Тогда
Эбби
На заднем фоне в магазине «Чайный клуб» негромко играли Simply Red's Stars, придавая этому месту немного более прохладную атмосферу, чем оно того заслуживало. Том сидел за старой деревянной барной стойкой, перед ним стояла кружка дымящегося горячего шоколада с зефиром, взбитыми сливками и шоколадной глазурью. Я наблюдала, как он набирает ложкой пушистый верхний слой и кладет лакомство в рот.
— М-м-м… — Его глаза на секунду закрылись. — Несмотря на твой сомнительный выбор музыки, ты делаешь лучший в мире чертов горячий шоколад, Шебби. Неудивительно, что Стью попросил тебя управлять этим местом.
— Спасибо, — ответила я, подумав, что в почти двадцать два года идеальное приготовление напитков — это единственное, что можно внести в мой похожий на анорексию список опыта работы. — Знаешь, с этой штукой ты доведешь себя до сердечного приступа, — добавила я, а потом приказала себе замолчать, иначе начну нудеть, как наша мать, еще до моего следующего дня рождения.
Прежде чем Том успел прокомментировать, дверь открылась, и вошла пожилая пара. Я наблюдала, как мужчина придержал дверь для своей спутницы, а затем поставил их зонтик в медную подставку. Он выдвинул стул, помог ей сесть, и когда что-то сказал, она хихикнула и прикрыла рот бледными тонкими пальцами.
Я подошла к их столику.
— Добрый день, — улыбнувшись, поздоровалась я.
— Добрый день и вам, юная леди. — Голубые глаза мужчины были мутными и слезящимися, но их окружали морщинки смеха, способные рассказать тысячу историй.
— Могу я предложить вам кофе или чай?
— Две чашки чая, пожалуйста, милая, — тихо ответила женщина, положив свой фиолетовый вязаный берет на стул рядом с собой и поправляя свои седые локоны. — И две сдобные булочки, если у вас есть. Джордж становится на редкость ворчливым, если не съест свою булочку.
Я усмехнулась.
— Ну, мы конечно этого сейчас не допустим? Два чая и сдобные булочки. Вернусь через секунду. — Поворачиваясь, я заметила, как они потянулись друг к другу через стол, переплетая пальцы. Шесть месяцев назад я бы потребовала, чтобы Том подал мне помойное ведро, чтобы проблеваться. Теперь я видела только Лиама и себя через шестьдесят лет. И это было безумно странно. Чудесно, но до безумия странно. Как будто Лиам нашел сундук с сокровищами чувств, зарытый так глубоко в моем сердце, что даже я не знала, что он там.
После того как отнесла заказ паре, я вернулась в бар, откуда Том смотрел на меня с едва скрываемой ухмылкой, облизывая свою ложку.
— Я видел, как ты на них смотрела, — заявил он.
Я опрокинула несколько грязных чашек в раковину.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Да, точно. Ты становишься все мягче и мягче… В любом случае, как дела с Лиамом?
— Отлично. Он загружен работой. Банк уже наделил его большими обязанностями.
— Он рассказал им о лишении водительских прав?
— Да. Особого выбора у него не осталось, поскольку он должен был ездить по разным отделениям. Боже, он так волновался и…
— Без шуток. Я до сих пор не могу поверить, насколько он превысил скорость, Лиам…
Я взмахнула рукой.
— Да, да. В конечном счете, они не так уж сильно его осуждали. Очевидно, что это не может повториться, но в банке все равно считают его удивительно талантливым. — Фу. Я разболталась. Я прочистила горло. — Как София?
Том помахал пальцем.
— О, нет, не меняй тему. Ты уже его спросила?
— Нет. Я не хочу его пугать.
— Пха, пха, пха. — Том поднял руки вверх. — Ты влюбилась в него?
— Да, но…
— И вы все равно практически живете вместе. Он ненавидит своих соседей по квартире. И никогда больше не согласится жить с родителями…
— Это вряд ли. Я никогда не встречала таких фанатиков. Если ты живешь к югу от реки, они считают тебя иностранцем.
