Долго искать Виталика не пришлось, да и чего его искать? Этот рынок был хоть и не самым маленьким в городе, а непросроченное пиво и шашлык из мяса, которое в прошлой жизни не гавкало, не мяукало, не материлось, а действительно хрюкало, можно купить только у Зелимхана. Правда, у заведения с дивным названием «Жижиг», то есть попросту «Мясо», имелся один существенный недостаток. По сути, это был тот же тонар, в который, понятное дело, столики со стульями не запихаешь, потому они, вне зависимости от погод и времён года, стояли на улице, перед «Жижигом». Зонтики с вылинявшей рекламой заморского лимонада тоже никогда не убирались, а зачем? Не солнце палит, так дождь идёт, а нет дождя, так снег сыплет — всё равно ж прикрываться надо. Да и не слишком хозяин местного общепита заботился о привлечении новых клиентов, потому что посетители были людьми закалёнными и неприхотливыми: владельцы торговых точек, охранники, продавцы. К вечеру подтягивались грузчики, дабы пропить честно заработанные деньги, но этих интересовали не шашлыки с пивом, а водка, заведомо палёная, зато дешевле некуда. В общем, «Жижиг» считался местом популярным, чтобы время скоротать, лучше и не придумаешь.
Вот Виталя и коротал в компании всё того же Кольки, незнакомого Ленке парня и продавщицы Катьки, дамы разведённой, причём аж трижды, комплексами не обремёнённой, мечтающей выйти замуж в четвёртый раз, о чём всё местное общество прекрасно знало. Причём Катька коротала время на коленях у Виталика, призывно похохатывая и завлекательно колыхая щедрым бюстом под расстегнутой до пупа курткой. Кажется, свитер или майка, но что-то такое, в стразах, там тоже всё-таки присутствовало, но было микроскопическим, как и юбка — без лупы не рассмотришь.
— Чего припёрлась? — вместо приветствия вежливо рыгнула бывшая Ленкина любовь, отхлёбывая из бутылки пиво. — Я бэушный товар обратно не беру.
— Да еёный олигарх под жопу коленом дал, — догадалась Катька, — вот и приползла взад проситься. «Виталенька, миленький, возьми меня, шлюху потасканную!»
Компания радостно загоготала, только который незнакомый зыркнул на Ленку и натянул кепку на глаза, будто даже просто смотреть на неё ломало. Из тонара выглянул сам хозяин «Жижига», покачал головой и убрался обратно. К Лене он относился неплохо, почти уважал, потому как она водку не пила даже зимой «для сугреву» и себя блюла, поэтому Зелимхан всегда старался ей в салат накрошить помидоры посвежее, а когда ушла с рынка в магазин, на прощание бесплатно накормил шашлыком.
Сейчас же он — без всяких шуток настоящий, правильный горский мужчина — Старообрядцеву явно не одобрял.
— Ну? — насупился Виталя. — Чего?
— Поговорить бы надо, — буркнула Ленка, понимая, что затея была изначально зряшной.
Чего она делать-то будет, к совести взывать? Судом угрожать? Требовать, чтобы извинился перед Максом и моральную компенсацию выплатил?
— А чего с тобой болтать-то? — гыкнул Виталик, по-хозяйски оглаживая Катькино бедро. — Я за тебя теперь и пятёрика не дам, только если расстараешься.
— Да я бы за неё и рубля не дала, — ревниво встряла Катька.
— Ты где вчера был, Виталь? — спросила Ленка, люто тоскуя.
— Твоё какое дело? — петухом взвился бывшая любовь, почему-то густо краснея. — Я теперь перед тобой не ответчик!
— Можно подумать, я раньше отчёта требовала.
— Вот именно, я мужик, чего хочу, то и делаю!
— Да какой ты мужик? — процедила Ленка, чувствуя, что опять начинает закипать. Но уж больно всё было… мерзко. Ладно, поругались, разбежались, новую нашёл. Бывает, дело житейское. Только вот бить совершенно постороннего, ни к чему не причастного человека, лишь потому, что идиотом при нём себя выставил, потом убегать, как крыса, да ещё бояться ответить — это же совсем подло. — Не мужик, а пшик, трепло собачье.
