Ленка отправила страницу на перезагрузку, а пока ждала, что компьютер новенького покажет, крутанулась в кресле сначала слева направо, потом справа налево. Кресло послушно крутанулось, без скрипа выдержав и издевательство, и немалый вес Старообрядцевой, хотя лет ему явно прилично исполнилось: тяжеленное оно было, обтянутое толстой гладкой кожей, с железными ножками, резиновыми колёсиками — и никакого тебе пластика. Наверное, ещё Максовский отец притащил его из очередного своего кабинета, да и презентовал жене. Хотя, скорее, старший Петров выписал его непосредственно из Англии, из мастерской, со времён какой-нибудь славной английской королевы специализирующейся на крутящихся креслах, потому и не скрипело оно, и не рассыпалось, и спинка не отваливалась.
Лена искоса глянула на чуть заметно мерцающий монитор ноутбука, экран не показал ничего утешительного, Леди Бу по-прежнему собачилась с Деймоном17, доказывая превосходство одного препарата над другим. В их перепалку с завидным упорством встревал Чёрный Блэк, утверждающий, что оба лекарства морально устарели ещё во времена мамонтов, но спорщики его с таким же завидным упорством игнорировали и гнули своё. А больше ничего интересного.
— Ну что ты на меня смотришь? — Ленка ещё разок крутанулась. — Мне, может, тоже тут сидеть не нравится. А что делать?
Люка меньше всего в этом несовершенном мире интересовал данный вопрос, зато назойливое присутствие Старообрядцевой в квартире раздражало. Еду приготовила, миску наполнила, воду поменяла, туалет облагородила, что ещё надо? Ну и шла бы себе, так нет, сидит, крутится. Ни покоя, ни порядка!
— Во-первых, дома у меня компьютера нету, а искать с телефона — убиться можно, — с расстановкой пояснила коту Ленка. Хочешь ты узнать, отравили твою хозяйку или нет? — Рыжему и это было до лампочки, он лапу вылизывал. — Тварь ты не благодарная, — укорила зверя Старообрядцева. — А вот Элиза Анатольевна волнуется, переживает, по два раза в день названивает, всё о тебе расспрашивает. Ей бы спокойно отдыхать в санатории. Знаешь, в какой санаторий мы её отправили? У-у, дворец! Кислородный коктейль, жемчужные ванны и сосны стеной, только Ягодки не хватает.
Люку и до Ягодки никакого дела не было, кот раздражённо отфыркнул шерсть и занялся другой лапой, задней.
— Вообще я тебе скажу, Гамлет Натанович гениальный старик, — рассматривая потолок, сообщила Ленка. — Экспертизу этих таблеток, то есть упаковки, которую я тогда наша, тоже ведь он организовал. В настоящей криминалистической лаборатории, о как! И даже не спросил, зачем мне это нужно. Хотя, кажется, он ничего не спрашивает, потому как сам всё про всё знает. Нет, потрясающий человек, точно тебе говорю! Ну вот, экспертизу-то он организовал, заключение мне отдал, а я в нём не понимаю ничегошеньки, — пожаловалась Старообрядцева. — Конечно, в справочник посмотреть у меня мозгов хватило. А толку? Ну, чего-то там не хватает, а другое, наоборот, есть. И чего? И ничего. Вот теперь сижу, жду.
«А в другом месте ты не могла бы ждать?» — недовольно пряднул ушами Люк.
— Говорю же, нету у меня компьютера. Да и не могу я целыми днями дома сидеть, дядюшка волноваться начнёт. Вот и приходиться делать вид, будто на работу хожу. Только с этим тоже надо что-то придумывать, денег совсем чуть осталось.
Кот, не удосужившись лапу опустить, пристально глянул на Ленку.
— Те, что в сейфе, они Максовские, для него и Элизы Анатольевны, нечего на меня смотреть. Вот он вернется, тогда и заплатит. Про зарплату же он ничего не сказал. А «бери сколько нужно» ещё не значит «бери сколько тебе нужно». Да и понадобятся ещё деньги-то, только на санаторий сколько ушло.
Про деньги Люку слушать было скучно. Кот мягко спрыгнул с дивана, пренебрежительно обнюхал корзинку, которую наверняка тоже вывезли из Англии специально для него, и покинул кабинет.
