И типа уже всё равно,
Когда молодая наяда
Тает в дымке ночной.
x x x
Оставь, Катулл, забудь свои притязания,
Твоему горю уже ничего не поможет.
Нам не исправить ни жизнь, ни Лесбию,
Осталась только печаль тихая.
Смотри, вокруг встает из пепла Отечество,
Лишь визжат, жалобно воя, враги как свободы,
Так демократии, тупость дряхлая.
Но не вернуть никогда Лесбию.
Смотри, вступает в жизнь девичество новое,
Так юны, так хороши, так прекрасны они, что
Забыл бы всё, что они не видели.
Но нет меж ними, увы, Лесбии.
x x x
Не кровь, но в жилах липовая слякоть,
На небо налипает тягучая грязюка,
Грязюка родная, я счастлив.
Что делать, когда такое большое сердце
Притягивает, отталкивая, пылинку?
А она молчанием черным зашита,
Она сказала: "Мне больше не надо жить".
Большое сердце, Исаакий,
Неву толкает - капуцинки-души,
Как по артериям, струятся по проспектам
И возвращаются к стареющему сердцу;
Нам надо камнем стать, нас тянет к камню,
Как лейкоциты тянет к антрациту,
Сейчас, когда на улице чума,
И ледяную кровь с асфальта соскребают,
И чайки улетают, улетают...
Толкает твердь, толкает воду,
Кровотеченье чудное томится
И возвращается, чтоб влагу остудить,
Чтоб позабыть свою природу.
Но, застывая, погоди,
Ведь эта кровь лилась недаром.
И вот мы слышим первые удары
Осколка Исаакия в груди.
Счастливая жизнь
Прекрасное время продолжается.
Н. М. Карамзин
x x x
Сойдет ли лед на Неве, прилетят ли чайки,
Душа захлопает крыльями, клюв раскроет,
Издаст буддийское "вья-кха" той самой птицы,
Которая прилетит когда-то.