Кто откажется посмотреть на хорошую драку, особенно если участники отдаются делу полностью, да ещё с экспрессией, с огоньком, так сказать? Да любой откажется! Это только в кино ноги летают грациозно, брызги крови веерами и фейерверками, а главный герой, только что получивший по физиономии рельсом, эффектно вытирает уголок губы, сплевывает юшку на пол и так даёт противнику по щам, что и Годзила бы забоялся.
Реальность же, как обычно, придуманной картинке сильно проигрывала. Ну что может быть впечатляющего в двух катающихся по полу, надсадно пыхтящих мужиках, тягающих друг друга за грудки? Сплошная срамота и никакой красоты, по крайней мере, Ленка так считала. Даже в Мухлово дрались… ну, грандиознее, что ли. Вон хотя бы Димку Корчагина вспомнить, как он вилами Федьку гонял, когда его с Алкой-фермершей застукал. Правда, там не драка получилась, а натуральные гонки с препятствиями. Только когда сама Алка с колодезной цепью выскочила, тогда до настоящей драки и дошло, обоим досталось, Димке даже вилы не помогли. Но всё равно там размах был, а тут смотреть и то стыдно.
Но, кажется, такого мнения лишь Старообрядцева придерживалась, потому как остальные свидетели на происходящее пялились, да ещё как: парочка охранников, которые с престарелым красавцем притопали, несколько растерянно и всё больше на хозяина поглядывали, явно приказов ожидая; сам Юлий Александрович глядел неодобрительно, брезгливо, но вмешиваться не спешил; Элиза Анатольевна иронично, не без весёлости; дядюшка Михал Сергеич с азартом, плечами поводя, будто помогая, и даже крикнул раз: «Слева, слева его!», а кому крикнул, не понятно; ну а Степашка-Лёлик, тоже оказавшая тут, судорожно тыкала маникюром в телефон. Снимала всё это безобразие, что ли?
Ну а пока все пялились верх начал одерживать Макс, видимо, он не только сегодня в спортзал ходил. Причём верх-то он одержал в самом прямом смысле, то есть взгромоздился на Андрея, саданул ему по физиономии, правда, получилось не слишком эффектно, потому как левой рукой, правую, уже разбитую, Петров берёг. Вероятно, поэтому он решил сменить тактику и, схватив красавца за блондинистый чуб, приложил Мерина затылком об пол, но тоже без особого результата, толстый кавролин помешал. Вот на этом эпическом моменте у Ленки терпение и кончилось.
Старообрядцева схватила вазу с сухим веником — Светланка такие икебаной называла — да прямо так, веника не вынимая, хватанула об стену. Средство подействовало моментально, возня прекратилась.
— А почему не шваброй? — с лёгким намёком на любопытство поинтересовалась Элиза Анатольевна после немалой паузы, когда все, ну абсолютно все, включая Степашку с телефоном, таращились на Ленку.
— Да ну её, — застеснялась Старообрядцева, косясь на охранника, притулившегося у плинтуса и до сих пор вполне успешно имитировавшего глубокий обморок, — слишком уж тяжёлая.
— Это был настоящий китайский фарфор, — посетовал Юлий Александровис, впрочем, без особой досады.
— Враньё, — не поверил отвалившийся к стенке Макс и утёр в кровь разбитые губы, правда, не шикарно, большим пальцем, а рукавом куртки, отчего только сильнее размазал грязь и стал похож на переобедавшего вампира. — Что я, китайского фарфора не видел.
— Эта ваза датирована эпохой Минь, — упёрся престарелый красавец.
— Да хоть Мань, — Петров, в полном согласии с законами жанра, сплюнул на пол, — всё равно новодел.
— Макс, как ты себя ведёшь! — укорила сына Элиза Анатольевна.
— Как полный придурок, — чистосердечно признался Петров.
— Ты мне челюсть сломал, козёл, — пожаловался потолку не спешащий вставать Андрей.
— Будешь вякать, сломаю вторую, — от всей широкой души пообещал Макс.
— Вы уже закончили? — капризно уточнила Степашка. — Я могу идти?
— Придётся ещё немного подождать, — осадил её Юлий Александрович. — Нам необходимо уладить возникшие недоразумения.
— Какие ещё недоразумения? — надула губы певичка.
— По всей видимости, под «недоразумением» уважаемый господин Сапунов подразумевает похищения человека, — хмыкнул Макс. — И причинение вреда здоровью. Ну а уж какой там был вред, тяжкий или не очень, разберутся адвокаты, я в этом не понимаю. Лен, иди сюда.
— Зачем? — не слишком уверено отозвалась Старообрядцева.
Макс глянул исподлобья и очень выразительно, Лена, на всякий случай поудобнее перехватив швабру, подошла.
— Присядь, — приказал Петров.
