Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
«А всё-таки в страдании есть смысл…»
А всё-таки в страдании есть смысл —Таинственный и страшный смысл страданья:Как птица, бьётся каторжная мысльО ледяные стены мирозданья.Но так же медленно встаёт луна,И в царственном покое нерушимыНад чёрною Голгофой тишинаИ звёзды над сожжённой Хирошимой.
«А за окошком — только кошки…»
А за окошком — только кошки,Великосветские коты,Метафизические крошкиОнтологической мечты,В которой нет ни категорий,Ни силлогизмов, ни апорий, —Всего, чем логика сильна(И с нею — Александр Зиновьев)…Но мне понятнее раздолье:Рубить сплеча и пить до дна!Вот почему наш мир трёхмерный,С трёхмерной слякотью мозгов,Мне кажется — пусть равномерной,Но всё же участью скотов.
«А может быть, совсем не надо…»
А может быть, совсем не надоНадеяться, чего-то ждатьИ клёны векового садаС блаженной грустью вспоминать…Быть может, лучшая награда —Уметь забыть, уметь устать,Уметь, как в детстве, крепко спать.
«Автобусов зелёные зарницы…»
Автобусов зелёные зарницы,Автомобилей ангельские сны…Весна, весна! С весною не ужиться:Пришла весна, и нет уже весны.Влюбляются налево и направо,Целуются в метро и не в метро.И теплится Божественная СлаваНад стойкою соседнего бистро.Май 1953
«Близится вечер. Ну что ж, господа…»
Близится вечер. Ну что ж, господа,Жизнь прожита, изжита навсегда.Много, конечно, случиться б могло,Да не случилось, не произошло.Много надежд улетело в трубу.Глупо теперь всё валить на судьбу.Но, может быть, среди радужной тьмыПлохо историю поняли мы?Не разглядели?.. Ну что ж, господа,Бог даст и так скоротаем года.Наши, теперь уж немногие ле та,В апофеозе вечернего света.
«Бог увидал: “всё хорошо зело”…»
Бог увидал: «всё хорошо зело»,И в день седьмой почил от дел творенья.Но человек, его предназначенье —Пройти сквозь мрак, отчаянье и зло.Так день восьмой был создан во Вселенной,День грешников и блудных сыновей,Дабы по истечении всех днейБыла на небе радость совершенней.
«Богоносец… Скорей чертоносец…»
Богоносец… Скорей чертоносец,Зачумлённый блатною судьбой,Гениальный беспутный уродец.И вот всё же — ты мой, а я — твой.Погляди, что ты сделал с собоюВ мёртвой хватке за будущий рай,Как покрыл планетарной тюрьмоюСвой бескрайний, безвыходный край.О, святая, немая бездонностьПустоты эмигрантского дня…Я в тебе, ты — моя обречённость,Ты во мне — обречённость твоя.3 ноября 1985
«Бывает так: встаёт тревога…»
Бывает так: встаёт тревога,Глухая спутница тоски,И щупальцами осьминогаСожмёт холодные виски.И в тишине почти могильной,Подушку нервно теребя,Неисправимый и бессильный,Ты встретишь самого себяЛицом к лицу: все помышленья,Каким ты стал, каким мог быть.Чтоб с сладострастьем отвращеньяВсё оправдать и всё простить.
«Был некий день. Я шёл, блуждая…»
Был некий день. Я шёл, блуждаяДорогой вечной мерзлоты,Уже почти не различаяГраницы яви и мечты.Всё было непривычно ново,Стирался прошлого итог…И вдруг: «В начале было Слово,И это Слово было Бог!»1988
«Быть может, на другой планете…»
Быть может, на другой планетеИль на какой-нибудь звездеНе знают маленькие детиО холоде и о нужде.И если правда во вселеннойЕсть мир, не ведающий зла,Где радость каждая нетленнаИ каждая душа светла,То это вечное сиянье —О, знаете ли вы о том? —Земным обязано страданьямСвоим небесным торжеством.1958
«Быть может, на другой планете…» (Вариант)
Быть может, на другой планетеИль на какой-нибудь звездеНе знают маленькие детиО голоде и о нужде,И херувимы величавоСредь мирового торжестваПоют немеркнущую славуНеведомого Божества.И это дивное сиянье, —О, знаете ли вы о том? —Земным обязано страданьямСвоим небесным торжеством.
«В вечерний предзакатный час…»
В вечерний предзакатный час,Когда и сердце бьётся глуше,Мне страшно вглядываться в вас,О, человеческие души.Мне кажется, что вся земля,Со всей набухшею в ней кровью,Со всей тоской, со всею болью,Застенком стиснула меня.Как будто пробили курантыОтбой надеждам и мечтам,И я, как тень, плетусь за ДантомПо девяти его кругам.
«В каком-то полуобалденье…»
В каком-то полуобалденье,Не то в аду, не то в бреду,Вдруг, словно головокруженье,Ложится звёздное смиреньеНа золотую ерунду.Бежит минута за минутойБлаженной микротишины,И кажется мне почему-то,Что все мы будем спасены.
«В ногах такая же усталость…»
В ногах такая же усталость,И так же горбится спина.А жизнь? Что — жизнь?Такая малость,И всё-таки она нужна.Нужна, чтобы испить до днаНам уготованную чашу,Распутицу земную нашуОт древа райского вкуситьИ жизнь в проклятье превратить.
«В этот день я когда-то родился…»
В этот день я когда-то родился…Но постойте. Здесь что-то не то.Неужели я жить согласилсяВ этом виде и в этом пальто?Или кто надо мной насмеялся —Обещал, а потом испугался,А потом…Но не всё ли равно,Если знать ничего не дано.
«Вот и всё… — волшебное решенье…»
Вот и всё… — волшебное решенье.Страшновато только: ну, а вдругНе конец потом, а продолженье,И всё тот же там порочный круг,Те же сны, такие же желанья,Тот же спор с безжалостной судьбой.И не стать проклятому сознаньюНикогда блаженной пустотой.
Всё безысходно решено
Мне больше ничего не надо:Всё безысходно решено,И вечер хвойную прохладуСтруит в открытое окно.И ветер веет еле-еле,И радуга стоит дугой,И шелестят чужие ели«Его Савойи дорогой».
