лозинскому

От «Романтических цветов»И до «Колчана» я все тот же,Как Рим от хижин до шатров,До белых портиков и лоджий.Но верь, изобличитель мойВ измене вечному, что грянетЗаветный час и Рим иной,Рим звонов и лучей настанет.

Всадник

Всадник ехал по дороге,Было поздно, выли псы,Волчье солнце – месяц строгийЛил сиянье на овсы.И внезапно за деревнейБелый камень возле пняИспугал усмешкой древнейЗадремавшего коня.Тот метнулся. темным бредомВдруг ворвался в душу самДревний ужас, тот, что ведомВ мире только лошадям.Дальний гул землетрясений,Пестрых тимуров хищный войИ победы привиденийНад живыми в час ночной.Очи, круглы и кровавы,Ноздри, пеною полны,Конь, как буря, топчет травы,Разрывает грудью льны.Он то стелется по шири,То слетает с диких круч,И не знает, где он – в мире,Или в небе между туч.Утро. Камень у дорогиРобко спрятал свой оскал,Волчье солнце – месяц строгийОсвещать его устал.На селе собаки выли,Люди хмуро в церковь шли,Конь один пришел весь в мыле,Господина не нашли.

Любовь весной

Перед ночью северной, короткой,И за нею зори – словно кровь,Подошла неслышною походкой,Посмотрела на меня любовь;Отравила взглядом и дыханьем,Слаще роз дыханьем, и ушлаВ белый май с его очарованьем,В невские, слепые зеркала.У кого я попрошу совета,Как до легкой осени дожить,Чтобы это огненное летоНе могло меня испепелить.Как теперь молиться буду Богу,Плача, замирая и горя,Если я забыл свою дорогуК каменным стенам монастыря.Если взоры девушки любимойСлаще взора ангела высот,Краше горнего ЕрусалимаЛетний Сад и зелень сонных вод.День за днем пылает надо мною,Их терпеть не станет скоро сил.Правда, тот, кто полюбил весною,Больно тот и горько полюбил.

Девушка

Ты говорил слова пустые,А девушка и расцвела:Вот чешет косы золотые,По-праздничному весела.Теперь ко всем церковным требамМолиться ходит о твоем,Ты стал ей солнцем, стал ей небом,Ты стал ей ласковым дождем.Глаза темнеют, чуя грозы,Неровен вздох ее и част.Она пока приносит розы,А захоти, и жизнь отдаст.

В Бретани

Здравствуй, море! Ты из тех морей,По которым плавали галеры,В шелковых кафтанах кавалерыПокоряли варварских царей.Только странно, я люблю скорейТе моря суровые без меры,Где акулы, спруты и химеры– Ужас чернокожих рыбарей.Те моря… я слушаю их звоны,Ясно вижу их покров червленыйВ душной комнате, в тиши ночнойВ час, когда я – как стрела у лука,А душа – один восторг и мукаПеред страшной женской красотой.

Предзнаменование

Мы покидали Соутгемятон,И море было голубым,Когда же мы пристали к Гавру,То черным сделалось оно.Я верю в предзнаменованья,Как верю в утренние сны.Господь, помилуй наши души:Большая нам грозит беда.

Сирень

Из букета целого сиренейМне досталась лишь одна сирень,И всю ночь я думал об Елене,А потом томился целый день.Все казалось мне, что в белой пенеИсчезает милая земля,Расцветают влажные сирениЗа кормой большого корабля.И за огненными небесамиОбо мне задумалась она,Девушка с газельими глазамиМоего любимейшего сна.Сердце прыгало, как детский мячик,Я, как брату, верил кораблю,Оттого, что мне нельзя иначе,Оттого, что я ее люблю.

Любовь

Много есть людей, что, полюбив,Мудрые, дома себе возводят,Возле их благословенных нив.Дети резвые за стадом бродят.А другим – жестокая любовь,Горькие ответы и вопросы,С желчью смешана, кричит их кровь,Слух их жалят злобным звоном осы.А иные любят, как поют,Как поют и дивно торжествуют,В сказочный скрываются приют;А иные любят, как танцуют.Как ты любишь, девушка, ответь,По каким тоскуешь ты истомам?Неужель ты можешь не горетьТайным пламенем, тебе знакомым,Если ты могла явиться мнеМолнией слепительной Господней,И отныне я горю в огне,Вставшем до небес изпреисподней?

Прогулка

Мы в аллеях светлых пролетали,Мы летели около воды,Золотые листья опадалиВ синие и сонные пруды.И причуды, и мечты и думыПоверяла мне она свои,Все, что может девушка придуматьО еще неведомой любви.Говорила: «Да, любовь свободна,И в любви свободен человек,Только то лишь сердце благородно,Что умеет полюбить навек».Я смотрел в глаза ее большие,И я видел милое лицоВ рамке, где деревья золотыеС водами слились н одно кольцо.И я думал: – Нет, любовь не это!Как пожар в лесу, любовь – в судьбе,Потому что даже без ответаЯ отныне обречен тебе.

