Остаток дня генерал провёл, выслушивая доклады и читая телеграммы, которые безостановочным потоком стекались в штаб. Ситуация и впрямь была плачевной, германец рвался к Тарнополю, армия беспорядочно отступала, попутно грабя местных (не оставлять же врагу!), будто саранча. Брусилов рвал и метал, генерал Гутор пребывал в растерянности. Мало того, что наше наступление полностью провалилось, так ещё контратака австро-германских войск прорвала фронт, словно тонкую бумагу. Похоже, что ледяное спокойствие сохранял один только Корнилов.
Зато он смог наконец разузнать, что происходит в стране и мире. Пришлось для этого позаимствовать у начальника штаба несколько газет. Да и за ужином, на котором, кроме семьи, присутствовали несколько генералов, Корнилов больше слушал и запоминал, подкидывая изредка наводящие вопросы.
Общее настроение было скорее неуверенным, у кого-то даже испуганным, все единодушно сходились во мнении, что Временное Правительство и лично Керенский ведут страну к пропасти. Но что удивило генерала больше всего, так это то, что большевиков сейчас все считали германскими наймитами и шпионами. С другой стороны, это говорили царские генералы, от которых было бы глупо ожидать другого мнения. Многие прямо заявляли, что большевики по приказу кайзера и немецкого генштаба устроили демонстрацию в тылу аккурат перед немецким контрнаступлением.
Газеты писали про волнения в Петрограде, про волнения в Киеве, но уже не большевистские, а наоборот, националистические. Провалом наступления пользовались все, кому не лень, но генерал чуял, что без помощи извне тут тоже не обошлось. В Киеве поработали уже австрияки. Ну и из газет удалось точно узнать дату, в какую довелось угодить, удостовериться ещё раз. 6 июля 1917 года, если по старому стилю, или 19 июля, если перевести в привычное летоисчисление.
Времени оставалось не так уж много. Собственно мятеж должен произойти примерно в конце августа. Меньше, чем через два месяца. Можно было бы попробовать самоустраниться от участия в мятеже, но такие дела не делаются в одиночку, за каждым публичным лицом всегда стоит некая группа, и если Корнилов попытается взять самоотвод, то на его место просто выберут другого, более сговорчивого генерала. Точно так же распиарят, создадут имидж спасителя нации и отправят на Петроград, скорее всего, с тем же результатом, что произошёл в реальной истории. А это значит, что маятник революции вновь качнётся влево, и на этот раз большевики своего не упустят, мобилизуя все силы на борьбу с «контрреволюцией».
Лучше будет самому возглавить этот мятеж. Нет, не мятеж, успешные мятежи зовутся иначе. Переворот. Принять, так сказать, более активное участие в его подготовке. С его послезнанием и опытом это должно получиться гораздо удачнее.
Керенский… Этот проныра-адвокат, считающий себя спасителем нации и мечтающий о директории, а ещё лучше, о личной диктатуре, первая и самая главная опасность. И ладно бы у Керенского хватало стали в яйцах, чтобы делом подтверждать все те тезисы, которыми он сыпал на многочисленных митингах, но нет, этот идиот профукал все шансы, которые ему предоставила судьба. Александра Фёдоровна, клоун в женском платье.
Вот с ним в первую очередь нужно держать ухо востро. Не с большевиками и не с черносотенцами, а именно с этой политической проституткой. Корнилов изо всех сил вспоминал прочитанные учебники и мемуары, и все авторы сходились во мнении, что именно Керенский отдал власть в руки большевикам. А значит, его нужно устранить раньше.
Что мы имеем в активах? Ударные полки уже сформированы, верные люди, хоть и в малых количествах, но всё-таки есть. Завойко, подробно проинструктированный перед отбытием, должен привлечь Савинкова и фронтовых комиссаров для агитации за генерала и его программу. Пусть это всего лишь один Юго-Западный фронт, но это уже что-то.