— Нет, ну всё-таки ты на самом деле жутко неблагодарный, — крикнула зверю вслед Ленка. — Смотри какая подушка, оборки какие! Сама бы спала, а ты не изволишь! — До ответа кот тоже не снизошёл. — Лучше бы сказал, где колье и папка, — буркнула под нос Старообрядцева, — ведь точно же знаешь.
В сейфе, код от которого ей Макс сообщил, среди алых, синих и даже белых бархатных, а, может, и сафьяновых коробочек, колье не нашлось, так же как и красной папки с доверенностью. Впрочем, без папки доверенность Лена тоже не обнаружила. Не было их и в запертых ящиках стола, ключи от которых лежали в лаковой японской шкатулке. Их вообще нигде не было, Ленка всю квартиру обшарила, задвинув неудобство и стыд с воспитанием за решительное «надо!». А спрашивать у Элизы Анатольевны Старообрядцева не хотела, не дай бог, наведёт хозяйку на совсем не нужные сейчас мысли. Ей отдыхать надо, здоровья набираться. Она и так, кажется, не слишком поверила, что Макс отбыл в совсем уж глухой Китай, где даже сотовые не ловят.
Плохо всё: и Элизу обманывать нехорошо, и шарить по чужой квартире гнусно, а хуже всего, что ни к чему это не привело, да и у Натановича дела ни шатко ни валко, ничего обнадёживающего на горизонте явно не маячило.
Ленка вздохнула и снова перезагрузила страницу. Среди серых окошечек с перепалкой Леди Бу и Деймона17 появилось новое, от Злобного Беса: «Валькирия, опять лохов на фуфло развели?!» — и целая куча ржущих смайликов. Старообрядцева почесала бровь. Валькирия — это она, на форуме так зарегистрировалась, значит, на фуфло тоже её развели, получается. Вопрос, на какое? Лена же просто попросила знающих людей объяснить, что с составом лекарства не так.
Почесав ещё и нос, Ленка оттарабанила по клавиатуре: «Ага. Что, всё плохо?».
«Ты кто? Манагер? — тут же отозвался Злобный Бес. — Фирма «Рога и копыта», образование 3 класса?»
«11» — обиделась Старообрядцева.
«ППЦ!!!» — выдал Бес и завис. Зато притихшие было Леди Бу и Деймон17 немедленно скооперировались и начали матерно хаять недоучек, лезущих в фармакологию и ничего в ней не соображающих. Правда, ругали они не Ленку, а так, в пустоту возмущались, зато дружно и с полным взаимопониманием.
«Сложно по-человечески объяснить?» — набрала Старообрядцева, поняв, что конструктива не будет, а хаянье плавно, но неуклонно скатывается в ругань на какие-то аптечные списки.
«Слушай сюда, чучело, — смилостивился Бес. — В этом препарате активным веществом должно быть… — Сначала Ленка попыталась взять угрожающе чернеющий текст лихим наскоком, потом попробовала разобрать его по частям, попыталась осознать отдельные слова, но на «юкстагломерулярном» сдалась и затосковала.
«Карочь, — встряла Леди Бу, видимо не лишённая человеколюбия. — Сырьё для этого г@vна гонят по дешёвке из загранки. На выходе получается хрень».
«То есть лекарство не действует?» — воспрянула духом Старообрядцева.
«How lucky. Если повезёт, то не подействует, если не повезёт, то подействует и долбанёт так, что мама не горюй! — и снова россыпь смайликов. Видимо, у фармацевтов было своё, очень специфичное чувство юмора. — Предъявляй претензии производителю».
Ленка чуть было не спросила, как ей производителя узнать, но вовремя сама догадалась и захлопнула крышку ноутбука. Ну их, форумы эти, злые на них все какие-то. Спасибо, что хоть суть объяснили. И как это у сыщиков в сериалах получается: вжух-вжух — и всё узнали! А вот она почти целый день угробила практически впустую.
И вот ещё интересный вопрос: на кой ей знать, кто недействующие таблетки делает? Главное, понять, зачем Махрутка их покупала, ведь не могла же медсестра не быть в курсе, что они плохие! Или могла?
