Моя бабушка Ольга Николаевна Соколова была красивой женщиной. Едва тронутые сединой густые чёрные волосы собирала в аккуратный пучок на затылке, большие карие глаза чуть подводила карандашом. Другой косметикой не пользовалась, одевалась строго, вела себя сдержанно, была образована, много читала и вкусно готовила.
Всю свою жизнь бабушка преподавала русский язык и литературу в Центральном лицее, но к моему рождению уже вышла на пенсию.
До пяти лет я считала её своей матерью, потому так и звала — мама Оля.
Но однажды после утренника тётя Лиля, мама Полинки Воронцовой, спросила меня:
— Даша, как поживает твоя бабушка? Что-то давно я её не видела!
Полинка, которая на протяжении всего нашего пребывания в детском саду была занозой в моей заднице, громко прыснула. Ещё бы! Она же чаще других детей спрашивала у меня: «Дашка, а почему у тебя такая старая мама? Моя, смотри, какая молодая! А твоя такая древняя, что того и гляди развалится!» Ух, сколько раз мне хотелось врезать ей за это!
В тот момент я опять едва справилась с желанием повалить Полинку на пол и, как следует, отдубасить.
Помню, ответила тёте Лиле что-то невнятное, а вечером выбрала удобный момент и подошла к маме Оле.
Та, уютно расположившись в своём кресле у торшера, ловко орудовала спицами. Я остановилась напротив неё и спросила:
— Мама Оля, а почему сегодня тётя Лиля назвала тебя моей бабушкой?
Бабуля взглянула на меня уставшими глазами и, отложив вязание, протянула свои худые морщинистые руки:
— Подойди ко мне, милая!
Она усадила меня около себя и, мягко поглаживая по голове, проговорила:
— Видишь ли, деточка… — мама Оля умолкла на несколько секунд, собираясь с духом, и, наконец, произнесла, — дело в том, что я и правда твоя бабушка…
Я широко распахнула глаза от удивления:
— Как? А где же тогда моя мама? Ведь у всех детей в нашем садике есть мамы и папы. Только у Вадика нет. Его бабушка в капусте нашла. Он сам так говорит…
На моей последней фразе мама Оля вымученно улыбнулась:
— В капусте, говоришь? Ну, так и я тебя в капусте нашла!
— Вот здорово! — радостно воскликнула я.
Теперь мне не терпелось прийти в детский сад и похвалиться Вадику, что не только его в капусте нашли.
Позже я переключилась на что-то другое, более важное и интересное, и на какое-то время забыла об этом разговоре.
Потом детский сад был пройден. Мы уехали с Садовой. Я поступила в Центральную среднюю школу.
Вот там-то примерно в классе третьем одноклассницы во главе с Кузнецовой любезно рассказали мне о том, что деда Мороза не существует, что подарки под ёлку кладут родители, и что детей не находят в капусте.
Тогда я опять подошла к маме Оле, чтобы она объяснила мне, наконец, что на самом деле случилось с моими родителями.
— На версию про аиста я тоже не согласна! — строго предупредила я.
В ответ бабушка только вздохнула и, снова усадив меня рядом с собой, сказала:
— Думаю, пора рассказать тебе правду…
— Какую правду? — я затаила дыхание, дожидаясь ответа, но мама Оля будто нарочно медлила. Собираясь с мыслями, она разглаживала подол халата на коленях, смахивая с него невидимые пылинки.
Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем она, наконец, сказала:
— Деточка, я думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы понять это… Твоя мама… Она умерла…
— А как это случилось? — спросила я.
Та будто нарочно проигнорировала мой вопрос.
— Она была очень красивой женщиной! У неё были шикарные золотистые локоны… Её звали Лариса… Ларочка…
— Почему она умерла, бабушка?
Кажется, в тот вечер я впервые назвала её бабушкой.
Та вдруг встрепенулась:
— Ой, я же совсем забыла! Мне ещё позвонить надо! Ты, Дашенька, иди пока, поиграй. Я быстро переговорю, а потом будем ужинать.
Конечно, бабуля специально уходила от разговора.
Я воскликнула:
— Бабушка! Ты не рассказала!
— Не сейчас, дорогая! Обещаю, я позже тебе расскажу! А сейчас мне правда нужно идти! — она торопливо поднялась с дивана и ушла на кухню.
Я, как послушная девочка, оставила бабушку в покое и занялась игрушками. А позже до меня долетели обрывки её телефонного разговора.
Бабушка говорила кому-то:
— Как же я расскажу ей об этом! Она же ещё ребёнок! Пусть подрастёт немного!
И вот мне уже девятнадцать, но я так и не знаю, что случилось с моей мамой…