Тея
За последние несколько дней в моем мозгу отпечаталось, что я позволяю себе забыться, проводя все дни за учебой, а в промежутках фотографируя. Я чувствую постоянную необходимость делать то одно, то другое до такой степени, что даже не могу заснуть. А может быть, я просто не хочу, потому что кошмары непременно будут сниться. Они не исчезли, и что-то подсказывает мне, что никогда не исчезнут. Не до конца.
Нас допрашивали в полиции в тот же день, когда объявили Сэмюэля пропавшим без вести. Это был также последний раз, когда я притворялась сильной. Я больше не могу этого делать. Во мне этого нет, и из всех людей Ксавьер почувствовал это сильнее всех, потому что я немного отстранилась. Не в том смысле, что я не разговариваю с ним или избегаю его, потому что, видит Бог, он, возможно, единственный человек, который не относится ко мне по-другому в данный момент. Я просто отступила от переполняющих меня эмоций, которые застряли внутри меня, разговариваю еще меньше, чем раньше, и гораздо больше времени провожу в одиночестве.
Сегодня вечером я позволила Офелии уговорить меня пойти на вечеринку в честь Хэллоуина, которую организовывают студенты. Среди всего этого дерьмового шоу это, возможно, одна из тех вещей, которая позволяет большинству из них говорить о чем-либо еще, кроме Сэмюэля. Хотя лишь несколько человек действительно знали его. Кажется, что его имя постоянно у всех на устах. Я не могу пройти по коридору, не подслушав один из разговоров.
Ксавьер говорит мне, что скоро все успокоится. Чем дольше он будет отсутствовать, тем меньше людей будет беспокоиться о нем. Пока все не прекратится. Даже поиски полиции. Нет тела, нет зацепок — нет проблем. Так он говорит.
Возвращаясь в свою квартиру, я смотрю на экран своего телефона, чтобы узнать время. Уже почти восемь вечера, а это значит, что у меня будет меньше получаса, чтобы привести себя в порядок. И поскольку еще два часа назад я не планировала идти на вечеринку, у меня нет никаких костюмов, которые можно было бы надеть.
Я не хожу на вечеринки. Правда, не люблю.
Те несколько раз, когда Офелии удавалось вытащить меня из квартиры и оторвать от книг в паб, для меня это все. Пьяные люди, особенно студенты, не моя любимая компания, как бы сильно они мне ни нравились в трезвом виде. На этих вечеринках их никогда нет.
У Кембриджского университета есть один, очень большой недостаток, когда становится трудно, становится чертовски трудно. Забавно, но обычно это происходит поэтапно. Я даже назвала их.
Первый, в самом начале семестра, «Что это за учебный план?», потому что выпить перед тем, как нырнуть с головой, очень важно. Затем наступает конец первого семестра, полностью заполненный написанием эссе, чтением толстых книг и выживанием на энергетиках, «Что такое жизнь? Кто я? И зачем я на это подписался?» — этап. Абреакция (прим. повторное переживание травматического события) — это то, о чем все думают в этот момент. Следующая часть происходит где-то в середине второго семестра, когда студенты уже не могут смотреть на свои книги, посещать лекции и регулярно думают о том, чтобы бросить учебу и стать стриптизером — ведь для этого не нужна степень, и все равно можно заработать хорошие деньги, верно? И как раз в тот момент, когда они собираются воплотить свои мысли в реальность, финал разбивает их о стену, уничтожая всякое желание жить в одно мгновение. Они просыпаются сразу после сдачи последней работы. Я называю это «Фух, я могу сделать это снова… *кашель* отказ *кашель*» — стадия. Наверное, моя любимая, потому что я чувствую себя маленьким глупым ребенком, который должен знать лучше, но не знает, так как они сразу переходят к следующему году пыток.
Честно говоря, кто промывает мозги?
Я знаю об этих стадиях, в отличие от многих других людей и научилась жить с ними после более чем двух лет обучения. Но я так и не научилась справляться с родителями или игнорировать неудачи в школе. Сейчас конец октября, так что я должна находиться между этими стадиями, учитывая мои тщательные наблюдения, но я делаю это, когда думаю, что проблема меня не касается, только для того, чтобы потом испытать огромное разочарование, когда жизнь докажет мне обратное.
