Новое пробуждение оказалось куда приятнее предыдущего и прошло без всякого скрипа. Голова была ясной, даже какой-то прочищенной, правда, в ней завелись некоторые странности. Например, Ленке помнилось, как она звонила, но вот кому именно не определялось совершенно. Впрочем, что она говорила и что ей отвечали, если отвечали вообще, скрывалось за кокетливой дымкой лёгкой амнезии. Но, право, это всё такие мелочи! К сожалению, пить хотелось невероятно и ещё… Ну, наоборот. Да и связанные, вернее даже жёстко стянутые запястья несколько нервировали.
— В шалаше шуршит шелками желтый дервиш из Алжира, — едва слышным шепотом пробормотала Ленка, пытаясь перевернуться на бок. Оказалось, что с руками за спиной, да ещё лежа на скользком, будто маслом намазанном и чересчур узком диване со слишком близкой спинкой, сделать это невероятно сложно. — И, жонглируя ножами, штуку кушает инжира.
— Ну и идиот! — рявкнуло, кажется, над самой головой.
Старообрядцева замерла, сглотнув дыхание. Сердце билось барабаном — и гулко, и часто, и очень громко, заходилось просто и с испугу болело немножко, так что совсем не дышать не получилось. Ленка послушала, послушала барабанную дробь, приподнялась, вытянула шею так, что в позвоночнике что-то хрустнуло, но кроме пухлого диванного подлокотника да тёмного окна с купеческими шторами, перехваченными золотыми вроде бы шнурами, ничего интересного не разглядела.
— Хорошо, хорошо, я виноват, — сказали после немалой паузы, но так же близко, хотя и потише.
— Сегодня за завтраком горничная на скатерть кофе пролила, — прорычали в ответ без прежней экспрессии, утомлённо как-то. — Вот она виновата. А ты просто дебил.
Ленка улеглась обратно, потёрлась щекой о диванный бок и попыталась подтянуть ноги к груди. Вышло не очень, коленки никак не желали помещаться, упирались в спинку, пришлось выгнуться буквой «зю», унизительно в задницу. Та, конечно, тут же сползла с узкого сидения, повисла в воздухе и… начала перевешивать всё тело. Старообрядцева в панике схватилась зубами за кожаную пуговицу, прихватывающие инквизиторские стяжки, прошивающие диванную спинку.
Странно, но это помогло.
— Я не спрашиваю, зачем ты спёр таблетки, — продолжали устало гневаться то ли за стенкой, то ли за дверью, не понять. — Но на кой, скажи на милость, ты ими девку накормил?
— А что мне нужно было делать? — с этаким намёком на бунт отозвался виноватый голос. — Простите, пушкой как-то не разжился. Монтировкой по башке лупить? Или в челюсть дать? Чтобы меня первый же гаишник за решётку упёк? Благодарю покорно, что-то не хочется. Или, может, связать и в багажник сунуть?
— Часто тебя гаишники останавливают, — почти миролюбиво проворчал первый.
— Да случается, — сдал и второй. — То у них план «Перехват», то «Сирень», то ещё какая-нибудь фигня. На выезде из города бывает, проверяют. А тут… Ну спит баба и спит, целая, непокоцанная, без царапинки. Какие ко мне вопросы?
— И чтобы ты делать стал, если б она эти таблетки глотать не захотела? — заинтересовался первый. — Кстати, тебе налить?
— С вашего разрешения. Коньяк у вас отменный, — моментально подхалимнул второй. — А если б не захотела… Да что я, с какой-то девкой не справлюсь? Уж как-нибудь засунул бы.
— Без монтировок, хуков и прочих повреждений? — хмыкнул злящийся, впрочем, вроде бы, решивший сменить гнев на милость. — Ну-ну…
Ленка, не разжимая зубов, замычала, даже постучалась лбом о диванную спинку, но убедительного самобичевания не вышло, слишком мягким был бок. Но надо же так от страха-то одуреть! Справился бы он, как же! Это ещё бабка надвое сказала, она тоже девочка не слабая. Дура, вот ведь дура! Трусиха и вовсе никакая не валькирия, даже не Халк. Расхлёбывай теперь.
— Сколько ты ей дал?
— Да всего две таблетки.
