9-го мая. Четверг.
Первый тяжелый день для нас — день въезда в Москву. Погода стояла великолепная. Имел доклад Дурново. К 12 ч. собралась вся ватага принцев, с которыми мы сели завтракать. В 2 1/2 ровно тронулось шествие; я ехал на Норме. Мама сидела в первой золотой карете, Аликс во второй — тоже одна. Про встречу нечего говорить, она была радушна и торжественна, какая только и может быть в Москве! Вид войск чудесный! В Успенском и Архангельском соборах прикладывались к мощам. Вошли к себе в комнаты в 5 ч. Выпив чаю, отправились с Аликс в Александрию. Я поместился в старой своей комнате. Гулял. Обедали вдвоем и обошли весь дом, который я совсем не помнил[12].
Толпы народа выстроились по улицам Москвы в ожидании императорской четы. Я видела фотографии, даже уникальные документальные записи, но это и близко не отражает восторга толпы, которая готова была носить на руках своего Императора. Как же легко та же толпа разорвет его в клочья, вместе со многими, кто сейчас в парадных мундирах разрезает улицы древней столицы… Что же нужно настолько запороть, чтобы растратить этот кредит любви и почитания? Хотя о чем это я — через 9 дней и начнем.
10-го мая. Пятница.
День стоял чудный, совершенно летний. Начали с Аликс поститься и говеть. Гуляли втроем с Мишей и потели. После обедни поехали в Кремль. Завтракали с Ерни, Ducky и Георгием. Долго принимали наверху посольства: французское, американское, испанское, японское и корейское, все в большом составе. Видели приехавшего д. Charles Alexandre и его внука. Вернулись в Нескучное около 5 ч. Погулявши, пил чай у Мама.
В 7 ч. вечерняя служба и семейный обед. Разошлись рано.
Гости столицы маялись ожиданием и ходили с визитами. Меня познакомили с множеством дальних и очень дальних родственников графа и Ольги Александровны. Эти неисчерпаемые дядюшки, тетушки, троюродные племянники и кузены всех мастей. Хорошо хоть близких госпожи Чернышовой не случилось — о ней упоминали как о христианке-богомолице. Надеюсь, лицо сдерживала. На меня родичи смотрели с любопытством, сдержанным пренебрежением или практическим интересом. Даже подкошенное стройкой приданное могло заинтересовать некоторых искателей приключений, но я не велась на уловки ухажеров. Тут со своими бы разобраться.
Николая Владимировича мы практически не встречали в эти дни — он все время был занят. Не завтракал, не обедал, не ужинал. Не уверена, что дома-то ночевал. Я уже боюсь за его здоровье.
11-го мая. Суббота.
После кофе, собственно, после чаю, отправились с Мишей и Ольгой гулять. Погода была прелестная. Имел доклады: до обедни — Ванновского, а после — Воронцова. Завтракали с Мама. Поехали в Кремль, где снова принимали разных принцев и затем чрезвычайные посольства. Прием не продолжался так долго как вчера; вернулись назад раньше 4 ч. Была первая гроза с освежительным дождем! Виделся с Тино, Джоржи и Ники; пил с ними чай. В это время Ерни сидел у Аликс.
Читал. В 7 час. пошли ко всенощной. Обедали с д. Мишей, д. Фреди, Ксенией и Сандро.
И снова эти бесконечные визитеры к Ольге Александровне. В какой-то момент у меня начало крышу срывать от бесконечной череды дам — по этикету продолжительность визита 15–25 минут. Но нет очередности, поэтому все немного напоминает похороны с бесконечной чередой сменяющихся лиц. Я начала позорно сбегать под предлогом игр с детьми. Это занятие тоже не приводит в восторг, но хотя бы действующих лиц я запомнила — и англичанку мисс Гарднер и няню Прасковью. Мисс Гарднер с удовольствием упражняла меня в английском, но едва могла скрыть зависть к моей легкой светской жизни. А я от души сожалела о том, что согласилась на эту авантюру.
Детей научилась занимать, вручную вырезав пазлы из самых ярких картинок. Теперь мы часами могли сравнительно тихо что-то делать вместе.
12-ro мая. Воскресенье. Троицын день.
К сожалению дождь полил с 4 час. утра, так что пришлось отказать сегодняшний церковный парад. Пошли к обедне в 10 час., после чего была вечерня с длинными молитвами. В 12 1/2 поехали в город. Завтракали у себя с д. Сергеем, Эллой, Henry, Ерни, Ducky, Викторией и Ludwig; с ними потому что сегодня день рождения Granny. Принял Густава Шведского и наследного [принца] Монакского. В 3 1/2 пошли в Оружейную палату, где произошло освящение Государственного Знамени. После этой церемонии возвратились в Александрию к 4 1/2 ч. Погода совершенно поправилась. После чаю у Мама пошли втроем с Мишей проветриться в саду. В 7 ч. всенощная. Обедали в 8 ч. и разошлись рано.
Очередные визиты и на этот раз Ольга Александровна коршуном пресекала мои попытки сбежать. В основном обсуждают гостей, туалеты иностранных дам и внутримосковские сплетни. Баронесса N уже забыта и погребена куда более зажигательными скандалами. Очередная волна молвы переваривает бюджет праздничной вечеринки в доме Саввы Морозова: его неуемная Зиновия одних цветов и украшений в зал заказала почти на половину сметы моего дома. Расточительность купчихи осуждалась чаще из зависти, а мне почему-то было очень жаль того подавленного человека — мужа. По-моему, он как-то плохо умрет, а до того станет активно спонсировать революционеров. Но на его месте, меня подобное буржуйство тоже бы сподвигло на такой саботаж.
13-го мая. Понедельник.
Проснулись с чудесной погодой. К сожалению, погулять не успел из-за докладов Лобанова и Горемыкина. Пошли к обедне в 11 ч. Завтракали с Мама и д. Фреди. Гуляли с ними. Сожалели очень покинуть Александрию; именно в ту минуту, когда погода стала летнею и зелень начала быстро развиваться. В 3 1/2 уехали в Москву и поселились в Кремле в наших прежних комнатах. Пришлось принять целую армию свит наехавших принцев. В 7 ч. пошли со всем семейством ко всенощной к «Спасу за золотою решеткою». Обедали в 8 1/2 у Мама и ушли пораньше к себе. Исповедались в спальне.
