— Я работала акушеркой в четырнадцатом роддоме в отделении патологии, — говорит Наталья. — Трудилась исправно, была на хорошем счету у руководства, мне доверяли самые сложные случаи. Когда поступали особо тяжёлые пациентки, Стрельцова Альбина Витальевна, наша заведующая, так мне и говорила: "Наталка, твоя приехала! Приступай!"
К Альбине Витальевне я и понесла свою затею. Помню, та сидела за столом в своём кабинете, строчила отчёты, а я стояла у неё за спиной и, заламывая пальцы, излагала свой план.
Альбина молча меня выслушала. А потом обернулась и как рявкнет: "Ты с ума сошла, дура ненормальная?! Ты что мне предлагаешь? Ты хочешь, чтобы меня посадили?! Пошла вон из моего кабинета!"
Я бросилась к двери, а она кричит мне в спину:
"И думать забудь! Поняла?!"
Я не помню, как в тот день добралась домой. Летела, дороги не разбирая. И жалела, что Альбине всё рассказала.
После этого разговора мы с ней три недели не разговаривали. Та будто нарочно меня избегала. Но потом остыла, успокоилась и сама подошла ко мне в ординаторской.
"Знаешь, Наталка, — сказала она, — я подумала над твоим предложением… Я согласна… Я тебе помогу… После смены зайди ко мне, всё сделаем…"
А к нам в тот день две женщины поступили. И обе мне достались. У первой мальчишечка хорошенький получился. Что называется, кровь с молоком! А у второй — сразу было видно — не жилец. Его мать, не раздумывая, отказ написала.
Альбина Витальевна распорядилась до вечера роженицам детей не приносить. А по окончанию смены позвала меня к себе и шепчет:
— Иди сейчас в детскую, забирай блондинчика и сегодня же уезжай из города. Заляг на дно года на полтора, а когда вернёшься, сочини легенду, мол, нарочно беременность скрывала, мол, живота видно не было, ну и тому подобное. Никто эти сроки считать не будет! Ты меня поняла? А с матерью парнишки я сама разберусь. Отказника ей подсуну. Он всё равно дольше суток не протянет.
Я бросилась выполнять указание, не думая о последствиях. Я много лет мечтала о ребёнке, и теперь я держала его на руках. Уже через час мы с Кирюшей были далеко за городом. Забурились в глухую деревеньку, поселились у слепой бабки и следующие два года в город носа не показывали.
Спустя две весны вернулись с Кирюшей в Нск. Я, естественно, первым делом к Соколовым направилась. С Танькой повидаться, на её деток поглядеть и своего мальчика показать.
Но Ольга Ивановна встретила меня сухо и в дом не запустила. С порога новостью огорошила.
"Нет больше Таньки! Померла Танька! Дашку родила, а сама померла! Всё! Не будете больше плюшками баловаться!"
А я возьми да спроси: "Ольга Ивановна, а со вторым ребёнком что? Их же двое было!"
Та аж вздрогнула.
"Значит, ты в курсе, что у ней двойня была… — задумчиво сказала она. — Ну, ладно! Тебе я правду скажу. Сбежала Танька. С хахалем своим бывшем. Машку с собой прихватила, а Дашку мне оставила. И вот уж полтора года ни слуху, ни духу от неё. Во дворе сплетни ходят, мол, она в Пригороде живёт. Да кто ж знает, правда это или нет? Я по началу плакала, ждала, а теперь уж смирилась… Она всегда такой безответственной была. Теперь пусть только явится! Поганой метлой погоню её! А Дашку сама воспитаю! Не нужна ей такая мать!"
А потом Ольга Ивановна помолчала, подышала и добавила:
"Только ты это… Помалкивай! Здесь правды никто не знает… Для всех Танька в родах померла. И дочка одна у ней была! Про вторую никому неизвестно! Я этих козявок всегда по одной выгуливала! Поэтому молчи, Наталья! А если язык распустишь, тогда и о твоей тайне все узнают!"
Я глаза на Ольгу вытаращила. Мол, о чём Вы говорите? Не понимаю…
А та мне в ответ:
— Ты дурой-то не прикидывайся! Альбинка мне всё рассказала. Наслышана я, как вы девке чужого ребёнка подсунули, а её родного мальчишку ты в одеяло завернула и вынесла ночью из больницы! А ты хоть знаешь, какой вы с Альбиной грех на душу взяли? Знаешь, что потом было? Бедная девочка из-за вашей авантюры в петлю влезла! А практикантку молодую помнишь? Как её там… Нина, кажется… Так вот она с катушек съехала! Ходит теперь как чумная, сама с собой разговаривает. А то, что мальчишка твой Альбинке родным внуком приходится, знаешь?"
Ничего я не знала. У меня пол под ногами закачался от этих новостей.
"Значит, Кирюша — внук Альбины Витальевны… Как же она могла так поступить с родной дочерью…"
Это всё, что я смогла выговорить.