— «Всего две», — не без здоровой язвительности передразнил первый. — Я же говорю: идиот. Ты бы поинтересовался, что за препарат спёр. Вон хоть в интернетах, вы же теперь все интернетами наученные, вот и поинтересовался бы. Не думал, что она у тебя помереть может?
— Что ей сделается, здоровая же кобыла, — несколько смущённо пробормотал Андрей.
Ну да, Андрей и есть, а вот первого Ленка так и не узнала. Честно говоря, по голосу-то она и красавца бы не разоблачила, но тут уж догадаться не сложно. Правда, было б неплохо, включись соображалка пораньше, только чего уж сейчас горевать. Теперь бы сообразить, как разогнуть полусогнутые, начавшие уже затекать, ноги и на пол не свалиться — коленки, распорками упёршиеся в диван, распрямляться никак не желали.
— Кобыла не кобыла, а этот препаратец, друг мой, здоровенным мужикам осторожненько дают, по полтаблеточки, чтоб не буянили, — наставительно изрёк неопознанный. — Иначе остановка дыхания и всё, готовь речь для апостола Павла. Ну да ладно, теперь твоя красотка до завтрашнего вечера продрыхнет, коли уж сразу богу душу не отдала. Хотя подставить ты меня мог по-чёрному, Андрэ.
— Да виноват, виноват!
— Не виноват, а должен. Должок за тобой запишу. Теперь давай по делу и без выкрутасов. Зачем тебе эта барышня нужна?
— Валить мне надо и валить срочно. Я не думал, что Макс так быстро выкрутиться, всё же надёжно было.
— Думать вообще полезно, друг мой. Попробуй на досуге, вдруг увлечёшься? И надёжно всё было исключительно в твоих щенячьих фантазиях. — Первый то ли кашлянул, то ли хихикнул, но получилось у него сухо и невнятно, будто кто-то смятой газетой шелестнул. — Но суть я понял. Тебе срочно надо выехать из страны. Что дальше?
— Да понимаете, с бабками… То есть, с деньгами у меня не очень. Есть, конечно, кое-что, но на безбедную жизнь у тёплого моря не хватит. Я думал… Я хотел всё-таки попробовать с этой доверенностью дело закончить. Но это так, на нервах, всё равно не успею толком ничего сделать. А тут осенило, надо эту девку продать.
— В гарем суданского шейха? — снова шелестнул неопознанный. — В турецкий бордель?
— Какой бордель? Максу я её продам!
— А если он не захочет покупать? Поправь, если я ошибаюсь. Вроде бы ты говорил, что он с барышней рассорился?
— Макс со своими… барышнями не ссорится, а сразу разбегается в разные стороны. Она с какой-нибудь цацкой подороже, он с воплями, что больше никогда. А тут другое, сразу же видно.
— Кому видно, тому видно, — непонятно протянул первый. — И ты думаешь, Максимушка тебя вот так просто отпустит?
— Отпустит, никуда не денется, — огрызнулся Андрей. — Не всё же ему сливки снимать, надо и с другими поделиться. Короче, это моя проблема. Я всё давно продумал.
— Оно и видно.
— Ну да, накосячил! — Ленка, конечно, этого видеть не могла, зато хорошо представила, как красавец раздражённо откидывает чёлку. — Пришлось на ходу тапки менять, вот и растерялся. Да тут Лёлик ещё с панталыку сбила, начала истерить… Но я всё исправлю, клянусь. Девку ближе к утру увезу, вы только проследите, чтобы тут никаких следов не осталось, ладно?
— Это уж не твоя забота, чай сам соображу. И на Лёлика много не вали, не по-мужски это. Ну да мелочи всё, решим. Ты мне вот что скажи, Андрэ. С девочкой нашей всё понятно, Господь женщинам в наказание за первородный грех мозгов не даёт, но ты то зачем в эту историю ввязался?
Красавчик отвечать не спешил, пауза затягивалась. Где-то вдалеке яростно, до хрипа, разлаялась собака, что-то металлически грохнуло — гаражные ворота, что ли? И снова всё затихло.
— Не-на-ви-жу, — чётко, по слогам, наконец, выговорил блондин. — Вот кого-кого, а его бы собственными руками удавил. Мразь! Сволота поганая.