— Зачем?
Макс снова посмотрел. Ленка поспешно присела.
— Дуй, — Петров указал пальцем на собственную, буквально на глазах меняющую свой цвет на багровый, скулу.
— З… Зачем?
— Потому что мне больно, чёрт побери! — взорвался Макс. — А заодно объясни, почему мне постоянно пытаются набить морду, когда ты рядом? Я, между прочим, не гопник с району, — он так и сказал, «с району», — я уважаемый бизнесмен!
— Интересно, кем уважаемый? — подал голос за Лениной спиной Андрей.
— Строго говоря, сейчас ты сам полез в драку, — напомнила Старообрядцева. — И обжегся тогда сам. А в подъезде тебе… дали по лицу без меня.
— Ты была в квартире, соответственно рядом.
— И в тюрьме меня не было.
— Ты приходила.
— Но уже потом.
— Время штука относительная. Ты будешь спорить или дуть? — набычился Петров.
Ленка осторожно хихикнула и подула.
— Легче?
Макс серьёзно кивнул, перехватил её за шею, заставив наклониться ещё ниже, почти к самым очкам, которые до сих пор каким-то чудом оставались у него на носу, да ещё и целыми.
— Прости меня, — едва слышно потребовал Петров.
— За что? — так же тихо удивилась Ленка.
— Что не поверил. Вернее, подумал, что ты тоже… Что вы с Мерином… В общем, прости.
— До тебя только сейчас дошло, что я не… — просипела Старообрядцева.
Сидеть на корточках, да ещё с согнутой едва не дугой шеей, было дико неудобно, но очень важно — вот именно сидеть, и именно так, и именно сейчас. А остальное не имело ни малейшего значения.
— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? — нахмурился Макс, надвинув брови на очки, как-то вот у него получилось.
— А что?
— Чёрт!
— Ма-акс, — протянула Старообрядцева, не без труда всунув между ними руку, и аккуратно, самыми кончиками пальцев погладив распухающую скулу, на которой свежий багрянец уже перекрыл линяющую желтизну старого синяка. — Всё ж просто. Ты до сих пор не понял? Я же тебя люблю.
— Это хорошо. — Петров перехватил её запястье и прижал ладонь к своей щеке — сильно, а ведь это наверняка было больно. — Очень хорошо, что ты меня любишь, Ленка. Только пока не бросай это дело. — Она помотала головой, дивясь мужской тупости. Всё же уже сказано, так как же по другому-то быть может? Ну ведь никак не может. — А я тебе потом всё скажу, ладно?
— Почему потом?
— Наверное, потому что трус.
— Хочешь, я сгоняю в Изумрудный город и принесу зелье храбрости?
— Девушки из Мухлово читают книжки?
— Сейчас, наверное, только девушки из Мухлово и читают книжки, — сообщила откуда-то сверху Элиза Анатольевна. — И меня этот факт несказанно радует. Но остальные присутствующие начинают скучать. И, боюсь, совет катиться к чёрту они могут воспринять неадекватно.
— Есть вариант, — отозвался Макс, не отпуская Ленкиной руки, — к чёрту можем убраться мы.
— К сожалению, такой вариант невозможен, — вздохнул Юлий Александрович. — Я вынужден вас задержать, пока мы не разрешим все недопонимания.
— Чёрт, — сквозь зубы выдавил Петров.
И Ленка была с ним полностью согласна. Ну вот почему бы миру не провалиться, когда этот так нужно? Не навсегда, понятное дело, но хоть на время. Так ведь нет, не проваливается.
***
Ленку Петров не отпустил, даже когда вся честная компания перебралась в комнату, ту, что с камином. Сам-то Макс в кресло уселся, а Старообрядцеву на подлокотник пристроил. Это уж было совсем-совсем неудобно, Лена себя не курицей, а коровой на насесте чувствовала, и ей до зуда в зубах захотелось стать чуточку поменьше. Но спорить она не стала, в конце концов, кому какая разница? Да никакой! А если кому и есть, то пусть… Пусть идут к чёрту, вот так!
Додумавшись до такого, Старообрядцева даже приосанилась, спину выпрямила и горбиться перестала. Макс, конечно, всё заметил, но комментировать не стал, лишь сцепил свои пальцы с Ленкиными в замок.
— Ну что ж, начнём, пожалуй, — предложил Юлий Александрович, вальяжно устроившись в кресле напротив. — Поскольку всё случилось в некоторой степени с моего попустительства, я возьму на себя смелость вести переговоры о компенсации, достаточной, чтобы нивелировать досадный инцидент. Лёля, предложи всем напитки.
— А ху-ху не хо-хо? — выдвинула контрпредложение надувшаяся, да так и не раздувшаяся Степашка.