Да поможет нам милосердный Господь Бог, да подкрепит он нас завтра и да благословит на мирно-трудовую жизнь!!!
Город вдохнул и замер. Вот-вот все начнется. Ольга Александровна уже рыдала из-за затяжки на чулке и порванной туфельки, детей наказали за капризы, передавшиеся им от матери, а наш благодетель стал тайком схватываться за сердце. Я начала подкармливать его пустырником, в который докидывала энаприлин. Его у меня не так, чтобы много, но пары блистеров для родственника не жалко. Графа отпускало, он благодарил за помощь и уже почти простил мне козу. Только косился иногда.
14-го мая. Вторник.
Великий, торжественный, но тяжкий, в нравственном смысле, для Аликс, Мама и меня, день. С 8 ч. утра были на ногах; а наше шествие тронулось только в 1/2 10. Погода стояла к счастью дивная; Красное Крыльцо представляло сияющий вид. Все это произошло в Успенском соборе, хотя и кажется настоящим сном, но не забывается во всю жизнь!!! Вернулись к себе в половину второго. В 3 часа вторично пошли тем же шествием в Грановитую палату к трапезе. В 4 часа все окончилось вполне благополучно; душою, преисполненною благодарностью к Богу, я вполне потом отдохнул. Обедали у Мама, которая к счастью отлично выдержала все это длинное испытание. В 9 час. пошли на верхний балкон, откуда Аликс зажгла электрическую иллюминацию на Иване Великом и затем последовательно осветились башни и стены Кремля, а также противоположная набережная и Замоскворечье. Легли спать рано.
Сама коронация, конечно, была не для всех. Я в своем лучшем прогулочном платье в полоску вполне спокойно постояла вместе с господином Тюхтяевым на свежем воздухе, а чета Татищевых наблюдала все вживую. Ну опять же из кинематографа я все примерно представляю. А как народ ликовал!!! Я растворялась в этой всеобщей эйфории. Теперь у России новый Государь, и на него столько надежд! С другой стороны, уже столько лет мира, до японской кампании жить и жить. Будут еще радости у каждого. А пока же…
— Михаил Борисович! — я пыталась перекричать толпу. — Мне очень надо с Вами поговорить.
— После, Ксения Александровна, после. — он одновременно пытается быть галантным кавалером мне, координатором полутора десятков мужчин в неприметных костюмах и уловителем общего настроения вышестоящих лиц. Тоже с лица спал, им с графом бы месяцок отоспаться после таких праздников.
И вот так каждый день.
15-го мая. Среда.
Отлично выспавшись, проснулся с прекращающимся дождем. День сделался таким же как вчера. В 11 1/2 начались поздравления от духовенства, высших учреждений, дворянства, земства и городов. Сверх ожиданий поздравления окончились ко времени завтрака, двумя часами раньше, чем предполагали. Отдыхали у себя. Получил вчера и сегодня около 300 телеграмм! В 7 час. пошли со всеми иностранцами в Грановитую палату, к обеду для духовенства и особ первых двух классов. Жара там была страшная. Возвратились назад в 9 ч. Вечер провели у Мама с греками.
На графа было уже страшновато смотреть, зато Ольга Александровна разливалась соловьем. Вот кто упивался огромным праздником и своей в нем декоративной ролью. Меня до сих пор особенно не дергали, и я уже не понимала, почто мне столько платьев.
Ночью в приемной по голосу вычислила Тюхтяева, поймала и буквально затащила в свою комнату.
— Что Вы делаете, Ксения Александровна? — изумленно шептал он.
— Уж явно не то, о чем хотелось бы подумать. — огрызнулась я. Одиннадцать дней прошло, осталось чуть больше пятидесяти часов, а я не могу ничего предпринять. — Мне очень нужно, чтобы Вы меня выслушали.
— Ну хорошо. — он устроился в кресле, стараясь не задевать взглядом ширму, за которой находилась кровать. Устя отказалась ночевать в комнатах для прислуги и постелила себе в уборной прямо на полу. Я ругалась, но толку было чуть.
— Михаил Борисович, я Вас ни разу не обманывала. — ну разве что чуток, да то и не считается. — Поверьте, скоро быть большой беде.
— Я тоже переживаю о благополучии торжеств…
— Да что там с этими торжествами! — раздраженно топнула я ногой. — Вы завалили именитых гостей охраной и там все идет гладко. А народные гулянья могут превратиться в хаос. Сколько ожидаете людей? Сто, двести тысяч? А если их будет больше?
— Ваше Сиятельство, там огромное поле, где учения проводятся. Учения!!! Туда хоть триста тысяч можно запустить — и все рады будут.
— Михаил Борисович, а если толпа чуть рванется? Это же будет бойня… — я наплевала на приличия и взяла его ладони в свои, чтобы хоть как-то достучаться до этого самоуверенного чурбана.
— Не рванется, не переживайте. — он осторожно освободился из моей хватки и снисходительно посмотрел на взбалмошную девочку. Интересно, на сколько он меня старше? Да ведь и ровесницу бы слушать не стал. — Власовский, Александр Александрович, обер-полицмейстер наш… Помните его, он тогда еще на бомбиста приезжал? Нет? И ладно. В общем, он позаботился, казаков прислал. Все пройдет, как в сказке.
И ушел, едва коснувшись моей ладошки колючей бородой.
Я ревела от бессилия, а Устя сначала молча сопела за стенкой, а потом подобралась ближе и подавала чистые носовые платки. Тоже, признаться, важное дело. Но пока все зря.
Духоборов угробили больше, чем тысяча четыреста человек, но кто их считал… Столько трупов в Москве — это кровавое пятно на все царствование. И что я могу предпринять? Царю в ноги пасть и рассказать о плохих предчувствиях? Это крайняя мера, и вряд ли даст результат лучший, чем место светлое, тихое, с крепкими дверями и мягкими стенами.
16-го мая. Четверг.
Утро было снова серое, а днем солнце жарило здорово. В 11 1/2 ч. начались поздравления от: двора, свиты, военных, казачьих войск и волостных старшин русских и инородцев — длившиеся до 3 1/4 ч. Завтракали в промежутке, так как трудно было бы выдержать это долгое стояние одним махом. Выпив чаю, поехали все в Нескучное, где погуляли с наслаждением. Зелень поразительно подвинулась вперед. Вернулись в Кремль в 6 1/2. Обедали с Мама. В 9 3/4 начался куртаг — бесконечное хождение по залам взад и вперед. Спустились к себе в 11 1/2 ч.