***
Странно, но дверь дядюшкиной квартиры открываться никак не желала, ключ проворачивался, замок щёлкал, но впустую, створка не сдвигалась даже на сантиметр. Сначала Ленка просто удивилась, но тут же накатила такая волна паники, что спина взмокла, очень вовремя вспомнилось, как она двигала дверью лежащее на площадке тело Макса. В смысле, самого Макса, ведь тело — это уже… А Михал Сергеич старенький, много ли ему нужно?
Старообрядцева вдарила кулаком по звонку и заколотила в филёнку ногой.
— Дядя! — заорала так, что, наверное, и в соседнем доме услышали. — Открывай! Открывай немедленно, а то я!..
Что она в таком случае делать будет, Ленка сообразить не успела, потому как за дверью зашелестело, зашуршало и тихий, какой-то сдавленный дядюшкин голос спросил:
— Елена, это ты?
— Я, я! — на радостях ещё громче заорала Старообрядцева.
— Точно ты? Ну-ка, скажи мне, кто был четвёртым генеральным секретарём?
— Каким секретарём? — опешила Лена.
— Н-да, это и вправду ты, — с неподражаемой, только одному ему присущей интонацией, отозвался Михал Сергеич. «Елена, ты удручающе глупа!» — Понимаешь, я попал в глупейшую ситуацию…
Дядюшка конфузливо кашлянул.
— Тебе плохо? Ты не можешь встать?
— Да прекрати ты орать! — неожиданно грозно, хоть и плохо слышно, рявкнул дядюшка. — Ещё не хватает, чтобы все соседи прибежали. Я с этой дурацкой штуки не могу вызвать полицию!
— Зачем тебе полиция?
— Чтобы они задержали преступника, которого задержал я! Неужели сложно понять?!
— Так. — Ленка выдохнула и постучалась лбом в дверь, благо кусачая, но толстая шапка здорово смягчила удары. — Дядя, какой преступник?
— Откуда я знаю, какой? — не без ехидства ответил Михал Сергеич. — Я у него документов не спрашивал.
— Ты можешь дверь открыть?
— Да в том-то и дело, не могу, — смущённо и совсем уж едва слышно отозвался дядюшка. — Я её комодом подпёр. Дверь в комнату шкафом, а эту комодом. И ни туда ни сюда, понимаешь! Нормальный-то телефон в спальне остался, а с этой вашей мобильной штуки ноль-два не звонится.
Ленка ахнула, осознав, что дело, кажется, и впрямь серьёзное. Комод, стоящий в дядюшкиной прихожей, двигали всего два раза в году, чтоб пыль под ним протереть, в генеральную уборку на Пасху ещё осенью. И то приходилось звать Митьку, здоровенного бугая из второго подъезда, который каждый раз божился, будто «больше ни в жисть», потому как «пупок развяжется». Шкаф же и вовсе никогда не трогали из-за монументальной неподъемности. А тут дядя смог один?! И куда звонить, действительно в ноль-два или сразу в ноль-три, чтоб приехали вязать впавшего в буйство, а, заодно, и в непомерную силу родственника?
— Елена, прекращай идиотничать и вызывай милицию! — непререкаемым тоном велел Михал Сергеич. — У меня в комнате содержится общественно опасный преступник!
— Ой, а что это у вас тут? — поинтересовалась совершенно неслышно материализовавшаяся на лестничной площадке Марьванна с Бароном на руках. — Леночка, ты заперла Михал Сергеича?
— Ну, пошла потеха, — пробормотала Ленка.
И потеха действительно пошла. К тому времени, как приехала полиция, а потом и вызванные ими эмчеэсовцы; как бравые ребята спускались на тросах, чтобы проникнуть в квартиру через окно в кухне; как убедили дядюшку, что окно это всё-таки придётся открыть и проникнут в него вовсе не ещё одни преступники, а пожарные (МЧС он не признавал и за спецслужбу не считал); как «скорая» спасла Марьванну, у которой на почве переживаний сделалось давление, а другая бригада помогла Любовь Петровне, заработавшей сердечный удар на почве сопереживания заклятой подруге; как отловили сначала сбежавшего, а потом укусившего полицейского, ажиотированного Барона; как отобрали у восьмилетнего Федьки из третьего подъезда дубинку, которую он умудрился незаметно для всех спереть с ремня другого стража правопорядка; как, наконец, отодвинули сначала комод, а потом шкаф… В общем, к одиннадцати вечера картина случившегося более-менее прояснилась.