— Да с чего бы такие горячие чувства? — мягко удивился первый.
— Ему всё, а мне только хрен в грызло? Ну уж нет!
— Хозяин! — вклинился невесть откуда взявшийся третий. — Там…
— Ну что? В этом доме будет покой или нет? Без меня ничего решить не можете? Хорошо, хорошо, пойдёмте. Андрэ, давай за мной, нам надо ещё…
***
Те, кто за стеной говорили, решили убраться невероятно вовремя. Дядя, конечно, был несомненно прав, и Ленка отличалась не просто удручающей, а невероятной, может даже, с жизнью несовместимой глупостью, зато удача её не покидала, зря она на своего ангела клепала, не дремал он, сердешный. Наоборот, наверное, уже умаялся за своей подопечной приглядывать, иначе б она давно…
В общем, как только дверь в соседней комнате мягко хлопнула, тут-то страшное и содеялось. Ну, может, не страшное, а лишь опасное, но только зазевавшаяся Старообрядцева выпустила обмусоленную пуговицу и богатство, которое у неё снизу и сзади располагалось, перевесило-таки, стянув хозяйку с надоевшего дивана. Слава всем, что на полу оказался толстенный ковёр и грохота не случилось, но сотрясение вышло знатным.
Ленка полежала, до зелени перед глазами вглядываясь в полумрак, подгребла под себя разъезжающиеся, как у новорождённого жеребёнка ноги. Не сразу, не с первой попытки, но встала, больно приложившись бедром о какой-то здоровенный стол. Коленки дрожали и держали неуверенно, да ещё руки окончательно онемели, Старообрядцева их вовсе чувствовать перестала, но в остальном жизнь начала налаживаться. Лене даже удалось обойти подлый стол, оказавшийся бильярдным, почти не шатаясь и совсем бесшумно.
За столом в специальной такой стойке торчали кии, на вид массивные, грозные, вполне способные сойти за оружие. Ленка даже пригорюнилась, в каком-то японском мультике она видела, как герой очень даже эффективно сражался, держа меч зубами, но её боги таким талантом обделили, вон даже пуговицу упустила, так что оставалось лишь одно: выпутываться, как есть, безоружной. Зато рядом со стойкой обнаружилась очередная портьера, до смешного смахивающая на оконную, даже шнур с кистями имелся, за ней незапертая, услужливо приоткрытая дверь. Дальше зала или не зала, а словно сцена для кино: тлеющий камин, тусклые чудные лампы, кресла с гнутыми спинками, низкие столики, а на них солидно поблёскивающие хрустальные бокалы.
Старообрядцева, конечно, полюбовалась эдакой красотищей, но не долго и бочком, бочком — тоже как в фильме, только в другом, не про английских сыщиков, а про американский спецназ — двинула на выход.
Там кино продолжилось, но уже про террористов, потому что поперёк почти тёмного коридора лежал мужчина в такой специфической форме охранника, даже при кепочке и бронежилете. Впрочем, это мог быть просто жилет, Ленка в них не разбиралась. Только вот лицо лежащего охранника было уж очень бледным, синеватым даже, а из-под кепочки натекла лужица подозрительно тёмного.
Старообрядцева придушенно пискнула и попятилась, только вот пятиться было некуда: сбоку глухая стена, позади зала, а там комната с бильярдным столом, впереди мертвый, кажется, мужик. Ну, вот хоть под пол проваливайся, честное слово!
К сожалению, Ленка даже не успела сообразить, что же ей теперь делать — всё за неё решили. Она совершенно ничего не услышала и не увидела, лишь почувствовала, как за локоть рванули, да так сильно, до боли в плече, и Старообрядцева начала заваливаться в бок, краем глаза увидев, что там, сбоку, неожиданно темно. Но даже возможности завопить её лишили, потому как рот зажала ужасно жёсткая рука вроде бы в кожаной перчатке.
Фильм про террористов продолжался, стремительно превращаясь в кошмар.
— Тихо, — по-змеиному прошипели Ленке в ухо.
Старообрядцева с энтузиазмом закивала, а потом замотала головой и даже присела от усердия, пытаясь всеми доступными средствами продемонстрировать, что она тише воды.