Добавив ко всему этому дело Сэмюэля, я чувствую, что медленно умираю, когда впереди так много времени.
Повернув ключ в замке, я потянула ручку двери вниз и вошла в квартиру. Я пишу Офелии, чтобы она не торопилась, потому что в этот раз мне нужно будет подумать, что надеть из моего гардероба.
На заднем плане я слышу звук работающего телевизора, что дает мне знать, что Уилл все еще дома. Хотя, зная его, он тоже пойдет на вечеринку. Его не было дома почти все дни, и я понятия не имею, куда он ходит, когда не посещает лекции или контрольные. Он не разговаривает ни с Ксавьером, ни со мной. Иногда, правда, он пробормочет пару слов, когда это необходимо. Обычно он говорит, что звонили наши родители, он разговаривает с ними немного больше, чем я.
Я сбрасываю высокие сапоги и снимаю пальто. С каждым днем становится все холоднее и холоднее, до такой степени, что я надеваю зимнюю одежду всякий раз, когда собираюсь вечером в библиотеку.
Потирая замерзшие пальцы о бедра, я иду в гостиную. Уилл сидит на диване и смотрит новости. Или лучше сказать, делает вид, что смотрит? Он больше внимания уделяет напитку в своей руке, теребя стакан на бедре.
Не говоря ни слова, я протягиваю руку и забираю у него стакан.
И тут же его глаза останавливаются на мне, пристально глядя на меня.
— Что, по-твоему, ты делаешь? — спрашивает он, наконец признавая меня достаточно долго, чтобы завязать что-то близкое к разговору.
— Тебе не кажется, что с тебя хватит? С каких это пор ты пьешь алкоголь в одиночку? Это на тебя совсем не похоже.
Он разражается насмешливым смехом. — Смотрите, кто говорит.
— Я понимаю, ты злишься на меня, а тут еще с Сэмюэлем… — «Ситуация», — мысленно заканчиваю я. — Но пьянство, не решит всех твоих проблем.
— У меня нет никаких проблем.
— Да, я вижу, — насмехаюсь я.
Затем наступает неловкое молчание, которое я обычно испытываю с незнакомыми людьми. Этот момент, когда ты говоришь о том, о чем должен был, а теперь тебе нужно либо уйти, либо начать новую тему, и чем дольше ты ждешь, чтобы сделать то или другое, тем более неловко себя чувствуешь. Просто странно, что впервые в конце всего этого оказывается мой брат. До этого у нас никогда не было проблем с общением. Мы ссорились, но быстро мирились.
— Я должен был защищать тебя, — шепчет он почти так, как будто не собирался, чтобы я это услышала. Возможно, он и не собирался.
Жаль, что так.
Я смотрю на Уилла, садясь рядом с ним. Мои глаза не отрываются от него, когда я вижу, как меняется его поведение. Он глубоко вздыхает и смотрит вверх. Он не любит глубокие разговоры и активно избегает их. Это единственное, что нас объединяет.
— Так и есть.
Он качает головой. — Нет, это не так, — ворчит он. — По крайней мере, не так, как должен.
— Что ты имеешь в виду?
— Я видел, что в последнее время с тобой что-то не так. Я был почти уверен, что ты с кем-то встречаешься после нашего визита на день рождения отца. Когда мама продолжала говорить тебе, что пора найти парня. Ты хотела ее отчитать, — он делает паузу, затем мрачно усмехается. — Блядь, я даже спросил Ксавьера, слышал ли он что-нибудь или может заметил. Честно говоря, это было глупо с моей стороны.
— Ты меня не спрашивал.
— Я думал, ты просто скажешь мне, когда будешь готова. Подумал, что, возможно, это что-то новое, и ты просто не уверена, есть ли у этого будущее. Никогда в миллион лет я не думал, что у тебя будут с ним отношения.