Скучала? Вот мне с кисточкой. Куртаг открыл сезон балов. И эти балы грянули залпом. Что любой проект-менеджмент перед бальной картой моей свекрови, которая пыталась попасть везде, но поскольку имелись некоторые ограничения, то посещала она ровно половину от мероприятий Царственной четы. Всюду нужно было приезжать до почетных гостей и покидать зал только после них. Радует, что те больше трех домов за вечер не объезжали. Печалит, что я собачонкой гонялась следом за Ольгой Александровной. И улыбалась, улыбалась, улыбалась. В ответ получала смешанную реакцию — оценивающие взгляды мужчин, ревность у маменек с дочерями на выданье — с моим приданным я все же представляла нездоровую конкуренцию юным красоткам. За мной начинали ухаживать, я кокетничала, но все это были лишь эпизоды… Какое там кокетство, если только с кем-то начнешь танцевать, глазки строить, беседовать о высоких материях, как Ольга срывается, и мы перескакиваем с места на место.
Я пробовала познакомиться с Власовским, но, видимо, его супруга следовала Ольгиному плану и посещала вторую половину мероприятий.
«Дорогой Михаилъ Борисовичъ!
Попрошу лишь объ одномъ — хоть пару пожарныхъ командъ туда. Съ водой и насосами. Случись бѣда — хоть такъ народъ остудить можно. Богомъ Васъ заклинаю, сдѣлайте. Не ради меня, ради невинныхъ душъ. К.Т.».
И нет ответа.
Может я зря на него давила? Мало ли что мужику в голову могло прийти?
17-го мая. Пятница.
Погода стояла весь день чудесная. Утро было свободное в первый раз! Посетили Ксению и Сандро и затем Ерни и Ducky. Завтракали у Мама в 12 1/2 и к 2 час. собрались наверху для поздравления дам. Началось с Великих Княгинь, после них пошли фрейлины и затем городские дамы. Это продолжалось час с четвертью. Ноги немного побаливали. В 4 ч. отправились вдвоем в Нескучное и погуляли около 2-х час. Читал по возвращении назад; телеграммы начинали прекращаться. Обедали у Мама в 7 1/2. Через час поехали в Большой театр на торжественный спектакль. Давали по обыкновению 1-й и последний акты «Жизнь за Царя» и новый красивый балет «Жемчужина». Окончилось в 11.10 ч. (по программе).
Вот он, мой день! И пусть я там была третьей слева в кордебалете, но я живьем видела их — будущих святых. Тонкая, воздушная и слегка погруженная в себя императрица, воодушевленный Император. Мы кланяемся, ловим на себе уставшие уже взгляды, но он-то точно честно старается отнестись ко всем с душой. Меня проняло. Когда Путин приезжал в мой родной город и на него ходили смотреть толпы — это было любопытно. Но здесь все вживую и всерьез. В общем, я промялась все пятнадцать секунд аудиенции и не рискнула сообщать о грядущей катастрофе.
А как грянула эта опера! Хотя и было несколько неуютно от грядущей беды, зрелище завораживало. Вечером я переоделась в самое неприметное платье и тихо выскользнула из дома. Записка, найденная в скромном букете ромашек — таких же, как на проданном браслете — сообщала только время.
Обошла дом прогулочным шагом, перебросилась парой слов с лакеями — да, у меня сильно болит голова от волнений, пойду пройдусь по двору. В одиночестве, а то и так весь день толпа вокруг. До того самого колодца. Постояла там, нырнула во тьму кустов у ограды. Еще немного подождала. Ощущая себя донельзя глупо обошла каретный сарай и села за ним в траву. В таких случаях киногерои закуривают, а мне остается только молча беситься.
— Не сердитесь. — послышалось из ветвей.
Я подобрала первое, что попалось под руку и швырнула на голос. Что может попасться под руку у конюшни? Хорошо, хоть сухое.
— Заслужил, понимаю. Но я не мог иначе. После обязательно объясню…
И еще одна партия того же самого.
— Ваше Сиятельство, у Вас все хорошо? — послышался сзади голос Афанасия.
— Да, Афанасий. Летучая мышь вроде бы пролетела. Я ее камнем отогнала. — фальшиво бодро прокричала я.
— Ну зовите, если что. — и послышались шаги. Я проследила, как Афанасий зашел в людскую и переместилась в заросли чего-то жутко породистого.
— Чем обязана визиту? — максимально холодно осведомилась я.
— Я помню о завтрашнем дне. И постараюсь что-нибудь сделать. — произнес он откуда-то чуть выше, чем я ожидала.
— Поздно, наверное. Я всех просила. Давку хорошо из водомета глушить, но здесь их еще не придумали. Я Тюхтяева и уговаривала, и письмо ему написала — пусть хоть пару пожарных команд с насосом и шлангами поставит. Это не спасет всех, но хоть что-то…
— Я попробую.
Судя по шорохам вокруг меня, он спустился и встал рядом. Вот не буду бросаться на шею.
— Я полагала, что уже пора заупокойную по безвременно исчезнувшему заказывать. — не удержалась от колкости.
— Согласен, это непростительно. — он дышал мне в заток в прямом и переносном смысле.
— Да, я очень сердита. — раз не трогаю, хоть поговорю.
Ну он-то себе обещаний, видимо не давал, поэтому цепочка поцелуев пролегла от затылка до седьмого шейного позвонка, а горячие ладони легли на плечи. Глубоко вдыхаем и выдыхаем, а то самоконтроля осталось — на одну гомеопатическую дозу. В ушах шумит, пальцы подрагивают. Кем я стала — взбалмошная истеричка, мартовская кошка, четыре пуда желания.
— А Вы слышали, сударыня, — сообщил мне надворный советник Фохт губами расстегивая верхние пуговички платья, а ладонями исследуя длину и количество моих юбок. — как два дипломата встречались с одной дамой, а она им в постель положила настоящую кенгуру?
Черт, значит про все знал и ревновал, предусмотрительно отдалившись. По сути бросил и смотрел, что я дальше сделаю, а теперь смеется.