— Ну, тогда, — прокомментировал Том. — Все просто. Попроси его переехать. Подумай о деньгах, которые ты сэкономишь.
— Похоже, это тебе хочется с ним съехаться.
Том замахнулся на меня своей ложкой, и я уклонилась, едва избежав меткого попадания шоколадного молочного сгустка, который расплескался по стойке.
— Я бы хотел переехать, поверь мне, — согласился он. — И как только закончу этот чертов диплом по экономике, так и сделаю. А пока…
— Ты будешь жить со Злой Ведьмой Востока. — Я усмехнулась, вытирая намеренно пролитую им жидкость кусочком бумажного полотенца.
Том засмеялся.
— Мама не такая уж плохая.
— Для тебя — нет. — Моя улыбка исчезла. — Она меня ненавидит.
— Завязывай. Она не ненавидит тебя.
— Нет, ненавидит. — Я вздохнула. — Потому что я напоминаю ей о папе.
Том скривил лицо.
— Ты говорила это раньше. Но если бы это было правдой, она бы возненавидела… то есть не смогла бы со мной жить. Я же парень. Я должен напоминать ей отца гораздо больше, чем ты.
— Не думаю, что пол имеет к этому какое-то отношение. — Я выдержала паузу. — Уверена, что у меня его манеры, понимаешь? Мимика, жесты, все такое. По крайней мере, мама обвиняла меня именно в этом. — Я положила пакетик чая в кружку. — Но я не такая, как он. Я никогда не изменяла. Я бы точно не стала изменять Лиаму. У меня нет привычки играть в азартные игры. И я бы точно никогда не бросила своего партнера. — Я вздохнула. — Я люблю Лиама.
Том усмехнулся.
— Я же тебе говорил. Ты становишься совсем мягкотелой.
— Я не шучу… Я на самом деле его люблю. И это пугает меня до чертиков.
— Почему?
Я вскинула руки.
— Почему нет? Что если это еще одни отношения, которые я испорчу? Я не хочу, чтобы это случилось… Я сделаю для него все что угодно, Томми. Все что угодно.
Том хмыкнул и закатил глаза.
— Кроме как попросить его переехать к тебе.
Я ударила его своим полотенцем для посуды.
— Мы даже полгода не встречаемся. В любом случае… Как София? И я говорю серьезно. — Он скривился, и я подняла брови. — Опять поссорились?
— Да.
— Значит, она по-прежнему собственница, параноик и, ну, немного странная?
— Звучит довольно точно. — Том засмеялся.
Я снова подняла руки вверх.
— Почему ты стараешься? Ты ненавидишь конфликты.
— Ну, это не удивительно? — Том положил руку на сердце. — Моя бедная душа получила серьезную травму после всех ваших с мамой ссор.
— И именно поэтому я съехала. Прошло пять лет, а я все еще слышу, как она кричит на меня. — Я подтолкнула Тома локтем. — Но мама любит тебя, так что ее сердце лишь наполовину сделано из камня. А может, оно на два размера меньше. — Том не ухмыльнулся, как я ожидала, поэтому добавила: — Как у Гринча, который украл Рождество. Папа читал нам эту книгу. Помнишь?
Он опустил глаза и сгорбил плечи, став похожим на брошенного щенка, который стоит под дождем и ждет, когда его впустят в дом.
— Хотел бы я его помнить, — тихо сказал он. — Как следует, я имею в виду. Хотелось бы знать, где он был все это время.
— Я знаю. Я тоже.
Я покачала головой, вспоминая тот день, когда мой отец ушел, обычный день во всех других отношениях. Все, что касалось того дня, все еще живо, как будто кто-то вытравил это, вплоть до мельчайших деталей, в моем сознании. День, когда все изменилось, навсегда остался в моей памяти.
Это случилось во время школьных каникул, через несколько недель после девятого — моего десятого — дня рождения Тома. Казалось, песня «Upside Down» Дайаны Росс постоянно крутилась по радио, и я знала все слова наизусть, напевая их как можно громче при каждой возможности.