Униженье

Вероятно, в жизни предыдущейЯ зарезал и отца и мать,Если в этой – Боже Присносущий! —Так позорно осужден страдать.Каждый день мой, как мертвец, спокойный,Все дела чужие, не мои,Лишь томленье вовсе недостойной,Вовсе платонической любви.Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,В Африку, как прежде, как тогда,Лечь под царственную сикоморуИ не подниматься никогда.Бархатом меня покроет вечер,А луна оденет в серебро,И быть может не припомнит ветер,Что когда-то я служил в бюро.

Мой альбом, где страсть сквозит без меры...

Мой альбом, где страсть сквозит без мерыВ каждой мной отточенной строфе,Дивным покровительством ВенерыСпасся он от ауто-да-фэ.И потом – да славится наука! —Будет в библиотеке стоятьВашего расчетливого внукаВ год две тысячи и двадцать пять.Но американец длинноносыйПроменяет Фриско на Тамбов,Сердцем вспомнив русские березы,Звон малиновый колоколов.Гостем явит он себя достойнымИ, узнав, что был такой поэтМой (и ваш) альбом с письмом пристойнымОн отправит в университет.Мой биограф будет очень счастлив,Будет удивляться два часа,Как осел, перед которым в яслиСвежего насыпали овса.Вот и монография готова,Фолиант почтенной толнрены:«О любви несчастной ГумилеваВ год четвертый мировой войны».И когда тогдашние Лигейи,С взорами, где ангелы живут,Со щеками лепестка свежее,Прочитают сей почтенный труд,Каждая подумает уныло,Легкого презренья не тая:– Я б американца не любила,А любила бы поэта я.

Портрет

Лишь черный бархат, на которомЗабыт сияющий алмаз,Сумею я сравнить со взоромЕе почти поющих глаз.Ее фарфоровое телоТомит неясной белизной,Как лепесток сирени белойПод умирающей луной.Пусть руки нежно-восковые,Но кровь в них так же горяча,Как перед образом МарииНеугасимая свеча.И вея она легка, как птицаОсенней ясною порой,Уже готовая проститьсяС печальной северной страной.

Ночь

Пролетала золотая ночьИ на миг замедлила в пути,Мне, как другу, захотев помочь,Ваши письма думала найти,– Те, что вы не написали мне…А потом присела на кроватьИ сказала: «Знаешь, в тишинеХорошо бывает помечтать!«Та, другая, вероятно, зла,Ей с тобой встречаться даже лень,Полюби меня, ведь я светла,Так светла, что не светлей и день.«Много расцветает черных розВ потайных колодцах у меня,Словно крылья пламенных стрекоз,Пляшут искры синего огня.«Тот же пламень и в глазах твоихВ миг, когда ты думаешь о ней…Для тебя сдержу я вороныхНеподатливых моих коней».Ночь, молю, не мучь меня! Мой рокСлишком и без этого тяжел,Неужели, если бы я мог,От нее давно б я не ушел?Смертной скорбью я теперь скорблю,Но какой я дам тебе ответ,Прежде чем ей не скажу «люблю,И она мне не ответит «нет».

Об озерах, о павлинах белых...

Об озерах, о павлинах белых,О закатно-лунных вечерах,Вы мне говорили о несмелыхИ пророческих своих мечтах.Словно нежная ШахерезадаЗавела магический рассказ,И казалось, ничего не надоКроме этих озаренных глаз.А потом в смятеньи [....] туманныхМне, кто был на миг ваш господин,Дали два цветка благоуханных,Из которых я унес один.

Однообразные мелькают...

Однообразные мелькаютВсе с той же болью дни мои,Как будто розы опадаютИ умирают соловьи.Но и она печальна тоже,Мне приказавшая любовь,И под ее атласной кожейБежит отравленная кровь.И если я живу на свете,То лишь из-за одной мечты:– Мы оба, как слепые дети,Пойдем на горные хребты,Туда, где бродят только козы,В мир самых белых облаков,Искать увянувшие розыИ слушать мертвых соловьев.

Последнее стихотворение в альбоме

Отвечай мне, картонажный мастер,Что ты думал, делая альбомДля стихов о самой нежной страстиТолщиною в настоящий том.Картонажный мастер, глупый, глупый,Видишь, кончилась моя страда,Губы милой были слишком скупы,Сердце не дрожало никогда.Страсть пропела песней лебединой,Никогда ей не запеть опять,Так же как и женщине с мужчинойНикогда друг друга не понять.Но поет мне голос настоящий,Голос жизни близкой для меня,Звонкий, словно водопад гремящий,Словно гул растущего огня:«В этом мире есть большие звезды,В этом мире есть моря и горы,Здесь любила Беатриче Данта,Здесь ахейцы разорили Трою!Если ты теперь же не забудешьДевушку с огромными глазами,Девушку с искусными речами,Девушку, которой ты не нужен,То и жить ты, значит, не достоин».