— Да я тебя сейчас!.. — Виталька начал грозно подниматься, позабыв про сидящую у него на коленях Катьку.
Новая возлюбленная, такой подлости не ожидавшая, слабо пискнув, съехала под стол. Незнакомый парень, заинтересовавшись, приподнял козырёк кепки, хмыкнул, перекатив чупа-чупс из одного угла рта в другой, и снова будто задремал на пластиковом стуле.
— И чего ты мне сделаешь? — усмехнулась Ленка, до боли сжимая в карманах куртки кулаки. Почему она раньше не замечала, что Виталька смахивает на молодого борова? Вон ряшка какая круглая, щёчки, нос пятачком. Заматереет, совсем хряком станет. — Прав Макс, ты ж смелый только на людях.
— Ах ты ж … такая! Да я тебя щас …, высушу и за … повешу!
Мухлово взбурлило в крови, взывая к разуму не хуже того красного камешка у супермена[1]. Противиться этому зову никаких сил не хватит, Ленка-то знала, в сериале видела, когда ещё в школе училась. Да она не очень-то и хотела сопротивляться.
— Вы посмотрите на него, люди добрые! — заголосила Старообрядцева, вытащив руки из карманов и уперев их в бока. Люди, и так в их сторону поглядывающие, послушно посмотрели, а было их сейчас на рынке много, Новый год же послезавтра. — Он меня ещё и оскорбляет! Сам мне просрочку втюхал, племянника потравил, а теперь даже деньги возвращать не хочет! Представляете, — Ленка развернулась к полной тётке в вязаной беретке, держащей четыре пакета разом. — Племянник мой, Мишка, съел йогурт из его палатки и теперь деда Мороза в больнице ждать станет. Ладно б в первый раз, а то я и сметану у него брала, вся горькая и в комках. Молоко тоже подсунули прокисшее. А теперь-то вон до чего оборзел, травит!
— Ты чего буровишь? — обалдел Виталя.
— Мужчина, вы где ряженку брали? — Ленка на бывшую любовь даже не оглянулась. — Вон в той палатке с коровой? А вы попробуйте, попробуйте, вот прямо сейчас. А то домой принесёте и своих всех потравите, как моего Мишку. Точно вам говорю!
— Ну-кась дай-ка сюда, — потребовала благообразная старушка в платочке, выхватывая у оторопевшего мужика пакет с ряженкой и, недолго думая, распечатывая его, делая приличный глоток. — Точно, прогорклая, права девка.
— Да чего ты понимаешь! — встряла дама в берете. — Я в той палатке всегда беру, всё свежее.
— Ты сама-то попробуй, — старушка сунула женщине пакет, — коль напрочь вкус не отбило.
— Ясно всё, — высказалась девушка в ярко-красной куртке. — Они всегда так делают, под праздники выкладывают лежалый товар, да ещё обсчитывают и обвешивают. Сейчас же народ всё сметёт.
— И вправду вроде горчит, — засомневалась тётка в берете, причмокивая напомаженными губами. — Ну его, от греха подальше. Давай, парень, возвращай мне деньги, а то я у тебя кило масла купила.
— Щас, уже разбежался! — огрызнулся Виталя, мышей не словивший. — Топай себе отсюда, дура.
И правильно, откуда ему, бедному, знать, как с покупателями общаться нужно? Сам-то за прилавком ни дня не стоял. А стоило бы, наверное.
К сожалению, Ленке, скромно отошедшей в сторонку, насладиться стремительно набирающим обороты скандалом не удалось, потому что как раз всё просёкшая Катька с воплем: «Моему Виталику бизнес рушить вздумала, шалава?!» кинулась на Старообрядцеву тигрицей, выставив когти, как настоящий оборотень.
***
Идя домой, Ленка больше всего боялась встретить Макса и, конечно, закон всемирного свинства сработал на сто процентов. Она как раз по лестнице поднималась, почти уже добралась до дядюшкиной квартиры, когда нарвалась на спускающегося Петрова. Лифт-то, понятное дело, не работал. Конечно, она и гаркнула жизнерадостно: «Здрасти, Максим Алексеевич!», и голову пониже опустила, и попыталась проскользнуть бочком. Но он всё равно заметил, дорогу перегородил, крепко ухватил за подбородок, заставив вверх смотреть, благо она стояла на две ступеньки ниже.