«Всё в мире проходит. Всё в мире прошло…»
Всё в мире проходит. Всё в мире прошло.И, как говорится, травой поросло,Великодержавной травою забвенья, —Крушенье основ и другие явленья:Бессмыслица зла и бессилье добра,Скитанья и жизнь на авось, на ура,А всё-таки как-то прошло, прожилось —Порой на ура, а порой на авось.
«Всё, как прежде, — Россия, Америка…»
Всё, как прежде, — Россия, Америка…Будет или не будет война?Тишина. Вдоль Лазурного берегаШелестит, рассыпаясь, волна.Всё, как прежде. Ничто не меняется:Тот же звёздный спускается мрак.Человек умирать собирается,А посмотришь — и выжил чудак.1974
«Всё это было, было, было…»
«Всё это было, было, было»,И это всё прошло, прошло.И даже память позабылаТех дней бессмысленное зло.Так жизнь пройдёт — и не заметишь,Но за последнею чертойНе то ужасно, что там встретишь,А то, что принесёшь с собой.
«Взошла луна. В сиянии ночном…»
Взошла луна. В сиянии ночномБезмолвна необъятность океана,Как будто благодатная нирванаСошла на мир с его ненужным злом,Как будто мир блаженно почивает,Не ведая, что сам в себе таит.Так человек: он — то, что он скрывает,О чём он никогда не говорит.1986
«Войди, как, бывало, входила…»
Войди, как, бывало, входила,Взгляни, как умела смотреть.Неважно, что жизнь не простилаИ не научила стареть.Неважно, что те же страницыЛежат между мной и тобой, —Уедем, бежим за границу,Уйдём в океанский прибой.И там превратимся в круженье,В поэзию, в солнечный блик:Ведь ты — моё воображенье,А я — твой послушный двойник.
«Вспоминаю о том, чего не было…»
Вспоминаю о том, чего не было:Как когда-то я ездил в Москву,Там встречал Мандельштама и Белого,Вместе с ними смотрелся в Неву.Осип что-то бубнил про Боэция,Чем-то был недоволен Андрей,А в Неве отражалась ВенецияВензелями своих фонарей.Проплывали виденья гондолами:Петербург, Петроград, Ленинград…Чувства маялись, разум безмолвствовал,Принимая имперский парад.А потом мы с тобою уехали,Как мне кажется, в Катманду.Небо полнилось звёздными вехами,Гималаями в снежном чаду.«Несказанное, синее, нежное…» —То, чего я не знал никогда.За бедой торопилась бедаВ пустоте бытия неизбежного.
«Выхожу из дома: гул автомобилей…»
Выхожу из дома: гул автомобилей,Стёкла магазинов, вывески, огни…Мы когда-то тоже рысаками были,Пили и любили. Прожигали дни.Мы когда-то тоже…Но не всё равно ли,Где и что мы пили, как любили мы?Были да уплыли — от своей же доли,От родных метелей северной зимы.
«Горный вечер робко пробивался…»
Горный вечер робко пробивался…Нам уже пора спускаться вниз:От реки густой туман поднялсяИ в прозрачном воздухе повис.Тихо всё. Среди снегов застывших,Слышишь, точно листья шелестят:Это души никогда не жившихС душами умерших говорят.1952
«Горячий ветер листья сушит…»
Горячий ветер листья сушит,Проносит пыль по мостовой.В мясных торжественные тушиСверкают жирной белизной.А мы с тобой бредём неспешно,Толкуем о добре и зле —На этой маленькой и грешной,Очаровательной Земле.
«Да, иногда стихи мне удавались…»
Народу русскому: я Скорбный Ангел Мщенья.
М.Волошин
Да, иногда стихи мне удавались,Но, к сожаленью, только иногда:Из-под пера ватагой вырывалисьСлова и звёзды, рифмы и года.И проносились головокруженьемПо всем мечтам и всем воображеньям,По Риму, по Парижу, по Москве,Чтобы застыть в слепящей синеве.А день-то, день! — сплошное вдохновенье:Перемешались звёзды и слова.И надо всем, как Скорбный Ангел Мщенья,Монблан в снегах, как в ризах Божества!1985
«Да, конечно, Шекспир и Бетховен…»
Да, конечно, Шекспир и Бетховен,Пирамиды, Миланский собор.Да, конечно, наш мир баснословен,Нежен сумрак сиреневых гор…Тихо плещется мутная Сена,Шелестит под мостами водаПод осенние скрипки Верлена,Под бегущие в темень года.14 октября 1950
«Двум не бывать, одной не миновать…»
Двум не бывать, одной не миновать:Все будем там, откуда нет возврата.И страшно мне друзей переживать.Того любил, с тем ссорился когда-то,И все стоят, как будто наяву.И стыдно мне, что я ещё живу.
«Догнивают опавшие листья…»
Догнивают опавшие листья,Обнажённые ветви дрожат.Вечер пишет оранжевой кистьюНад Парижем огромный закат.Словно всё навсегда изменилось,Позабылось, исчезло вдали…И вечернее небо светилосьЗанимавшимся светом Земли.
«Дождик, дождик. Серебряный дождик…»
Дождик, дождик. Серебряный дождик.С каждой каплей полней океан.С каждой каплей серебряный дождикПереходит в прозрачный туман.И туманное утро нежнее,Словно иней, белеет роса:С каждой жизнью земля зеленее,С каждой смертью синей небеса.
«Дождь хлюпает упорно и отважно…»
Дождь хлюпает упорно и отважно,Бежит по улицам всклокоченный народ…Но разве в этом суть, но разве это важно,Что руку протянул смеющийся урод?И для чего искать какое-то значеньеВ очередной газетной болтовне,Когда в момент тупого отвращеньяСанкт-Петербург увидел я во сне?1988
«Если бездна в тебя заглянула…»
Если бездна в тебя заглянула,Значит, долго ты в бездну смотрел.Значит, от нестерпимого гулаОторваться не захотел.Или, может быть, сил не хватило,Или воля, слабея, сдала —И кромешная мгла осветилаТо, что память безжалостно жгла.