— Козу. Запомните наконец — козу. — и ушла.
Не спалось. Злости хватало и на Фохта с его непоколебимой загадочностью, и на бестолковость всех служб. Вообще глаза сомкнуть не смогла. Полежала немного, потом согласилась с внутренним голосом, надела мужской костюм, сверху — длинный плащ с капюшоном и тихо покинула комнату. Дом спал, как убитый. Я тихо выскользнула во двор и только тут поняла, что не одна.
— Устя, ты что не спишь? — прошипела ей.
— А куда Вы в этом непотребстве-то? — обиженно спросила девочка. — Барыне одной ночью делать нечего.
Делать нечего, пришлось брать с собой. Вместо извозчика я позаимствовала крупную лошадь из конюшни графа. Мне он однажды щедро предложил пользоваться его животными — вот я и попробую. Со скрипом и не с первой попытки мне удалось запрячь старенького жеребца — к пенсионерам у меня доверия больше, а этот еще и глуховат. Там ему хороший слух только помешает. Плащ пришлось отдать Усте.
Мы подобрались к Ходынскому полю перед рассветом. Не сразу я поняла, что вот этот неровный, но на диво спокойный рельеф — это сотни тысяч голов, плотно прижатых друг к другу. Толпа людей покрыла все поле. Здесь же миллиона три человек, что бы там не писали историки — бескрайнее поле тел. Полицейских согнали тоже порядочно, но, когда на одном квадратном метре стоят четыре человека, а то и пять, что они могут сделать перед этой силой?!
Привязала коня чуть в стороне и наказала Усте стеречь наш транспорт как зеницу ока.
— Лавочники по своим раздают! — послышался зычный крик над этим безбрежьем тел.
— Да щас мы их… — ответили чуть в стороне. И понеслась… Ревели мужики, визжали бабы и дети. Кто малышей-то с собой приволок?
— Назад! — Орали где-то в глубине. Но для людского цунами было уже слишком поздно. И пусть над давкой взметнулся фонтан ледяной воды, потом другой, третий — схлынувшая толпа все равно собрала кровавую жатву.
Я сделала над собой усилие, чтобы отвернуться. Сотни людей погибли за считанные минуты. Остальные, когда очнутся, поймут, что стали убийцами — каждый выживший прошелся по телам погибших. Каждый вырвавшийся из месива, отталкивался от чужих голов и плеч. Кровь на всех, но Кровавым назовут только одного…
Я побрела прочь, не оглядываясь на вой и крики. Устя расширенными глазами смотрела поверх меня.
— Ваше Сиятельство, а Вы знали, что так будет? — после долгого молчания спросила меня девочка.
— Милая, я не знала, что будет так… Но все шло к тому, что будет плохо… — я лбом уперлась в теплый лошадиный бок. И что? Приползти домой, чтобы вечером побывать на приеме у мамы Огюста-Луи? Улыбаться, слушать музыку и слышать хруст, лакомиться фруктами и вспоминать чавкающие звуки растаптывания тел, пить шампанское и видеть кровавые брызги? Да пошло оно все…
— Устя, садись верхом и езжай в дом графа. Расскажи правду. Скажи, погибших несколько сотен. Пусть Афанасий графа будит. От моего имени проси простыней, врачей, подводы. Да побыстрее!!!
Сама толкнула круп лошади и повернула обратно. Сняла шляпу, чтобы волосы рассыпались по плечам.
— Любезный, помоги! — обратилась к остолбеневшему полицейскому. — Я от господина Тюхтяева, Михаила Борисовича. Слышал про такого?
Толку от меня было чуть, но сортировать раненых и мертвых — дело нехитрое. В свое время, когда права получала, в автошколе попался толковый инструктор с одержимостью первой помощью при авариях. Много лишнего узнала. А Люська потом со свойственным ей цинизмом знания отшлифовала.
Тела в рядок для опознания складывали уцелевшие мужики. Над полем возник и усиливался глухой вой. Полиция наводила порядок по возможности, а докторов что-то все не было.
Утро разгоралось омерзительно-ясное. Солнышко светило так нежно, и это выглядело насмешкой над тем, что оно согревало… Даже пять трупов в ряд выглядят чудовищно. Здесь же этих рядов шли десятки и уходили они за толпу… Смятые тела, раздробленные лица, синие, бурые… Пена на губах, кровь, не у всех глаза на месте… Женщины, подростки, мужики… Цена-то этим сувенирам — рублей пять…
И зачем я вернулась? Кого я спасла?
— Ваше Сиятельство! — дернула меня за рукав Устя. Я как раз пыталась найти пульс у тела и не сразу сообразила, что рука почти полностью отделена от торса, держится лишь на мышцах. А лица-то и нет вовсе…
Перекрестила труп и оглянулась. Землистого цвета граф с враз поседевшими висками смотрел на те же ряды. Откуда-то начали раздаваться бодрые указания, над телами возникали люди в белых халатах. Но черт возьми, как это поздно…
— Сударыня, идите домой. — очень резко произнес граф, чуть сфокусировавшись на моей персоне и я потрусила по нужному адресу.
18-го мая. Суббота.
До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 700 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном «народном празднике». Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и «Славься».
Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимся предводителям двор. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.
Дома было плохо. Мы с Устиньей заперлись в комнате и девочка долго пыталась уложить меня в постель. Через час, когда я едва забылась, раздался требовательный стук и появился Тюхтяев — в мундире и при сабле. Вопреки обыкновению, неулыбчив и сух.
— Я должен задать Вам, Ксения Александровна, вопросы по всей форме.
— Хорошо, — вяло ответила я, кутаясь в тонкий халат.
— Извольте одеться. — ишь, как строго-то!
— Зачем? — я присела на подоконник.
— Как скажете. — он достал тот самый блокнот, открыл его и начал допрос. — Как Вы оказались на Ходынском Поле?
— Приехала на одолженной у графа лошади.
— Во сколько?
— Минут за пять до начала… Около шести утра.
— И что увидели?
— Толпа… Сначала даже не поняла, что вся эта масса — люди… Они молча и до поры неподвижно стояли, лишь иногда переговариваясь. — я словно проживала это заново. — Тихо было. А потом кто-то крикнул, что ларечники поделят подарки между собой. И народ рванул.