— Лен, клянусь, я тебе на слово поверил, — хмыкнул Макс. — Доказывать не стоило.
— Чего? — не поняла Старообрядцева, шмыгнув разбитым носом.
Кровь-то уже капать перестала, но казалось, что прямо в переносицу засунули кусок кирпича, отчего там стало очень сухо и мокро одновременно.
— Что ты дева-воительница и, вообще, супергёрл. Спрашивать, что случилось с твоим противником, я даже не буду.
Ленка ещё разок шмыгнула и смущённо утёрлась рукавом, показалось, что опять из носа потекло. Между прочим, когда их растащили, Катька ревела белугой и требовала, чтоб от неё убрали «эту психованную», а вот она нет, не ревела и не орала. Хотя гордиться, конечно, нечем, даже стыдно теперь. Ну что, в самом деле, как школьница: скандал устроила, в драку ввязалась. Оно того стоило?
Старообрядцева исподтишка глянула на Макса, на заметно опухшую скулу с аккуратными полосочками пластыря, на чуть заплывший глаз, и стыд моментально уменьшился, став не таким уж значительным.
— Ладно, пошли, — приказал Петров.
— Куда?
— Ко мне. Или ты в таком виде домой собралась? Хоть куртку зашьёшь и умоешься. Ты как сюда-то добралась такая… впечатляющая?
— Меня Зелимхан подвёз, — пробормотала Ленка, не двигаясь с места.
— Какой ещё Зелимхан? — обернулся начавший уже подниматься Макс.
— Человек хороший.
— Видимо, очень хороший, — не слишком добро проворчал Петров. — Ты идёшь или нет?
— Нет.
— Почему?
— Не хочу.
— Почему не хочешь? — очень, ну очень терпеливым тоном поинтересовался Макс.
Ленка ничего не ответила, только напрочь забитым носом сопела. А что скажешь? «Я не хочу к вам идти, потому что там Степашка»?
— Ясно, — резюмировал Петров, ухватил её за плечо, да так крепко, что не враз и вырвешься, поволок за собой, а она пошла.
Ну не затевать же драку ещё и с ним, в самом-то деле!
К счастью, певичка из петровской квартиры куда-то подевалась. Наверное, пошла ещё в какой-нибудь бутик за очередными витаминами «для Максика». Зато пока Ленка умывалась, работодатель успел заварить чай и нарезал какие-то совершенно дикие бутерброды, там и ветчина была, и помидоры, и сыр, и листья, и майонез, и ещё что-то с чем-то. А всё богатство на громадном куске хлеба. У Старообрядцевой даже в животе заурчало, как только она это углядела, у неё всегда просыпался безумный жор, стоило лишь чуть-чуть понервничать.
— Садись, ешь и рассказывай, — велел Макс. — Только давай обойдёмся без «не хочу», «не буду», «не твоё дело» и всего остального. Сделаем вид, что ты уже поломалась, а я тебя поуговаривал, лады?
— Я не ломаюсь! — вскинулась уже успевшая сесть за стол Ленка.
— Замечательно, — оценил Петров. Он встал, опершись бедром о подоконник, сложив руки на груди — слушать приготовился. — Я весь внимание.
Старообрядцевой очень не хотелось ничего рассказывать, гордиться-то и вправду нечем. А с другой стороны хотелось и даже очень, пусть это и было глупо, совсем по-детски, вроде: «Нехай знает, что я ради него делаю. Вон Степашка бы, наверное, никогда и ни за что…»
— Знаешь, Лен, — эдак задумчиво протянул Макс, на самом деле внимательно её выслушав. — Ты раньше не замечала за собой склонности к бытовому насилию? Вот смотрю я на тебя, ну чистый Халк. То тихая, воды не замутит, а то как разойдётся!
— Смеётесь? — мрачно поинтересовалась Ленка у надкушенного бутерброда — говорить-то с набитым ртом не слишком удобно, да и аппетит куда-то подевался.
— Да никогда! Я серьёзен, как патологоанатом. Только зря ты своему орангутангу жизнь портить взялась.
— Это ещё почему?
— Потому что к данной истории он никакого отношения не имеет.