«Есть в море остров педерастов…»
Есть в море остров педерастов —Такой же остров, как Лесбос,С такой же мукою контрастовИ с той же музыкой мимоз.Такой же остров, как другие, —В тяжёлой влажности ночейОн светится, как панагия, —Блаженный, горестный, ничей.Там нет ни бедных, ни богатых,Ни радостных, ни грустных нет.И нет в чём-либо виноватых,Нет поражений, нет побед.
«Живи и ничего не требуй…»
Живи и ничего не требуй,Молитвами не оскорбляйТебе сияющего небаИ каждый день благословляй.Всё решено и всё прекрасно:Будь чист, как голубь, мудр, как змей.Гляди, как солнце светит ясноНад скорбной родиной твоей.
«Живу во сне, живу в абстракции…»
Живу во сне, живу в абстракции,В каком-то бешеном кино,В сплошном бреду, в цепной реакции,Но знаю — всё предрешено:От гениальности до пошлости,От самой плёвой ерундыДо унизительной похожестиЧужой и собственной беды.
«За половину жизнь перевалила…»
За половину жизнь перевалилаИ выдохшейся странницей бредёт.Но, что прошло, не стало сердцу мило,И не милее то, что настаёт.А та мечта, что не сумела сбытьсяИ навсегда осталась только сном,Сияет, как огни из окон «Ритца»В глухую ночь на площади Вандом.1950-е
«И всё-таки я верю в чудо…»
И всё-таки я верю в чудо.И всё-таки я чуда жду:Из ничего, из ниоткуда,На счастье или на беду —Уж я не знаю, как случится,Да и не всё ли мне равно —Ворвётся глупая жар-птицаВ моё мансардное окно.И с ней — созвездий миллиарды,Сорвавшись, хлынут напролом,И рухнет вся моя мансардаС её мансардным барахлом.Иль проще: подводя итогиКалейдоскопу бед и лет,Слетит ли как-нибудь с дорогиВзбесившийся мотоциклет,И канут в бездну ледянуюНадежды, радости, печаль…А окровавленную стальСвезут на свалку городскую.
«И ты когда-то в ужасе спросил…»
И ты когда-то в ужасе спросилО смысле, о бессмыслице, о Боге.Осенний день блаженно моросил,Кружились листья на большой дороге…Как листья, осыпаются годаИ кружатся в огне воспоминанья.И ночь ложится — нежно, как всегда,Сквозь сумрак негасимого сознанья.
«Как будто на белой упавшей звезде…»
Как будто на белой упавшей звезде,Зелёная ёлка стоит на кресте.Весёлые свечи на ёлке горят,И звёзды цветные развешаны в ряд.Закрой же глаза и открой их потом —И станет зелёная ёлка крестом,Огромным крестом в мировой пустоте,И розы венком расцветут на кресте.
«Как звёздные тени, ложатся…»
Как звёздные тени, ложатсяОсенние листья в саду.И мне начинает казаться,Что сам я по звёздам иду.И звёзды горят под ногами,Как будто сквозь холод и злоОсеннее тихое пламяНа скорбную землю сошло.
«Как много прожито, как мало пережито…»
Как много прожито, как мало пережито…Жизнь тянется, как в церкви лития.И кажется, что вот уже раскрытыДержавные врата небытия.И имена когда-то дорогиеМы повторяем, словно в полусне —Как будто снова в юности, в России,В несущей нас над пропастью ладье.
«Как отвратительно стареть…»
Как отвратительно старетьТак невпопад, так неумело,И, сгорбившись, у печки гретьСвоё слабеющее тело.И всё же верить и любить,Как будто молодость всё длится,И ничего не позабыть,И ничему не научиться.1956
«Как унизительно убоги…»
Как унизительно убогиВсе наши склоки и дела,И смехотворны эти тогиВершителей добра и зла.Но перед царственным закатомСмиренно голову склоним:Нет правых. Все мы виноваты,Все миром мазаны одним.
«Какая нежность в утреннем тепле…»
Какая нежность в утреннем тепле,В ещё не поднимавшемся тумане.Как в голубой, чуть розоватой мглеПричудливы бесформенные зданья.А я твержу ненужные словаО смысле, о бессмыслице, о страхе,И кружится невольно голова,Под топором лежащая на плахе.Апрель 1949
«Каникулы, солнце, Савойя…»
Каникулы, солнце, Савойя…Шагаю, цветок теребя.Но что же мне делать с собою,Куда убежать от себя?Укрыться от собственной тени,Что вместе со мною пришла,Закрыла луга и селенья,На самое небо легла?!
«Когда-нибудь — о, я уверен в этом!..»
Когда-нибудь — о, я уверен в этом! —В глухую ночь открою я окноИ вдруг увижу: серебристым светомДо горизонта всё освещено.Как будто в тишине природы спящейНездешний занимается рассвет.И это будет не от звёзд сходящий,Но к звёздам поднимающийся свет.
«Когда с годами выучимся мы…»
Когда с годами выучимся мыСтареть и ничему не удивляться,И знать, что от сумы и от тюрьмыНикто из нас не вправе отрекаться.Что все мы жалкие слепые бедняки,Развратники, растратчики и воры,Растратившие жизнь на пустяки,На ничего не стоящие споры, —Тогда, быть может, в ледяном поту,В отчаянье, не знающем названья,Сквозь эту глухоту и немотуСверкнёт и нам последнее сиянье —Звезда, сорвавшаяся в пустоту.
«Когда цветут парижские каштаны…»
Когда цветут парижские каштаныНад головой влюблённых и зевак,Мне кажется — блаженная нирванаСошла на мир сквозь повседневный мрак.И царствует святое безразличьеНад поясом научной мерзлоты.Какой восторг! Какое сверхвеличье!О, человек, когда б ты знал, КТО ты!
«Конечно, умирать не хочется…»
Конечно, умирать не хочется,Конечно, надоело жить…Но час придёт и не отсрочится —Свечу придётся потушить.И вот предстанет жизнь прошедшая:Земная радость и печаль…О, юность, юность сумасшедшая,Тебя одну мне будет жаль.