— Обойдемся без напитков, — буркнул Макс, — утро скоро, а у нас дома кот некормленый. Но прежде чем начнём нивелировать инциденты, а так же создавать прецеденты и заниматься прочим мозгоклюйством, я бы хотел уточнить некоторые детали. Тоже возьму на себя смелость.
— Иначе? — элегантно приподнял бровь стареющий красавец.
Петров до ответа не снизошёл, но как-то сразу стало понятно: иначе ничего хорошего не произойдёт, а может даже и плохое случится.
— Хорошо, я расскажу тебе, что знаю, — Юлий Александрович, сложил ладони домиком, прикрыв рот. — Но предупреждаю, знаю я не всё.
— А я вот знаю, — пробормотала Ленка, — и почти всё.
— Да что ты можешь знать, дура? — шикарно усмехнулась Степашка, всё-таки что-то налившая из солидного графина, но только в один стакан. Себе, наверное.
— Как показывает доигрывание, дура здесь ты, — невозмутимо парировал Юлий. — Так что будь добра, захлопни рот. И подержи его закрытым.
— Да не дура она, — даже для себя неожиданно вступилась за певичку Ленка, — просто красивая очень. И всегда красивой была.
— И где тут связь? — заинтересовалась Элиза Анатольевна, пристроившаяся на краешке дивана ну точно герцогиня или всё та же королева.
Она даже ноги сложила по-особому, по-герцогиньски, наверное: коленка к коленке, а ступни эдак на бочок, на сторону. Старообрядцева тоже попробовала так сесть, чуть не свалилась с подлокотника и, конечно, на неё тут же все уставились. Особо недовольно глянул дядюшка, сопящий сердитым драконом. Михал Сергеичу явно было неуютно, а ещё раздражало, что его тут будто и не замечают. Но высказываться он то ли опасался, то ли стеснялся и от этого раздражался только пуще.
— И при чём тут моя красота? — эдак свысока напомнила Степашка.
— Ну, просто красивые люди с детства привыкают, что они… красивые и им всё можно, — неопределённо повела рукой смущённая донельзя Ленка. — Вот у нас в детском саду была девочка, Миленой её звали. Вся такая… Её всегда Снегурочкой делали, потому что самая красивая. И дружить с ней все хотели, продавщица в магазине конфетами угощала. Миленка туда просто так бегала, за конфетами. И потом в школе тоже. Учителя её любили, соседи. Просто потому, что красивая, понимаете?
— Примерно, — несколько рассеянно кивнул Макс. — Но есть другой вопрос. Андрюхе засадить меня вы помогли, Юлий Александрович?
— Ты как подумать то такое мог? — оскорбился престарелый красавец, а красавец молодой, стоявший, эффектно облокотившись о каминную полку и прижимающий к подбитому глазу пустой стакан, насмешливо фыркнул.
— Подожди, — заторопилась Ленка, — ты не оттуда начинаешь. У меня тоже вопрос. Юлий Александрович, вы с Андреем родственники или всё-таки нет?
— Нет, — старик так удивился, что даже вальяжность свою подрастерял, но совсем ненадолго, моментально обратно вернул. — С чего такие выводы?
— Просто вы очень похожи, — покивала Старообрядцева, — вот я и решила, но ошиблась. Но если нет, то начинать нужно действительно издалека, совсем издалека. На самом деле всё думала, надо ли об этом говорить, и не уверена…
— Думала она! — восхитилась Степашка. — Интересно, чем.
— Ничего, Лена, — грустновато улыбнулась Элиза Анатольевна, — выкладывайте, не бойтесь и не сомневайтесь. Я тоже кое до чего додумалась. Уж лучше знать, чем всю жизнь догадываться да подозревать.
— Тогда так, — Старообрядцева, чтобы храбрости набраться, посильнее сжала Максовскую ладонь. Странно, но он пожал в ответ и ещё страннее, что смелости сразу прибавилось, будто планку вверх сдвинули. — Началось всё с Ленинграда и… Ну, скажем, с продажи парюры из индийских алмазов. Хотя, слово «продажа» тут как-то не очень.
— Динь-динь, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — подал голос Юлий Александрович.
Старик закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, но «шалашик» из пальцев от лица не убрал, хотя теперь это выглядело как-то странновато, да и сам он словно в размерах уменьшился.
— На самом деле понимаешь? — ледяным тоном осведомилась Элиза Анатольевна. Вот теперь она совершенно точно смотрелась настоящей королевой, надменной и, пожалуй, разгневанной. — Мне только одно интересно, когда ты узнал?
— Совсем недавно, клянусь. Когда ты позвонила. Не обдавай меня холодом, Динь-динь, прошу. Моей вины тут нет, я был ребёнком.
— Так, стоп! — Макс аж подался вперёд, но Ленкиной руки не выпустил. — А я вот ничего не понимаю. Объясните специально для тупых, помедленнее и желательно на русском.