А Ольга Ивановна мне ответила:
"Альбина не хотела этого ребёнка. У её Анфиски уже был один внебрачный пацанёнок. И кормить второго им было не по карману. И об Анфискиной судьбе она беспокоилась. Мол, кто ж её замуж возьмёт с таким-то багажом. Да и себе нервы трепать не хотела на старости лет. Вот так и вышла из положения… Теперь каждый вечер жалеет, да поздно…"
Я, если честно, даже не подозревала, что у Альбины Витальевны есть дети, — говорит Наталья. — Анфиса никогда к ней на работу не заглядывала. А так я бы, конечно, сразу её узнала. Мне до сих снится её лицо, перекошенное родовыми муками, а в ушах стоит детский плач…
Наталья задумывается, вздыхает и добавляет:- А Нину, молодую акушерку, я так и не вспомнила. Кто она и от кого могла узнать о случившемся, для меня до сих пор загадка.
"Так что молчи о моей тайне, Наталья! Тогда и я о твоей тайне молчать буду!" — напоследок сказала мне Ольга Ивановна.
И я поклялась ей, что унесу её тайну в могилу. И она поклялась мне в ответ…
На этом Наталья замолкает. Наверно, ждёт моей реакции. А у меня одна реакция.
Меня тошнит!
Тошнит от этой женщины, которую я ещё десять минут назад жалела как родную. И тошнит от всего того, что я сейчас услышала!
Наталья не знает Анфису, а я наслышана о ней. Младшая сестра Лары, мама Костика и просто ни в чём не повинная женщина, которая любила детей и хотела быть счастливой.
Наталья не помнит молодую акушерку Ниночку, а я прожила с Карасёвой Ниной Михайловной одиннадцать долгих дней и видела, как она мучается
И я кричу об этом раньше, чем думаю:
— Акушерка Ниночка в тот вечер была в детской. Вы были так увлечены своей затеей, что не заметили худенькую выпускницу мединститута, задремавшую за детской кроваткой. Она видела, как Вы забрали и унесли ребёнка. О том, что Вы украли его, она узнала потом, когда помогала другим врачам спасать жизнь Анфисы Стрельцовой… Вы не помните Ниночку, а она до сих пор не расстаётся с фотографией, на которой вы вместе… Она много лет смотрит на неё и плачет, ругает себя за трусость и жалеет, что не остановила Вас, и что никому ничего не рассказала…
— Дашенька… — в голосе Наталье новые слёзы, но мне больше не жаль её.
— Как Вы могли так жестоко поступить с несчастной женщиной? — продолжаю я. — Кто позволил Вам распоряжаться людскими судьбами? Вы отобрали ребёнка у родной матери! А Вы понимаете, что у этого малыша была семья! Был старший брат, который плакал и считал дни до встречи с мамой! Вы разлучили этих детей! Вы лишили их возможности вместе расти, знать и любить друг друга! Вы это понимаете? Ваш поступок повлёк за собой череду напрасных смертей! Вы поломали несколько судеб только потому, что когда-то… просто позавидовали моей матери? Вы страшный человек, Наталья! Вы убийца! Вы…
К горлу подкатывает рвотный спазм. Я хватаю воздух губами, как рыба, выброшенная на берег. Приказываю себе успокоиться и дышать. И сконцентрироваться на чём-то.
"Главное, не смотри на неё!"
Веду глазами по стенам, по окнам, упираюсь взглядом в потолок. Ищу, за что бы зацепиться.
А Наталья тем временем причитает:
— Прости меня, Даша! Хоть ты меня прости! В память о вас с Кирюшей!
Но я выбрасываю в её сторону раскрытую ладонь, а на той будто написано:
"Идите на х**!"
А сама блуждаю глазами по комнате:
"Дыши… Дыши… Дыши…"
Понемногу тошнота унимается, а Наталья — нет.
— Ты помнишь Кирюшу? — спрашивает она через слёзы. — Я ведь ради вас молчала! Ольга боялась, что я тебе правду расскажу, потому вам встречаться не позволяла! Но я поклялась ей, что молчать буду, только пусть она позволит вам быть вместе! И она позволила, помнишь? Помнишь, как вы любили друг друга? Помнишь его, Даша?
Помню я, помню…
Вот он, лежит сейчас у моих ног и улыбается своей голливудской с каждой фотографии.
И я невольно опускаю глаза в пол, чтобы ещё раз взглянуть на кусочек моей прошлой жизни. Один снимок нравится мне больше других и он будто нарочно лежит поверх остальных, чтобы я могла ещё раз как следует его рассмотреть.
Мы на нём такие счастливые и влюблённые. Ему идёт эта стрижка, а мне идёт это платье. Он что-то мне говорит и держит камеру на вытянутой руке. А я смеюсь, откинув голову.
Картинку портит только маленькое чёрное пятнышко на моей коже. Видимо, фотобумага оказалась бракованной. Потому что эта точка есть и на других снимках. Она меняет свои очертания, становится то меньше, то больше но полностью не исчезает.
Но на этом, самом верхнем снимке, даже брак на фотобумаге по очертаниям похож на сердечко.
Стоп! Сердечко…
Я сощуриваюсь, чтобы лучше его рассмотреть.
О, боже! Это не просто пятнышко!
Это в самом деле крошечное сердечко!
И я уже видела такое… Сегодня
У Маши на правой ключице.
Я покрываюсь холодной испариной, когда до меня, наконец, доходит.
На этих фотографиях рядом с Кириллом вовсе не я, а Маша, моя сестра-близнец…