«Кто вызвал в этот мир меня…»
Кто вызвал в этот мир меняИз пустоты небытияИ бросил в нищету и холод,И смысл в страдании нашёл?Я видел всё, я всё прошёл:Надеялся, когда был молод,Потом надеяться устал,Потом и верить перестал.О, страшный мир! Так, леденея,Года последние бегут.Так листья осенью желтеютИ, с веток падая, гниют.
«Ложится вечер в нежности неясной…»
М.Л.
Ложится вечер в нежности неясной,Двоится память в сумерках времён.И Божий мир, по-новому прекрасный,Как будто заново был сотворён.И нет уже ни радости, ни горя,Прозрачный опускается покойНа землю, на утихнувшее море,На память о тебе, на облик твой.
«Любая чушь, любое приключенье…»
Любая чушь, любое приключеньеПод старость представляются сложней.Всё хочется добраться до корней,Найти всему своё предназначенье.Но только на предельной высоте —В блаженнейшем из снов, в святом смиренье —Все вопрошенья, все недоуменьяВ божественной сольются простоте.
«Люблю перекрёсточный веер…»
Люблю перекрёсточный веерШтурмующих дали дорог —Дорог, уходящих на север,На запад, на юг, на восток.Люблю их графически строгий,Ритмически песенный лад:Дороги, повсюду дороги,Дороги вперёд и назад.Дороги в безвестье, в не знаю,Дороги, как линии рук…Давай, я тебе погадаю,Мой воображаемый друг.Давай, мы с тобой помечтаем,Давай, мы с тобой улетим.В Италию. Хочешь в Италию?В Неаполь, в Милан или в Рим?Давай, превратимся в движенье,В поэзию, в солнечный блик:Ведь ты — моё воображенье.А я — твой послушный двойник.Люблю, приближаясь к итогам,Под жизни стихающий шумВ вечернюю мглу по дорогамБездумно лететь наобум.
«Меня уж нет. Меня не существует…»
Меня уж нет. Меня не существует.Остался лишь оптический обман,Забывший вовремя рассеяться туман,Степная пыль, кружащаяся всуе.И вообще — существовал ли яСамой в себе неповторимой тварьюИль только, вспыхнув, растворился гарьюВ космической тревоге бытия?Всё — прах, всё — тлен: мечты, надежды, сроки…Бесстрастна леденеющая высь,И в чёрный бархат вписанные строкиУже в посмертный пурпур облеклись.
«Мне снова снился всевозможный вздор…»
Мне снова снился всевозможный вздор:Что я карабкаюсь на Гималаи,Что разрешён неразрешимый спорО Боге, о бессмертии, о рае.Я видел флорентийские дворцы,Где спят атласно-кружевные дожиИ нежатся святые мертвецы,Безликие шагреневые рожи.Мне чудилось шуршание бедыВ фантасмагории двойного зренья,И я среди всей этой чехардыНе то творец, не то её творенье.
«Мне совершенно безразлично…»
Мне совершенно безразлично, —Что неприлично, что прилично,Что тошнотворно, что смешно:Мне совершенно всё равно.Что помню? Вереницу войнИ вереницу революций,Глухой аэропланный войДа невозможных конституцийКрушение наперебой.Блажен, кто этой жизни рад,Кто каждый миг благословляет.Но тот блаженнее стократ,Кто цену всем блаженствам знаетИ чашу смерти, как Сократ,Благоговейно выпивает.
«Мы ждали всю жизнь напролёт…»
Я сказал: вы — боги…
Псалом 81, 6
Мы ждали всю жизнь напролёт,Надеялись, верили в Бога,Но время упрямо ползёт,И вечность стоит у порога.И вот разлетелись, как дым,Все чаянья, все ожиданья.Но мы ни о чём не грустим, —Мы боги, мы тихо летимВ морозную ночь мирозданья.1953
«Мы все стареем понемногу…»
Мы все стареем понемногу:Один смешней, другой страшней.Не верим в Бога, зубрим йогуДержавной осенью своей.Мы все стареем, как попало, —И кто же мог предположить,Что мало так осталось жить,До ужаса, до смеха мало.
«Мокропогодится. Дорога…»
Мокропогодится. ДорогаНеузнаваемо пуста.Во рту от выпитого грогаЧуть сдавленная тошнота.Так вот оно — существованье:Прогулочки, автомобильДа неуёмного сознаньяВсё разлагающая гниль.
«На исходе двадцатого века…»
На исходе двадцатого векаВ лабиринте космических трасс —Чем пополнили мы картотекуБарабанных, штампованных фраз?Декларации, лозунги, речи…Смена вех и дорог без конца…Чем приблизили лик человечийК лучезарному лику Отца?Лёгкой дымкой небесная славаПоднималась над стойкой бистро,И в Париже Булат ОкуджаваЧто-то пел о московском метро.Вот она, эта малая малость,Чем, воистину, жив человек,Что ещё нам от Света осталасьВ наш ракетно-реакторный век.Постараемся ж не задохнуться,Добрести, доползти, додышать,Этой малости не помешать,Предпоследнему дню улыбнуться.
«На улице качается фонарь…»
На улице качается фонарь,Качается, как он качался встарь,И на камнях маячит жёлтый блик,Как он маячить издавна привык.Я, обернувшись, щурюсь на него,Как будто не случилось ничегоИ за годами годы не прошли,Меж фонарём и мною не легли.И всё, как прежде: тот же жёлтый бликИ улица, ведущая в тупик.
«Над снегом в ночи беспредметной…»
Над снегом в ночи беспредметнойНатянута тонкая нить.Качаюсь. И вот незаметноМеня начинает тошнить.Тошнить от родных и знакомых,Тошнить от друзей и врагов,От скромных тошнить и нескромных,От умных и от дураков.Тошнить от больших и от малых,От трижды ничтожного «я»,Тошнить от газет и журналов,От светом палящего дня.С излишком заполнивши квотуВсего пережитого мной,Теперь превращаюсь я в рвоту,Блестящую на мостовой.
«Над чёрной землёю забрезжил рассвет…»
Над чёрной землёю забрезжил рассвет.Сквозь ставни пробился чахоточный свет.А мы всё о том же: «Права и свободы…Вселенская ночь… окаянные годы…Разгул лагерей и застенки тюрьмы…Вот если бы только… вот если бы мы,Готовые к жертвам, готовые к бою…»И как же мы были довольны собою!