— Мужчина или женщина? — уточнил мой собеседник.
— Все рванулись.
— Кричал кто? — раздраженно уточнил он.
— Мужчина. Я в стороне стояла, не видела даже откуда крикнули.
— Хорошо, что дальше? — поднял глаза от записей.
— Полиция пыталась их отогнать. Поливали водой. Потом все кончилось. — да я до сих пор это вижу.
— А Вы что сделали?
— Сначала думала уйти, а потом поняла, что могу помочь. Вернулась. Горничную отправила за графом.
— И чем же Вы можете помочь? — язвительно осведомился он у худенькой барышни с тонкими запястьями в кружевах неглиже.
— Немного изучала медицину. Отличить мертвого от живого точно сумею. — парировала я.
— Неужели? — язвительно уточнил он.
— Ложитесь.
Он ошалел, но послушно растянулся прямо на ковре, а мне было настолько все это безразлично, что даже шутить не хотелось. Поэтому кратко и на подручном примере показала, где искала пульс, как осматривала зрачки. Как пыталась проводить искусственное дыхание… Бесполезно.
— И все это Вы… — он ловко для столь плотного телосложения поднялся одним движением. Хотя если присмотреться, он не толстяк, просто коренаст и несколько квадратичен, а так жира нет и мышцы неплохо развиты.
— Изучала у батюшки моего в имении по журналам. А еще у всех встреченных врачей.
— Чем больше с Вами общаюсь, Ксения Александровна, тем меньше понимаю. — он первый раз за день позволил себе полуулыбку. — Продолжим. Почему Вы вообще туда поехали?
— Я русским языком говорила и Вам и графу о своих дурных предчувствиях. Должна же была узнать, чем все закончится?
— О предчувствиях? — очень нехорошо на меня смотрит.
— Михаил Борисович, это простая математика. На прошлой коронации население столицы было в полтора раза меньше. А площадь праздника — та же. У англичан же дети так погибли несколько лет назад.
— Да? Не слышал… — искренне удивился Тюхтяев. — И я Вас попрошу в дальнейшем не распространяться о том, что Вы ранее догадывались об этом несчастье. Да и вообще, лучше рассказывать о любопытстве и героизме…
— Каком героизме, Михаил Борисович? — всхлипнула я. — Вы там были? Вы их видели?
— Был. И видел. — уже спокойнее продолжил он. — И настоял на пожарной команде, хотя и выглядел перестраховщиком. Но все равно…
— Получилось то, что получилось… Я никого не спасла.
Я махнула ему рукой и отправилась за ширму — жалеть себя дальше.
— Мы не знаем, сколько людей погибло бы без предупредительных мер. — тихо проговорил мой собеседник.
— А так сколько? — спросила я уже скрывшись в алькове.
— Семьсот-восемьсот. Не больше.
Почти половина выжила… Но и сотни бы хватило для провала коронации.
— И что теперь?
— А теперь мы все работаем над тем, чтобы этот инцидент не омрачал торжества. — произнес еще один голос.
Я выглянула, оценила вид графа и молча полезла в чемодан за лекарствами. Тот молча сел на обитую бархатом кушетку и прикрыл глаза.
— Его Величеству доложили. Завтра Чета навестит пострадавших, а сегодня появятся там чуть позже…
Жизнь не любит отклоняться от траектории…
— Нужен враг. — прошептала я.
— О чем Вы? — уставился на меня Тюхтяев.
— Если все оставить как есть, пойдут слухи, как с той козой. Если бы найти объяснение, не связанное с праздником…
— Великий Князь не хочет заострять внимание. — отрезал граф и встал. — Нам с Михаилом Борисовичем пора. А ты — он остановил на мне тяжелый взгляд. — если будешь еще что-то предчувствовать — так и говори.
— Так я же…
— Прямо говори.
Вечером все сделали торжественные лица и отправились на бал во французское посольство. Я сказалась больной, а графу намекнула, что не готова пока встречаться с Луи-Огюстом.
Дом погрузился в тишину. Вечером я помогла уложить детей — с ними как-то легче оказалось. А потом заперлась у себя. Вечер оказался на диво душным, открытое окно делу не помогало. Устя молилась в уборной, а я не могла избавиться от картин, которые вставали перед глазами, стоило их лишь прикрыть.
Может и зря я осталась дома — бал бы дал хоть какую-то передышку от кошмаров. Сейчас я бы ни слова не сказала Фохту — лишь бы только был рядом. Хотя бы до утра. И даже на задворках усадьбы, пусть это и непристойно. Заниматься любовью до пустоты в голове, не думать ни о чем, кроме партнера — в стрессах это помогает. Но его не было, равно как и цветов или записок. Упорно старалась не думать, что он лично мог участвовать в сдерживании толпы. Он же сильный, обязательно справится. Верно же?
19-го мая. Воскресенье.
С утра началось настоящее пекло, продолжавшееся до вечера. В 11 час. пошли с семейством к обедне в церковь рождества Богородицы наверху. Завтракали все вместе. В 2 ч. Аликс и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные пострадавшие вчера. Уехали прямо в Александрию, где хорошо погуляли. Выпив там чаю, вернулись назад. В 7 ч. начался банкет сословным представителям в Александровском зале. Разговоры после продолжались недолго. В 9 1/2 ч. поехали вдвоем к д. Сергею; осмотрели их дом и пили чай с Викторией, Ludwig и д. Павлом.
Напряженный день был у графа, но Ольга блеснула своим удивительным свойством игнорировать то, что ей не хочется знать. Даже почерневший от напряжения супруг не омрачал ее счастья.
К сословным представителям наше семейство не относилось, но на правах губернатора и его жены чета Татищевых декоративно присутствовала всюду. К счастью, их чадам и домочадцам там делать было нечего. Я накручивала круги по двору на вороном жеребце, пытаясь сосредоточиться на мелочах — осанке, травинках, запутавшихся в гриве Шермана, числе пройденных шагов и где-то через час начало отпускать. Потом ко мне напросились дети и вот мы вышагивали втроем — малыши на пони, я на своем монстре. И еще час прошел. Скоро до ночи дотяну, а там я уже бутылку подготовила, чтобы засыпалось хоть как-то.
20-го мая. Понедельник.