Дело было так. Михал Сергеевич, откушав чаю, в самый раз собирался посмотреть шестичасовые новости и уже даже телевизор включил, когда услышал в дверном замке подозрительное царапанье. Ленкин дядюшка был, конечно, человеком пожилым, имел серьёзные проблемы с ногами, да и видел плоховато, зато на слух не жаловался и соображал не хуже, а то и получше некоторых молодых. Поняв, что позвонить в полицию и позвать на помощь он просто не успеет, а дозваться соседей не сумеет, потому как все на работе ещё, а от таких же стариков проку немного, Михал Сергеич решил действовать самостоятельно. Перехватив поудобнее палку, с которой он даже в квартире не расставался, старик спрятался за дверью и огрел вошедшего злоумышленника по черепу.
— А утюжок на него уж сам упал, — как бы извиняясь, надтреснутым стариковским голосом каялся дядя. — Племянница бельё гладила, да позабыла доску убрать и утюжок тоже, вот он и упал. И прямёхонько на преступника. — Племянница, то есть Ленка, отлично помнила, что всё убрала, да и бельё она всегда гладила в своей, а вовсе не дядюшкиной комнате, но промолчала. — Палку об него обломал, — едва не плакал немощный дедок, в которого вдруг превратился Михал Сергеич.
— С одного удара? — усомнился полицейский, разглядывая обломки буковой трости, перехваченной для надёжности медными кольцами.
— Да что там нынче за палки! — горестно отмахнулся трясущейся рукой дядюшка. — Одни опилки да клей.
А преступник на самом деле дожидался в комнате. Но и куда ему, бедолаге, деваться было, спеленатому-то по рукам и ногам. Видимо, дядюшка впопыхах не нашёл верёвки, так связал парня простынями, стянув поверх брючными ремнями, своим и преступника, и — для надёжности, что ли? — замотав ему лицо полотенцем так, что злоумышленник дышал-то с трудом, лишь мычал невнятно. Впрочем, даже его глаза фокусировались… не очень.
— Ну ты силён, дед, — восхищённо протянул полицейский, сдвигая форменную фуражку на затылок.
— Слава ВДВ, — скромно и совсем тихо отозвался Михал Сергеич, не без гордости косясь на портрет, украшающий стену.
На фото, аккуратно вставленном в рамочку ещё покойной супругой, дядя был молодым, бравым, в кожаном шлеме и с рюкзаком-ранцем за спиной.
— Вы этого молодчика знаете? — спросил другой полицейский, постарше.
— Впервые вижу, — чётко отрапортовал Михал Сергеич.
— Нет, — помотала головой Ленка.
Парня же она и впрямь не знала, лишь два раза видела и всё в обществе Виталика. Старообрядцева его бы и не узнала, если б не обсосанный чупа-чупс, валяющийся на паркете возле «стенки». Помнится, на рынке он тоже палочку от карамели гонял из одного угла рта в другой. А на лестничной площадке, когда Макса ударили, вроде бы обёртка от леденца валялась.
Значит, всё-таки Виталя? Только что ему потребовалось в дядюшкиной квартире, да ещё практически белым днём?
***
Увидав Ленку, участковый так скривился, словно у него все зубы разом заныли и даже обернулся на совершенно пустой коридор, будто сбежать хотел. Но вздохнув тяжко, набрался, видать храбрости, подошёл, недовольно пыхтя и отдуваясь, не без труда выудил из кармана амбарную связку ключей.
— Ну что тебе опять нужно, Старообрядцева? — проворчал, безрезультатно пытаясь вставить ключ в замок и всё мимо попадая. — Что ты всё сюда ходишь? Как на работу, ей богу.
— Всего-то третий раз пришла, — тихо напомнила Лена.