— Тут нечего понимать, всё кристально ясно. — К сыну Элиза Анатольевна не обернулась, смотрела лишь на старика в кресле. — Мать этого человека в блокаду промышляла обменом продуктов на драгоценности. И, подозреваю, убила мою маму.
— Побойся бога! — Юлий Александрович развёл руки, будто к этому самому богу взывая. — Дети не в ответе за грехи родителей, в Писании сказано. Повторяю, я был ребёнком, от меня ничего не зависело. И, клянусь всем святым, твою маму никто не убивал. Они повздорили, сильно кричали. Кажется, твоя мать была не согласна с… гм!.. ценой. А потом она просто упала, так страшно, плашмя, словно её подрубили. Мне это до сих пор в кошмарах снится. Не знаю, что случилось. Инсульт? Инфаркт? Голод доконал? Но она просто упала.
— И вы решили забрать драгоценности себе? — чуть скривила губы Элиза Анатольевна. — А с моей мамой что сделали? Просто выкинули или всё же снежком припорошили?
— Динь-динь, мне тогда и десяти не исполнилось! Мать мне дала пощечину за то, что я испугался, заплакал.
— Ах пощёчину, — усмехнулась Элиза. — Бедолага. Соболезную.
— Мама, — негромко позвал Макс.
— Извини, — Хозяйка, наконец, отвернулась от Юлия Александровича. — Но есть вещи, которые простить невозможно.
— В общем, вот так драгоценности и попали в семью Сапуновых, — очень ловко и ненавязчиво подытожила Ленка. — Я так понимаю, после войны и потом тоже… э-эм… накопленное тратилось не очень активно, ведь просто так продать украшения было сложно.
— Но возможно, было бы желание, — заверил её Петров. — Сложнее деньги потратить, ибо особо не на что.
— Господи, какой ужас! — Элиза Анатольевна схватилась ладонями за щёки, как в дурной мелодраме, а вот побледнела она вполне реалистично, до синевы под глазами. — Макс, твой отец… Те украшения, которые он дарил! Алексей говорил, что их достаёт Юлик, что у него связи. Выходит, они тоже оттуда, из Ленинграда?
— Динь-динь, ну что за трагедии на ровном месте? — Престарелый красавец устало прикрыл глаза рукой. — У меня на самом деле всегда были связи и те времена не исключение.
— Ещё ваша матушка служила фрейлиной при императрице, — напомнил, фыркнув, Макс, — а вовсе никакой не продавщицей. И именно от неё вам в наследство достались редкие раритеты. Как же, слышали и не раз.
— Одно другому не мешает, — мудро улыбнулся Юлий Александрович из-под ладони, которую с лица так и не убрал. — В советские времена графини нередко становились поломойками.
— А то, — прицыкнул Петров, — только вот по времени не сходится. Она фрейлиной то в младенчестве заделалась? Сколько ей в сорок втором исполнилось? Шестьдесят? Восемьдесят?
— По-моему, мальчик мой, ты переходишь все границы. И откровенно говоря, это не твоё дело. Но коли уж пошёл такой разговор, отвечу на выпад. Я никогда не говорил, что наследство оставила моя мать, так другие решили. При Её Величестве имела честь служить её матушка, то есть моя бабушка.
— Да хорош заливать! — гаркнул вдруг Михал Сергеич, для весомости саданув себя кулаком по колену. — А то я таких не видал, что ли? Помню, у нас в горкоме тоже хмырь служил, сам весь партийный-распартийный, как положено. Да только все знали, что он из бывших. В квартире у него кровати со шкафами, картины, книги, чисто в музее. Мол, отец белогвардеец и вроде как граф. А потом-то правда всё едино всплыла, скупал по дешёвке старьё у бабок с дедками и за своё выдавал. Отец же у него на «Машстали» всю жизнь болванки точил, да там и помер. Самогону с карбидом перепил.
— Что вы себе позволяете? — с лёгкой брезгливостью поинтересовался Юлий Александрович.
— Да, в общем, это и неважно, — снова встряла Ленка, которой было немножко страшновато, но и дико интересно. И ещё немножко обидно, ведь она сама до всего догадалась, а тут другие куда-то не туда урулить норовят, вот и приходится вожжи подтягивать, возвращать, значит, на дорогу, которая Старообрядцевой нужна. — Главное, индийские алмазы у Сапуновых сохранились. И вот однажды их увидела внучка и очень ей драгоценности понравились. Да, Степашка?
— Чего? — надула губку заскучавшая и отвлекшаяся было певичка.
— Ничего, — отмахнулась от неё Ленка. — Это я к тому, что отношения между внучкой и дедушкой простыми не назовёшь, Юлий Александрович сначала был очень недоволен её родителями, кто-то за кого-то там неправильно замуж вышел. Или женился? Я не помню. Да и Лёля пошла не в деда, вела себя неправильно, а вести правильно никак не хотела.