«Налей чайку, и если можно — крепче…»
Налей чайку, и если можно — крепче.Без сахара. А коньячку подлей.Ты думаешь, с годами будет легче?С годами будет много тяжелей.
«Напряжённая скука вокзала…»
Напряжённая скука вокзала,Уходящие вдаль поезда.Этой жизни нам много и мало,Эту жизнь не изжить никогда.Впереди, как всегда, безнадёжность,Позади навсегда тишина,И ложится усталая нежностьСквозь оранжевый сумрак окна.1950-е
«Настанет день иль ночь настанет…»
Настанет день иль ночь настанет,Когда мне будет всё равно —Луна ли в комнату заглянетИль солнце озарит окно.Тогда, спокойный и свободный,К столу привычно подойдуИ в книге приходно-расходнойЧерту большую проведу.Чтоб знать: в моих стихах безвестныхЯ, странствуя среди живых,Творил ли ангелов небесныхИль «демонов глухонемых».
«Начинаются дожди…»
Начинаются дожди.Дождик, дождик, подожди:Мне ещё так много надоСолнца, ласки и тепла.Жизнь цвела, да отцвела.Ну, а всё же сердце радоЗолотой оправе сада,Листьям в пурпурном огне,Эмигрантской болтовнеО борще, что ели прежде,И о крепнущей надежде,Что и мы одержим верх —После дождичка в четверг.
«Не в атомную катастрофу…»
Не в атомную катастрофу,Не в благоденствие людей —Я верю только лишь в ГолгофуБессмертной родины моей.Голгофа значит — Воскресенье.Но прежде — нисхожденье в ад:Сквозь Ленинград и Сталинград,Сквозь тьму и мерзость запустеньяРоссийской сволочи парад.«О Ты, пространством бесконечный»,Благослови на крестный путь,Чтоб этот мир бесчеловечныйОчеловечить как-нибудь.1988
«Не гнусавит попик деревенский…»
Не гнусавит попик деревенский«Господи, спаси!»Разгулялся Петька ВерховенскийПо святой Руси.Лютый ветер кружит по дороге,Липкий снег столбом.Смотрит в поле Николай СтаврогинКаменным лицом.Шигалёв подсчитывает трупы,Как игрок — очки;Сузились безжалостно и тупоТусклые зрачки.Федька силу каторжную мерит:«Ох, как разойдусь!»Помолись, кто в Бога ещё верит,За шальную Русь.
«Не Горбачёв страною правит…»
Не Горбачёв страною правитИ не Центральный комитет,И «перестройка» не исправитИтог семидесяти лет.И «гласность» делу не поможет,Трубя хоть тысячами труб,Когда над всей страной вельможитНабальзамированный труп.1988
«Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье…»
Не дай мне, Боже, впасть в отчаянье,Но посоветуй — как не впасть,Какому ввериться мычанью,В какую провалиться пасть.А дни летят. Не стало Брежнева,В Париже правит Миттеран,Но всё решительно по-прежнему —Кабул, Варшава, ТегеранИ прочие фантасмагории —Мир «без руля и без ветрил»:«Господство разума в истории»,Как Гегель некогда сострил.
«Не дивно ль в солнечном закате…»
Не дивно ль в солнечном закате,В сиянье или в полумглеУвидеть чёрное распятьеОгромной тенью на земле?Увидеть всю судьбу людскую,Где каждый путь есть крестный путь,И эту логику стальнуюОчеловечить как-нибудь.
«Не оттого мне отвратительно…»
Не оттого мне отвратительно,Что жизнь — тупик, тоска, тюрьма,Что это даже удивительно,Как, не сойдя ещё с ума,Я что-то делаю, работаю,Чего-то жду, кому-то вру,Хоть и не верю ни на йотуВ осточертевшую игру,Хоть знаю сам неукоснительно —Надежды все свелись к нулю, —Но потому мне отвратительно,Что я и эту жизнь люблю.
«Не удалась. Совсем неважно…»
Не удалась. Совсем неважно,По чьей вине не удалась.Лишь первый раз признаться страшно,Что жизнь напрасно пронеслась.И до сих пор напрасно длится.А для того, чтоб умереть,Совсем не стоило родитьсяИ уж тем более, стареть.1955
«Нет, Михаил Сергеич, нет…»
Нет, Михаил Сергеич, нет,Беда отнюдь не в хулиганстве,Не в разгильдяйстве и не в пьянстве,Но в том, что коммунизм отпет.Отпет всемирно и всеславно,На Красной площади, державно.Но цел ещё его скелет —Итог семидесяти лет.1988
«Ни на кого не обращать вниманья…»
Ни на кого не обращать вниманья,Ни с кем не спорить и не говорить,Хранить тебе лишь вверенное знаньеИ за него Творца благодарить.Оно подобно глади океана,Чуть внятному шуршанию травы,Безоблачному торжеству МонбланаНа фоне первозданной синевы.1988
«Ну вот, приближаются сроки…»
Ну вот, приближаются сроки,Прошедшее строится в ряд,И жизни «печальные строки»Всё ярче и ярче горят.Они, словно глыбы, нависли:Ни выжечь, ни смыть, ни стереть.Они — неотступные мысли,Державно ведущие в смерть.1988
«Ну вот. Я никому не нужен…»
Ну вот. Я никому не нужен.Прошла зима, пришла весна,Но не сверкнёт мне «ряд жемчужинАпрельской ночью» у окнаИ не появятся, как раньше,В уставшей бредить головеМечты о будущем реванше,О встрече в будущей Москве.Бесчинствует парижский вечер,Сады цветут наперебой…И вот — не за горами встречаПоследняя: с самим собой.
«О ласкающей грусти, о свете…»
Я спросил старика у стены…
А.Блок
О ласкающей грусти, о свете,Притаившемся в утренней мгле…Что вы знаете, взрослые дети,О кружащейся в небе планете,Нам доверенной Богом Земле?Летний зной был прозрачно беспечен.Я спросил золотого юнца:«Чьей безумной мечтой искалеченНимб открытого солнцу лица?»Но он даже не бросил мне взгляда,Улыбнулся и канул в рассвет, —Тот, откуда неслась канонада,Вой штурмующих небо ракет.