Богатое сердце

Дремала душа, как слепая,Так пыльные спят зеркала,Но солнечным облаком раяТы в темное сердце вошла.Не знал я, что в сердце так многоСозвездий лепящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля глаз говорящих твоих.Не знал я, что в сердце так многоСозвучий звенящих таких,Чтоб вымолить счастье у. БогаДля губ полудетских твоих.И рад я, что сердце богато,Ведь тело твое из огня,Душа твоя дивно крылата,Певучая ты для меня.

Синяя звезда

Я вырван был из жизни тесной,Из жизни скудной и простой,Твоей мучительной, чудесной,Неотвратимой красотой.И умер я… и видел пламя,Невиданное никогда,Пред ослепленными глазамиСветилась синяя звезда.Преображая дух и тело,Напев вставал и падал вновь,То говорила и звенелаТвоя поющей лютней кровь.И запах огненней и слащеВсего, что в жизни я найду,И даже лилии, стоящейВ высоком ангельском саду.И вдруг из глуби осияннойВозник обратно мир земной,Ты птицей раненой нежданноЗатрепетала предо мной.Ты повторяла – «Я страдаю»,Но что же делать мне, когдаЯ наконец так сладко знаю,Что ты лишь синяя звезда.

В этот мой благословенный вечер...

В этот мой благословенный вечерСобрались ко мне мои друзья,Все, которых я очеловечил,Выведя их из небытия.Гондла разговаривал с ГафизомО любви Гафиза и своей,И над ним склонялись по карнизамГоловы волков и лебедей.Муза Дальних Странствий обнималаЗою, как сестру свою теперь,И лизал им ноги небывалый,Золотой и шестикрылый зверь.Мик с Луи подсели к капитанам,Чтоб послушать о морских делах,И перед любезным Дон ЖуаномФанни сладкий чувствовала страх.И по стенам начинались танцы,Двигались фигуры на холстах,Обезумели камбоджианцыНа конях и боевых слонах.Заливались вышитые птицы,А дракон плясал уже без сил,Даже Будда начал шевелитьсяИ понюхать розу попросил.И светились звезды золотые,Приглашенные на торжество,Словно апельсины восковые,Те, что подают на Рождество.«Тише крики, смолкните напевы!Я вскричал – «И будем все грустны,Потому что с нами нету девы,Для которой все мы рождены».И пошли мы, пара вслед за парой,Словно фантастический эстамп,Через переулки и бульварыК тупику близ улицы Декамп.Неужели мы вам не приснились,Милая с таким печальным ртом,Мы, которые всю ночь толпилисьПеред занавешенным окном.

Еще не раз вы вспомните меня...

Еще не раз вы вспомните меняИ весь мой мир волнующий и странный,Нелепый мир из песен и огня,Но меж других единый необманный.Он мог стать вашим тоже, и не стал,Его вам было мало или много,Должно быть плохо я стихи писалИ вас неправедно просил у Бога.Но каждый раз вы склонитесь без силИ скажете: «я вспоминать не смею,Ведь мир иной меня обворожилПростой м грубой прелестью своею».

Так долго сердце боролось...

Так долго сердце боролось,Слипались усталые вези,Я думал, пропал мой голос,Мой звонкий голос вовеки.Но вы мне его возвратили,Он вновь мое достоянье,Вновь в памяти белых лилийИ синих миров сверканье.Мне ведомы все дорогиНа этой земле привольной…Но ваши милые догиВ крови, и вам бегать больно.Какой-то маятник злобныйВладеет нашей судьбою,Он ходит, мечу подобный,Меж радостью и тоскою.Тот миг, что я песнью своеюДоволен – для вас мученье…Вам весело – я жалеюО дне моего рожденья.

Предложенье

Я говорил: «Ты хочешь, хочешь?Могу я быть тобой любим?Ты счастье странной пророчишьГортанным голосом своим.«А я плачу за счастье много,Мой дом – из звезд и песен дом,И будет сладкая тревогаРасти при имени твоем.«И скажут – что он? Только скрипка,Покорно плачущая, он,Ее единая улыбкаРождает этот дивный звон. —«И скажут – то луна и море,Двояко отраженный свет —И после о какое горе,Что женщины такой же нет!»Но, не ответив мне ни слова,Она задумчиво прошла,Она не сделала мне злого,И жизнь попрежнему светла.Ко мне нисходят серафимы,Пою я полночи и дню,Но вместо женщины любимойЦветок засушенный храню.

Прощанье

Ты не могла иль не хотелаМою почувствовать истому,Свое дурманящее телоИ сердце отдала другому.Зато, когда перед бедоюЯ обессилю, стиснув зубы,Ты не придешь смочить водоюМои запекшиеся губы.В часы последнего усилья,Когда и ангелы заплещут,Твои серебряные крыльяПередо мною не заблещут.И в встречу радостной победеМое ликующее знамяТы не поднимешь в реве медиСвоими нежными руками.И ты меня забудешь скоро,И я не стану думать, вольный,О милой девочке, с которойМне было нестерпимо больно.

