киселем раскиселится. Тоска!.. Хоть бы,
что ли,
громовий раскат. Я жду не дождусь
и не в силах дождаться, но верую в ярую,
верую в скорую. И чудится:
из-за островочка
кронштадтцы уже выплывают
и целят "Авророю". Но море в терпенье,
и буре не вывести. Волну
и не гладят ветровы пальчики. По пляжу
впластались в песок
и в ленивости купальщицы млеют,
млеют купальщики. И видится:
буря вздымается с дюны. "Купальщики,
жиром набитые бочки, спасайтесь!
Покроет,
измелет
и сдунет. Песчинки - пули,
песок - пулеметчики". Но пляж
буржуйкам
ласкает подошвы. Но ветер,
песок
в ладу с грудастыми. С улыбкой:
- как все в Германии дешево!валютчики
греют катары и астмы. Но это ж,
наверно,
красные роты. Шаганья знакомая разноголосица. Сейчас на табльдотчиков,
сейчас на табльдоты накинутся,
врежутся,
ринутся,
бросятся. Но обер
на барыню
косится рабьи: фашистский
на барыньке
знак муссолинится. Сося
и вгрызаясь в щупальцы крабьи, глядят,
как в море
закатище вклинится. Чье сердце
октябрьскими бурями вымыто, тому ни закат,
ни моря револицые, тому ничего,
ни красот,
ни климатов, не надо
кроме тебя,
Революция!
1923
МОСКВА - КЕНИГСБЕРГ
Проезжие - прохожих реже.
Еще храпит Москва деляг.
Тверскую жрет,