— Прекрати это петь! — стонал Том накануне, хлопая меня по затылку каждый раз, когда я вступала в припев. Но это был один из тех прилипчивых мотивов, который невозможно выкинуть из головы. Даже хождение по дому, напевая мелодию из «Маппет-шоу», не помогло. Хотя — и это меня порадовало — я заметила, что Том теперь не переставая напевает эту песню. Это стало расплатой за то, что он бил меня по голове.
Мальчик, который мне нравился, сидел со мной на качелях в парке в тот день, когда папа ушел. Дерек Стоукс ростом едва превосходил меня, хотя был старше почти на два года. Впрочем, он выделялся большими изумрудно-зелеными глазами и самыми милыми ямочками-полумесяцами, которые я когда-либо видела. Я жадно ловила каждый его взгляд, бросаемый в мою сторону, и хранила их так глубоко в памяти, что могла вспомнить и десять лет спустя. Дерек действительно вывернул меня наизнанку и заставил все мои чувства бурлить.
Даже мои воспоминания о погоде остались яркими. Я почти чувствовала морось, мягко падающую на мои щеки, когда мы с Томом шли домой из парка. Видела раздувающиеся облака, которые висели в воздухе до самого вечера, когда, наконец, пробилось солнце. Всякий раз, когда это случалось, я думала, что впереди нас ждет только хорошее. В конце концов, если солнце всегда побеждает дождь, значит, должна быть надежда и на все остальное. Обязательно.
Мы ужинали. Мы вчетвером — мама, папа, Том и я — сидели за нашим квадратным столом с вазой нарциссов посередине и красно-белой клетчатой скатертью с сигаретным ожогом на левой стороне, тремя квадратами вверх. Я не могу сказать, что мы ели в предыдущий или последующий вечер, но в тот день у нас были тарелки дымящегося домашнего томатного супа, хлеб с маслом, толстые ломтики сыра чеддер и сладкие корнишоны. Много-много сладких корнишонов.
Мама не вела себя, как обычно, тихо. Папа не кричал. На самом деле, они вполне вежливо разговаривали о политике. Моей маме с трудом верилось, что актер может стать президентом Соединенных Штатов, тогда как отец настаивал, что Рейган — именно тот человек, который должен править страной возможностей.
Нам с Томом было наплевать на политику. Мы корчили друг другу рожи, когда родители не смотрели, и болтали о том, как провести остаток летних каникул. Ни один из нас не хотел возвращаться в школу. Учеба помешала бы играть в прятки, пока не зажгутся фонари — дольше, если удавалось увильнуть. Или играть в цирк с золотым лабрадором миссис Беннет и моим серебряно-розовым полосатым хула-хупом.
— Пойдем на улицу, — предложил Том, вылизывая свою тарелку от последних остатков супа, оставляя оранжевые усы над губами. — Покатаемся на велосипедах. Мы сможем погонять по «смайлику».
Ему не пришлось просить дважды. Как только мама выразила свое одобрение в виде отрывистого кивка, мы поспешно запихнули посуду в кухонную раковину и побежали к входной двери, игнорируя мамины указания быть осторожными.
Несколько дней назад Том нашел желтый мяч, и мы нарисовали на нем черным фломастером большую улыбающуюся рожицу. Мы затолкали мяч в яму посреди нашей улицы, так что торчала только верхняя половина, а потом снова и снова проезжали по нему, смеясь и подпрыгивая на велосипедах. Мы оба знали, что один из нас упадет. В этом и заключался весь смысл. Вопрос в том, кто упадет первым. Мой брат, вероятно, поспорил с другими детьми, что это буду я. Он не ошибся.
В тот вечер я в седьмой раз проехала по мячу, и он лопнул с громким «ка-бум». Я подпрыгнула. Велосипед покачнулся, мои руки слишком сильно ударили по тормозам, я потеряла равновесие и упала на землю.
Том смеялся, пока не услышал мой плач и не увидел кровь на моих коленях. Он спрыгнул с велосипеда и подбежал ко мне.
— Жуть, — проговорил он, глядя на мою ногу.
Я заплакала сильнее, крупные жирные слезы покатились по щекам.