День стоял отличный, только было очень ветренно и поэтому пыльно. Поехали к обедне в Чудов монастырь; после молебна Кирилл присягнул под знаменем Гвардейского Экипажа. Он назначен флигель-адъютантом. Был семейный завтрак в Николаевском дворце. В 3 часа поехал с Аликс в Мариинскую больницу, где осмотрели вторую по многочисленности группу раненых 18-го мая. Тут было 3–4 тяжелых случая.
Пили чай с д. Arthur и т. Lonischen. Обедали с Мама. В 10 1/2 поехали на генер. — губерн. бал. После ужина вернулись домой в 2 1/2 часа.
Присяга Великого Князя Кирилла меня особенно интересовала — как никто другой в нашем доме я хотела увидеть своими глазами эту прелюдию маленького предательства. Этот человек первым из Семьи наденет красный бант, а потом узурпирует управление домом в изгнании. И это же не свержение идейного противника, что объяснимо и вполне понятно у большевиков, например. Это нарушение клятвы верности… но храм Чудова монастыря не подал знака о грядущем клятвопреступлении, и празднества потекли своим ходом.
Бал у Великого Князя оказался еще более блистательным, чем карнавала, и там мне удалось и потанцевать, и пофлиртовать, и даже выпить слегка.
Некоторые лица моих кавалеров уже начали промелькиваться. Так я наконец познакомилась со своим несостоявшимся женихом, генералом Хрущевым. Солидный мужчина, этакий стареющий бонвиан, с некогда красивым породистым лицом, тройным подбородком, черными глазами, редеющими кудрями и парой пудов лишнего веса. Но выправка, осанка, блудливый взгляд, рост под два метра. С таким, пожалуй, горничных надо в Тайланде нанимать. Причем в Тайланде двухтысячных, когда содержимое трусиков всегда представляет лотерею, иначе вечнобеременная прислуга станет ключевой проблемой семейной жизни.
— Ах, прекрасная Ксения, я так счастлив наконец встретить Вас лично. — кружил он меня в вальсе, совершенно недвусмысленно исследуя декольте. Здесь неплохо кормят, да и корсет способствует тому, что мои 1,75 превращались почти в тройку, что меня всегда радовало. Но не сейчас.
— Да, мой муж мне столько о Вас рассказывал. Оказывается, еще ребенком он мечтал Вам подражать в военном деле. — как бы еще вежливо послать?
— Да, трагическая утрата. — без особого сожаления промолвил он, продолжая изучать кружева на лифе. — Но Вы прекрасно справились со своей потерей… И жизнь сама подсказывает таким прекрасным юным женщинам — блистать, любить и быть любимыми.
Маслянисто блистающие глаза чуть поднялись, ровно до моих губ. Силен был порыв тремя словами указать маршрут пешего похода, но ведь не поймет. От оды в честь моей несравненной красоты и соблазнительного банковского счета я еле сбежала. Пару танцев проторчала за занавеской, пока один из лакеев с выправкой спецназовца наконец не поинтересовался все ли со мной хорошо.
Замечательно все, отвалил бы уже, любезный.
Пришлось выходить и строить глазки впечатлительным юнцам. Да хоть черту лысому, лишь бы от генеральских толстых пальцев подальше. Федя-Федя, на кого ты меня оставил? Отчего не предупредил, что будет так мерзко? А Петенька еще сокрушался, что я лишена столичных балов. Да с ним было куда лучше, чем здесь, пусть и призрак бедности уже начинал переминаться у порога.
21-го мая. Вторник.
Встали поздно с чудным утром. Имел доклады: Ванновского и Лобанова. В 11 1/2 поехали вдвоем к Ходынскому лагерю. У церкви были построены: рота Павловского воен. учил., 7-й гренадерский Самогитский полк, эскадрон Конно-Гренадерского п. и 1-й драгунский Московский полк. После молебна все части прошли отлично. Все принцы присутствовали. Вернулись к себе в 1 1/2 и завтракали. В 3 1/4 отправились в Александрию, где гуляли и пили чай. Обедали у Лихтенштейна в австр. мундирах. В 10 3/4 поехали на бал в Дворянское собрание; жара стояла ужасная. Остались недолго и вернувшись домой закусили вдвоем в безбелье.
Сегодня по месту массового убийства устраивали парад. Не перестаю поражаться выдержке организаторов: мало того, что за пару часов тогда вывезли все трупы и выстроили толпу так, словно ничего и не произошло (а ведь для многих так и было — что 700 убитых и 400 раненых в полумиллионной массе?), но спустя считанные дни по этому изрытому полю еще и солдат прогонят.
Зато ошибки учли и обошлось без происшествий. На этот раз Тюхтяев практически держал меня на расстоянии вытянутой руки и пусть почти не разговаривал на отвлеченные темы, одним глазом неотрывно следил. Он что, ожидает, что я прямо вот рукой махну и все люди смешаются в кровавую кучу? Только хотела съязвить, как по странному блеску глаз поняла, что и этот вариант он не исключает. А ведь он пашет не меньше графа, морщин прибавилось вполовину за эти дни, веки опухли, белки глаз испещрены красными ниточками.
— Что-то случилось, Ксения Александровна? — опасливо уточнил он, поймав мой взгляд.
— Нет-нет. — коснулась его ладони. Неприлично, но в толпе кто увидит? — Вы устали за этот месяц, хоть раз бы выспались.
Конечно, это почти как Олимпиаду в Сочи устроить. Только веселее: без интернета, сотовых и автопогрузчиков. Потянулась было дотронуться до лица, но вовремя одернула руку — это не Федя, он твоих порывов не поймет вовсе.
— Оставьте, Ксения Александровна, это, право, такие пустяки. — с улыбкой отмахнулся от титанической усталости.
Но лапку мою поднес к губам, причем не как обычно, а держа за кончики пальцев. Это что-то означает? Наверняка, но я эту азбуку до сих пор не освоила, а на балах любой флирт сворачивала в шутку.
Минуты три думала, что делать, и как правильно реагировать, краснела и хлопала глазами, а тут уже моего спутника дернули с очередным поручением. Пока он кратко, но емко донес неудовольствие до гонца, пока подошел еще один, другой, третий — все улеглось. Да и что я себе придумала? Этот-то человек-спецслужба. У него, небось даже мыши в доме отчеты пишут по использованному сыру.