Нежно небывалая отрада...

Нежно небывалая отрадаПрикоснулась к моему плечу,И теперь мне ничего не надо,Ни тебя, ни счастья не хочу.Лишь одно бы принял я не споря —Тихий, тихий, золотой покой,Да двенадцать тысяч футов моряНад моей пробитой головой.Что же думать, как бы сладко нежилТот покой и вечный гул томил,Если б только никогда я не жил,Никогда не пел и не любил.

Обещанье

С протянутыми руками,С душой, где звезды зажглись,Идут святыми путямиИзбранники духов ввысь.И после стольких столетийЧье имя – горе и срам,Народы станут, как дети,И склонятся к их ногам.Тогда я воскликну: «Где вы,Ты, созданная из огня,Ты помнишь мои обетыИ веру твою в меня?«Делюсь я с тобою властью,Слуга твоей красоты,За то, что полное счастье,Последнее счастье ты!»

Прощенье

Ты пожалела, ты простила,И даже руку подала мне,Когда в душе, где смерть бродила,И камня не было на камне.Так победитель благородныйПредоставляет без сомненьяТому, кто был сейчас свободный,И жизнь и даже часть именья.Все, что бессонными ночамиИз тьмы души я вызвал к свету,Все, что даровано богами,Мне, воину, и мне, поэту,Все, пред твоей склоняясь властью,Все дам и ничего не скроюЗа ослепительное счастьеХоть иногда побыть с тобою.Лишь песен не проси ты милых,Таких, как я слагал когда-то,Ты знаешь, я их петь не в силахСкрипучим голосом кастрата.Не накажи меня за этиСлова, не ввергни снова в бездну,Когда-нибудь при лунном свете,Раб истомленный, я исчезну.Я побегу в пустынном поле,Через канавы и заборы,Забыв себя и ужас боли,И все условья, договоры.И не узнаешь никогда ты,Чтоб не мутила взор тревога,В какой болотине проклятойМоя окончилась дорога.

Уста солнца

Неизгладимы, нет, в моей судьбеТвой детский рот и смелый взор девическийВот почему, мечтая о тебе,Я говорю и думаю ритмически.Я чувствую огромные моря,Колеблемые лунным притяжением,И сонмы звезд, что движутся, горя,От века предназначенным движением.О если б ты всегда была со мной,Улыбчиво-благая, настоящая,На звезды я бы мог ступить пятойИ солнце б целовал в уста горящие.

Девочка

Временами, не справясь с тоскоюИ не в силах смотреть и дышать,Я, глаза закрывая рукою,О тебе начинаю мечтать.– Не о девушке тонкой и томной,Как тебя увидали бы все,А о девочке милой и скромной,Наклоненной над книжкой Мюссэ.День, когда ты узнала впервые,Что есть Индия, чудо чудес,Что есть тигры и пальмы святые —Для меня этот день не исчез.Иногда ты смотрела на море,А над морем вставала гроза,И совсем настоящее гореЗастилало слезами глаза.Почему по прибрежьям безмолвнымНе взноситься дворцам золотым,Почему по светящимся волнамНе приходит к тебе серафим?И я знаю, что в детской постелиНе спалось вечерами тебе,Сердце билось; и взоры блестели,О большой ты мечтала судьбе.Утонув с головой в одеяле,Ты хотела быть солнца светлей,Чтобы люди тебя называлиСчастьем, лучшей надеждой своей.Этот мир не слукавил с тобою,Ты внезапно прорезала тьму,Ты явилась слепящей звездою,Хоть не всем, только мне одному.Но теперь ты не та, ты забылаВсе, чем в детстве ты думала стать.Где надежды? Весь мир, как могила…Счастье где? я не в силах дышать…И, таинственный твой собеседник,Вот, я душу мою отдаюЗа твой маленький детский передник,За разбитую куклу твою.

Новая встреча

На путях зеленых и земныхГорько счастлив темной я судьбою.А стихи? Ведь ты мне шепчешь их,Тайно наклоняясь надо мною.Ты была безумием моим,Или дивной мудростью моею,Так когда-то грозный серафимГоворил тоскующему змею:«Тьмы тысячелетий протекут,И ты будешь биться в клетке тесной,Прежде чем настанет Страшный Суд,Сын придет и Дух придет Небесный.«Это выше нас, и лишь когдаПротекут назначенные сроки,Утренняя, грешная звезда,Ты придешь к нам, брат печальноокий.«Нежный брат мой, вновь крылатый брат,Бывший то властителем, то нищим,За стенами рая новый сад,Лучший сад с тобою мы отыщем.«Там, где плещет сладкая вода,Вновь соединим мы наши руки,Утренняя, милая звезда,Мы не вспомним о былой разлуке».

Танка

Вот девушка с газельими глазамиВыходит замуж за американца —Зачем Колумб Америку открыл?