— Уже третий раз! — раздражённо рыкнул Григорий Григорьевич по фамилии Порывай и уставился на непослушный ключ, будто впервые его видя. — Думаешь, дел у меня других нету, кроме как с вами разбираться? Да делу у меня… во! — участковый с силой похлопал себя по апоплексической багровой шее. — Русским языком тебе сказано, идёт доследственная проверка. Поняла, что ли? Ну и ступай себе. Иди, иди. Видишь у меня того… работа.
— Не вижу, — вконец обнаглела Ленка, отобрала у полицейского связку, подвинув весьма упитанного дяденьку плечом, и, отыскав нужный, открыла хлипкую дверцу. Из кабинета пахнуло холодом, будто из подвала, и застарелым табачным перегаром. — Вы бы поговорили со мной, Григорий Григорьевич, объяснили бы всё, я бы на самом деле пошла и вас больше не беспокоила.
— Между прочим, Старообрядцева, на тебя тоже сигналы поступали, — набычисался участковый, видимо обиженный Ленкиной самостоятельностью. — Ты где прописана-то? А живёшь здеся. Вот то-то!
— Так у меня временная прописка есть, за квартиру мы с дядей за двоих платим. И трудовая книжка у меня имеется.
— Умные все какие стали! — осерчал Григорий Григорьевич. — Кошек с собаками кто подкармливает на регулярной основе? А они потом в подъездах и подвалах гадят! И эту разносят… как её? Заразу!
— А если я их перестану подкармливать, то они гадить не будут? — удивилась Ленка, но увидев, как багрянец переползает с шеи полицейского на его же мясистый затылок, а там и на лоб, зачастила испуганно. — Вы просто поговорите со мной, Григорий Григорьевич. Вы же даже фамилию мою уже запомнили. Ну, в самом деле, что я сюда третий день хожу, только мешаю? Кстати, я не одна пришла.
— Кого ты ещё притащила? — по-бычьи крутанул шеей полицейский.
— Взятку, — выпалила Старообрядцева и испуганно примолкла.
Ей показалось, что участкового сейчас удар хватанёт. А ежели не хватанёт, так сгребёт он Ленку за шкварник, да и спустит с лестницы. Или в тюрьму запрёт, что, конечно, ничуть не лучше.
— Ты совсем, что ли, с глузду съехала? — неожиданно спокойно поинтересовался Григорий Григорьевич. Ленка, обеими руками прижимая к животу набитый пакет, рьяно помотала головой, мол нет, не съехала, не совсем. — А чего тогда?
— Я… Я сейчас, — тихонько пообещала Старообрядцева и бочком, бочком протиснулась в сумрачный кабинет.
Там дело пошло веселее, потому как стол участкового оказался девственно пуст и ничто не помешало сноровисто расстелить скатёрку; расставить тарелки с солёной капусткой, домашними маринованными грибками, заранее нарезанным салом; положить ложку с вилкой в салфетке, налить из пузатого термоса ещё парящий борщ. Кастрюлю с картошкой и котлетами, предусмотрительно завёрнутую в шерстяной платок, Ленка отставила в сторону и, стесняясь, не вынимая из пакета, продемонстрировала Григорию Григорьевичу горлышко бутылки.
— На апельсиновых корочках, что ли? — подозрительно повёл носом участковый.
— На ореховых перегородках, мама настаивает, — призналась Старообрядцева. — И самогон сама делает. Слеза младенца.
Полицейский подумал, пригладил лысину и махнул рукой: да пропади оно всё пропадом!
— А хлебушка нет? — спросил смущённо, пристраивая немалое пузцо за столом.
— Есть, конечно. И ещё пирожки. Сладкие и с ливером.
— Ну ты даёшь, — оценил Григорий Григорьевич и, лихо махнув стопку «слезы младенца» на ореховых перегородках, зажав ложку в кулаке, принялся шумно и жадно хлебать борщ, напомнив мигом расчувствовавшейся Ленке бездомного пса.
А что ему? Правильно сказала Марьванна: живёт бобылём, жена-то от него когда ещё ушла. На ногах целый день носится и не поесть толком, да и кто сготовит? Вот и ходит голодным, бедолага, язвой мается.
