Сейчас
Нэйт
Прошло две недели после похорон. Отец Эбби, Патрик, прилетел из Бостона, и мы с Сарой мгновенно узнали его, когда встречали в аэропорту. Его лицо чем-то напоминало лицо Эбби, но по тому, как он шел, мы уже догадались, что это ее отец. Его грустная улыбка подтвердила наши догадки еще до того, как мы пожали друг другу руки. Он рыдал, обнимая нас с Сарой, шепча снова и снова, как ему жаль, а мы прижимались к нему, как утопающие к спасательной шлюпке.
Я безмерно зауважал Патрика и Долорес за то, что они отложили в сторону, по крайней мере на один день, то, что, должно быть, казалось им непреодолимыми разногласиями, чтобы попрощаться со своей дочерью. Но теперь родители Эбби, Пол, Линн и девочки разъехались по домам, возвращаясь к привычному быту, а нам с Сарой предстояло начать свою собственную жизнь.
Мы с дочерью сидели перед моим ноутбуком. Свет придавал ее коже жуткий голубоватый оттенок, отчего круги под глазами становились еще темнее. Я радовался, что скоро закончится учебный год. В следующем месяце мы собирались в Европу. Мы оба решили, что нам нужно уехать, наполнить жизнь новыми воспоминаниями, только мы вдвоем, а потом с Полом и Линн в Швейцарии. Кевин уже все устроил, не пожалел никаких средств. Но перед этим нам нужно позаботиться еще кое о чем.
— Ты уверена? — спросил я, наведя курсор на кнопку «Отправить». — Ты абсолютно уверена, что хочешь это сделать?
— Папа, — сказала Сара. — Дело не в нем. — Она все еще отказывалась произносить имя Лиама. — Ты мой отец. И всегда им будешь. Но я должна знать о Заке. — Она сжала мою руку. — Должна.
— Но он скоро уедет в университет, — быстро проговорил я. — И дом будет продан. Тебе больше никогда не придется его видеть. Мы никогда больше не увидим никого из них.
— Папа, — прошептала она, затем сглотнула и добавила: — Мне нужно знать.
***
Комплект от «ГенТек» пришел в обычном конверте через несколько дней.
— Не заставляй меня делать мазок со щеки, папа, — попросила Сара, пока мы изучали инструкции. — Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать себя преступницей.
Я обнял ее.
— Вместо этого мы возьмем образцы волос, — предложил я. — Так будет нормально?
Она кивнула, ее глаза налились кровью, когда дочь просмотрела остальную часть брошюры.
— Тут сказано, что будет лучше, если мы пришлем образец и от мамы. — Слезы полились по ее щекам. — Как мы…?
— Я позабочусь об этом. — Я поцеловал ее в макушку и пошел в нашу — мою — ванную комнату, открыл один из ящиков и уставился на щетку Эбби. Я взял ее в руки, потянул и распутал длинные светлые пряди, мое колотящееся сердце наполнилось ненавистью и гневом.
Иногда мне казалось, что если бы она была жива, я бы решился на ее убийство. Обхватил бы руками ее маленькую изящную шейку и сжимал до тех пор, пока не увидел, как из нее уходит жизнь. Но перед этим я бы кричал и ругался, вопил о том, как пытался сделать счастливой каждый день с тех пор, как увидел посреди этой богом забытой дороги. Я бы сказал, что следовало оставить ее умирать, как это сделал ее драгоценный, идеальный Лиам.
Но потом гнев исчезал и сменялся чувством абсолютного, тонущего отчаяния. Я шептал жалкое «прости» своей мертвой жене, извиняясь за ужасные мысли снова и снова, умоляя вернуться, лечь рядом со мной, чтобы сказать, что все еще ее люблю. Горе, знал я, — скользкое, непостоянное чудовище, которое трудно взять в руки и почти невозможно приручить.
Я глубоко вздохнул, вернулся на кухню, положил волосы Эбби в конверт и обнял дочь.
Она посмотрела не меня.
— Что теперь?
— Теперь? — сказал я со слабой улыбкой. — Теперь мы будем ждать.