— Тише!
Варвара Ивановна бросается ко мне и хватает за манжет рукава. Её круглые чёрные глаза кажутся сейчас в два раза больше, а морщины — глубже.
— Не шуми! Деток разбудишь! — громко шепчет она. — Что с тобой? К кому ты обращаешься?
— Вы знаете её? Видели её здесь? — я тычу пальцем в карандашный рисунок. Корешок книги трещит в моих руках.
Баба Варя часто моргает, вглядываясь в картинку.
— Никогда, Дашенька, никогда! Это же просто рисунок…
— Нееет, это не просто рисунок! — выдыхаю с раздражением. — Это послание, понимаете? Послание для меня! Она боится меня, своего прошлого, понимаете? Боится, что я всем расскажу! И сейчас она там, за дверью… Понимаете?
Я часто дышу, глядя на бабу Варю. Пытаюсь разглядеть на её лице хотя бы крошечный намёк на понимание, но вижу только жирный вопросительный знак и ничего больше.
— Даша… Ты меня пугаешь, — медленно говорит старушка. — В этой квартире уже двенадцать лет никто не живёт! Она стоит бесхозная с того самого дня, как вы с бабушкой покинули её стены. Я всё ждала новых соседей! Но с тех пор, как Ольга заперла эту дверь, здесь не было ни души!
— Как же так? — спрашиваю растерянно, но вовремя замечаю огромный целофановый пакет у двери. — Тогда чей это свёрток?
— Так это Натальин… — невозмутимо отвечает баба Варя. — Коляску для будущего внука приготовила. Ты знаешь, что Кирилл скоро отцом станет?
Закусив нижнюю губу, я молчу.
А женщина продолжает:
— Я-то помню, как вы с ним под окнами целовались… Не жалеешь, что такого парня упустила?
Молчу.
— Ты его бросила, а он, смотри-ка, не растерялся! Быстро замену тебе нашёл! — говорит баба Варя. — Под ручку с ней ходит, всем показывает. А та будто нарочно лицо от людей прячет. То в палантин замотается, то шарф натянет до самых глаз, то очки тёмные напялит… Думаю, страшная она. Не просто так Наталья теперь по ночам воет и пьёт как не в себя. И тебя всё время вспоминает, жалеет. Не рада она новой невестке, а деваться некуда. У той пузо, как два арбуза…
Старушка вздыхает. Я нарочно не отвечаю, не поддерживаю этот бессмысленный разговор. Она всё равно не знает, как всё было на самом деле. Что Кирилл первый меня обманул. И врядли сейчас о чём-то жалеет…
После небольшой паузы баба Варя кивает на мою бывшую дверь:
— А в этой квартире призракам впору завестись! Мне, кстати, порой так и слышатся голоса. Бывает, ночью не спится. Лежу в тишине и вдруг слышу за стеной, будто стонет кто-то. Иногда смеётся. А иногда словно падает что-то. И половицы скрипят… А потом — раз! — и опять тишина…
Старушка замолкает, задумавшись, но через мгновение её лицо резко меняется. Она внимательно смотрит на меня, нахмурив седые брови.
— Погоди, что ты сказала об этой женщине с рисунка? Она боится тебя?
Я жалею, что наболтала лишнего и дала волю эмоциям. Теперь Садовая будет гудеть от сплетен. Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Пока я думаю, как выкрутиться, Варвара Ивановна берёт из моих рук книгу, ещё раз внимательно смотрит на картинку и возвращает мне, резюмируя:
— Нет, никогда её не видела… Так что, говоришь, она натворила?
— Ой, да не слушайте Вы меня! — восклицаю с глупой улыбкой, отступая назад. — Я просто устала сегодня. Сама не знаю, что говорю. Я пойду, пожалуй…
Я услышала главное — в этой квартире никто не живёт. А теперь мне пора уносить ноги.
— Вот, заберите себе! И забудем наш разговор! До свидания!
Отдаю книгу Варваре Ивановне, хватаю ручку багажной сумки и, громыхая ею, бегу вниз по ступеням. Спешу убраться прочь, пока старушка не опомнилась и не бросилась за мной вдогонку, засыпая вопросами.
На моё счастье, в квартире самой бабы Вари раздаётся телефонный звонок. Хлопая дверью, она уходит к себе, а я вскоре опять оказываюсь на улице под ледяным чёрным небом.
По укатанной скользкой тропинке иду вдоль горящих окон первого этажа. Там чьи-то голоса и музыка, звон посуды и смех, а мне выть хочется от собственной глупости.
Я ругаю себя за больное воображение.
Дура!