— Кто же вас тогда избил? Правда, что ли, поклонники этой певички? — язвительно, даже, пожалуй, чересчур язвительно спросила Старообрядцева.
— А больше некому? — ещё язвительнее, куда там всяким Ленкам, осведомился Петров, вдобавок бровь так выразительно подняв.
— Вы бы головой подумали, сами же говорили, что иногда полезно, — не сдалась Лена. — Это не какие-то там ваши денежные дела или по бизнесу, потому что тогда б киллера наняли. И не случайный наркоман, все же вещи остались на месте, спугнуть бы его я просто не успела, потому что ещё сколько в коридоре протопталась. А у Степашки никаких поклонников нет, врёт она всё. И кто же вас избил? Бетмен?
— Логично, — совершенно серьёзно кивнул Макс. — Только, Лен, меня не избили, а ударили. Один раз. В лицо. Сумев с первого же удара вырубить. И человек был один.
— Ну и что?
— А то, что твой Володя…
— Виталя.
— Твой орангутанг, — поднажал Петров, — явился бы не в одиночку, а с друганами и битами. А если б был один, то напал сзади, никак не спереди. И не отказал себе в удовольствие хорошенько отмесить ногами, да ещё популярно объяснить, за что, почему и что случится в следующий раз, «если». Что же получается?
— И что?
— Напавший прекрасно знал, что делает, умеет это делать и сделано всё было с чёткой целью.
— Какой? — послушно спросила Ленка, чувствуя себя первоклассницей, причём жутко тупой.
— Могу и ошибаться, но, думаю, засадить меня дома, а если повезёт, отправить куда подальше. С такой рожей, — Макс потрогал скулу и поморщился, — нигде появляться нельзя. Я же всё-таки директор и владелец, а не хрен собачий. Да и выходные впереди, работать осталось всего ничего. И что сделает нормальный человек? Отправится лечиться к тёплым морям или заляжет на диван перед телевизором.
— А вы как поступите?
— Именно так, как от меня ждут, а там посмотрим, что случится, — Макс отлип от подоконника, прошёлся по кухне, сунув ладони в задние карманы джинсов. — Кстати, ты едешь со мной, — добавил почему-то раздражённо.
— Куда это? — всполошилась Ленка, неловко двинув локтём и едва не опрокинув чашку. — Никуда я не поеду! Ни с вами, ни вообще. У меня работа. И дядя.
— Вот именно, работа. Ты на меня работаешь, не забыла?
— Я-то не забыла, только вот вы пока мне ни копейки не заплатили.
— Н-да, это я как-то упустил, — хмыкнул Макс, вроде бы даже и смущённо. — Значит так. Больничный у тебя будет. Дяде скажешь, что едешь навестить мать. Матери звонишь и говоришь, что отправляешься с подругой в Испанию.
— Ку-уда?
— Ладно, в санаторий «Берёзовая роща», — не стал спорить покладистый Петров. — Вещи можешь не брать, не понадобятся, а куртке твоей теперь место на помойке. Прихвати только зубную щётку и…
— Да никуда я не поеду! — возмутилась Ленка.
— Почему? — Макс, наконец, обернулся к ней.
— Не хочу.
— Дежавю, — он потёр костяшкой переносицу, глянул на Старообрядцеву поверх кулака. — Действительно не хочешь и мне надо привести железобетонные аргументы, почему у тебя выбора нет?
— А аргументы есть? — пробормотала Ленка, разглядывая чашку с чаем, к которому она так и не притронулась.
— Лен, если я хоть что-нибудь делал, не просчитав наперёд, то давно бы уже стал банкротом, — сообщил Петров.
А у Лены аж ладони зачесались от желания треснуть его чем-нибудь потяжелее. Может, и вправду внутри неё Халк завёлся? Или дело в некоторых, чересчур в себе уверенных и просто дико раздражающих личностях?
***
— Ну и чего ты думаешь? — поинтересовалась Светланка, разглядывая бутерброд, будто примериваясь, как ловчее укусить.
