Псков неожиданно встретил его промозглой северной погодой, ощутимо дохнуло близкой осенью, и Верховный невольно вспомнил про Октябрь. В этой реальности Октябрьской революции уже не случится, а если большевики и попытаются взять власть силой, на этот раз им будет что противопоставить.
В конце концов, в тюрьму, как в оригинальной истории, Корнилов уже не сядет. А если Керенский попытается его арестовать, то проще поднять восстание сразу, благо, верных людей достаточно и в тылу, и на фронте. Но это будет началом Гражданской, и вся масса колеблющихся тут же примкнёт к левому флангу, ведь как же, Корнилов поднял мятеж против законного правительства! Хотя это самое правительство за полгода для страны и фронта сделало меньше, чем генерал за два месяца.
Первым делом в Пскове генерал отправился на квартиру, в которой расположилась Таисия Владимировна с детьми. Последние несколько дней Верховного одолевали странные параноидальные мыслишки, но всё оказалось в порядке, семья спокойно жила втроём, без него, текинцы исправно несли службу, охраняя их, и сын Юрик даже сдружился с обоими туркменами.
Генерал уделил им совсем немного времени, выпив чаю в компании жены и детей и перебросившись несколькими ничего не значащими фразами. Для него это были абсолютно чужие люди, но статус обязывал если не заботиться, то хотя бы уделять им чуточку внимания. Разводов здесь пока не предусматривалось, да и вряд ли они в скором времени появятся. Повторять социальные эксперименты раннего СССР точно не надо, и плохой пример лучше тоже не подавать.
Близкие списывали это на чрезвычайную загруженность и усталость Верховного, но сам генерал просто не мог заставить себя играть роль примерного семьянина. Обмана ему хватало и на службе.
Поэтому после короткого визита он отправился в штаб Северного фронта, ничуть не скрывая своего облегчения.
— Ваше Высокопревосходительство, на туркмен можно положиться! — воскликнул Хан, по-своему поняв реакцию генерала. — Видите, ничего с Таисией Владимировной не случилось!
— Хорошо, Хан, хорошо, — тепло улыбнулся Корнилов. — Пусть продолжают.
В штабе фронта его уже ждали, причём не как в прошлый раз, спешно заметая следы собственных проступков, а вполне организованно и по-военному чётко. Хотя следы недовольства внезапным визитом Главнокомандующего всё же виднелись на лицах. Но генерал Каледин встретил его крепким рукопожатием.
— Славная победа, — усмехнулся Каледин.
— Не моя заслуга, — сказал Верховный. — Это всё русский солдат. Под чутким руководством генерала Флуга.
— Хоть я и не люблю, когда командуют через мою голову, вышло всё равно неплохо, — прямо сказал Каледин.
Генерал Корнилов кивнул, признавая собственную неправоту, но ситуация была исключительная и требовала повышенного внимания со стороны командующего. Было бы неплохо вообще выделить часть армий Северного фронта, Балтийский флот и гарнизон Петрограда в особую армию под прямым управлением Верховного, но реальность такого начинания была скорее отрицательной.
— Но немец полезет снова, — заключил атаман. — Как только сил наберётся.
— Конечно, — кивнул Верховный. — А ваша, Алексей Максимович, цель — не допустить его дальше Западной Двины. Лукомский должен был всё передать.
— Так точно, — отозвался Каледин. — Но если немец высадится где-то на побережье, а в тылу опять вспыхнет восстание…
— У вас есть какие-то сведения о восстании, Алексей Максимович? — зацепился за оброненное слово Верховный.
— Никак нет, но возможность допускаю, — хмуро произнёс Каледин.
Корнилов крепко задумался. Точно. Мнимое, подстроенное офицерскими группами восстание большевиков и послужило спусковым крючком для неудачного мятежа. Оно, конечно, наверняка готовилось оставшимися в живых подпольщиками, но сейчас, без своих вождей, большевики на улицы не выйдут, к тому же, сейчас там явно побеждала оборонческая фракция во главе с Каменевым и Сталиным.
Так что отправить верные полки в Петроград якобы для помощи властям в борьбе с восставшими — затея глупая. Надо действовать по-другому.
— Восстания мы постараемся не допустить, а вот высадка десанта — вещь вполне вероятная, — задумчиво произнёс генерал. — Флотские бездействуют…
Каледин при упоминании флотских скривился, ничуть не скрывая своих истинных чувств. Взаимная неприязнь армейских и флотских это извечная тема, которую не искоренить, наоборот, потом к этой дуэли добавится ещё и авиация.