Пропавший день

Всю ночь говорил я с ночью,Когда ж наконец я лег,Уж хоры гремели птичьи,Уж был золотым восток.Проснулся, когда был вечер,Вставал над рекой туман,Дул теплый томящий ветерИз юго-восточных стран.И стало мне вдруг так больно,Так жалко мне стало дня,Своею дорогой вольнойПрошедшего без меня.Куда мне теперь из дома?Я сяду перед окномИ буду грустить и думатьО радости, певшей днем.

Предупрежденье

С японскогоМне отраднее всегоВидеть взор твой светлый,Мне приятнее всегоГоворить с тобою.И однако мы должныКончить наши встречи,Чтоб не ведали о нихГлупые соседи.Не о доброй славе яО своей забочусь,А без доброй славы тыМилой не захочешь.

Пантум

Гончарова и ЛарионовВосток и нежный и блестящийВ себе открыла Гончарова,Величье жизни настоящейУ Ларионова сурово.В себе открыла ГончароваПавлиньих красок бред и пенье,М Ларионова суровоЖелезного огня круженье.Павлиньих красок бред и пеньеОт Индии до Византии,Железного огня круженье —Вой покоряемой стихии.От Индии до ВизантииКто дремлет, если не Россия?Вой покоряемой стихии —Не обновленная ль стихия?Кто дремлет, если не Россия?Кто видит сон Христа и Будды?Не обновленная ль стихия —Снопы лучей и камней груды?Кто видит сон Христа и Будды,Тот стал на сказочные тропы.Снопы лучей и камней груды —О, как хохочут рудокопы!Тот встал на сказочные тропыВ персидских, милых миниатюрах.О, как хохочут рудокопыВезде, в полях и шахтах хмурых.В персидских, милых миниатюрахВеличье жизни настоящей.Везде, в полях и шахтах хмурыхВосток и нежный, и блестящий.

Два Адама

Мне странно сочетанье слов «я сам»,Есть внешний, есть и внутренний Адам.Стихи слагая о любви нездешней,За женщиной ухаживает внешний.А внутренний, как враг, следит за ним,Унылой злобою всегда томим.И если внешний хитрыми речами,Улыбкой нежной, синими очамиСумеет женщину приворожить,То внутренний кричит: «Тому не быть!«Не знаешь разве ты, как небо сине,Как веселы широкие пустыни,«И что другая, дивно полюбя,На ангельских тропинках ждет тебя?.»Не хочет ни стихов его, ни глаз —В безумьи внутренний: «Ведь в первый раз«Мы повстречали ту, что нас обоихВ небесных успокоила б покоях.«Ах ты, ворона!» Так среди равнинБредут, бранясь, Пьеро и Арлекин.

Я, что мог быть лучшей из поэм...

Я, что мог быть лучшей из поэмЗвонкой скрипкой или розой белою,В этом мире сделался ничем,Вот живу и ничего не делаю.Часто больно мне и трудно мне,Только даже боль моя какая-то,Не ездок на огненном коне,А томленье и пустая маята.Ничего я в жизни не пойму,Лишь шепчу: «Пусть плохо мне приходится,Было хуже Богу моему,И больнее было Богородице«.

Ангел боли

Праведны пути твои, царица,По которым ты ведешь меня,Только сердце бьется, словно птица,Страшно мне от синего огня.С той поры, как я еще ребенком,Стоя в церкви, сладко трепеталПеред профилем девичьим, тонким,Пел псалмы, молился и мечтал,И до сей поры, когда во храмеВсемогущей памяти моейСветят освященными свечамиСтолько губ манящих и очей,Не знавал я ни такого гнета,Ни такого сладкого огня,Словно обо мне ты знаешь что-то,Что навек сокрыто от меня.Ты пришла ко мне, как ангел боли,В блеске необорной красоты,Ты дала неволю слаще воли,Смертной скорбью истомила… тыРассказала о своей печали,Подарила белую сирень,И зато стихи мои звучали,Пели о тебе и ночь и день.Пусть же сердце бьется, словно птица,Пусть уж смерть ко мне нисходит… Ах,Сохрани меня, моя царица,В ослепительных таких цепях.

Песенка

Ты одна благоухаешь,Ты одна;Ты проходишь и сияешь,Как луна.Вещь, которой ты коснулась,Вдруг свята,В ней таинственно проснуласьКрасота.Неужель не бросит каждыйВсех забот,За тобой со сладкой жаждойНе пойдет?В небо, чистое как горе,Глаз твоих,В пену сказочного моряРук твоих?Много женщин есть на светеИ мужчин,Но пришел к заветной метеЯ один.

Купанье

Зеленая вода дрожит легко,Трава зеленая по склонам,И молодая девушка в трикоКупальном, ласковом, зеленом;И в черном я. Так черен только грех,Зачатый полночью бессонной,А может быть и зреющий орехВ соседней заросли зеленой.Мы вместе плаваем в пруду. Дразня,Она одна уходит в заводь,Увы, она искуснее меня,О песни петь привык, не плавать!И вот теперь, покинут и угрюм,Барахтаясь в пруду зловонном,Я так грущу, что черный мой костюмНе поспевает за зеленым,Что в тайном заговоре все вокруг,Что солнце светит не звездам, а розам,И только в сказках счастлив черный жук,К зеленым сватаясь стрекозам.