Бутерброды она делала в Максовском стиле: сначала много свежей булки, потом примерно столько же масла, дальше шло клубничное варенье, а сверху подруга ещё и сливками из баллончика попшикала — от сладости у Ленки начинало зубы сводить, когда она просто смотрела на эдакую красоту. Хотя Светланка была в своём праве, сына она отправила к бабушке аж до второго января и теперь кутила на полную катушку. Даже хотела распить со Старообрядцевой бутылочку шампанского за уходящий год, но услыхав, какие дела у той творятся, попридержала коней и пока ограничилась чаем.
— О чём я сейчас должна думать? — уточнила Ленка.
— Правильно, чего тут думать, — согласилась Светланка, откусывая от своего кулинарного монстра здоровенный кусь. — Фафо ыхать.
— Чего?
— Говорю, надо ехать, — расшифровала подруга, сглатывая, как удав. — Когда ещё такой шанс появится?
— На что?
— На интересное, Лен! Куда тебя Макс потащит, дело десятое, но явно не в санаторий «Берёзовая роща», не его формат.
— А какой его?
Светланка задумалась.
— По-моему, в детстве он горными лыжами занимался, — протянула подружка, задумчиво размазывая варенье по губам. — Или скалолазанием, что ли? А, может, наоборот, по пещерам таскался? Но точно не дайвингом. С акулами он плавал, когда у меня уже Мишка родился, помню, Петров ему ещё акулий зуб показывал.
— С какими акулами? — напряглась Ленка.
— Ну с какими, какими? Натурально, с белыми. В Австралии, кажется, дело было. Нет, на Филиппинах. Хотя вру, на Филиппины он мотался смотреть на извержение вулкана, точно! А во Вьетнаме они по какой-то жуткой реке сплавлялись. Представляешь, узюсенькое ущелье, по обеим сторонам скалы высотой под километр и психованная река. Я сейчас тебе покажу, у меня в компе куча его фоток, Макс скидывал. Даже видюха есть с камеры на шлеме, когда он в вингсьюте прыгал.
— Что такое вингсьют? — спросила Ленка обмирающим голосом.
— Ну, костюм такой специальный, вроде как с перепонками между руками и ногами, на белку-летягу похоже. В нём с высоты прыгают и вот эти перепонки вместо парашюта. Чего ты там сидишь, иди сюда, с дивана же невидно ничего.
— Светланка, ты вот мне сейчас на полном серьёзе советуешь ехать и прыгать как белке-летяге без парашюта?
— Чего сразу прыгать-то? — подруга потянулась, цепляя бутерброд. — Там же подготовка нужна, то, сё. Просто говорю, что с ним от скуки не сдохнешь.
— Вот это точно, — проворчала Старообрядцева.
— Или ты чего, за свою девичью честь переживаешь? — вытаращилась Светланка, позабыв изо рта бутерброд вынуть. — Так ведь это не какой-то левый мужик, это ж Макс! Нет, конечно, если предложишь, он вряд ли откажется. Я б на твоем месте предложила.
— А ты… была на моём месте?
— Опсихела совсем? — оскорбилась Светланка. — Говорю же, мы с ним в песочнице друг друга лопаткой по лбу лупили. Но глаза-то у меня есть, он ещё в школе та-акой ходок был. Прикинь, на выпускном его застукали с нашей биологичкой, прямо в кабинете.
— С учительницей?!
— Да какая там учительница! — хихикнула подруга, махнув рукой. — Она только первый год преподавала. Но сам факт оцени.
— Короче, никуда я не еду, — мрачно подытожила Ленка.
— Ты вообще меня слышишь? Говорю же, сама не предложишь, Макс на километр к тебе не подойдёт. И потом, Лен, ты когда последний раз отдыхала-то, а? Чтоб вот ни дядьки твоего ненормального, ни рынка с идиотами? И где была, кроме своего Мухлова? Да, в конце концов, где твоё любопытство?
— При мне. Например, жутко интересно, зачем ему понадобилось меня куда-то тащить? Степашке прислуживать, пока Элиза Анатольевна в больнице?
— Дура ты, Лен, и уши у тебя холодные. Макс, конечно, козёл, потому что мужик, но козёл из лучших, не слишком токсичный. На кой ему твоя Степашка сдалась? Правильно, чтобы употреблять по назначению. Ты вот о своей клизме очень заботишься?
— У меня нет клизмы.