— Да не дёргайся ты! — прорычали шёпотом, но очень сердито.
Лену развернуло, заставив ткнуться лицом в твёрдое — стало совсем темно и тихо, она только два дыхания и слышала, своё, заполошное, срывающееся, да чужое, спокойное и ровное. Зато от твёрдого, об который Ленка нос почти расплющила, пахло очень, просто до боли, знакомо.
— М-макс? — промямлила Старообрядцева.
— Федя, — отрекомендовалась темнота мрачно и завозилась, чем-то звякнув. — Погоди.
Черноту прошил острый точь-в-точь шпага, луч света, жутковато подсветив половину мужского лица: лишь подбородок, рот с зажатой в зубах вроде бы ручкой, но как бы фонариком, да ноздри, а дальше провал.
— Ты всё-таки из спецназа, — облегчённо выдохнула Ленка.
— Я из спортзала, — огрызнулся Макс. — Да стой ты смирно, не дёргайся! Не разгляжу никак…
— А мы где?
Старообрядцева послушно замерла, позволяя своему, кажется, спасителю крутить себя, как ему вздумается.
— В Караганде, — не слишком отчётливо, но очень веско ответил Петров.
Наверное, говорить с фонариком в зубах ему было не слишком удобно.
— Ага. А если точнее?
— Да чёрт его знает, в каморке, швабры какие-то тут. Ножа только нет, а жаль.
— У тебя нет ножа? — тяжко поразилась Ленка, пытаясь обернуться.
— Не прихватил, — с яростной любезностью пояснил Петров, непонятно возясь в темноте, только острый луч прыгал по близким стенам, выхватывая куски действительно швабр, перевёрнутых вёдер, стойки с пластиковыми бутылями, бок непонятного агрегата. — Придётся вам простить мою непредусмотрительность, леди.
Ленка снова не поняла, что случилось, но руки, стянутые за спиной, отпустило и они, болтанувшись, повисли по бокам, словно никакого отношения к хозяйскому телу не имея.
— Садись. — Макс, надавив Старообрядцевой на плечи, заставил её пристроиться поверх шаткой пирамидки из перевёрнутых вёдер, сам рядом на корточки примостился. Подцепил Ленины ладони — странные, распухшие, вроде как раздутые и очень тёмные — и принялся их растирать. — Потерпи, сейчас больно будет. А вообще как, цела? — Ленка рассеянно кивнула. — Тебя этот му-у… Мирин… не обидел? То есть…
— Понятия не имею, — эдак беспечно ответила она, пожав плечом. — Я почти всё время в отключке валялась. Но не думаю, они тут сначала ругались, потом… Потом тоже ругались. В общем, Андрей занят был.
— И что это значит?
Макс медленно поднял голову. Свет фонаря мазнул Старообрядцеву по лицу, по глазам и Ленка в очередной раз — кстати, в который уже за этот дикий день? — не поняла, что случилось. Просто в носу стало невероятно тесно, в глаза будто перца сыпанули и слёзы хлынули ливнем, мгновенно промочив даже воротник свитера.
— Лена? — Петров напружинился, как сторожевая собака.
— Макс, это вправду ты? — прогундосила Ленка, вытирая чешущуюся от мокряди щёку о плечо.
— Иди ты к чёрту! — обиделся спаситель и даже в какой-то степени рыцарь.
— Сам иди. Хотя нет, не уходи, пожалуйста.
Старообрядцева сползла с вёдер, ткнулась Максу в плечо, едва не повалив Петрова навзнич, и разревелась уже всерьёз, стараясь завывать потише.
— Ну перестань, — растерянно пробормотал отчасти рыцарь, — валькирии не плачут.
— Я н-не вальки-ирия-а…
— Я знаю. — Петров, наконец, догадался погасить свой фонарик, устроился поудобнее, прислонившись спиной к стене, прижал к себе Ленку, попытавшись, правда, не слишком успешно, накрыть её полой своей куртки. — Ты мой маленький Халк.
Макс ладонью — и как только нашёл в темноте? — отёр её щёку. Правда, перчатку снять он так и не догадался.
