в старенькой Пензе старушьим шепотом дышит базар. Перед нэпачкой баба седа отторговывает копеек тридцать. - Купите платочек!
У нас
завсегда заказывала
сама царица...
Морозным днем отмелькала Самара, за ней
начались азиаты. Верблюдина
сено
провозит, замаран, в упряжку лошажью взятый.
Университет
горделивость Казани, и стены его
и доныне хранят
любовнейшее воспоминание о великом своем гражданине. Далеко
за годы
мысль катя,
за лекции университета, он думал про битвы
и красный Октябрь, идя по лестнице этой. Смотрю в затихший и замерший зал: здесь
каждые десять на сто его повадкой щурят глаза и так же, как он,
скуласты. И смерти
коснуться его
не посметь, стоит
у грядущего в смете! Внимают
юноши
строфам про смерть, а сердцем слышат:
бессмертье. Вчерашний день
убог и низмен, старья
премного осталось, но сердце класса
горит в коммунизме, и класса грудь
не разбить о старость. 1927
МОЯ РЕЧЬ НА ПОКАЗАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ ПО СЛУЧАЮ ВОЗМОЖНОГО СКАНДАЛА С ЛЕКЦИЯМИ ПРОФЕССОРА ШЕНГЕЛИ
Я тру
ежедневно
взморщенный лоб в раздумье
о нашей касте, и я не знаю:
поэт
поп, поп или мастер. Вокруг меня
толпа малышей,едва вкусившие славы, а волос
уже
отрастили до шей и голос имеют гнусавый. И, образ подняв,
выходят когда на толстожурнальный амвон, я,
каюсь,
во храме
рвусь на скандал, и крикнуть хочется:
- Вон!А вызовут в суд,
убежденно гудя, скажу:
- Товарищ судья! Как знамя,
башку
держу высоко, ни дух не дрожит,
ни коленки, хоть я и слыхал
про суровый