— Ты там чайник поставь, — велел разомлевший участковый, разминая сигарету. — Сейчас и пирожки твои уговорим, только вот остальное уляжется чутка. Эх, вот смотрю я на тебя, Старообрядцева, хорошая же баба, душевная, а связалась с бандюганом.
— Это с которым? — уточнила Ленка, наливая из под крана желтоватую воду в древний электрический чайник.
— Оба хороши, — деликатно рыгнул в кулак Григорий Григорьевич. — Сначала тот, с рынка, а потом этот. С самого следственного комитета о тебе справки наводили. Что, решила богатого захомутать? Да вот, видишь, проворовался твой богатенький. Ну ладно, ты не смурней. Чего узнать-то хотела?
— Да по нашему делу, — Старообрядцева пристроилась на краешке стула, смирно сложив руки на коленях, — на счёт того вора.
— А нет пока никакого дела, говорю же, — прищурил от сигаретного дыма глаз участковый. — Идёт доследственная проверка.
— Это как?
— Да вот так. Надо ж сначала выяснить, был ли факт преступления. Может, этот, по башке твоим дядькой трахнутый, никакой не злоумышленник, а наоборот, ухажёр твой? И ключики ты ему сама дала. Свидание, значит, назначила.
— Никому я ключи не давала! — возмутилась Ленка. — Говорила же уже. И этого не знаю.
— Разберёмся, — отмахнулся Григорий Григорьевич, гася окурок, и потянулся к пирогам.
— А вот вы говорите, проверка. Как же проверка, если его уже посадили?
— Не посадили, а задержали, — веско поправил участковый, разом откусывая половину пирога. — До выяснения. Да и то потому, что оказал сопротивление, засандалил там одному в глаз, нервный такой. И личность у него не очень, мутная. На первый-то взгляд чист, как твоя на перегородках. Налей-ка мне ещё, уж больно хороша штука. Ага, так вот. Документики у него в порядке и ничего за ним не числится. Но, как полагается, поднял я старые ориентировочки и примерещилось мне, что-то уж больно морда этого смахивает на другого. Кстати, не знаешь ли ты такого Кашина Валерия Сергеевича?
— Не-ет, — протянула Ленка, — первый раз слышу. А что он сделал?
— Да с соучастницей своей бабулек с дедульками грабил. Она в СОБЕСе[1] работала и, понятное дело, знала, где старички золотишко хранят, когда пенсию приносят, ну всё такое. И подельнику своему наводочки давала. Уколет бабке сонного, сама уйдёт, а этот Кашин в квартиру проникает и чистенько её обносит.
— А разве работники СОБЕСа уколы делают? — усомнилась Ленка.
— Ну не собеса, — не стал спорить разомлевший Григорий Григорьевич. — Может, сестра… Как их там? — участковый с завыванием зевнул. — Патронажная, что ли? Не помню я. Вот имена с фамилиями как на духу, а всё остальное… Профессиональный перекос. Твоему дядьке-то кто ходит уколы делать?
— Да нет, сами справляемся.
— Значит, в другом месте собака порылась. Думай, Старообрядцева, чего этому деятелю в вашей квартире понадобилось, да так, что кровь из носу. Дядька-то твой из дома не выходит? Значит, этот знал, что с ним столкнётся и не побоялся на дело идти. Что загадочно. Обычно они профиль не меняют, домушник на себя мокруху вешать не станет, если совсем не припрёт, потому как сроки ой какие разные. А раз рискнул, то, получается, ждал, что куш будет ну очень приличный. Чего там у вас запрятано? Золото, алмазы?
— Алмазы запрятаны, да не у нас, — задумчиво протянула Ленка.
— Чего говоришь? — осоловело заморгал участковый.
— Да это я так, — замела хвостом Лена. — А как, говорите, звали эту наводчицу из СОБЕСа? Или не помните?
— Почему не помню. Говорю ж, на имена у меня память, что у твоего слона. Махрутина Мария Степановна. Или Семёновна, что ли? Знаешь её?
— Нет, не знаю, — призналась Старообрядцва.
— И ничего-то ты не знаешь, — сладко зевнул Григорий Григорьевич, поскрёб шею и глубокомысленно добавил: — Джон Сноу.