— Ты-то откуда знаешь? — скривилась вышеупомянутая Лёля. — То же мне, мисс Пуаро нашлась. Ей наболтали, а она уши развесила.
— Мисс звали Марпл, а про деда ты мне сама рассказала, — с энтузиазмом возразила Старообрядцева. Лена хотела было продолжить, но призадумалась, обкусывая ноготь. — Хотя, конечно, могла и наврать, — решила, наконец, — но зачем? И это тоже не так уж важно. Драгоценности ты у деда всё-таки спёрла и сделала с них копии, верно?
— Я до сих пор не понимаю, зачем это было нужно делать, — проворчал престарелый красавец.
— А что мне, в стекляшках ходить? — возмутилась певица. — Я какая-никакая, но всё-таки звезда.
— Скорее звездень, — буркнул Макс. — В итоге-то всё равно стекляшки.
— Стекляшки стекляшкам рознь, — Степашка глянула на Петрова с извечным женским превосходством из разряда «чтобы ты понимал!»
— Тщеславие — один из любимых грехов дьявола, — чуть заметно улыбнулась госпожа Петрова, разглаживая полу шубки.
— От этого кому-то плохо стало? — оскорбилась красотка.
— Стало, — решительно кивнула Ленка. — Твоему деду. Элиза Анатольевна очень расстроилась, когда узнала украшения, начала выяснить, откуда они взялись и пригрозила, что расскажет правду. Сказала, что у неё есть документы и фотографии.
— Чёрт! — Макс сдернул очки, с силой растерев двумя пальцами переносицу, — до меня дошло. Если б история на самом деле всплыла, репутации бы вашей каюк пришёл, так, Юлий Александрович? А, заодно, и карьере. Всё-таки политик, радеющий о ветеранах, мать которого хлебом за золотишко приторговывала, выглядит бледновато. Да и липовый аристократ в председателях дворянского собрания — это как-то не очень.
— Ну мы же не в Америке, Макс, — развёл руками Юлий. — Не всё так трагично.
— Не в Америке, факт, — кивнул Петров. — Но и на малых родинах нынче белые пальто в моде, а грязное бельишко стараются подальше упрятать. Скандал мог бы выйти знатным. Оно вам надо?
— Не надо, — снова встряла Ленка. — Поэтому он и привёл на юбилей Элизы Анатольевны внучку. Хотел, чтобы она с тобой… ну, закрутила, — Старообрядцева для наглядности повращала рукой, — и добыла фотографии с документами. Наверное, это ещё и в воспитательных целях было. Что-то вроде: «Сама заварила, сама и расхлёбывай!»
— А это-то ты откуда взяла? — окрысилась Степашка.
— Так опять же ты рассказала, когда из туалета подруге звонила. Сказала, что привёл тебя Жулик. Юлий-Юлик-Жулик. Ты так дедушку в детстве звала, да? И про Макса доложила. Наверное, чтобы никто не удивился, зачем он тебе понадобился. Он же по твоим меркам не слишком уж богатый, добыча так себе.
— Лен, а ты не думала, что иногда можно и промолчать? — пробухтел Петров, снова растирая переносицу.
— А что? — испугалась Старообрядцева.
— Ничего, — замученным конём мотнул головой Макс. — Значит, маму никто не травил? И то хлеб.
— Травили! — обрадовала его Ленка. — Только это другая история. Не совсем другая, но в общем… Короче говоря, Степашка когда-то училась в медицинском колледже. Её туда дедушка пристроил, чтобы исправилась.
— А это тоже она тебе рассказала? — хмуро спросил Юлий Александрович.
— Ага, — кивнула Старообрядцева.
— Идиотка, — вынес вердикт ласковый дедуля.
— Да ладно, — благодушно отмахнулась Лена. — В училище она и познакомилась с Масей, то есть с Машей, которую Элиза Анатольевна Махруткой звала. Честно говоря, это всё только мои догадки, но уж больно много совпадений, так что пусть будет. Короче говоря, Степашка знала, что Махрутка работает у Петровых. Вот тут я не очень уверена, то ли Махрутка попросила подругу о помощи, то ли Лёля ей помогла взамен на информацию о Элизе Анатольевне и Максе. Но это неважно.
— Не слишком ли много у тебя неважного? — Макс глянул на Старообрядцеву исподлобья.
— С этим потом разберёмся, — заверила его Ленка. — Тут что главное? Главное, что Махрутка очень хотела выйти замуж за богатого. Она ведь пыталась тебя соблазнять?