***
Макс наврал: стало не больно, стало так больно, что хотелось кого-нибудь покусать, а за неимением подходящей жертвы тихонько подскуливающей Ленке пришлось грызть воротник петровской куртки. Спаситель стоически терпел, наглаживая страдалицу по голове, куртка тоже не сопротивлялась, зато начавшие отходить руки, кажется, по-настоящему возненавидели хозяйку. И лучше б они в самом деле куда-нибудь отошли, а то и ушли вовсе, потому что терпеть дикую ломоту в купе с не менее дикой почесухой и жжением под самой кожей не было никаких сил. Главное же, что мучилась Старообрядцева вроде бы зря, пальцы как не слушались, так послушнее не становились, сколько Макс не массировал истерзанное запястье свободной от наглаживания рукой.
— Я его убью, — серьёзно пообещал Петров.
— Гахо? — уточнила Ленка, подумав.
— Чего?
Пришлось выплюнуть истерзанный курткин воротник, хотя они со Старообрядцевой почти уже сроднились.
— Спрашиваю, кого ты убить собрался.
Макс тоже призадумался.
— Всех, — выдал он, в конце концов.
— Жестоко, — хлюпнула Ленка вконец промокшим носом, сунув замучившие руки подмышки, так вроде бы стало полегче, — но справедливо. Слушай, а чего мы тут сидим?
— Прячемся? — предположил Петров.
— Нет, это-то понятно. Но может лучше того, сбежать? Или перепрятаться понадёжнее?
— Нормально, — отозвался Макс таким специальным самцово-брутальным тоном, мол: «Спокойно, детка, у меня всё под контролем! Лучше подержи мой кольт, пока я выкурю сигару».
— Тебе нормально, а вот сейчас как увидят, что меня нету, как начнут искать, так сразу станет ненормально, — насупилась Старообрядцева. — И что тогда делать станешь?
— Ничего не стану. Пока тебя никто искать не будет.
— Почему?
— О, Господи! Откуда ты такая взялась на мою голову?
— Из Мухлово, — пояснила вежливая Ленка. — Так почему?
— О, Господи, — повторил Макс и вроде бы постучался затылком в стену. По крайней мере, звук вышел сочный, гулкий, совсем не такой, когда, например, кулаком лупят, а такой, когда деревяшкой по деревяшке бьют. — Потому что они заняты, ищут, где у них пожар.
— А где у них пожар?
— Нигде. У них гараж дымится.
— Просто так дымится?
— Не просто так, а потому что я всё-таки химик, — ответил брутальный самец.
— И… чего? — спросила Ленка, раздумывая, стоит ей всерьёз обидеться или ещё погодить.
— И ничего. Из мусора и химии, которые в любом гараже есть, можно примитивную дымовую шашку сделать. Учти на будущее вдруг пригодиться, — заявил никакой не рыцарь, а вовсе даже самовлюбённый ковбой, да ещё пальцем Старообрядцевой на нос нажал, вроде как на кнопку.
И опять-таки, как только умудрился? В темноте он, что ли, видел, типа кота? Хотя враки это всё, кошки тоже в темноте ничегошеньки не видят.
— Так самое время ноги уносить пока они заняты, — проворчала Ленка, решив всё-таки обидеться, но не всерьёз, а так, чуть-чуть.
— Нет, надо ещё подождать. Вот пожарные приедут, тогда самая суматоха начнётся.
— Что-то долго они не едут.
— Это как раз объяснимо. Пожарная часть отсюда далековато, да ещё машины в ворота не въедут, узки они для ЗИЛа, потому что эти посёлки проектировали идиоты, мелочами не заморачивающиеся. Придётся им по грунтовке пожарным пилить, почти до деревни, с той стороны ворот нет. Там и забора-то никакого нет.
— И твоя шашка всё это время дымить будет?
— Нет, конечно. Но я же не одну сделал, да и ночь на дворе, снег с дождём идёт, не сразу сообразишь, есть дым или нет. Главное, палёным воняет, остальное сами додумают.
— Умный, да? — нахохлилась Старообрядцева и даже отодвинулась немножко.
— Да говорят не дурак, — хмыкнул Макс и водворил её на место, то есть обнял и к себе притянул. — Ты вроде тоже, а с Мерином зачем-то поехала. Зачем?
— Просто хотела узнать.
— Что именно?
— Всё!
