"Аппарат абонента выключен…" Который день подряд меня преследовала эта фраза.
Кириллу тогда едва исполнилось восемнадцать. Я подумала, что он растерялся, испугался моей бабушки и потому теперь не отвечал на мои звонки.
— Пройдёт день, два… И он обязательно вернётся! — уговаривала себя, выискивая в толпе у школьного крыльца его стройный силуэт.
Но время шло, а Кирилла всё не было. И к исходу второй недели я смирилась с мыслью, что после бабушкиной выходки он больше не придёт.
Теперь я злилась на Кирилла! Недоумевала, как могло одно нелепое недоразумение так изменить его отношение ко мне?
— Это неправильно! Так не должно быть! — жаловалась я Светке.
Та на мои причитания только губы поджимала да вздыхала сочувственно. Хотя с самого начала подруга знала истинную причину исчезновения Кирилла. Она видела, чтослучилось потом, после того, как мы с бабушкой ушли со школьного двора… Всё видела, всё знала, только мне рассказать боялась.
А с бабулей я теперь не разговаривала. Приходила из лицея, закрывалась в своей комнате и утыкалась в учебники.
А той того и надо было. Вот она внучка, всегда перед глазами. Нигде после уроков не болтается, учёбой занимается.
Только мама Оля не ожидала, что моя игра в молчанку так затянется.
Ей очень быстро стало не хватать наших задушевных разговоров за чашкой чая. Мои рассказы о школьных буднях превратились в односложные ответы "да", "нет", "нормально" и "угу". Бабушке в свою очередь стало некому пожаловаться на дворника-пьяницу или кассиршу-грубиянку. А когда я перестала есть её фирменные блинчики, фаршированные курицей и грибами, бабуля сдалась и выбросила белый флаг.
Однажды вечером она вошла в мою комнату и, вскинув руки, театрально воскликнула:
— Ну, что ты хочешь, чтобы я сделала, Даша? Не мучай меня!
Я в ответ только дёрнула плечиком и демонстративно перевернула страницу учебника. Мол, нечего отвлекать меня от доказательства теоремы.
А бабушка не сдавалась:
— Дашутка! Ну, ты же сама видишь, что пропал твой Кирилл! Пока я не вмешивалась вроде рядом был, ходил, встречал. А стоило мне показаться, сгинул и поминай, как звали…
Она присела на краешек дивана и погладила меня по спине. Но я продолжала неподвижно лежать, уткнувшись в книгу.
— Ну, хочешь, я матери его позвоню! — окончательно сдалась бабушка. — Тётю Наташу помнишь? Соседку нашу на Садовой? Худенькая такая, чёрненькая…
Конечно, я помнила, но промолчала. Но бабушке и не нужен был мой ответ. Она бубнила сама с собой.
— А что? Поговорю с ней! Хоть знать будем, что с твоим ухажёром стряслось? Да, я сейчас ей позвоню… Где-то её номер у меня был…
Она потихоньку поднялась с дивана и вышла из комнаты.
Я обернулась, посмотрела на закрывшуюся дверь. Прислушалась.
Бабушка шуршала страничками записной книжецы. Из коридора доносилось её бормотание:
— Поликлиника… Пенсионный фонд… ЖЭУ… Ага, вот… Наталья…
Бабушка, тяжело переступая, ушла к себе в комнату, а вскоре раздалось жужжание телефонного диска.
Я с корней волос до пальцев на ногах обратилась в слух, но бабушка будто нарочно понизила голос, чтобы я не услышала, о чём она будет говорить с тётей Наташей.
До меня долетали только обрывки фраз:
— Ну, здравствуй, Наталья!… Сколько лет, сколько зим… Да, знаю, знаю. Потому и звоню… Вот, что… Пусть только попробует Дашутку обидеть… Не перебивай меня, а слушай! А если ты хоть слово ей ляпнешь… Не перебивай, говорю тебе!… Я, сама знаешь, на что способна!… Ну, ты поняла меня! Давай… Слежу за вами обоими…
Я, чуть приоткрыв свою дверь, жадно хватала ушами каждое слово, и всё равно смысл сказанного так и остался для меня загадкой.
О чём бабушка предостерегала тётю Наташу? Чего не велела ей говорить?
Ко мне закрались подозрения, что мать Кирилла против наших отношений, и бабушка не хочет, чтобы она вмешивалась. Но это не могло быть правдой. Тётя Наташа всегда была на нашей стороне.
А мама Оля тем временем закончила разговор, с характерным щелчком положила трубку и крикнула мне из комнаты:
— Приедет твой Кирилл, Даша! Завтра! Наталья говорит, телефон потерял… Она в подробности шибко не вдавалась! Так что, зря ты, внученька, сердишься на меня!
А я уже и не сердилась! Ворвалась к бабушке в комнату и с восторженным визгом стиснула её в своих объятиях.
— Спасибо! Спасибо, бабуль! Ты у меня золото! — я принялась целовать её в обе щёки.
— Ой, ой, задушишь! — заохала бабушка. — Ой, пожалею я, что позволила тебе это безобразие! Ой, не доведёт этот гад тебя до добра! Чую, обе плакать будем!…
Знала бы я тогда, как скоро сбудутся эти брошенные невзначай слова.
Мы в тот вечер сидели с бабушкой на кухне, пили чай, закусывали блинчиками и не подозревали, что обратный отсчёт уже начался…
До роковой ночи, которая разделит мою жизнь на "до" и "после", оставалось 342 дня…