— Ну и зря, француженки очень советуют. И для похудания хорошо, и просто для здоровья. Всё, решено! — Светланка прихлопнула ладонью по столу. — Теперь надо определиться, что с собой брать кроме трусов.
— Вот как раз про трусы он ничего и не говорил.
— Можно и без трусов, — покладисто согласилась подруга. — Так даже удобнее. Без вечернего платья точно можно обойтись, вряд ли вы, два таких красавца-рестлера будите светить физиономиями в приличных местах. Купальник? Что он вообще говорил?
— Что мою куртку можно выкинуть на помойку.
— Так, если куртка нужна, значит, не тёплые края. Может, какие-нибудь Альпы? Горнолыжные курорты, а? Что там понадобится?
— Валенки, — огрызнулась Ленка. — Слушай, Светланк, а ты можешь найти телефон этой Степашки? Меня Элиза Анатольевна просила адрес узнать, но так получилось, что даже номера нет.
— И как я его узнаю? — рассеянно удивилась подруга, разворачиваясь к компьютеру. — Наверное, всё-таки Альпы. Надо погоду уточнить…
— Да погоди ты со своими Альпами, мне телефон нужен. Ну пробей в интернете, ты же знаешь, как это делается.
— Пробивают в интернете, а ещё по базам, следаки из сериала «Менты». Лен, номера телефонов всяких Филь и Каркуш охраняются почище золотого запаса, да ещё и меняются регулярно. Конечно, Филя Филе рознь, Киркоров вон тоже Филя. Но не думаю, что у твоей все контактные данные на страничке в ВК выложены.
— Она Степашка.
— Да один хрен. Вот лет десять назад была красота. Идёшь на рынок, покупаешь диск и названивай хоть премьер-министру. А сейчас с этим строго.
— Что, совсем никак? — расстроилась Ленка.
— Ну, кабы ты знала её реальные позывные, типа имени с фамилией, то можно было попробовать.
— А я знаю. Зовут её Ольга, фамилия Распопова, вот отчество не помню или она не говорила. И дед у неё в Козельске живёт. Может, она там родилась?
— Да ты просто Шерлок Холмс и миссис Хадсон в одном флаконе! — восхитилась Светланка. — Слушай, а у тебя загранпаспорт вообще есть? Про такие мелочи, как открытые визы, я не спрашиваю.
— Откуда у меня загранпаспорт? Я наш-то, российский с грехом пополам поменяла, больше чем на год просрочила. Думала, такой штраф вкатят, что…
— Бли-ин! — подруга в сердцах оттолкнула клавиатуру. — Ну что ты за человек? Даже помечтать с тобой нельзя! Боюсь, без паспорта тебе только «Берёзовая роща» и светит.
— Да какая разница? Ты, главное, номер мне найди, а лучше адрес.
— Попробую, — недовольно проворчала Светланка. — Но особо губы не раскатывай, сама понимаешь, Оля Распопова — это вам не Мерседес Непейвода, по всей России таких наверняка не одна сотня наберётся.
— Учитывая, что про имя с фамилией она тоже могла наврать, — почесала кончик носа Ленка.
— Учитывая ещё и это, — согласилась Светланка. — Ладно, что с тобой делать? Попрошу я одного человечка, авось поможет.
— Хакера? — встрепенулась Ленка.
— Билла Гейтса, — пообещала добрая подруга. — У меня сестра двоюродная в паспортном столе работает, к ней и подкачу. А как думаешь, может Макс с твоим паспортом что-нибудь сообразит? Как-нибудь контрабандой протащит?
Лена попыталась было представить, как Петров, пыхтя и чертыхаясь через слово, её в чемодан засовывает, но даже её богатая фантазия сбой дала — не помещалась Старообрядцева в чемодан, ну никак.