Рыцарь счастья

Как в этом мире дышится легко!Скажите мне, кто жизнью недоволен,Скажите, кто вздыхает глубоко,Я каждого счастливым сделать волен.Пусть он придет, я расскажу емуПро девушку с зелеными глазами,Про голубую утреннюю тьму,Пронзенную лучами и стихами.Пусть он придет! я должен рассказать,Я должен рассказать опять и снова,Как сладко жить, как сладко побеждатьМоря и девушек, врагов и слово.А если все-таки он не поймет,Мою прекрасную не примет веруИ будет жаловаться в свой чередНа мировую скорбь, на боль – к барьеру!

Среди бесчисленных светил...

Среди бесчисленных светилЯ вольно выбрал мир наш строгийИ в этом мире полюбилОдни веселые дороги.Когда тревога и тоскаЗачем-то в сердце закрадется,Я посмотрю на облака,И сердце сразу засмеется.И если мне порою сонО милой родине приснится,Я так безмерно удивлен,Что сердце начинает биться.Ведь это было так давноИ где-то там, за небесами…Куда мне плыть, не все ль равно,И под какими парусами.

Приглашение в путешествие

Уедем, бросим край докучныйИ каменные города,Где вам и холодно, и скучно,И даже страшно иногда.Нежней цветы и звезды ярчеВ стране, где светит Южный Крест,В стране богатой, словно ларчикДля очарованных невест.Мы дом построим выше ели,Мы камнем выложим углыИ красным деревом панели,А палисандровым полы. —И средь разбросанных тропинокВ огромном розовом садуМерцанье будет пестрых спинокЖуков похожих на звезду.Уедем! Разве вам не надоВ тот час, как солнце поднялось,Услышать страшные баллады,Рассказы абиссинских роз:О древних сказочных царицах,О львах в короне из цветов,О черных ангелах, о птицах,Что гнезда вьют средь облаков?Найдем мы старого араба,Читающего нараспевСтих про Рустема и ЗорабаИли про занзибарских дев.Когда же нам наскучат сказки,Двенадцать стройных негритятЗакружатся пред нами в пляскеИ отдохнуть не захотят.И будут приезжать к нам в гости,Когда весной пойдут дожди,В уборах из слоновой костиВеликолепные вожди.В горах, где весело, где ветрыКричат, рубить я стану лес,Смолою пахнущие кедры,Платан, встающий до небес.Я буду изменять движеньеРек, льющихся по крутизне,Указывая им служенье,Угодное отныне мне.А вы – вы будете с цветами,И я вам подарю газельС такими нежными глазами,Что кажется, поет свирель;Иль птицу райскую, что крашеИ огненных зарниц, и роз,Порхать над темнорусой вашейЧудесной шапочкой волос.Когда же смерть, грустя немного,Скользя по роковой меже,Войдет и станет у порога, —Мы скажем смерти: «Как, уже?»И не тоскуя, не мечтая,Пойдем в высокий Божий рай,С улыбкой ясной узнаваяПовсюду нам знакомый край.

Мой час

Еще не наступил рассвет,Ни ночи нет, ни утра нет,Ворона под моим окномСпросонья шевелит крылом,И в небе за звездой звездаИстаивает навсегда.Вот час, когда я все могу:Проникнуть помыслом к врагуБеспомощному и на грудьКошмаром гривистым вскакнуть.Иль в спальню девушки войти,Куда лишь ангел знал пути,И в сонной памяти ее,Лучом прорезав забытье,Запечатлеть свои черты,Как символ высшей красоты.Но тихо в мире, тихо так,Что внятен осторожный шагНочного зверя и полетСовы, кочевницы высот.А где-то пляшет океан,Над ним белесый встал туман,Как дым из трубки моряка,Чей труп чуть виден из песка.Передрассветный ветерокСтруится, весел и жесток,Так странно весел, точно я,Жесток – совсем судьба моя.Чужая жизнь – на что она?Свою я выпью ли до дна?Пойму ль всей волею моейЕдиный из земных стеблей?Вы, спящие вокруг меня,Вы, не встречающие дня,За то, что пощадил я васИ одиноко сжег свой час,Оставьте завтрашнюю тьмуМне также встретить одному.

Евангелическая церковь

Тот дом был красная, слепая,Остроконечная стена,И только наверху, сверкая,Два узких виделись окна.Я дверь толкнул Мне ясно было,Здесь не откажут пришлецу,Так может мертвый лечь в могилу,Так может сын войти к отцу.Дрожал вверху под самым сводомНеясный остов корабля,Который плыл по бурным водамС надежным кормчим у руля.А снизу шум взносился многий,То пела за скамьей скамья,И был пред ними некто строгий,Читавший книгу бытия.И в тот же самый миг безмерностьМне в грудь плеснула, как волна,И понял я, что достоверностьТеперь навек обретена.Когда я вышел, увидалиМои глаза, что мир стал нем,Предметы мира убегали,Их будто не было совсем.И только на заре слепящей,Где небом кончилась земля,Призывно реял уходящийФлаг неземного корабля.