Бал в дворянском собрании превосходил прочие. Сверкали драгоценности, мерились орденами мужчины и изяществом туалетов женщины. Я, наконец, встретилась с сеньором Карло.
— Доброго дня, графиня Ксения! — он прикоснулся к моей ладони. — Я счастлив знать Вас.
Мы улыбнулись: я — невинно, а он — проницательно.
— Даже в мои годы полезно порой встретить неприступную крепость. — продолжал он, выводя очередную фигуру вальса.
— Спасибо за цветы. Потрясающий воображение букет. — свернула я скользкую тему.
Я улыбалась до боли в скулах и танцевала, танцевала. Что угодно, лишь бы в голове сохранялся этот звенящий шум.
22-го мая. Среда.
Встали рано и к 9 ч. Собрались все на Ярославском вокзале. Поехали в Троице-Сергиевскую Лавру, куда прибыли в 11 час. Митрополит встретил крестным ходом у ворот и повел нас в собор. Была обедня, потом молебен, по окончании которого Аликс и я возложили заказанный нами покров на раку преподобного Сергия. На балконе, как всегда, сели за митрополичью трапезу. Покуривши на стене, отправились в знаменитую ризницу и затем в экипажах — в скит. Тут опять было угощение; из-за жары пили много меду. К 4 часам приехали на станцию и тронулись в Москву с образами, подношениями и массой изделий из кипариса. Духота была страшная в вагоне. Занимался с 6 ч. До 8 ч. Обедали у Мама и рано разошлись по своим квартирам.
В череде балов случился просвет, и мы с Ольгой наслаждались тихим вечером. Графа по обыкновению не было дома.
— Ксения, Вы все еще уклоняетесь от новых отношений? — осторожно полюбопытствовала свекровь.
— Скорее да. — я уговорила ее позаботиться о себе и мы обе возлежали в ее будуаре с масками на лицах и обертываниями на ногах. Блаженствовали.
— Но почему? — она искренне не понимала, как можно выживать вне брака. Небось своим уловом до сих пор гордится.
— Очень непросто встретить по-настоящему достойного человека. Николаев Владимировичей на всех точно не хватит. — улыбнулась я.
С этим трудно поспорить.
— Завтра прием в английском посольстве. Думаю, это хорошее место, чтобы присмотреться к таким мужчинам. — обозначила цель Ольга и замерла охотничьей собакой.
23-го мая. Четверг.
Весь день было очень жарко. Утром имел доклады: Муравьева, Воронцова, Горемыкина и Сипягина. Завтракали у Мама с Ерни и Ducky. В 2 часа поехали в городскую думу, где были собраны все дети городских училищ; они очень хорошо пропели кантату под аккомпанемент оркестра консерватории. Было очень трогательно! Вернулись домой в 2 1/2 и скоро — поехали в Александрию. Солнце пекло немилосердно. Пили чай у себя в Кремле. Читал. В 7 ч. поехали на обед к английскому послу O'Conor; я был в мундире Scots Greys. В 9 ч. вернулись домой. Через час начался бал в Александровской зале. Ужин подали в 12 1/2 и бал не затянулся позже 1 1/2 часа утра.
Ну хоть один европейский посол стал для меня открытием. Зато остальные гости незабываемого вечера здоровались как со старой знакомой. Ольга ошеломленно переводила взгляд с меня на Карло, Огюста-Луи, американца и немца. Француз с искренним восхищением взирал на мои попытки изящно шутить, но более в любовники не лез. А я танцевала, танцевала, щебетала и покрывалась румянцем. Даже американца расшевелила комплиментами по поводу его внешнего вида на коронации.
— Вы не такая уж затворница, как хотели показаться. — заметила мне свекровь в перерывах между турами вальса.
— О, это случайное знакомство. Господа Моффеи и Монтебелло были столь любезны сопровождать меня на прогулках в Петербурге и очень ценят музеи, знаете ли. Особенно юный маркиз.
24-го мая. Пятница.
Утро было довольно занятое, так как у меня были четыре министра с докладами с 10 1/4 до часа. Завтракали у Аликс с Генрихом и Фридрихом-Августом Ольденбургским. Жара стояла поразительная! В 2 1/2 простились с Алиарди — нунцием папским. Осмотрели наскоро Оружейную палату, в нижних залах которой японский принц Фушими поднес нам замечательно красивые подарки от императора и моего друга Сацума. Отправились в Александрию, где я отлично погулял под дождем. Нарвал массу ландышей для Аликс. Вернулись домой в 6 ч. Долго читал. В 8 ч. обедали у Мама. Вечером поехали к Радолину на «музыкальное собрание» и спектакль. Играл Баркай, кот. мы видели в Кобурге. Ужинали и вернулись домой в 1 1/2 ч.
И снова вечер дома, но на этот раз в тихом кругу «только своих». Полагаю, это расширенная версия новогоднего маскарада. Дамы сплетничают, кавалеры флиртуют — но без огонька. Праздник постепенно выдыхается.
Небось у немецкого посла сегодня собралась вся тусовка, а я так и не поняла, что же тогда было и во что меня втравили.
Николай Владимирович старается побыстрее улизнуть, прикрываясь делами и я люто ему завидую. Тюхтяев вообще на глаза не попадается.
25-го мая. Суббота.
Второй день рождения дорогой душки Аликс, что она празднует в России. Дай Бог, побольше таких дней в нашей жизни! К обедне пошло только семейство и все принцы. Завтракали в зеленой гостиной. Жара кажется еще увеличивается! У меня сидел д. Charles Alexandre, потом принял наедине корейского посла и наконец Фердинанда с депутацией болгар, кот. поднесли огромный альбом. В 4 ч. только удалось уехать вдвоем в Александрию. Пили чай там после прогулки. В 7 час. был большой обед в Георгиевской зале для дипломатов и иностранцев.
Брожение в семействе по поводу следствия, над кот. назначен Пален! Пили чай у Мама. Вечером все было улажено! Уехали ночевать в Петровское. Ночь была дивная.
Слегка просветлевший было граф вернулся мрачнее тучи.
На мой молчаливый вопрос Ольга прошептала:
— Следствие передали графу Палену — обер-церемониймейстеру коронационных торжеств.