***
Лететь оказалось совсем неинтересно, а Ленка-то уж было разнадеялась! Конечно, в самолёте красота была неописуемая: тут тебе и кресла, которые кругом себя поворачиваются, и столик, даже тумбочка, а на ней вазочка с еловой веточкой и шариками, на полу ковёр. Главное, всё ж для них двоих! Только вот салон маленький, просто крохотный, в проходе едва развернуться можно; кресла потёртые у одного на боку даже клок отодран; тумбочка точно как у них с мамой, а у потрёпанной дорожки грубую основу видать, то есть восхищаться особо и нечем. Стюардесса оказалась вовсе не молодой красоткой, а очень даже женщиной средних лет, к тому же, кажется, сильно уставшей. И за иллюминаторами смотреть не на что, темнота сплошная, да ещё самолётово крыло с мигающими красными сигналами, от которых почему-то становилось тревожно и страшновато. И никаких тебе «Вас приветствует команда борта!..», стюардесса не размахивала руками, объясняя, как надевать кислородную маску, еду тоже не разносили, лишь кофе дали.
А Макс как уселся со своим ноутбуком, так голову поднимал исключительно, чтобы что-то намяукать-начерикать в телефон по-китайски, приказать кому-то «акцептовать оферту, но только если оферент оформит её как безотзывную, иначе пусть катится со своим конклюдентом к чёрту!» или наорать на Степанова, сообщив, что он, Степанов, «… моржовый», что надо было «эту… на … вчера, …, грузить, а теперь, … …, до десятого … простоит, да и то … отгрузишь».
Правда, после содержательной беседы со Степановым работодатель мельком глянул на Ленку и так же походя извинился. Вот и всё общение. В общем, примерно через час после взлёта Старообрядцева жёстко затосковала.
— Ты бы поспала, нам ещё почти три часа лететь, — посоветовал Макс, будто только этого и ждал, но головы так и не поднял.
— А куда мы летим? — осторожно поинтересовалась Лена.
— Прилетим, узнаешь, — пробормотал Петров и добавил ещё что-то, кажется, по-английски и совершенно точно это «что-то» не имело к Старообрядцевой никакого отношения.
— Это ваш самолёт, да? — помолчав для вежливости, спросила Ленка.
— Кажется, мы уже уяснили, что моя фамилия ни Грей и даже не Серов, — хмыкнул Макс, снова глянув поверх откинутой компьютерной крышки.
— А-а, так вы его арендовали, — догадалась продвинутая Старообрядцева.
— До паперти мне, конечно, далеко, но выкинуть три сотни за один перелёт всё равно слабо, — проворчал Петров.
— Три сотни — это в долларах?
— Три сотни — это в рублях, только тысяч. Лен, поспи, в самом деле. А то этот дятел тут понаписал такого, что без стакана не разберёшься.
Ленка послушно захлопнула рот и допила коньяк, который вместе с кофе принесли, пытаясь переварить, как это: заплатить триста тысяч рублей за перелёт. На чём и куда можно слетать за эдакие деньжищи? На золотой ракете до Марса?
«Он тунеядец и кровопийца! — рявкнул дядюшка. — Вот и делает, что хочет, жирует на народные денежки!»
Макс расхохотался по-злодейски и дёрнул рычаг. Сверкающий, как алмаз воздушный шар рванул вверх, будто подброшенный мяч и Лена почувствовала, что падает, хотя так и осталась стоять, вцепившись в поручень, который очень походил на трамвайный.
«А куда мы летим?» — снова зачем-то спросила, пытаясь перекричать дикий вой ветра, от которого закладывало уши и даже подташнивало чуть-чуть. «Куда-куда! — опять расхохотался Макс. — Тебя насиловать! Очень мы, олигархи, обожаем насиловать всяких дур!»
— Лен, просыпайся, — донеслось совсем откуда-то издалека и воздушный шар затрясло. — Ле-ена.
— Разморило, бедолагу, — сказал женский голос. — Это бывает с непривычки. Первый раз летела, да? Только как же теперь? На руках не донесёшь, тут ведь не развернёшься.
— Лена! Подъём! — гаркнул Петров почему-то сбоку.
— Я не хочу к олигархам, — прохныкала Старообрядцева, но её всё равно, кажется, подняли на ноги и вроде бы куда-то повели.
Она совсем плохо соображала, туман был везде, и в голове, и снаружи, и перед глазами. Потом резанул очень яркий свет, который мгновенно пропал, но Ленка ослепла окончательно.
— Макс? — скульнула она, пытаясь протереть глаза.
— Шагай, горе ты моё, — неожиданно рядом и непривычно ласково отозвался Петров. — Сейчас сядем и доспишь.
