— Я живу у своего молодого человека, — я не видела смысла это скрывать и с удовольствием наблюдала, как расширились от удивления его глаза.
Олег присвистнул, но от колкости воздержался. Зная его характер, я понимала, как тяжело ему сдерживаться. Я не знала, можно ли говорить про Стефана, но решила, что скорее всего нельзя, потому что иначе мужчина сам бы известил Олега.
— А ты привез мои кисти?
— Там. В машине. — Он неопределенно махнул головой в сторону проспекта, — Спешишь что ли?
— Да, я домой хочу, — и на самом деле в этот момент вдруг поняла, что уже не злюсь так сильно на Стефана и сильно по нему скучаю. И Пантелеев и его отец были и остались для меня совершенно чужими людьми.
— Домоооой… — передразнил меня парень достаточно враждебно, — Ну, тогда двигай резче за причиндалами своими, — и сам зашагал вперед к какой-то неприметной тропинке между деревьями, — Срежем здесь.
Как только мы чуть отошли от освещенной аллеи, Олег неожиданно развернулся, крепко схватил меня за руки и нос к носу прошипел:
— Не дергайся!
Я попыталась выдернуть руки, но сзади ощутила, как меня прижало еще одно тело, и чьи-то пахнущие табаком руки начали рвать ворот куртки. Недоумение длилось одно мгновение, а дальше я принялась отчаянно сопротивляться. Изловчившись, мне удалось наступить на ногу противнику, нападавшему со спины, и затылком нанести удар в лицо. Он грязно выругался и выпустил из захвата. Тут же получилось вывернуться из рук замешкавшегося Олега. В другом нападавшем я опознала Матвея. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. «Мой Стефан их убьет» — промелькнуло где-то на грани осознания. Секундной сумятицы в рядах противников мне хватило, чтобы отбежать на несколько метров и крикнуть. Но все равно оказалось не достаточно, чтобы оторваться от преследователей. Шершавая ладонь Олега легла мне на рот, а Матвей, заливая снег кровью из носа, с еще большей яростью накинулся на мою куртку.
— Чего ты орешь, дуррррра! — угрожающе прорычал Олег, — Думала, что сможешь всех наебать и скрыться с наследством? Отец мне все рассказал, но я не верил, что ты окажешься такой сукой. А теперь сам убедился. Так что не ори, ни твой ебарь и никто другой тебе сейчас не поможет.
Я почувствовала, что Матвею все же удалось разделаться с моей одеждой. Обнаженную кожу плеча студил ледяной декабрьский ветер. Матвей размахнулся и со всей силы вогнал мне в основание шеи непонятно откуда взявшийся шприц. Они все еще держали меня, а я уже теряла ощущение собственного тела. Из меня как будто разом выкачали все возможности для борьбы, словно выдернули из розетки. Голова сделалась такая тяжелая, что я слышала, как ворочаются мысли.
Олег больше не закрывал мне рот.
— Ты… пожалеешь… — прошептала я.
— Да. Конечно. — Ядовито согласился Олег.
— Стефан, — прохрипела я, напрягая последние силы, — Маркович — это мой… мой парень… с ним живу…
Матвей и, правда, напрягся.
— А что она такое пиздит? Олег, я на такое не подписывался, — он готов был отступить.
— Вот, Чудо! Ты что повелся? Она надумала нас пугать, так хоть бы узнала прежде, чем гнать. Он уже неделю, как пропадает в рехабе. У Олеськи срыв случился. Нет его в Москве. Я в офис наведывался вчера, так мне…
Дальше я уже не слышала. Парни волочили, собирая все подснежные кочки, мое бесчувственное тело.
Свет больно резал глаза. Голова трещала. Боль огненным обручем сжимала виски. Во рту была такая засуха, что я с трудом сглатывала. Пошевелив одеревеневшей шеей, я обнаружила себя лежащей на больничной кровати на матрасе, застеленном клеенкой, даже без постельного белья. Полностью обездвиженная по рукам и ногам пристегнутыми ремнями. Стены в грязно-синуюю квадратную плитку. Окно небольшое, расположенное слишком высоко. Палата, рассчитанная на четырех человек, но другие койки оставались свободными. И запах… Ни с чем не сравнимая смесь хлорки и фенола. Меня сразу затошнило, но сухость во рту не дала рвотным позывам разыграться.
События вчерашнего дня всплывали в памяти черно-белыми хаотичными всполохами. Болезненно поморщилась, восстановив большую часть вечера. Это все Олег! Это он все подстроил и заманил меня в ловушку. Боже! А Стефан меня предупреждал.
Ситуация складывалась совсем нехорошая. Я продолжала осматриваться. Меня оставили в своей одежде, но без куртки, обуви и, самое главное, без сумки, в которой находился мой телефон. Никаких личных вещей в помещении не было.
Я пребывала в одиночестве не больше минут тридцати. В коридоре послышались приближающиеся шаги. Разговаривали несколько человек. Один из голосов показался мне очень знакомым, но из-за сильной головной боли, я никак не могла определить, кому же он принадлежит.