Сентиментальное путешествие

IСеребром холодной зариОзаряется небосвод,Меж Стамбулом и СкутариПробирается пароход.Как дельфины, пляшут ладьи,И так радостно солоныМолодые губы твоиОт соленой свежей волны.Вот, как рыжая грива льва,Поднялись три большие скалы —Это Принцевы ОстроваВыступают из синей мглы.В море просветы янтаряИ кровавых. кораллов лес,Иль то розовая заряУтонула, сойдя с небес?Нет, то просто красных медузПроплывает огромный рой,Как сказал нам один француз, —Он ухаживал за тобой.Посмотри, он идет опятьИ целует руку твою…Но могу ли я ревновать, —Я, который слишком люблю?..Ведь всю ночь, пока ты спала,Ни на миг я не мог заснуть,Все смотрел, как дивно белаС царским кубком схожая грудь.И плывем мы древним путемПерелетных веселых птиц,Наяву, не во сне плывемК золотой стране небылиц.IIСеткой путанной мачт и рейИ домов, сбежавших с вершин,Поднялся перед нами Пирей,Корабельщик старый Афин.Паровоз упрямый, пыхти!Дребезжи и скрипи, вагон!Нам дано наконец прийтиПод давно родной небосклон.Покрывает июльский дождьЖемчугами твою вуаль,Тонкий абрис масличных рощНам бросает навстречу даль.Мы в Афинах. Бежим скорейПо тропинкам и по скалам:За оградою тополейВстал высокий мраморный храм,Храм Палладе. До этих порТы была не совсем моя.Брось в расселину луидор —И могучей станешь, как я.Ты поймешь, что страшного нетИ печального тоже нет,И в душе твоей вспыхнет светСамых вольных Божьих комет.Но мы станем одно вдвоемВ этот тихий вечерний час,И богиня с длинным копьемПовенчает для славы нас.IIIЧайки манят нас в Порт-Саид,Ветер зной из пустынь донес,Остается направо Крит,А налево милый Родос.Бот широкий Лессепсов мол,Ослепительные дома.Гул, как будто от роя пчел,И на пристани кутерьма.Дело важное здесь нам есть, —Без него был бы день наш пуст, —На террасе отеля сестьИ спросить печеных лангуст.Ничего нет в мире вкуснейРозоватого их хвоста,Если соком рейнских полейПряность легкая полита.Теплый вечер. Смолкает гам,И дома в прозрачной тени.По утихнувшим площадямМы с тобой проходим одни,Я рассказываю тебе,Овладев рукою твоей,О чудесной, как сон, судьбе,О твоей судьбе и моей.Вспоминаю, что в прошлом былМесяц черный, как черный ад,Мы расстались, и я манилЛишь стихами тебя назад.Только вспомнишь – и нет вокругТонких пальм, и фонтан не бьет;Чтобы ехать дальше на юг,Нас не ждет большой пароход.Петербургская злая ночь;Я один, и перо в руке,И никто не может помочьБезысходной моей тоске.Со стихами грустят листы,Может бьть ты их не прочтешь…Ах, зачем поверила тыВ человечью, скучную ложь?Я люблю, бессмертно люблюВсе, что пело в твоих словах,И скорблю, смертельно скорблюО твоих губах-лепестках.Яд любви и позор мечты!Обессилен, не знаю я —Что же сон? Жестокая тыИли нежная и моя?

Индюк

На утре памяти неверной,Я вспоминаю пестрый луг,Где царствовал высокомерный,Мной обожаемый индюк.Была в нем злоба и свобода,Был клюв его как пламя ал,И за мои четыре годаМеня он остро презирал.Ни шоколад, ни карамели,Ни ананасная водаМеня утешить не умелиВ сознаньи моего стыда.И вновь пришла беда большая,И стыд, и горе детских лет:Ты, обожаемая, злая —Мне гордо отвечаешь: «Нет!»Но все проходит в жизни зыбкой —Пройдет любовь, пройдет тоска,И вспомню я тебя с улыбкой,Как вспоминаю индюка!

Нет, ничего не изменилось...

Нет, ничего не изменилосьВ природе бедной и простой,Все только дивно озарилосьНевыразимой красотой.Такой и явится наверноЛюдская немощная плоть,Когда ее из тьмы безмернойВ час судный воззовет Господь.Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,С тобою лишь, с тобой одной,Рыжеволосой, белоснежной,Я стал на миг самим собой.Ты улыбнулась, дорогая,И ты не поняла сама,Как ты сияешь и какаяВокруг тебя сгустилась тьма.

Поэт ленив, хоть лебединый...