С чего я взяла, что меня кто-то ждёт в этой квартире на Садовой. Что её дверь легко откроется моим ключом. Что на пороге меня встретит мама…
Надо было прислушаться к словам Антонины Петровны и не дёргаться на ночь глядя. Сидела бы сейчас на её кухне, помешивала чай в бокальчике и не болталась продрогшая насквозь по ночному городу с тяжеленной сумкой за спиной.
Чертыхаясь, покидаю заснеженный двор и выхожу к ухабистой, разбитой машинами дороге, что разделяет Садовую на два берега. Там, на другой стороне, Светкин дом.
Пока стою на светофоре, ожидая "зелёного", невольно бросаю взгляд на её окна.
В комнате подруги горит настольная лампа. В соседнем окне — темнота. Тамара Борисовна на дежурстве. Иначе свет от экрана её плазменной панели скакал бы сейчас по шторам. Светка рассказывала, что её мама смотрит телевизор, даже когда спит.
Бог знает, зачем я сворачиваю к их дому.
До остановки 10 минут быстрым шагом или 20–25 с такой поклажей, как у меня. Там в этот час легко поймать такси. Я могу вернуться на Центральную и постучать к Антонине Петровне. Могу доехать до Привокзальной и переждать ночь в её душном номере.
Но меня манит свет лампы на письменном столе. Лапина не спит. Наверняка, сидит сейчас, сгорбившись, над своим ежедневником и строчит гадости про очередного любовника. И мне вдруг нестерпимо хочется подняться к ней, втащить свою сумку в её прихожую, и прямо с порога выпалить всё. И про Полянского, и про чужую квартиру на Центральной, и про посылки от матери, и про всё остальное. И расплакаться на её плече. Для чего ещё нужны подруги.
Домофон пиликает, пропуская меня в тёплый подъезд, едва я набираю номер квартиры. Словно подруга заранее ждала моего прихода. Кто знает, может, она и вправду увидела меня в окно.
Представляю себе нашу встречу. Светкины глаза, выпученные от удивления, и шквал её вопросов, первым из из которых будет:
"Соколова, ты что тут делаешь?"
А затем:
"Это что у тебя? Чемодан?! О, боже! Что случилось?"
И я расскажу. Всё расскажу. О том, что теперь мне негде жить. Что та квартира, в которой прошла большая часть моей жизни, на самом деле принадлежит чужим людям. А в этой, на Садовой, стоят новые замки и, по словам бабы Вари, гуляют призраки…
О, чёрт! Новые замки!
Как я могла о них забыть?
Варвара Ивановна сказала, что в квартире никто не живёт!
"…стоит бесхозная с того самого дня, как вы с бабушкой покинули её стены…"
"…призракам впору завестись…"
"…порой так и слышатся голоса…"
"…будто стонет кто-то…"
Конечно, это могут быть просто фантазии пожилого человека. Разыгравшееся воображение одинокой старушки.
Но!
Дверные замки-то в квартире самые настоящие! Другие! Новые! Они не по зубам моему старенькому ключу с белкой!
Кто установил их? Призрак?
Конечно, нет!
В эту квартиру явно кто-то наведывается. И Варвара Ивановна или не знает этого, или… нарочно это скрывает.
Я сопоставляю факты в уме.
Когда я принялась стучать в дверь, старуха поспешила меня остановить и была явно напугана.
"Деток разбудишь…" — сказала она.
Вот только дети тут ни при чём!
Она боялась, что меня услышат там, за дверью!
Ошарашенная внезапной догадкой, я застываю на месте.
Ну, Баба Варя! Ну, актриса! Ей бы в театр! На сцену! Как убедительно она сыграла удивление!
"Никогда, Дашенька, никогда!"
Как мастерски она заговаривала мне зубы!
И Кирилла не забыла упомянуть.
"Натальин пакет… Коляску приготовила для будущего внука… Кирилл скоро отцом станет…"
Сейчас я боюсь даже представить, чтона самом деле хранится в этом пакете.
Мне нужно немедленно вернуться обратно и довести начатое до конца, но прежде я должна освободить руки. Не могу больше таскать за собой свою тележку. Пока брошу её в Светкиной прихожей, а позже заберу.
— Погоди! Дверь открою! — доносится сверху Светкин голос.
Между нами один этаж. Подруга уже в пороге и ждёт меня. Судя по всему, у неё очередное свидание, на котором я опять стану непрошенной гостьей.
Ну, и ладно…
Без каких-либо угрызений совести поднимаюсь на площадку.
Дверь в квартиру Лапиных распахнута настежь. В проёме высокая фигура в домашнем халате.
И это не Светка…