— Ч-чего? — подавился Петров и аж закашлялся, бедный. — Я не…
— Было дело, — спокойно перебила его Элиза Анатольевна. — Макс вполне мог этих попыток и не заметить, он же мужчина. Но мне пришлось поговорить с ней.
— Во-от, — Ленка многозначительно подняла палец вверх. — Я тоже так подумала, когда её бельё увидела. Дорогое оно очень было.
— Где это ты её бельё видела? — совсем неприлично вытаращился Макс.
— Да Люк помог, кот. Но факт в том, что Махрутка решила, что в деле твоего соблазнения Элиза Анатольевна ей очень мешает. Ну и попросила у подружки средство, чтобы хозяйка под ногами не путалась. Я когда нашла пустую упаковку, удивилась. Препарат-то рецептурный и рецепт достать не так просто. А ещё на нём красным написано было «образец». Сначала-то я на это не обратила внимания, только потом, когда меня Андрей таблетками накормил… — Ленка осеклась, заметив, как Петров кулак сжал, и заторопилась. — И, вообще, нам очень повезло, что завод, который принадлежит Юлию Александровичу, выпускает некачественные лекарства, то есть подделки, а то всё могло и хуже закончится.
— Что она несёт? — пробормотал господин Сапунов, в изнеможении прикрывая глаза неожиданно морщинистыми веками. — Что она несёт?
— Ничего я не несу, — обиделась Ленка. — Завод записан на вас, это я в Интернете узнала. Вернее, на вашу жену, как и дом, и всё остальное, вы же политик. Но не суть. Ну а анализ таблеток, которые Махрутка Элизе Анатольевне скормила, помог сделать адвокат Макса. Вы их не из того сырья делаете, мне на форуме объяснили. Наверное, таблетки, которые у Андрея были, такие же некачественные, поэтому я и не заснула на сутки. Правда, я их почти сразу выплюнула. Задвинула за щёку, сделала вид, что сознание потеряла и выплюнула за воротник.
— Молодец, — одобрил Макс. — Ты бы их ещё под язык сунула.
— Что опять не так?
— А ты не слышала, что через слизистые препарат всасывается эффективнее и быстрее?
— Хорошо, — перебила сына Элиза Анатольевна, — Махрутке таблетки дала Лёля, Андрею тоже. А сама-то она их откуда взяла?
— Не знаю, — честно призналась Старообрядцева. — Может, образцы Юлий Александрович дома держал, может на заводе. Или у менеджеров каких-нибудь. В конце концов, никого не удивит, что внучка хозяина по заводу шастает и делами интересуется.
— Что не доказательство, то всё менее убедительное, — разулыбался престарелый красавец.
— А моё дело не доказательства искать, — набычилась Ленка, — а правду рассказывать. Вот, например, Степашка не только таблетки достала, но ещё очень хотела в квартиру Элизы Анатольевны влезть, для того и наняла Махруткиного дружка, который в дядину квартиру тоже того… влез.
— А от меня-то ему чего понадобилось? — задрал кустистые брови Михал Сергеич.
— Не от вас, от меня. А вот чего, я тоже толком не знаю, — покаялась Старообрядцева. — Но догадываюсь. Либо ключи от квартиры Петровых, либо доверенность, которую Андрей искал. Смотрите, что-то вору очень нужно было, так нужно, что он днём попёрся, когда дядя дома был. Просто он очень редко выходит, если только в поликлинику. Но ждать этот… преступник не стал, значит, время поджимало. Почему? Да потому что Элиза Анатольевна уже собиралась из санатория возвращаться. Других-то причин нет, а дядюшка здесь вовсе ни с какого боку. Получается, ему было что-то нужно у меня для того, чтобы попасть к ней. И что это может быть? Только ключи. С собой-то я их постоянно не носила, уж больно связка здоровая. Там и от дверных замков, а они сами по себе большие, потому как дверь такая, и от почтовых ящиков, и от подъезда. Вот, кстати, кто об этом мог знать? Только Махрутка.
— Ну, понятно, — кивнул Макс. — Сначала они мой дом разгромили, попутно дав тебе по голове, доверенности не нашли и решили проверить материну квартиру. Логично. Кстати, мой кабинет на комбинате тоже не только полицейские обыскивали. Но почему ты решила, что это дело рук Лёли, а не самого Мерина?
— Так опять они сказали, — развела руками Ленка. — Я слышала, как Андрей требовал от Степашки, чтобы она звонила Масе, чтобы та прислала другого парня, потому что этот сидит в тюрьме.
— Потрясающее по доходчивости объяснение, — подал ехидный голос Юлий Александрович.
— И что вам объяснить? — нахмурился Петров.
— Мне надо объяснить, — Старообрядцева подняла руку, как на уроке. — Я не очень поняла, зачем Степашке искать что-то для Андрея?
