Уходит вниз тяжелый гроб.
Ты не нашла на свете мужа.
Я видел твой последний вздох.
Господь даруй тебе спасенье.
Ты умерла тридцати трех.
Ты отстрадалась в воскресенье.
Под Химками железный крест.
И ранний снег до боли светел.
Не пишет дочь из дальних мест.
И под землей не ты, а пепел...
...И снова прилетят грачи,
и юный Бережков заплачет,
и Петр вручит ему ключи,
и он в пустой карман их спрячет.
Заплачет мой бесценный друг
и всем откроет двери Рая,
и нас, толпящихся вокруг,
вперед пропустит, умирая.
На кухне, в райской тишине,
он мир исправить не пытался
и плача улыбался мне,
как мне никто не улыбался...
И нас, наивных дураков,
невинных в некотором роде,
оплачут сорок сороков,
когда не будет нас в природе.
В озонной, в черной ли дыре,
в могиле братской и небесной,
в июне или в декабре
мы встанем перед общей бездной?.
Нас мало, истинных калек,
сожравших пуд российской соли.
Принципиальный человек
не размножается в неволе.
А мы - родители детей,
которым ничего не дали.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
...И не судим, и не сужу,
и сладок крестный путь познанья.
Чем глубже в землю ухожу,
тем ближе к центру мирозданья.
Чем дальше забираюсь ввысь,
тем очевидней чья-то шутка:
"Ложь изреченная есть мысль!"
и мне от этой мысли жутко...
...И обреченные слова
летят в небесную обитель
и падают в бассейн "Москва",