«О, сколько их за эти годы…»
О, сколько их за эти годы,Презревших смерть, забывших страх,Дыханье каторжной свободыСмело и превратило в прах.Нас уверяют: это средствоДля светлых дней, для дней иных…Но что за страшное наследствоДля нас, оставшихся в живых!
«О, страшный мир! Не тот, что с содроганьем…»
О, страшный мир! Не тот, что с содроганьемГотовится к неслыханной войне,А тот, иной, что в мёртвой тишине,Как черви, точит тёмное сознанье.А этот мир, чей каждый день и часПропитан злобой, завистью и мщеньем, —Лишь бледное земное отраженьеТого, другого,дремлющего в нас.«О, этот город, этот холод…»О, этот город, этот холод,Осенний ветер, вечер мгла,«Блажен, кто смолоду был молод»,Блажен, кто верил в силу зла.И разуверился под старость.И вот не верит ничему;И нежно смотрится усталостьВ его светлеющую тьму.
«Одни надеются на Бога…»
Одни надеются на Бога,Другие слушают Москву.А я в бессмысленной тревоге,В тупом отчаянье живу.Так бьётся в зыбком непокоеПустая лодка. Где причал?..Любовь? — А что это такое?Друзья? — Простите, не слыхал.
«Он в задыхающихся строфах…»
Он в задыхающихся строфахПророчил о Господнем Дне,О небывалых катастрофах,О третьей мировой волне.Он в ночи дикие, глухиеСлова бессвязные шептал,И страшным именем — РоссияГрядущий хаос заклинал.
«Осенний дождь стучится в окна…»
Осенний дождь стучится в окна.Хочу заснуть и не могу.А мыслей липкие волокнаУпрямо клеются в мозгу.Всё те же мысли, всё о том же,На ту же тему, в ту же тьму:«О Боже, Боже — почему?Зачем, о милостивый Боже?»
«От пораженья к пораженью…»
От пораженья к пораженью,От униженья к униженью,Из тупика в другой тупик, —И так от самого рожденья,«До тошноты, до отвращенья»,До боли, перешедшей в тик,До боли, ставшей монополией,До белены. Чего ж вам более?
«От снега поднимается сиянье…»
От снега поднимается сиянье,Как будто звёзды на снегу горят,Как будто розы, затаив дыханье,Чуть слышно меж собою говорят:Проникни в тайну, скрытую от века,Склонись к истокам первозданных рек.Бог человеком был для человека,Чтоб Богом стал для Бога Человек.
Памяти Георгия Иванова
Всё в прах превратится, исчезнет,Взорвётся, провалится в сон.И я от такой же болезни,Наверно, умру, как и он.От рака или от простуды,Назначенных нам по судьбе…Почти отвращения к людямИ жалости к ним и к себе.1964
Париж
Осенним вечером парижским,Когда, совсем как наяву,Дома, соборы, обелискиБесшумно рушатся в Неву,Когда в волшебном «как попало»Плывут туманы и мечтыИ отражаются в каналахВенецианские мосты…Парижским вечером туманным,Вдоль Сены, у Консьержери,Где расплываются нирванноНеоновые фонари, —И снова веет от лагуныПотусторонним ветерком,И Невский в мареве двулунномБезлюдным стынет двойником, —Люблю под пологом каштановым,По набережной в огонькахБродя с Георгием Ивановым,Поговорить о пустяках.
«Парижская сутолка, вечер…»
Парижская сутолка, вечер,Сердец металлический стук…Я знал лишь случайные встречи,Залог неизбежных разлук.А счастье мне даже не снилось,Да я и не верил ему.И всё-таки как-то прожилось,Но как — до сих пор не пойму.
«Парижский штампованный вечер…»
Парижский штампованный вечер,Сердец металлический стук…Я знал лишь случайные встречи —Залог неизбежных разлук.Разлуки, измены, замены,Влюблённость, любовь…Ну так что?Такое ль сходило со сцены,Торжественно канув в ничто.И вот, приближаясь к расчёту,Когда уже поздно шутить,Я слышу: «Платите по счёту».А если мне нечем платить?
«Перевёрнут зелёный автобус…»
Перевёрнут зелёный автобус,Тротуары по звёздам пошли, —Это кружится маленький глобусЗаблудившейся в небе Земли.Это всё, что от жизни осталось:Та же осень и та же весна…Так когда-то война начиналась,Так окончилась как-то война.Май 1953
Подражание Пушкину
Пора, пора коньки отбросить —Я семь десятков откатал.В Сент-Женевьев давно уноситМою тачанку третий шквал.
«Приходят и уходят сроки…»
Приходят и уходят срокиВолной, сменяющей волну.Но это тщетные уроки:Мы всё равно идём ко дну.Нам дно привычно: мы — подонки,Отбросы века, болтуны.Хоть разговоры наши звонки,Но так же призрачны, как сны.
«Провода, паровозы, пути…»
Провода, паровозы, пути —Полустанок железнодорожный…От других ещё можно уйти,От себя убежать невозможно.Поезд мается, время бежит,Ветер сушит, и годы калечат…И труднее становится жить.Не с другими — с собою, конечно.1977
«Проходят дни. Меняется…»
Проходят дни. МеняетсяВсё виденное мной, —Иное начинаетсяПод солнцем и луной.Иное, неизвестное,Стирающее в прахВсё, что работой честноюМы строили в веках.1950-е
«Прошла, рассеялась гроза…»
Прошла, рассеялась гроза.Но если ты живым осталсяИ не ослеп, не помешался —То смерти не смотрел в глаза,То смертью не был ты отмеченИ не постигнешь до концаНи ужаса последней встречи,Ни тайны Божьего лица.1950-е
«Пускай горят, пускай летят пустыни!..»
Пускай горят, пускай летят пустыни!Сегодня ты, а завтра я помру…Мы позабыли, блудные, о Сыне,Заканчивая нудную игру.Застряли звёзды в рваной стратосфере,Летит Земля в свинцовое ничто,Готовится к отплытью на ЦитеруИз Валансьена шёлковый Ватто.Сегодня день святого Всепрощенья.Благоухает колокольный звон,И не нарушат Высшего решеньяКакие-то Москва и Вашингтон.