Поэт ленив, хоть лебединыйВ его душе не меркнет день,Алмазы, яхонты, рубиныСтихов ему рассыпать лень.Его закон – неутомимо,Как скряга, в памяти сбиратьУлыбки женщины любимой,Зеленый взор и неба гладь.Дремать Танкредом у Армиды,Ахиллом возле кораблей,Лелея детские обидыНа неосмысленных людей.Так будьте же благословенны,Слова жестокие любви,Рождающие огнь мгновенныйВ текущей нектаром крови!Он встал. Пегас вознесся быстрый,По ветру грива, и летит,И сыплются стихи, как искрыИз-под сверкающих копыт.

Ветла чернела на вершине...

Ветла чернела на вершине,Грачи топорщились слегка,В долине неба синей-синейПаслись, как овцы, облака.И ты с покорностью во взореСказала: «Влюблена я в вас» —Кругом трава была, как море,Послеполуденный был час.Я целовал посланья лета,Тень трав на розовых щеках,Благоуханный праздник светаНа бронзовых твоих кудрях.И ты казалась мне желанной,Как небывалая страна,Какой-то край обетованныйВосторгов, песен и вина.

С тобой мы связаны одною цепью...

С тобой мы связаны одною цепью,Ио я доволен и пою,Я небывалому великолепьюЖивую душу отдаю.А ты поглядываешь исподлобьяНа солнце, на меня, на всех,Для девичьего твоего незлобьяВселенная – пустой орех.И все-то споришь ты, и взоры строги,И неудачней с каждым днемЗамысловатые твои предлоги,Чтобы не быть со мной вдвоем.

Барабаны, гремите, а трубы, ревите, – а знамена везде взнесены...

Барабаны, гремите, а трубы, ревите, – а знамена везде взнесены.Со времен Македонца такой не бывало грозовой и чудесной войны.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Кровь лиловая немцев, голубая – французов, и славянская красная кровь.

Отрывки

1Я часто думаю о старости своей,О мудрости и о покое.2А я уже стою в саду иной земли,Среди кровавых роз и влажных лилий,И повествует мне гекзаметром ВиргилийО высшей радости земли.3Колокольные звоныИ зеленые клены,И летучие мыши.И Шекспир и ОвидийДля того, кто их слышит,Для того, кто их видит,Оттого все на светеИ грустит о поэте.4Я рад, что он уходит, чад угарный,Мне двадцать лет тому назад сознаньеЗастлавший, как туман кровавый очиСхватившемуся в ярости за нож;Что тело женщины меня не дразнит,Что слава женщины меня не ранит,Что я в ветвях не вижу рук воздетых,Не слышу вздохов в шорохе травы.Высокий дом Себе Господь построилНа рубеже Своих святых владенийС владеньями владыки-Люцифера…5Трагикомедией – названьем «Человек» —Был девятнадцатый смешной и страшный век,Век страшный потому, что в полном цвете силыСмотрел он на небо, как смотрят в глубь могилы,И потому смешной, что думал он найтиВ недостижимое доступные пути;Век героических надежд и совершений…

После стольких лет...

После стольких летЯ пришел назад,Но изгнанник я,И за мной следят.– Я ждала тебяСтолько долгих дней!Для любви моейРасстоянья нет.– В стороне чужойЖизнь прошла моя,Как умчалась жизнь,Не заметил я.– Жизнь моя былаСладостною мне,Я ждала тебя,Видела во сне.Смерть в дому моемИ в дому твоем, —Ничего, что смерть,Если мы вдвоем.

На далекой звезде Венере...

На далекой звезде ВенереСолнце пламенней и золотистей,На Венере, ах, на ВенереУ деревьев синие листья.Всюду вольные звонкие воды,Реки, гейзеры, водопадыРаспевают в полдень песнь свободы,Ночью пламенеют, как лампады.На Венере, ах, на ВенереНету слов обидных или властных,Говорят ангелы на ВенереЯзыком из одних только гласных.Если скажут еаи аи,Это – радостное обещанье,Уо, ао– о древнем раеЗолотое воспоминанье.На Венере, ах, на ВенереНету смерти терпкой и душной,Если умирают на Венере,Превращаются в пар воздушный.И блуждают золотые дымыВ синих, синих вечерних кущах,Иль, как радостные пилигримы,Навещают еще живущих.

Я сам над собой насмеялся...

Я сам над собой насмеялсяИ сам я себя обманул,Когда мог подумать, что в миреЕсть что-нибудь кроме тебя.Лишь белая в белой одежде,Как в пеплуме древних богинь,Ты держишь хрустальную сферуВ прозрачных и тонких перстах.А все океаны, все горы,Архангелы, люди, цветы —Они в. хрустале отразилисьПрозрачных девических глаз.Как странно подумать, что в миреЕсть что-нибудь кроме тебя,Что сам я не только ночнаяБессонная песнь о тебе.Но свет у тебя за плечами,Такой ослепительный свет,Там длинные пламени реют,Как два золотые крыла.