— Да потому что она должна мне по самое немогу, — неожиданно ответил сам Мерин. — Ну чего смотрите? Думаешь, она только с тобой кувыркалась? Нет, наша Лёля многостаночница, просто стахановка.
— Скотина, — сквозь зубы прошипела Степашка.
— Только ей постоянно денежки нужны, чтобы звездой быть. Дедушка денег не даёт, вот она и заняла у меня. Отдавать-то надо? Надо. А если нечем, то приходится отрабатывать натурой. Она и нашла паренька, который тебе, друг Макс, рожу начистил, чтобы ты отдохнул немножко и у меня под ногами не болтался. Чего тебя обратно-то принесло? Чего в Сибири не сиделось? Хорошо же там было, да ещё с такой девочкой. Не принесло бы, глядишь, и в СИЗО б не угодил. Хотя нет, я всё равно попытался бы тебя засадить. Кстати, тут получается, что все в гуано, один Юлий Александрович у нас в белом. А ведь это он помог того дяденьку, который тебя за собой в тюрягу потянул, упечь. Откуда у меня-то взяться компромату на таких больших людей, не подумал?
— Это политика, Макс, а она дело грязное. — Господин Сапунов снова сложил пальцы домиком и глянул проникновенно, честно так. — Да, в этой ситуации у меня были свои интересы, но клянусь, я не знал, что этот щенок хочет тебя подставить.
— Нет, не клянись обманчивой луной[1], — хмыкнул блондин, — всё он знал. Но всё же жаль, не успел я эту чёртову доверенность найти, могло бы неплохо получиться. Ты в навозе, я в шоколаде — справедливо.
— Жаль, — негромко согласился Петров. — Вот только в двух вещах ты крупно ошибся, друг Андрюха. С Лёлей я не кувыркался, потому у вас сразу концы с концами сходиться перестали. И доверенность искал зря, я такие бумажки не храню, уничтожаю, как только в них надобность пропадает. Я ж не дурак и ты не первый, кто меня кинуть захотел.
— Но от меня ты этого не ждал? — уточнил Мерин.
— Не ждал. Тебе от этого легче? Учти, Андрюх, тебе теперь одна дорога, в дворники. Уж это я постараюсь обеспечить.
— Да и хрен с тобой, с тебя я и так поимел немало. Вон Ленке тоже понравилось.
До Старообрядцевой не сразу дошло, что это такое он имел в виду, а когда всё-таки дошло, она снова едва с подлокотника не сверзилась. Спасибо Максу, удержал, только руку её ещё сильнее сжал.
— Что, не поверил? — ухмыльнулся блондин.
— Нет, — совершенно спокойно ответил Петров.
— Ну и зря. Рано или поздно, но она тебя тоже подставит, потому что ты козёл. Ну, ладушки, — Андрей потёр руки, будто замёрз. — С вами, ребят, хорошо, а без вас ещё лучше. Пойду. Ведь ты, Ленок, не будешь на меня заяву катать, правда? И правильно, ты же хорошая девочка.
— Остался один вопрос, — Юлий Александрович сгорбился в кресле, облокотившись о колени. — Хотя моей прямой вины в произошедшем нет, но я бы хотел всё же предложить некоторую компенсацию. Особенно тебе, Динь-динь.
— Знаешь что, Юлик? — Элиза Анатольевна подняла подбородок повыше, глянув даже не царственно, а практически божественно. — Иди ты к чёрту! Макс, Лена, Михаил Сергеевич, мы уходим.
И поднялась, махнув шубкой, будто шлейфом.
***
Кажется, зима в новом году так и не сумела определиться с настроением. Вот буквально только что, всего несколько часов назад дождь шёл, даже туман поднялся, а к утру всё схватило холодом и звёзды на ещё не начавшем светлеть небе были крупными, морозными, по-настоящему полуночными. Ленка, засмотревшись на них, естественно немедленно споткнулась на обледеневшем горбыле и упала бы, но Петров, конечно, спас.
— Ну, куда ты выперлась? — недовольно проворчал Макс, разворачивая Старообрядцеву к себе спиной и укрывая полами собственной куртки. — Я же сказал, что на минуту отойду, в машине кое-что забыл. Иди домой.
— Угу, — согласилась Ленка, не двигаясь с места. — Слушай, а куда Элиза Анатольевна всё-таки колье спрятала? Нет, мне просто интересно, ты не думай. Или его того… Махрутка забрала? Или Степашка?
— Никто его не забирал. Мать его в Люкову корзинку вшила, в которой он типа спать должен. Только он к ней, по-моему, даже близко не подходит.
— Это хорошо.
— Почему?
— Не знаю, — пожала плечами Ленка. — Просто хорошо и всё.
— Лен, — помолчав, позвал Макс. — В общем, я хотел тебе сказать… Не подхожу я для этого, понимаешь? Я ни с кем и никогда… Да и поздно мне переучиваться. Чёрт! Ну не знаю я! Короче, давай попробуем.