— Знаю, ты злишься, что я влюбилась в твоего лучшего друга и…
Он останавливает меня. — Ты думаешь, что все дело в этом? Что Ксавьер мой… или был моим лучшим другом? — Я киваю. — Тея, ради всего святого, мне плевать, кто он для меня. Мне важно, что это Ксавьер. Парень, о котором я высокого мнения, но никогда бы не благословил его встречаться с кем-то важным для меня. Особенно с тобой.
— Все не так плохо, как ты думаешь.
— Ты не глупа, Тея. Но ты обманываешь себя, если думаешь, что ты ему достаточно дорога, чтобы между вами что-то было, — говорит он.
Слезы наворачиваются на глаза. Думать об этом легче, чем слышать, что другие придерживаются такого же мнения. Я все еще пытаюсь убедить себя, что все не так. Что, несмотря ни на что, эти отношения того стоят. Но в такие моменты я даже не уверена.
— Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, просто хочу, чтобы ты очнулась. Ксавьер может быть хорошим другом, но он не годится в бойфренды. Ваши отношения — это всего лишь ложь.
— Тогда, пожалуйста, позволь мне прожить это еще немного, — говорю я ему и, не дождавшись его ответа, выхожу из комнаты. Я выливаю алкоголь из стакана Уилла в раковину, а затем делаю то же самое с остатками виски, которые он оставил в бутылке на кухонном столе. Может быть, наши отношения и колеблются на данном этапе, но я забочусь о нем и не хочу, чтобы он пил в свое удовольствие только потому, что дела идут тяжело.
Я знаю, что это не из-за нас с Ксавьером. Мы лишь вишенка на торте проблем. Однако, как группа, мы без слов пришли к соглашению, что чем меньше мы об этом говорим, тем лучше.
***
Стоя перед высоким черным зеркалом, я одета в бело-серое обтягивающее платье, которое выглядит как куча бинтов, затянутых вокруг моей груди, бедер и ляжек. У меня есть сапоги Lita (прим. марка обуви), которые я еще не надевала, хотя купила их почти год назад. Мои волосы заплетены в две косы, укрощая все эти вьющиеся пряди. Я выгляжу как смелая версия самой себя. Той, кем я никогда не стану, потому что, как уже говорила, я ненавижу вечеринки. Они мне не нужны и я не хочу их посещать. И поэтому я до сих пор не могу поверить, что иду на эту чертову вечеринку.
У меня почему-то трясутся руки, когда я слышу, как открывается входная дверь и по квартире разносится веселый голос моей лучшей подруги. Несколько секунд спустя она врывается в мою спальню с широкой улыбкой на лице. На ней какой-то хипстерский пиратский костюм. Он в основном черного, белого и красного цветов, что прекрасно сочетается с ее бледным цветом лица и стройной фигурой.
Она хлопает при виде меня. — Смело, Ти. Мне нравится.
Если быть до конца честной, я бы предпочла надеть пижаму, но Офелия съела бы меня живьем. И поскольку у меня не было ничего, что могло бы напоминать какой-либо костюм на Хэллоуин, кроме этого платья, которое я надевала однажды в средней школе, когда играла зомби. Только теперь оно немного меньше и плотно сидит на мне, но все же это то, с чем я могу жить следующие несколько часов.
Я выдыхаю, хватая сумку. — Мы можем идти?
— Почему такая спешка? Тебя там кто-то ждет? — спрашивает она, и я понимаю, что она намекает на Ксавьера. Она делала это уже несколько раз с тех пор, как узнала, и я всегда предпочитаю игнорировать это. Наша дружба теперь работает лучше, если мы полностью избегаем этой темы.
Хотя вскоре после этого, когда мы идем по узкой дороге в сторону вечеринки, я чувствую напряжение. Глаза Офелии блуждают, и каждый раз, когда я оглядываюсь на нее, она смотрит вниз на свои туфли. То, что она избегает моего взгляда, означает, что ей есть что сказать вслух. Сначала я ничего не говорю, делая вид, что не замечаю ее поведения. Но после десяти минут молчания я просто не могу держать это в себе.
Я останавливаюсь посреди улицы, к счастью, вокруг никого нет, и только тихие звуки музыки, доносящиеся с вечеринки в честь Хэллоуина, слышны далеко на заднем плане, что говорит о том, что мы приближаемся.