— Я вижу кость, — заявил он, и я задохнулась, а потом завыла. Том снова засмеялся. — Нет. Это камешек.
— Не смешно! — завопила я.
Том усмехнулся.
— Тебе лучше перестать плакать, а то мама отрежет тебе ногу.
Я утерла нос тыльной стороной ладони, оставляя мокрую полосу от костяшки пальца до середины руки.
— Уже не плачу. Помоги мне встать.
Несмотря на то, что Том был на год младше, он уже имел невероятный рост и силу. Положил руки мне на талию, он потянул вверх. Я старалась не обращать внимания на кровь, вытекающую из моих коленей и стекающую по ногам, пачкая мои пыльные носки.
— Я возьму твой велосипед, — предложил Том. — Хорошо?
— Хорошо, — согласилась я и захромала домой. И тут мы увидели папу, выходящего из дома с чемоданом в каждой руке. Он посмотрел на нас и остановился, потом поставил чемоданы на землю и протянул руки.
— Куда ты собрался? — спросил Том, обнимая папу.
— Уезжаю на некоторое время.
— Можно мне с тобой?
— Нет, малыш. — Папа взъерошил волосы моего брата. — Ты должен остаться здесь. Присмотри за мамой и сестрой для меня.
Я посмотрела на отца, нахмурилась, когда заметила слезы в его глазах.
— Когда ты вернешься, папа?
Отец притянул нас обоих к себе и поцеловал в макушки.
— Я не уверен, милая. Скоро. — Его взгляд быстро прошелся по входной двери. — Я лучше пойду.
Он выпустил нас из своих объятий и засунул чемоданы в багажник нашего старого «Фольксвагена». Еще одно объятие, еще одна улыбка. Опять обещания, что мы скоро увидимся, а потом он уехал, высунув руку из опущенного окна и помахав нам на ходу.
Только когда отец скрылся за углом, я поняла, что он не остановился, чтобы спросить о крови, стекающей по моей ноге, не поинтересовался, все ли со мной в порядке.
Мы с Томом забежали в дом и нашли маму там, где и оставили: она сидела за кухонным столом, помытым и вытертым. Посмотрев на нас, без всякого выражения на лице и со свежим слоем макияжа, она сказала нам только одно:
— Пора спать.
***
— Наверное, у отца имелись свои причины не общаться с нами, — тихо сказал Том, вырывая меня из воспоминаний и возвращая в магазин.
Я улыбнулась ему. Том, мой младший брат, младше ровно на год. Первые несколько недель он провел в инкубаторе, потому что появился на свет на два месяца раньше срока. Том всегда говорил людям, это потому, что он спешил встретиться со своей старшей сестрой, и эти слова вызывали у меня чувство гордости.
Я уже собиралась ответить, когда пожилая пара встала. Мужчина показал на деньги, оставленные на столе рядом с их использованными тарелками и чашками, и они оба помахали нам, выходя из магазина, оставив в нем только меня и Тома.
— Мама, наверное, сказала ему, чтобы он больше никогда не ступал на ее порог, иначе превратит его в жабу или вроде того. — Я пожала плечами. — А может, ему просто было все равно.
— Как ты думаешь, он еще жив? Люди ведь так просто не исчезают?
— Ну, с той суммой денег, которую, по словам мамы, он должен… Я не знаю. Может быть, когда-нибудь мы это выясним. — Я похлопала его по руке. — В любом случае, она все еще живет в том же доме, так что не похоже, чтобы нас было трудно найти.
Дверь кофейни открылась, и Лиам шагнул внутрь, его рубашка была в пятнах от капель дождя. Пока он шел к нам, мое сердце билось о грудную клетку как барабан.
— Попроси его переехать к тебе, или я сам это скажу, — прошипел Том вполголоса.
— Только посмей это сделать, и ты отправишься прямиком в ад, — прошептала я в ответ сквозь стиснутые зубы.
— Не беспокойся, Шебби, — усмехнулся Том. — Увидимся там.
Я тоже засмеялась, обнимая Лиама, думая, что Том ни за что не попадет в ад.
Но что-то внутри меня шептало, что я, скорее всего, да.