«Пусть будет так. Мне ничего не надо…»
Пусть будет так. Мне ничего не надо, —Года прошли, и жизнь берёт своё.От Сены веет лёгкая прохлада,Зовёт с собой, с тобой в небытиё.Пусть будет так. Летят автомобили,Скользят огни вдоль лунных берегов.Пусть будет так, как будто мы любилиДруг друга в этом худшем из миров.
«Пусть будет так, хоть быть могло иначе…»
Пусть будет так, хоть быть могло иначе.Но одного случиться не могло:Не то, чтоб жизнь была сплошной удачей,Но чтоб хоть раз для смеху повезло…Ложится ночь над сказочным Парижем,Зажглись огни на place de l`Opйra.Что ж — поплетусь: пора к себе под крышу,А может быть, и вообще пора.
«Распутин, распутье, распятье…»
Распутин, распутье, распятье…Как чётко пророчат слова!Вы все — во Христе мои братья,Мы все — Колыма и Москва.Мы все — беспризорные детиКогда-то волшебной страны,На этом безрадостном светеПод светом ущербной луны,Струящей сквозь ветви сухиеНа чёрную Сену огни.Россия, стихи о России…Да разве возможны они?
«Робкий вечер, как мальчик влюблённый…»
Робкий вечер, как мальчик влюблённый,Торопился, чтоб не опоздать,Чтобы путник, путём утомлённый,Мог спокойно и радостно спать.И, с блаженной мечтой засыпая,Он наутро, проснувшись, узнал,Что лишь тот удостоится рая,Кто в себе этот рай заключал.
«Россия… Стихи о России…»
Россия… Стихи о России…Как встарь, «бубенцами звеня…»«Россия, стихия, мессия,Мессия грядущего дня».Как встарь, без конца, без предела,«Пока загорится восток…»Россия — Есенин и Белый,Ахматова, Анненский, Блок.Люблю ль тебя «странной любовью»?Да я не люблю никакой.Но связан я плотью и кровьюС тобой и с твоею судьбой.Россия… Стихи о России…Да разве возможны они?Мелькают сквозь ветки сухиеНад чёрною Сеной огни.1952
«Савойский вечер тих и звёзден…»
Савойский вечер тих и звёзден,Сгорел малиновый закат,И электрические гроздиНад спящим озером висят.Дрожит, качаясь, каждый ярус,И, состязаясь с тишиной,Скользят каникулы, как парус,Над отутюженной волной.Так, киноплёнкой на экране,Проходит вереница дней:Всё — предрешённое заранеИ после снятое на ней.
«Сегодня день почти вчерашний…»
Сегодня день почти вчерашний,Почти преодолённый день.С неотвратимостью всегдашнейЛожится от калитки тень.И так безжизненно застылаНа скошенной траве она,Как будто вечность наступилаИ не окончилась война.
«Сияет над Парижем мгла…»
Сияет над Парижем мгла.Глядит фонарь из-за угла:Мигнёт и покачнётся.Гитара жалобно звенит,За стойкой пьяница бубнит, —Икнёт и улыбнётся.Он только что гулял в МосквеПо льдами скованной Неве.Он всё ещё гуляет…А ночь парижская светла,Глядит в окно из-за углаИ всё благословляет.12 сентября 1948
«Слава Богу, теплеть начинает…»
Слава Богу, теплеть начинает.Нерешительно как-то. Но все жПо росткам, по костям пробегаетПредвесенняя легкая дрожь.Деревенский штампованный вечер:Перекресток, река, огонек…Он ничем неказист, не отмечен,Этот милый земной уголок.Я не помню — была ли такоюНевзыскательность русской тоски,Русский вечер над русской рекою,Скажем, где-нибудь возле Оки,Но кому это нужно, простите,Был ли вечер таким или нет.В очистительном ливне событий,В урагане сорвавшихся лет.Это всё унеслось без возврата,Обессилело в царстве теней,В романтических красках закатаНавсегда подытоженных дней.
«Славословлю тебя, Иоанн…»
Л. Муравьёву
Славословлю тебя, Иоанн,Иоанн изначального Слова!Прославляю тебя, Иордан,В одеянии неба ночного.Лик Отца над тобой наклонён,Хор созвездий тебя осеняет,И об ангельских снах вспоминаетУбегающий сумрак времён.
«Слова в начале и слова в конце…»
Слова в начале и слова в конце.Слова о временном, слова о вечном.Сердечные слова о бессердечном.Слова о человеческом лице.Бесчеловечные слова о человечном.
«Смотрит танк глазницами пустыми…»
Смотрит танк глазницами пустыми…Объясни мне — что такое зло?Почему над добрыми и злымиСолнце одинаково взошло?Милый друг, что мы о солнце знаем?Посмотри: оно глядит на нас.Но тотчас глаза мы закрываем,Чтоб оно не ослепило глаз.
«Стихи из солнечного света…»
Стихи из солнечного света,Из красок, из полутонов,Из невозможности ответаНа творческую тайну снов.И в этом светопреставленье,Мне кажется, я разгадалЗагадку неосуществленьяВсего, что так бездарно ждал.
«Сумерки… Море… Любовь… Вдохновение…»
Георгию Иванову
Сумерки… Море… Любовь… Вдохновение…Лунный пейзаж восхитительно мил.Только, увы, это всё повторениеСтарых, избитых, затасканных тем.Все мы любили, страдали бессонницей,Пили вино, толковали о зле…Только с тех пор бронированной конницейЧёрные годы прошли по земле.Сумерки… Море… Вино… Вдохновение…Каждый по-своему жизнь загубил.Каждый по-своему, до отвращения,И ненавидел, и нежно любил.
«Сырой рассвет и день потусторонний…»
Сырой рассвет и день потусторонний,Над Сеной подозрительный туман.На площади Согласия сегодняОбломки снов уносит океан.Из-под мостов клошары возникают,И жизнь ползёт, и всё идёт, как шло:Тут морду бьют, а там благословляют,И видит Бог: «Всё хорошо зело».