Перебросившись ещё несколькими ничего не значащими фразами, генералы распрощались, и Корнилов вышел в коридор, где его едва не сбил с ног лысеющий мужчина с роскошной бородой и усами.
— Господин генерал! — воскликнул мужчина.
Корнилов сделал шаг назад, неприязненно глядя не посетителя. Было удивительно видеть в здании штаба фронта столь гражданского человека, не имеющего ни малейшего представления о дисциплине, обращению к старшему по званию и вообще воинскому этикету.
Как назло, Хан куда-то запропастился, хотя должен был ждать его здесь, в коридоре. Как вообще часовые впустили этого клоуна внутрь? Генерал приготовился разнести часовых и начальника караула в пух и прах, но сперва решил всё-таки выслушать, чего хочет этот придурок с горящими глазами.
— Вы, право, действительно как Фигаро! Фигаро тут, Фигаро там! — улыбаясь как идиот, воскликнул мужчина. — Я с трудом вас нашёл, только что из Могилёва!
— Не имею чести быть вам представленным, — холодно произнёс Верховный.
— Разве? — удивился мужчина. — Князь Львов, Владимир Николаевич, к вашим услугам.
— Прошу прощения, не узнал. Чем могу быть полезен, князь? — прежним тоном спросил Корнилов.
— У меня к вам строго конфиденциальный разговор! — выпалил князь Львов, бывший обер-прокурор Синода и член Временного правительства в отставке.
Корнилов кивнул, вместе они прошли в один из штабных кабинетов, хозяин которого любезно согласился на время его покинуть. Верховный бесцеремонно уселся во главе стола, Львов, как проситель, остался стоять.
— Говорите, князь. Только кратко, у меня не так много времени, — сказал генерал, зная манеру собеседника растекаться мыслью по древу.
— Да, разумеется! Я к вам от Керенского, — активно жестикулируя, сказал князь.
— Вот как? А письменные гарантии ваших полномочий вести такие переговоры у вас имеются? — хмыкнул Верховный.
— Гм… Понимаете, Лавр Георгиевич, дело крайне деликатное, и лишние бумаги порой могут только навредить… Но, как бывший член правительства и интимнейший друг министра-председателя… Лучшая гарантия таких полномочий, понимаете, человека со стороны к такому привлекать не станут… — забормотал князь Львов.
Корнилов даже бровью не повёл. Говорят, глупый волос умную голову покидает, но в случае с князем Львовым это правило не сработало. В его голове не было ни мозгов, ни корней волос, а только звенящая пустота. Взбалмошный и недалёкий князь совершенно точно не мог быть уполномочен вести переговоры такого уровня, и генерал думал, это чья-то тонкая игра, обыкновенная глупость или измена, граничащая с глупостью.
— Допустим, — кивнул Корнилов. — И о чём же вы должны вести переговоры?
— Ситуация в стране крайне тяжёлая, всё висит на волоске! — воскликнул Львов. — Родина страдает, Родина в опас…
— Переходите к сути дела, князь, — перебил его Верховный.
Львов насупился, но всё-таки пропустил пафосную часть, к которой, видимо, долго готовился, репетируя речь.
— Выходом из ситуации мы видим кардинальную реконструкцию власти, Лавр Георгиевич, — сказал он. — Мой добрый друг, Александр Фёдорович, уполномочил меня предложить вам три варианта развития событий.
— Слушаю вас, — кивнул генерал.
— Вы становитесь главой правительства, а Керенский возвращается к частной жизни, — начал князь Львов. — Либо вы возглавляете правительство, а Керенский становится одним из министров. Либо правительство делегирует вам полномочия единоличного диктатора.
Генерал никак не отреагировал, сохраняя ледяное спокойствие, хотя было видно, что Львов ждал хоть какой-то реакции, хотя бы улыбки или едва заметного кивка. Провокация, очевиднейшая и крайне глупая. Корнилов прекрасно понимал, что министр-председатель мечтает сам о единоличной диктатуре, и никогда в жизни не предложил бы Корнилову ничего подобного.
— Господин генерал? — устав ждать ответа, спросил князь Львов.
— Если бы Керенский и в самом деле хотел спасти Россию, то давным-давно мог бы это сделать, Владимир Николаевич. Как минимум, приняв мои старые предложения, — холодно произнёс Корнилов. — Можете Керенскому так и передать. Аудиенция окончена, князь.