— А если она будет вести себя… шумно?
— Не волнуйтесь, это крыло было законсервировано еще десять лет назад. Пациентов здесь не бывает от слова совсем. Нам обещали провести капитальный ремонт, но так и не согласовали смету. Если бы вашей спонсорской помощи…
— Ну, позже, — оборвал все тот же властный голос.
— Когда она уже придет в себя? Я спешу.
— Мы все понимаем, Сергей Михайлович. После капельницы, которую мы поставили должна уже вот-вот.
В палату шагнул Пантелеев-старший и лысый пожилой мужчина с усами, одетый в белый больничный халат. Наверное, врач, с которым тот беседовал в коридоре. Пантелеев окинул комнату строгим, презрительным взглядом и остановился на мне. Увидев мои раскрытые глаза, он кивнул врачу на дверь, и тот бесшумно удалился.
— Проснулась, Евгения?
Мужчина подошел ближе и в рассеянности хотел присесть на соседнюю койку. Но вовремя опомнился, брезгливо скривился и остался стоять.
Я не ответила на его приветствие.
— Ну, зачем же ты так? Будешь обижаться?
Я посмотрела не него и даже губы сжала от решимости молчать.
— Очень зря! Я же вижу, что ты узнала меня. Но, ничего, Женя, это ненадолго. К сожалению, ты не оставила нам выбора. Хотел бы я, чтобы все сложилось по-другому. Но, я сам человек подневольный… А если честно, то ты своим исчезновением поставила меня в тупик. Долго бы я еще бился над этой загадкой. Хе-хе-хе, — он гаденько рассмеялся, — Олег оказался догадливее.
— Да пошел ты и твой вонючий сынок! — я не выдержала его самодовольного тона.
— Женя! Ну как можно так говорить? — он укоризненно взглянул на меня, — Это ты здесь будешь лежать, обколотая лекарствами, пока не потеряешь память и не начнешь ходить под себя. Так что через месяц посмотрим, кто будет вонючим. Правда?
— Сволочь! — я дернулась на кровати, ремни впились в кожу, но я не сдвинулась ни на сантиметр.
Пантелеев опасливо посмотрел на меня и отошел подальше.
— А, знаешь, твой план тоже был не плох. Отсидеться по-тихому и потом прибрать все к рукам. Хе-хе-хе. Только ты действительно думала, что с такими деньгами можно так легко расстаться и тебя никто не будет искать? Рассчитывала, что о тебе забудут? — он говорил очень вкрадчиво, но от его голоса у меня бежали мурашки ужаса по телу.
— Мне не нужны эти деньги, я готова в любой момент подписать что угодно! Давайте договоримся, пожалуйста, — я заплакала, но старалась не переходить на совершенные рыдания и сдерживалась.
— А потом ты передумаешь и снова сбежишь? Нет, Женя, — сказал он так грустно, что даже я поняла, что это конец, — это не наш вариант. Мой план вернее. Не знаю, поверишь ли, — этот ненормальный опять воодушевился, — но у меня до последнего не было четкого плана. А потом Олег рассказал мне, что обнаружил у тебя в карте психическое заболевание. Представляешь, какая это была удача! Это полностью развязало нам руки.
— Вы — псих! Самый настоящий! И Олег ваш такой же… — я заорала, не смотря на саднящее горло. Голова готова была разорваться от резкой вспышки боли. Крик забрал все последние силы.
— Ну-ну-ну, не расстраивайся. Скоро тебе будет уже совсем все равно! Как только можно будет признать тебя недееспособной, и меня назначат твоим опекуном, я заберу тебя домой. Ты не умрешь здесь. Это все временно.
— Лучше б ты убил меня, паскуда, — прохрипела я.
— Женя, что ты такое говоришь! — он посмотрел на меня, так, будто на самом деле был изумлен, — Смерть — это совсем крайняя мера! За кого ты меня принимаешь? Убийство — это всегда след, это всегда риск! Зачем, если можно подождать всего месяц? Войну всегда выигрывает терпеливый. И тебе не будет больно. Препарат из Европы, очень дорогой. Для лечения шизофрении, нового поколения. Ты скорее всего вообще ничего не почувствуешь, — его губы тронула легкая улыбка, а я поразилась тому, какие же у него неестественно мертвые, страшные глаза.
Как же я раньше не замечала этого?
— Ну, ладно, это, наверное, наш последний адекватный разговор. Я сейчас выйду через ту дверь и совсем скоро престану для тебя существовать. Врач говорит, что ты даже не вспомнишь меня. Тебя вообще больше ничто не будет тревожить. Это даже счастье в какой-то мере. Помнишь, ты говорила мне, что жизнь в большом городе не для тебя. Так не сопротивляйся, прими свою судьбу, Женя. Я, конечно, и не думаю, что ты меня поймешь. Я сам загнан в угол. Но если бы ты была на моем месте, то поступила бы точно так же… Не буду его затягивать… Прощай, Женя!
Он удалился с абсолютно прямой спиной, ни разу не обернувшись.