— Узнала?
— Представь себе.
— Не буду, а то испугаюсь ещё, — усмехнулся Макс ей в макушку. — И, конечно, то, что тебе его жалко стало, совсем ни при чём?
— Ну и стало. А что, это запрещено? Да и пожалуйста, в следующий раз вообще никого жалеть не буду, — в конец осерчала Старообрядцева.
— Это обнадёживает.
— Что именно?
— Что будет следующий раз, — на ровном месте развеселился Петров.
— Нет, ты всё-таки дурак!
— Ещё какой, — не стал спорить Макс. — А Андрюха всегда умел на жалость давить, это у него лучше всего получалось. Но всё-таки, Лен, давай ты не будешь…
— Хорошо. — Соглашаться со всем разом и скопом лучше быстро, не давая шанса с конкретикой определиться. — Я больше не буду. Лучше скажи, как ты-то тут очутился?
— Ты позвонила, я приехал, — пожал плечами Петров.
— Я тебе не звонила, — помотала головой Ленка. — Я, кажется, Светланке звонила. Точно, ей, вспомнила!
— Ну, значит, звонила Светланке, а дозвонилась до меня. Сообщила, что у тебя всё хорошо. Если совсем уж честно, я решил, что ты пьяная в дымину. У тебя язык заплетался.
— Да я не пью, — возмутилась Старообрядцева, — Почти, — уточнила уже потише.
— Вот и я так подумал. А зачем было говорить, что всё, мол, в порядке.
— Ну как? — удивилась Ленка. — Чтобы Светланка не пугалась и не сильно волновалась.
— Л-логика! Где она? — процедил Макс и сам же себе ответил. — Нет её, даже рядом не ночевала. Твоё счастье, что у нас в области не так много домовладельцев, пекущихся об экологии. И ещё меньше тех, кто об этом орёт на каждом шагу, а то бы я тебя год искал. Так что в следующий раз, коли он всё-таки будет, просто скажи, что вляпалась и дай точные координаты, ладно?
— Ладно, — согласилась послушная, покорная и практически уже на всё готовая Старообрядцева. — Макс, а кто орёт-то? Ну, про экологию.
— Да господин Сапунов у нас ба-альшой поклонник всяких солнечных батарей и прочей байды. Очень, понимаешь, заботится Юлий Александрович о всеобщем благе.
— Юлий Александрович? — Ленкин голос с чего-то вдруг сел почти до сипа, даже откашляться пришлось. — Друг твоего папы?
— И давний поклонник моей мамы. А ты даже не поняла, куда тебя приволокли? — усмехнулся ковбой, шикарно прищурившись из-под полей стетсона, пусть и воображаемого. — Тоже мне, сыщица доморощенная. Правда, честно говоря, я пока не очень понял, при чём тут он. Но нам, кажется, пора.
— Зато я… — начала было Старообрядцева.
— Давай потом, окей? — снисходительно попросил ковбой, снизойдя с высот своей невероятной ковбойской крутости. — Пора тебя отсюда убрать.
— Хоккей, — сердито буркнула Ленка, прекрасно расслышавшая хоть и далёкую, но отчётливую истерику машинных сирен.
Убираться она никуда не хотела, тем более сейчас, когда истина была не просто рядом, а буквально на носу висела. Да и опасность теперь казалась не такой… опасной, не совсем всамделишней, немножко ненастоящей. Наверное, потому, что она к этой опасности привыкать начала. А, может, из-за того, что рыцарь, хоть и в стетсоне вместо шлема, пусть и по ошибке, но на выручку всё-таки прискакал?
***
Вроде бы мёртвый охранник в коридоре за время, пока они в кладовке прятались, успел не только ожить, но и к стене отползти, да ещё почти сесть. Правда, взгляд у него был до сих пор мутноватым и малоосмысленным, Ленку он вроде бы вообще не заметил, хотя она и пискнула с испугу, не удержалась.
— Ещё, что ли, добавить, — задумчиво протянул Макс, подкидывая на ладони какую-то плоскую круглую штуку.
Охранник ему ничего не ответил, но почему-то потянулся к собственному затылку, совершенно по-коровьи хлопая белёсыми ресницами.
— А что это? — Ленка кивнула на плоскую штуку, которой Петров игрался.