Шикарно! Вот у кого учились бюрократы двадцать первого века. Если следствие зашло не в ту сторону, его нужно поручить тому, кто и организовывал все торжества — уж он-то точно найдет правильного виноватого. До сей поры следователем был Н.В. Муравьев — министр юстиции, человек Великого Князя Сергея Александровича. Обходя вопрос персональной ответственности, он, тем не менее высказал то, что и так было понятно — организовывали все торжества питерские, они и проглядели вопрос опасности. Местная полиция, которую использовали только как безгласный инструмент, обеспечивала безопасность всех проездов и визитов — и успешно с этим справилась. Но это все никому не интересно. Теперь нужно найти виноватого, и вряд ли им объявят проспавшего смену жандарма.
26-го мая. Воскресенье.
Слава Богу, последний день настал! Погода была идеальная и ужасно жаркая. В 11 ч. сел на лошадь, а Аликс в шарабан с Мисси и Ducky и мы поехали к войскам, которые стояли шагах в 300 от павильона против Петровского. Парад был во всех отношениях блестящий и я был в восторге, что все войска показались такими молодцами перед иностранцами. Вернувшись в Петровское, сели завтракать, после чего простились со всеми чужими свитами. По дороге в Кремль встретили дочку, кот. везли в Ильинское. Опять принимали чрезвычайные посольства для их откланивания. В 7 ч. был большой обед для Московских властей и представителей разных сословий.
Переодевшись, отправились на ст. и простились с Мама; она поехала в Гатчино, а мы тотчас же в обратную сторону по Моск. — Брест. ж. д. до ст. Одинцово, откуда в экипажах доехали до Ильинского. Радость неописанная попасть в это хорошее тихое место! А главное утешение знать, что все эти торжества и церемонии кончены! Выпив чаю, легли спать.
Большой исход гостей из Москвы перегрузил все поезда. Я решила подождать еще пару дней, которые точно не делали погоды, прежде чем покупать билет.
— Устя, хочешь погулять? — спросила я утром.
Девушка границы чувствует лучше меня, да и лицо держать умеет.
— Как угодно Вашей милости.
И мы отправились на прогулку.
Украшения с домов уже поспешили снять, но праздничные павильоны стояли на месте. Устя так и не захватила самого праздника, а самым ярким пятном коронации для нее оказалась давка. Поэтому мы отправились выбирать сувениры для Мефодия, Демьяна, Евдокии и Марфы, потом я вспомнила о своем благодетеле и его челяди… Так весь день и прошатались по лавкам, да вневременным туристическим маршрутам: Красная площадь, Храм Василия Блаженного, Москва-река.
— Нева красивее. — вдруг произнасла девочка, впервые озвучив собственное мнение относительно окружающих событий.
Красивее. И дома вообще лучше. Да и Фонтанка стала совсем родной, как Волга.
Когда вернулись, Устю не было видно из-под пакетов. Даже детям леденцов накупили, хоть графиня и поджимала губы, а малышам петушки очень даже понравились.
— Ксения, зайди ко мне, поговорим. — пригласил мрачный родственник.
Я с трепетом вошла в кабинет и устроилась на стуле для посетителей. Ручки сложила, глаза потупила. Скромна и мила.
— Ты куда сегодня пропадала? — прямо папенька. — Вот что ты за егоза?!
— Гуляла по городу. — заныла я. — Из-за всех официальных церемоний я даже не успела разглядеть, сколько всего красивого построили. А павильоны какие! Особенно архитектора Шехтеля на Тверской. Его по-настоящему только сейчас рассмотреть можно. И на Лубянке тоже. Вы так все хорошо устроили…
— Да уж, лучше не придумать. — он чуть смягчился лицом. — Взяла бы экипаж. Не дело это — снохе губернатора пешком ходить…
— И ехать со скоростью три локтя в час, чтобы я все-все разглядела? Точно бы опозорилась и ненужное внимание привлекла. А так прошлась, полюбовалась.
Он постучал пальцами по столешнице.
— Я тут разговор имел с господином Тюхтяевым…
Вот что на этот-то раз? Я ему еще не простила наушничество про фотографии, а тут что-то вновь выдал.
— Он положительно настроен на более серьезные намерения в отношении тебя. — и смотрит пытливо.
Это в смысле чего? Чего?!!!
Видимо мысль сильно отразилась на лице.
— Он, конечно, не так знатен, как генерал Хрущёв, но человек, во всех отношениях достойный. — несколько смущенно произнес родственник. — Овдовел давненько уже, добропорядочен. Не игрок, раз тебе это так важно.
А я пожалела, что была столь приветлива с этим прохиндеем. Жалела еще его.
— То есть он у Вас уже и благословения попросил? — ехидно уточнила я.
— Ну нет, конечно… Совета, скорее.
— И чем же он Вам так насолил, что такую егозу ему в жены готовы подсунуть?
— Я, вообще-то, больше о тебе думал. С ним твой темперамент лучше сочетается, чем с любым из этих светских бонвиванов. — устало поведал родич.
В сравнении с генералом Хрущевым, конечно, даже мой Мефодий неплох. Да что там, ди Больо уже жалко… Но Тюхтяев? Это вообще кому в голову-то могло прийти?
— И что теперь? Он меня видел-то раз пять — и все по делу. — чувствуя, что теряю оборону, проворчала я.
— Да тебя один раз послушать — и все понятно.
— Разве? — взметнула брови, припоминая все «радости» наших первых месяцев.
— А ты с кем беседовала?
Тоже верно. Лезть между отцом и сыном не захотела, за спину мужа спряталась и оттуда нахохлилась. А сейчас бы иначе сыграла…
— Ну хорошо. Признаю, что была не права.
— Что я слышу?! — делано изумился граф.
Я насупилась.
— Но Михаил Борисович… Как-то это все… Неожиданно… — безумно и утопично, а есть еще несколько эпитетов, только я ими уже полтора гола не пользуюсь.
— Петька-то тебе предложение сделал еще быстрее, насколько я помню. — язвительно напомнил свекор. — И обойдись без вывертов своих, если не надумаешь.
— Каких вывертов? — вскинулась я.
— Козу в постель не укладывай. И вообще, дай человеку шанс. Прошу.
На этой бравурной ноте мы и распрощались. Уж дома-то я сама придумаю, как завернуть поклонника поизящнее и подальше.
Здесь и далее подлинные выдержки из дневников Николая II