С этим спорить было сложно, тем более про Сноу Ленка не очень поняла. Но, честно говоря, такое положение вещей начинало всерьёз раздражать.
***
Концы с концами никак сходиться не желали. Да что там! Они просто расползались в разные стороны, вот будто она держала моток, в котором все нитки рваные, да ещё и перепутанные. Потянешь за одну, так только ещё больше узлов наделаешь, а толку никакого.
Ну вот, допустим, та наводчица Махрутина и Махрутка, которая за Элизой Анатольевной присматривала — один и тот же человек. Может быть такое? Почему бы и нет, ведь прозвище часто по фамилии дают, а тут Махрутина — Махрутка. Правда, хозяйка как-то оговорилась, что в деревне, куда их эвакуировали из Ленинграда, «махрутками» звали перезрелых девушек, таких, кто в невестах засиделся. Да ещё Элиза людей по кличкам обычно и не звала. Но это частности и совпадения, их можно и не считать.
Та, то ли медсестра, то ли работница собеса колола бабушкам снотворное, а подельник их потом обворовывал. Махрутка же вроде как подсовывала Элизе лекарство, которое не сработало по чистой случайности — тоже похоже. Но квартиру-то Петровых никто так и не обворовал! Ладно, в сейф залезть не сумели, но ведь в кабинете, под пресс-папье, лежали деньги «на хозяйство» и довольно прилично, а в спальне на тумбочке нетронутыми остались Элизина цепочка и два колечка. Их то почему не взять, раз другого нету? Не сходится.
А в дядюшкиной квартире что искать собирались? Не пенсию же, да и на карточке она. Невесть куда задевавшееся колье индийской богини? Но у Элизы Анатольевны других драгоценностей полно, правда, в сейфе. И не могла Махрутка про него ничего знать, хозяйка даже Максу про парюру не рассказывала, только тогда, вечером. И вряд ли она или сам Петров потом бросились в семейные истории медсестру посвящать. Опять не сходится.
Ленка осознала, что стоит на площадке между лестничными пролётами и, наверное, уже давненько, только когда пальцу больно стало. Просто вот так задумалась, что не заметила, как обкусала кожицу вокруг ногтя до крови.
— Королева Клара строго карала Карла за кражу коралла, — буркнула Старообрядцева, зализывая ранку. — Фигня какая-то выходит.
— Лена? — раздалось сверху, из-за перил.
— Блин! — буркнула девушка, задирая голову.
Андрея видно не было, но перед Максовой квартирой завозилось шумно и тяжко, будто медведь в берлоге ворочался.
— Вы меня видеть не рады, — очень грустно констатировал красавец.
— Я вас не ожидала увидеть, — честно призналась Ленка, подумала и всё-таки уточнила: — Тут.
— А я как раз вас ждал.
— В квартире Макса?
— Строго говоря, у квартиры Макса, я здесь на полу сижу. Гамрет… Не… Гамлет Натнович сказал, что вы зайдёте. Вот, жду.
— Да, мне кое-что из вещей нужно взять, — пробормотала Старообрядцева, медленно, держась за перила, поднимаясь. И начиная подозревать нехорошее. — Оказывается, в тюрьме нужно очень много. Даже больше, чем в больнице.
— А мне в тюрьму вы будете передачки носить?
Андрей сидел на верхней ступеньке, прямо на грязном кафеле, не жалея ни расстёгнутой щегольской куртки, ни джинсов. В руках, свесившихся между колен, болталась ополовиненная бутылка, солидная и очень заграничная даже на вид.
— Только не спрашивайте, что со мной, — кривовато усмехнулся блондин, резко, но не слишком уверенно мотнув головой, откидывая чёлку.
Ленка помолчала, поглаживая травмированным пальцем щель на рассохшихся перилах.
— Вы тоже в тюрьму собираетесь? — уточнила, в конце концов.
— Ну а как вы думали? — Андрей изрядно отхлебнул из бутылки. — Мы же с Максом… — Блондин сцепил указательные пальцы, едва не пролив виски на собственные колени, но, кажется, даже этого не заметив. — Как пёс и его хвост.
— Интере-есное сравнение…
— Паж вам больше нравится? Верный оруженосец? Слуга? Мальчик на побегушках?
