Светка быстро засыпает, а я наоборот теперь не могу сомкнуть глаз. Перевариваю услышанный разговор.
Лапина, Лапина… Тебе что, других мужиков мало? Почему ты выбрала его? Интересно, как давно у вас это началось?
Светка тем временем бормочет во сне:
— Отстань, она же услышит…
Я морщусь…
"Она же услышит…"
Противно до горечи во рту. Как ты могла, Лапина?
Мне хочется сейчас же уйти. Собраться, взять свои вещи и уйти.
Но транспорт ещё не ходит, на такси у меня денег нет, а идти пешком по морозу — так себе вариант…
"Ничего, дождусь утра и первым же троллейбусом уеду домой…"
Часы на музыкальном центре показывают три единицы. Чем занять себя в ближайшие четыре часа? Заснуть уже вряд ли удастся — уровень адреналина в крови зашкаливает. И всё же стоит попытаться.
Светка сопит в подушку, а я отворачиваюсь к стенке и закрываю глаза. Воображение тут же рисует картину — моя лучшая подруга стонет и извивается вегоруках… Нет, это невыносимо!
Откидываю одеяло и сажусь на постели.
"Чего ты так распереживалась, Даша! Тебя с этим человеком ничего не связывает! Даже если он спит со Светкой, обманывая при этом свою женщину! Тебя это не касается!"
Мысленно уговариваю себя и в какой-то момент даже с собой соглашаюсь.
Да, мне нужно просто переключиться, подумать о чём-то другом, вдохнуть морозного воздуха, наконец…
Уже через минуту я потихоньку раздвигаю занавески и, уперевшись руками о подоконник, припадаю к холодному стеклу.
Снаружи ничего нового — мусорные баки, иномарки, заснеженная улица, грязное пятно света на дорожке от уличного фонаря, безликие прямоугольники окон старого дома.
Опять перебираю глазами этажи. Там когда-то была моя комната, рядом с ней кухня. Дальше кухня Кирилла, спальня тёти Наташи и… его комната.
Я обещала себе не смотреть в его окна! Но не могу… Особенно сейчас, когда я узнала то, чего мне не следовало знать.
Так и вижу, как он обнимает её во сне, шепчет на ухо ласковые слова, уговаривает на секс.
Я могла бы сейчас быть на её месте. Будь я тогда более сговорчивой, в моей жизни не случилось бы и половины того дерьма, что мне пришлось пережить.
Светка опять что-то бормочет во сне.
Я собираюсь вернуться в постель, когда у Пановых на кухне загорается свет.
Отсюда я вижу только навесные ящики гарнитура, дорогую люстру и стол у окна. За полгода ничего не изменилось. Не удивлюсь, если старая "Бирюса", которая всегда была бельмом в глазу в дорогой обстановке, до сих пор стоит справа в углу.
Между тем в кухне появляется женская фигура в цветном халате. У тёти Наташи был такой. С долю секунды сомневаюсь, она ли это. Возможно, это новая Даша Кирилла. Ведь беременным свойственно не спать по ночам.
Но женщина подходит к столу, и я отчётливо вижу её короткую стрижку. Чёрные волосы, окрашенные в "драгоценный чёрный агат" от "гарньер". Мама Кирилла всегда красилась только в этот оттенок. Ничего не изменилось.
А тётя Наташа тем временем проходит мимо стола, на несколько секунд скрывается из моего поля зрения и появляется вновь с бутылкой в руках и уже наполненным бокалом. Видимо, я была права — старая "Бирюса" так и стоит на своём месте.
Женщина усаживается за стол и залпом выпивает жидкость в бокале.
Стоп!
Она пьётвино? Серьёзно?
Я прищуриваюсь… Да, это винная бутылка. Я видела такие по акции в "Козиночке". Название, конечно, не смогу сейчас прочесть, но бутылку такой формы нельзя не узнать.
Пока я размышляю о вине, тётя Наташа достаёт сигареты и закуривает. Сделав первую глубокую затяжку, она выпускает дым и свободной рукой закрывает лицо. Её плечи вздрагивают, и я понимаю, что она… плачет.
Мать Кирилла курит, плачет и прикладывается к бокалу.
Да, тётя Наташа, которую я помню, курила. То были исключительно тонкие сигареты с ментолом. Она всегда красиво зажимала их между пальцами и изящно стряхивала пепел.
Тётя Наташа, которую я помню, иногда плакала.
Однажды она позволила себе всплакнуть, рассказывая мне за чашкой чая, как тяжело маленький Кирюша пережил наш с бабушкой переезд.
— Ольга Николаевна ведь ни телефона ни адреса мне не оставила, — вспоминала она, помешивая ложечкой любимый каркаде. — А мы с Кирюшей потом каждые выходные ездили в Центральный парк, надеясь однажды там встретиться с вами. А сколько раз потом Кирилл один в Центр ездил… Не сосчитать! Денег у меня выпросит, сбегает на рынок, купит розу садовую и бегом на автобус до парка. Бродил там по аллеям, тебя глазами искал. Проболтается до вечера и возвращается домой. Сам уставший, глаза грустные и эта роза, так и не подаренная, в руке. А потом вы встретились в парке…
Её голос дрогнул, и она расплакалась. То были слёзы радости за нас.
Да, тётя Наташа курила, плакала, но…алкоголяв их доме не было никогда. Кирилл не раз заострял на этом внимание.
— Батя у меня запойный был, — говорил он. — Мать боится, что по его стопам пойду. Только с банкой пива увидит, сразу скандалить начинает. Сама за всю жизнь ни капли в рот не взяла, и мне теперь не даёт.
Та тётя Наташа, которую я вижу сейчас, сидит у окна с бокалом в руке, плачет, "закусывает" вино сигаретой и, судя по всему, делает это не впервые.
Я не свожу с неё глаз. Она тушит сигарету, закуривает новую, наполняет высокий бокал напитком цвета крови и залпом осушает его.
С ней что-то не так…