— Да ну к чёрту, убью ещё, — решил Макс, в последний разок подбрасывая кругляш. — Это, Лен, «блин» от гантели.
— И ты им его… А разве гантели не с такими приделанными шариками на концах? И откуда у тебя этот «блин»? Ты его прямо по голове, да? — зачастила Ленка, хлопая глазами ничуть не хуже покалеченного парня.
Макс глянул на неё эдак свысока, снисходительно. Что удивительно, охранник, прояснев взглядом, сделал тоже самое.
— Я же уже говорил, что был в спортзале. Пришлось брать, что есть, пулемёты туда сегодня не завезли, — с мученическим долготерпением разобъяснил Петров, разворачивая Старообрядцеву за плечи.
— Подожди, у него же кровь!
— Ему за это деньги платят, — отрезал Макс. — Всё, Лен, давай в сестру милосердия ты потом поиграешь, пойдём.
— Но…
Но уйти им никуда не дали, потому что в другом конце коридорчика, а откуда именно — не понятно, ну точно чёрт из табакерки, — выскочил ещё один в кепочке и то ли в бронежелете, то ли просто в жилете. Выскочил и замер, даже рот приоткрыл: удивлённый такой, кажется, конопатый и вроде бы совсем молоденький.
— Тебе только тут и не хватало, — буркнул Петров под нос, да и пошёл вперёд. — Послушайте, уважаемый, — заговорил раздражённо, даже брюзгливо. — Что у вас тут творится? Быстро, чётко и кратко, почему я должен терпеть этот бардак?
Что там дальше Петров вытворял, Ленка рассмотреть не успела: раненый, который вот только что и сидел-то криво, начал подниматься вполне целеустремлённо и в спину Макса он смотрел вовсе не томно, а как-то очень нехорошо.
— Мама! — рявкнула Ленка в панике, получилось почему-то басом, и вытянула из-за спины швабру, которую от Макса прятала.
Проклятый черенок выскользнул из влажной ладони и всё ещё не слишком послушных пальцев, Старообрядцева попыталась перехватить рукоять, швабра провернулась пропеллером точь-в-точь, как в боевиках, даже воздух вроде бы свистнул.
— Ты чего? — не понял раненый, перестав подниматься, так и остался стоять на одном колене, опираясь ладонью на пол.
— И-йя! — взвизгнула Ленка и саданула парня солидной, тяжёлой щёткой, сработанной наверняка из массива дерева и с натуральной щетиной, не иначе.
А куда попала, она не видела, потому как зажмурилась. Вроде бы по хребтине парню, а, может, и нет, но куда-то попала точно, ведь в коридоре стало очень тихо.
— Лен, ты как? — донёсся из тишины Максовый голос.
Старообрядцева в ответ пожала плечами и осторожно приоткрыла один глаз. Петров стоял над телом поверженного конопатого.
— Надо же получилось, — задумчиво протянул Макс, натирая собственный кулак. — В первый раз, представляешь? Тренеру скажу, не поверит. Только я, кажется, палец сломал.
— Зачем? — прошлёпала Ленка совершенно сухими губами.
— От тебя, наверное, заразился.
— Чем?
— Халкизмом. Пойдём, валькирия. Копьё своё не забудь.
Старообрядцева, пораскинув мозгами, открыла и второй глаз, опасливо косясь на валяющуюся швабру. Ну и на второго, вернее, первого охранника, так же тихо лежащего рядом.
— Макс, ты цел? — проблеяла Ленка тряско.
— О, Господи! — раздражённо выдохнул Петров, решительно подшагал и не менее решительно взял Лену за руку.
Тут за поворотом коридора, откуда и выскочил конопатый, что-то треснуло, будто переломился здоровый сук, и грохнуло весьма внушительно.
— Нельзя ли поосторожнее, уважаемый Михаил Сергеевич? — раздался слегка раздражённый, но, в общем-то, благожелательный голос, сильно смахивающий на девчачий. — Так ведь и убьёте молодого человека.
— Прошу прощения, Элиза Анатольевна, — смущённо пробасили в ответ. — Нас ведь как учили…
— Ну, так переучивайтесь, не мальчик уже. Деликатнее стоит быть.