Чтобы спросить, зачем её поднимали, если тут же сажать собираются, сил не хватило, она будто в колодец с чернилами провалилась. К счастью, никаких олигархов там не было.
Проснулась Ленка очень резко и разом, без малейшего следа одури и даже не потребовалось гадать, где она и как тут очутилась. Вернее, каким таким таинственным образом она в машине оказалась, Старообрядцева понятия не имела. Но ясно было: сидит именно в машине, большой, вроде той, что у Андрея, только пахло тут не так хорошо, как у него, а мерзким кокосовым ароматизатором, магнитола намурлыкивала, что: «…меж нами любовь, она горяча, как кровь!» и вроде даже про морковь, хотя это могло и примерещиться. Какие-то огоньки на передней панели подсвечивали полумрак в салоне, бородищу незнакомого, но очень здорового мужика за рулём и Максов профиль.
Между прочим, машина стояла, хотя мотор и работал.
— Ты посмотри, что делается! — то ли восхитился, то ли разозлился водитель густым басом. — Рэкет же самый настоящий, а, Макс Лексеич?
— И часто это у вас? — хмыкнул Петров.
— Да теперь-то постоянно! Приучили их, собак. Туристы по осени и приучили. Ну и что вот с ними теперь делать?
— Кормить, — усмехнулся Макс. — Я вроде бы сало прихватил для Фомича.
Петров перегнулся между креслами и едва не боднул Ленку лбом.
— Здрасти! — от неожиданности выдала Старообрядцева.
— С пробуждением, — поздравил её Макс. — Лен, где-то слева от тебя рюкзак, достань…
— А что там творится-то? — спросила Ленка и полезла, конечно, не за каким-то рюкзаком, а вперёд, заставляя работодателя потесниться.
За лобовым же стеклом царила самая натуральная сказка, как в «Двенадцати месяцах». Чёрное небо в таких звёздах, что даже фары их не забивали, впереди узкая дорога не дорога, скорее уж разъезженная колея между сугробами. За ними и в темноте сверкающий, переливающийся, мерцающий инеем и снегом васнецовский лес с деревьями стеной до неба. А перед машиной. Прямо в столбе света сидела собака и ещё несколько — Ленка не рассмотрела сколько — по бокам, почти в сугробах.
— У них всё строго, — усмехнулся бородач, глянув на Старообрядцеву через плечо, и неловко повернулся. То ли он просто очень толстым был, то ли громадная куртка мешала. — Видишь, вон там, сбоку, двое сидят? Это, значит, переярки[2]. А вот те — это прибылые. Ну и мать их, атаманша, мать её за ногу. — Ленка кивнула, хотя ничего не поняла. — Видать по осени кто-то из щенков выскочил на дорогу и прямо на туристов нарвался. А идиоты и рады им колбасы напихать. И, вишь, сообразили, черти, что здесь завсегда хавчик найдут, теперь промышляют. Не пропускают, значит, без дани-то.
— Лен, подвинься, я сам достану.
Макс не слишком вежливо пихнул Старообрядцеву в плечо.
— Да ты что, Макс Лексеич, — бробухтел водитель. — Сало-то у тебя небось с чесночком? Куда его волку. И нельзя зверя подкармливать, здесь тебе не зоопарк, а тайга. А ну, черти!
Машина залилась гудками, в которых явно слышался мотив песенки «Чёрный бумер». Собаки, которые, честно говоря, не слишком-то на псов и походили, испугались гораздо меньше Ленки. По крайней мере, вздрагивать они не стали, шарахаться тоже, а эдак неохотно подались в стороны. Джип, продолжая заливаться, тихонько двинулся по снежному накату и только тут до Лены дошло.
— Это что, на самом деле волки? — Старообрядцева в ажиотаже залезла коленями на сиденье, пытаясь рассмотреть зверей. — Настоящие волки? Да, блин!
Позади уже ничего видно не было, только звёзды, лес стеной, да снег вихрился под колёсами.
[1] Имеется в виду красный криптонит, упоминающийся в телесериале «Тайны Смолвиля». Данная разновидность является своего рода наркотиком для криптонцев — он раскрепощает чувства и выпускает наружу потаённые желания.
[2] Переярок — охотничье название молодого перегодовалого волка; волк моложе одного года называется прибылым