— Просто говори то, что хочешь сказать, Офелия. То, как ты молчишь, раздражает.
Она молчит.
Я закатываю глаза. — Да ладно, О. Мы обе знаем, что ты не из тех, кто просто молчит и не высказывает свое мнение. Я удивлена, что ты ничего не сказала, как только увидела меня и Ксавьера, если быть до конца честной.
Она вздыхает. — Почему ты мне не сказала?
Я выдыхаю.
— Все произошло так быстро, что это привело меня в замешательство. В один момент я ненавидела его, его задиристость и умные ответы. Потом я начала видеть его везде, куда бы я ни пошла.
— Я твоя лучшая подруга. Ты могла бы рассказать мне. Особенно если это заставляло тебя чувствовать себя так неуверенно. Я бы помогла тебе.
— Как? Сказав мне забыть Ксавьера и просто найти хорошего парня, который будет ближе к тому, кто я есть, так? — Она молчит, но я вижу это в ее глазах. Ответ на мой вопрос. — Я знаю тебя очень хорошо. Я знала, что ты скажешь, не спрашивая, и, честно говоря, мне не хотелось, чтобы меня осуждали за мои чувства.
— Чувства могут меняться.
— Если тебе не все равно, то не могут. Не совсем. Не полностью. И я была в жопе. Я злюсь на себя, что начала заботиться о Ксавьере, Офелия. Вот почему я ничего не сказала по прошествии времени, — выдыхаю я, мое сердце бешено колотится. — Он всегда был рядом, всегда рядом. Он начал подходить ко мне в библиотеке, поддразнивая меня за то, как много я учусь. Я помню, как Уилл упомянул, что Ксавьеру все дается легко. Ему не нужно проводить все дни над книгами, читать и учиться. Он просто получает это. И я ненавидела это, потому что хотела делать то же самое. Быть такой же.
— Тея, тебе будет больно, — шепчет она.
— Ты думаешь, я этого не знаю? Половину времени я говорю себе именно это, но другую половину я… — Я делаю паузу.
— Ты думаешь о нем, — заканчивает за меня Офелия, и я киваю, соглашаясь.
Она подходит ко мне и ни с того ни с сего обнимает меня так крепко, что кажется, будто моя душа снова стала единым целым. Хотя это не так, и так не было с той ночи в библиотеке. Или, возможно, даже раньше.
— Я люблю его.
— Знаю, что любишь, Ти, но Уилл прав. Ксавьер воспринимает все как должное, и сейчас он воспринимает тебя как должное. Как ты сама сказала, ему все дается легко. Ему никогда не приходилось бороться за то, чтобы остаться, а ты возвращаешься к нему каждый раз, когда он причиняет тебе боль, и он просто уверен, что ты его.
— Откуда ты знаешь, что я это делаю? И что сказал Уилл?
— Я могла не знать о тебе и Ксавьере, но я всегда могла видеть, когда что-то было не так. Это не то, что ты можешь скрывать свою печаль и боль в сердце. Так что я сложила два и два, теперь у меня есть полная картина, — говорит она. — Уилл не разговаривает с вами, но он разговаривает со мной. Он не стесняется высказывать свое мнение о ваших отношениях, и беспокоится, что Ксавьер причинит тебе такую боль, что потом невозможно будет собрать кусочки твоего сердца обратно.
Наступает мгновение тишины, прежде чем Офелия говорит снова.
— Мы оба.
Я качаю головой, пытаясь выкинуть эту мысль из головы. Мне не нужно чужое мнение. Я услышала достаточно. Я не глупая. По крайней мере, я надеюсь, что это не так. Чем больше люди мне говорят, тем больше я держусь за свою любовь к Ксавьеру.
— Мы можем просто забыть обо всем на одну ночь? — спрашиваю я. — Я согласилась прийти на эту вечеринку, но не хочу слушать никаких лекций. Мне их хватает по будням.
Офелия слегка улыбается и кивает. — Конечно, мы можем. Сегодня вечером главное — повеселиться.