— Чёрт! — процедил Петров, с силой шлёпнув себя ладонью по лбу, и зашипел дырявым шлангом — от боли, наверное, потому как содранные костяшки у него на самом деле уже успели опухнуть и, кажется, продолжали распухать.
— Макс, — поприветствовала сына Элиза Анатольевна.
Из-за поворота она не вышла, а вышагнула, да ещё с таким достоинством, куда там английской королеве, не умеет та так шагать, даже и близко не похоже.
— Мама, — прорычал в ответ Петров.
— Дядя? — вылупилась Ленка на ковыляющего вслед за хозяйкой родственника.
Правда, ковылял Михал Сергеич уверенно, где-то даже браво, опирался на трость залихватски, с эдаким гусарским шиком.
— Извольте видеть, дорогая Элиза Анатольевна, — при виде Ленки дядюшка мигом набычился, посмурнел. — Моя племянница, Елена. Как я вам и говорил…
— Мама! — совсем не вежливо перебил старика Петров.
— Макс, — холоднокровно отозвалась Элиза Анатольевна, снимая с рукава элегантной шубки пушинку.
— Иди ты к чёрту, мама!
— И тебя туда же. Лена, с вами всё в порядке? Мне поступил странный звонок, а до вас дозвониться я не сумела, и мы с Михаилом Сергеевичем решили немедленно приехать, чтобы проверить всё самим.
— Кому ты ещё позвонить успела? — то ли рявкнул шёпотом, то ли простонал Петров, оборачиваясь.
— Я не… — прошелестела Ленка, даже отступая на шаг, таким страшным сейчас выглядел Макс. — Я никому! Я только Светланке! То есть тебе, а больше…
— Между прочим, мне ты тоже позвонила, — невероятно вовремя встрял дядюшка. — Я уже собирался спать ложиться, а тут…
— Погодите, Михаил Сергеевич, давайте сначала разберёмся, — Элиза Анатольевна очень хозяйским жестом взяла Ленкиного родственника под руку. А тот глянул на неё с таким обожанием, что Старообрядцева, даже позабыв, что вокруг творится страшное, позавидовала: ну бывает же любовь на свете! И возраст ей нипочём. — Ты можешь объяснить, что произошло, Макс?
— Режим конференции, скорее всего, — буркнул Петров, отворачиваясь от Ленки.
Видимо, смотреть на девушку у него уже никаких сил не было.
— Какой ещё конференции?
— Думаю, когда она звонила, включила режим конференции. Ну и дозвонилась всем, кому могла.
— Нет у меня такого режима, — пробормотала Ленка, чувствуя себя конченной преступницей. — То есть, я не знаю… Получается, что Светланка тоже сейчас приедет? — вылетело прежде, чем она успела рот захлопнуть.
Макс всё-таки глянул на неё и выматерился сквозь зубы. Помолчал и выматерился ещё раз, но уже витиеватее. Потом загнул такое, от чего даже мухловские бы умельцы рты пораскрывали. И, видимо исчерпав ресурсы родного и могучего, выдал:
— Цао ни цзуцзун шиба дай![1]
— Ты знаешь, Макс, я не ценитель подобных выражений, но, пожалуй, данную ситуацию по-другому и не охарактеризуешь, — оценил Юлий Александрович. Как и полагается всем уважающим себя злодеям, появился он никем незамеченный и был элегантен, как сам дьявол. Если бы, конечно, тому пришла блажь разгуливать посреди ночи в пиджаке сливочного цвета и при шелковом платке вместо галстука. — Динь-динь, ты прекрасна, как всегда. — Престарелый красавец облобызал ручку не сопротивляющейся Элизы Анатольевны и полностью проигнорировал драконом запыхтевшего Михал Сергеича. — Елена, рад, что вы так быстро оправились. Приношу самые искренние извинения за необдуманное поведение господина Мерина.
— С-сука! — выдавил сквозь зубы Макс.
— Козёл! — не остался в долгу Андрей, смело выходя из-за спины Юлия Александровича.
— Мальчики, — укорила их Элиза Анатольевна.
К сожалению, её никто не услышал, всплеснувший тестостерон оказался сильнее воспитания.
[1] Иск. китайский, обсценное выражение.