Смотрю:
вот это
тропики. Всю жизнь
вдыхаю наново я. А поезд
прет торопкий сквозь пальмы,
сквозь банановые. Их силуэты-веники встают рисунком тошненьким: не то они - священники, не то они - художники. Аж сам
не веришь факту: из всей бузы и вара встает
растенье - кактус трубой от самовара. А птички в этой печке красивей всякой меры. По смыслу
воробейчики, а видом
шантеклеры. Но прежде чем
осмыслил лес и бред,
и жар,
и день я и день
и лес исчез без вечера
и без
предупреждения. Где горизонта борозда?! Все линии
потеряны. Скажи,
которая звезда и где
глаза пантерины? Не счел бы
лучший казначей звезды
тропических ночей, настолько
ночи августа звездой набиты
нагусто. Смотрю:
ни зги, ни тропки. Всю жизнь
вдыхаю наново я. А поезд прет
сквозь тропики, сквозь запахи
банановые.
1926
МЕКСИКА
О, как эта жизнь читалась взасос! Идешь.
Наступаешь на ноги. В руках
превращается
ранец в лассо, а клячи пролеток
мустанги. Взаправду
игрушечный
рос магазин, ревел
пароходный гудок.
Сейчас же
сбегу
в страну мокасин лишь сбондю
рубль и бульдог. А сегодня
это не умора. Сколько миль воды
винтом нарыто,и встает
живьем
страна Фениамора Купера
и Майн Рида. Рев сирен,
кончается вода. Мы прикручены
к земле
о локоть локоть. И берет