— Может, вам такси вызвать? — тихо предложила Ленка.
— А зачем?
— Домой поедите.
— А зачем? — с пьяным упорством повторил красавец, пятернёй прочесав волосы. — Чтоб всю ночь думать, как из этого дерьма вылезти и его вытянуть? Так всё равно ничего не придумаю. Не умею я, Лен. Это он, Макс, у нас голова, а я так.
— Ну не сидеть же здесь всю ночь.
— Знаете, как я в одной школе с ним оказался? — вскинулся Андрей. — Школа-то, понятно, не из простых. У меня мать туда устроилась уборщицей. Уборщицей и гардеробщицей. — Он снова отхлебнул прямо из горла, запрокинув голову. Остро пахнуло спиртом. — А для детей сотрудников была к… — блондин сдержался, прижав кулак ко рту, — квота. Вот так вот. Там все такие мажоры-мажоры и я, сын поломойки. Но нет, меня пальцем не трогали, не думай! Как же, Петров же сказал, чтоб!.. Ему и тогда все в рот глядели, а я… Знаешь, я смотрел на Элизу и не понимал, ну вот как так? Ну вот как?! — Красавчик развёл руками. — Она ж тряпку никогда в жизни не держала, пальчики белые, ноготки розовые. У них шоколадные конфеты просто так лежали, в вазочки. Бери и ешь сколько хочешь. Представляешь?
— Андрей, ну правда…
— Тебе меня жалко? — Блондин недобро глянул из-под чёлки. — Им тоже меня жалко было. Максов отец из командировок всегда два набора привозил, одинаковых. Ему джинсы и мне такие же, ему рубашку и мне. На день рождения, в шестнадцать, часы подарил. Одинаковые. — Андрей задрал рукав куртки, демонстрируя часы, которых Ленка толком не разглядела. — А я при Максе был. Ну да, это круто! В тусовку к Петрову попасть! Помню, в десятом, я в Аньку Звереву… Так она мне сама на шею прыгнула, с разбегу. Ну а потом на него. Ему-то что? Ему пофиг, что Анька, что Машка, что Степашка. Лёля, Лёля, девушка с поля.
Он снова хлебнул.
— Андрей… — ещё разок попробовала Ленка.
— Я в химтех-то пошёл, потому что меня туда папаша Петров пропихнул. — Блондин её явно не слышал. — Я эту химию до дрожи ненавидел, не понимал в ней ни хрена. Да и сейчас не понимаю. Вот бумашки-фигашки, раскладные-накладные — это моё, а Макс в них не рубит, вот и вляпался. Говорил же ему, так не слушал. Ну и свистит себе.
— Всё, Андрей, хватит, — решительно заявила Старообрядцева. — Я вызываю такси и вы едете домой. Вам выспаться нужно.
— А, может, к вам?
Блондин опять глянул из-под чёлки, только теперь не зло, а эдак хитровато.
— Не может, — отрезала Ленка.
— Облом, — констатировал Андрей, не без труда поднимаясь, поправляя сползшую с плеча куртку. — Да я и не надеялся. Такая, как ты… Ну и опять Максу, понятно.
— Такая, это какая? — не успев язык прикусить, брякнула Старообрядцева.
Красавец ей ничего не ответил, аккуратно пристроил недопитую бутылку на ступеньку, наклонился, медленно, едва касаясь, провёл ладонью Ленке по щеке, задержавшись большим пальцем на нижней губе.
— От меня, наверное, вискарём несёт, — спросил почти шёпотом. Лена растерянно кивнула. — Спасать Макса надо. Он там не выживет. Не привык, — в полный голос заявил Андрей, выпрямляясь. — А я пошёл.
— Вам нельзя за руль! — запоздало крикнула Ленка ему в спину.
Блондин, не оборачиваясь, поднял руку, помахал на прощание.
— Один раз похоронить дешевле, чем десять лет передачки таскать, — откликнулся уже снизу.
Громко хлопнула подъездная дверь, а Старообрядцева так и стояла, тупо глядя на почти пустую бутылку, которая почему-то показалась ей очень одинокой.
[1] СОБЕС — устаревшая аббревиатура, «социальное обеспечение»