Более или менее крепким был Румынский фронт, чуть хуже держался Кавказский фронт. Западный и особенно Северный, как наиболее близкие к очагу революции, на этот момент оказались разложены почти полностью. Опереться на армию не получится, потому что в данный момент большая часть армии это рыхлая распропагандированная масса. Ударные полки, батальоны смерти, офицерство, юнкера, частично казачество, вот их удастся привлечь без особых проблем, а всех остальных придётся агитировать и убеждать.
Корнилов чётко понимал, в чём заключалась основная причина успеха левой пропаганды. Земельный вопрос, наиболее острый в стране, требовал решения, и самое простое и понятное предлагали именно крайние левые. Отнять и поделить. Идея чёрного передела цвела и пахла, и солдаты, многие из которых вышли из крестьянских общин, готовы были пойти хоть за чёртом, хоть за немцем, если бы они предложили ему землю. Вот только земли не хватало, даже если отнять её у всех помещиков, монастырей, церквей и других крупных землевладельцев.
А все прочие партии пытались всеми способами увильнуть от решения земельного вопроса. Что кадеты-буржуи, что «крестьянская» партия эсеров, что все остальные. Легко понять, почему простой рядовой солдат им не верил, а их многочисленную прессу использовал на растопку и самокрутки, даже не читая.
Хохма здесь заключалась в том, что если бы крестьянин-середняк знал наперёд, что его ждёт при советской власти коллективизация, голод и террор, то шарахался бы от большевиков, как чёрт от ладана.
Значит, надо предложить солдатам, сиречь крестьянам, которые и составляли абсолютное большинство населения, чёткую и понятную программу действий, возможно, в чём-то социалистическую, и пусть даже ряд крупных землевладельцев перестанет поддерживать. Это будет меньшим из зол. Хотя, возможно, получится убедить и их тоже.
Но это всё потом. Первым делом придётся разобраться с проблемами на фронте. Положение и впрямь катастрофическое. Восьмую армию нужно срочно отводить назад, чтобы не попасть в окружение, бросать без боя практически единственные завоевания летнего наступления. Обе соседние армии покатились назад под влиянием комитетов, решивших, что обороняться не надо. Сколько в этих комитетах было шпионов и вредителей — можно только догадываться.
Так что в итоге Корнилов отдал приказ начать отход с правого фланга, удерживая, впрочем, стык с Румынским фронтом. Телеграммы и донесения летели друг за другом, и чем дальше отступали русские войска, тем сильнее чувствовалась паника, царящая в штабах армий и Ставке. Во время беспорядочного отступления из Станислава вооружённая толпа, которую уже нельзя было назвать армией, устроила кровавый погром. По дорогам, забитым обозами и отступающими войсками, невозможно было проехать. Дым от пожаров виднелся даже здесь, в Коломые. Горели интендантства, склады с продовольствием и боеприпасами, их поджигали отступающие тыловики, несмотря на дефицит и постоянный снарядный голод.
Даже при том, что на одного австрияка приходилось пять русских солдат, деморализованная армия не могла сражаться, а ударных батальонов не хватало, чтобы держать позиции за всю армию. Спасти положение здесь могло только чудо, но чуда не происходило. Скорее наоборот. В одном из многочисленных донесений Корнилов обнаружил доклад о том, как 24 батальона бежали при наступлении всего трёх германских пехотных рот. Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
В современной ему войне генерал ничего подобного не видел, наоборот, храбрость русского оружия ежедневно подтверждалась в сражениях с нацистами, западными наёмниками, добровольцами и их инструкторами из НАТО. Перекинуть бы сюда хотя бы один полк, хотя бы один батальон… Но нет, придётся обойтись имеющимися силами.
А командование пока занималось перекидыванием генералов с места на место, хотя никакого эффекта это не приносило, всё равно что тасовать краплёную колоду. Эрдели перевели из 11-й армии в Особую, Балуева из Особой — в 11-ю. Шило на мыло, не больше.
Ночью пришла телеграмма о назначении генерала Корнилова главнокомандующим Юго-Западным фронтом.