— Давай, — кивнула Старообрядцева, улыбаясь звёздам.
— И всё?
— А что ты хочешь, чтобы я сказала?
Ленка запрокинула голову, пытаясь рассмотреть петровское лицо, и ничего, понятное дело, не увидела, он же у неё за спиной стоял.
— Что ты меня любишь, — проворчал Макс.
— Люблю, — не стала спорить Ленка.
— Что жить без меня не можешь.
— Не могу, — она снова пожала плечами.
— Что ты рада?
— Я рада.
— И долго ты будешь со всем соглашаться?
— А разве с тобой можно спорить? — до глубины души удивилась Старообрядцева. — Ты же деспот и тиран. И, вообще, этот… Уважаемый бизнесмен, вот как.
— Как мило, — протянули из темноты, из-за границы световой лужи, растёкшейся от фонаря у подъезда. — Не дёргайся, Макс.
И Петров, конечно, дёрнулся. И не просто дёрнулся, а почти отшвырнул Ленку назад, да так, что она коленками проехалась по ледяной тёрке.
— Ты вконец рехнулась? — прорычал Макс. — Сериалов пересмотрела?
— Всё под контролем, милый, — мурлыкнули из темноты, оттуда, где чернел странный силуэт, смахивающий на букву «г»: длинная-длинная фигура и ещё перекладина — вытянутые руки, что ли? — Слушай, теперь я понимаю злодеев. Так и тянет рассказать, почему вы сейчас сдохните.
— Ты хоть соображаешь, что делаешь?!
— Ути, какие мы серьёзные, — явно издеваясь, надула губы певичка. — Ну, давай, теперь ты расскажи, какая я идиотка. Вот интересно, почему вечно косячат мужики, а безмозглой называют меня? Не знаешь? И я не знаю. Самое смешное, что обычно как раз я получаю, что хочу, а вы остаётесь в пролёте.
— Пушку опусти, дура! — рявкнул Макс.
А Ленка попыталась подняться, опираясь вмиг замёрзшими руками о лёд и крутя головой. Никакой пушки она не видела, да и плохо понимала, что происходит.
— Зачем? — удивилась тёмная фигура и мотнулась вперёд, в свет, оказавшись Степашкой в беленькой шубке. В напряжённо вытянутых руках она действительно держала что-то чёрное. И вправду, что ли, пистолет? — Ты знаешь, сколько я такого шанса ждала. Ой, долго! И прикидывала, и планировала, а вот звёзды сошлись и пришлось экспромтом действовать. Но так даже лучше выходит, красиво. Смотри сам, как у нас дела складываются: дед заказал тебя Андрюхе, чтобы ты ему карьеру с репутацией не попортил, а Мерин и рад стараться, он же тебя ненавидит. Ну а девка под руку попалась. Правдоподобная версия? Как по мне, так очень. Меня же здесь даже рядом не было, нет и не будет. Не волнуйся, я не твоя дура деревенская, о доказательствах позабочусь.
— Я только об этом должен волноваться? — хмыкнул Макс. — Слушай, Лёль, давай поговорим спокойно.
— О чём? — хихикнула певичка. — Ты с идиоткой помрёте, Андрейка загремит на нары, дедуля следом, а я, наконец, получу всё, что мне полагается. Что ты-то можешь предложить? Давай, Максюш, опускай ручки, надо же с первого раза попасть, а то мне тебя жа-алко.
И вот тут до Ленки дошло, что всё на самом деле, всё это взаправду происходит. И Степашка тут, настоящая. И пистолет тоже здесь и он настоящий. И что сейчас, буквально в эту минуту, нет, в эту самую секунду, в миг, спятившая красотка выстрелит. В Макса. Который здесь. Который настоящий.
Царапающий лёд больше не обжигал пораненные ладони, боль стекла по ноге из разбитой коленки и исчезла, тело перестало быть громоздким и неуклюжим. Старобрядцева, не успев толком встать, прыгнула вперёд, обеими руками отталкивая Петрова. И то, что уже летело навстречу, ударило, закрутило, опрокидывая навзничь. Плечу стало ужасно горячо. Крупные морозные звёзды медленной каруселью закружили перед самым лицом, а ниже них зло сверкнули Максовские очки.
Кто-то кричал, а что — не понять. Вспышками ослепляли синие огни. Сквозь вату в ушах слышался вой сирен. «Лежать, лежать, я сказал!» Кто кричал? Кому? Макс что-то говорил, а, может, даже кричал, но почему-то совершенно беззвучно.
Жаль, глаз Петрова Ленка разглядеть не могла. Наверняка он сердился. Впрочем, как всегда.
[1] У. Шекспир. «Ромео и Джульетта»