«Так случается: сон очарованный…»
Так случается: сон очарованный,Настоящее прячется вдруг,И является край заколдованный,Семицветный светящийся круг.Торжествующе звуки проносятся —Трибунал обвинительных снов, —И у Слова молитвенно просятсяСтать словами смиренных стихов.
«Темнеет небо понемногу…»
Темнеет небо понемногу,Ложатся тени на дома:День позади — и слава Богу.Я не сошёл ещё с ума.И не повесился в уборной,Иль, разогнав мотоциклет,Какой-нибудь дорожкой горнойНе ахнул через парапет.Напротив, я ещё куражусь:Кому-то льщу, кому-то вру,Чего-то жду. И не отважусьПресечь позорную игру.Зане я понял непреложно,Всё потеряв и всё сгубя,Что если ненавидеть можно,То только самого себя.
«Терпи и жди, и всё осуществится…»
Терпи и жди, и всё осуществится…А если я уже не в силах ждать?Зачем же сердце продолжает биться,Не хочет и не может перестать?Затем, что есть и в неосуществленьеОсуществленье предопределенья —Избранничества горькая печать.
«Тот же вечер, тот же воздух…»
Тот же вечер, тот же воздухТе же миллионы раз.Всё, как было, всё, как прежде,Всё бессмертно, всё всегда:Загорается надежда,Обрывается звезда.Жизнь плетётся понемногу,Скучно, холодно стареть.Есть, что вспомнить, слава Богу.Значит, можно умереть.1950-е
«Ты говоришь:“поэзия”,“любовь”…»
Ты говоришь: «поэзия», «любовь»…Встаёт луна, на медный таз похожа,И снова в жилах закипает кровь:Опять весна. «Ну, хорошо. И что же?»Всё это, друг, я знаю без тебяИ без тебя всё сознаю и вижу,И даже то, что, всё навек сгубя,Я тридцать лет пропьянствовал в Париже.
«Ты мне больше не снишься. Наверно…»
Ты мне больше не снишься. Наверно,Мы с тобой рассчитались давно.Всё продумано, всё правомерно,Всё до ужаса предрешено.Подытожены мысли и чувства,Пересмотрены схватки с судьбой:Раньше «так говорил Заратустра»,А теперь — океанский прибой.
«Тысячелетья не было ответа…»
Завидую тебе: перед тобою дверьРаспахнута в восторг развоплощенья!
Георгий Иванов
Тысячелетья не было ответа,И задавать вопрос уже смешно…Врывается бездомная ракетаВ открытое отчаяньем окно.И гаснет мир в лучах чужого света…Но если гибель миру суждена,Как суждено нам всем уничтоженье,Не всё ль равно — весна иль не весна,Не всё ль одно — война иль не войнаТаят в себе «восторг развоплощенья»?
«Ужель не слыша, не дыша…»
Ужель не слыша, не дыша,В каком-то сне оцепенеломТомится сорок дней душаНад разлагающимся телом,И рвётся в этот мир она,Как надоедливый проситель, —О, неужели так страшнаЕё небесная обитель?1953
«Уплыву от той развилки…»
Уплыву от той развилки,Где она сошла на берег.Не разбил души-копилки?Не устал в бессмертье верить?Вот и помнить стало трудноМамы верную заботу:— До сих пор не спишь ты? Утро!Как же встанешь на работу?..Не вернуть и в мире вечномНезабытых несвершений.Не увижу милой тениВ том обличье человечьем.О, наивность детской верыВ матерьяльность наказаний!Паруса моей галерыНе наполнит свет мечтаний.Август 1987
«Что, если все — о, все без исключенья…»
Что, если все, о, все без исключенья:Христос, Лао-Цзе, Будда, Магомет, —Не то чтобы поверили виденьям,А просто знали, что исхода нет,Что никогда не будет воздаянья,Там пустота и ледяная тьма,И лгали нам в безумьи состраданья,Чтоб жили мы, а не сошли с ума?
«Что смерть? Простая пересадка…»
Что смерть? Простая пересадкаИз мира этого в иной,Где мы, хоть это и несладко,Уже стоим одной ногой.«Младенца ль милого ласкаю,Уже я думаю» — дитя,Тебе я место уступаю,Но день придёт и для тебя.Есть тайна страшная в Творенье,Её не разрешить вовекНи торжеством, ни вдохновеньем,И эта тайна — Человек.1988
Юбилей
Всё, что жизнь мне обещала,Разлетелось, прахом стало.Всё, что мне судьба дала,Уничтожено дотла.Тридцать лет прожил в Париже.Тридцатью годами ближе…Вот теперь и попляши:Легче будет для души.
«Я давно примирился со всем…»
Я давно примирился со всем,Я давно ко всему безразличен,Как лакей, я со всеми приличен,Как послушник, не спорю ни с кем.Никаких доказательств не нужно,И доказывать — просто смешно:Предрассветное небо жемчужно,Потому что жемчужно оно.
«Я ем и пью, хожу в редакцию…»
Я ем и пью, хожу в редакцию,Пишу газетные статьи.А между тем живу в абстракции,В нирване, в полузабытьи.Живу в тупом оцепенении,Следя в полуночной тишиЗа судорожным сердцебиениемМоей затравленной души.
«Я жду письма, но от другой Марины…»
Я жду письма, но от другой Марины.Я жизнь люблю. Но разве это жизнь?Поют гудки, блаженствуют витрины,Клубится прах покинутых отчизн.Но, может быть, прощенье — как отмщенье:В конце концов — такое же клеймо…И, заблудившись в перевоплощеньях,Я позабыл, что получил письмо?
«Я иду вдоль берега морского…»
Я иду вдоль берега морского.Волны спят. Чуть серебрится мгла.Может быть, сегодня для другогоТы письмо на почту отнесла?Может быть, ты обо мне забыла:Мало ли что грезится во сне?Но за то, что ты хоть миг любила,Навсегда останься музой мне.Я иду. Я задыхаюсь морем.Господи, какая синева!Тихо всё, в синеющем простореНочь вписала звёздные слова.Милый друг, ты, может быть, далёко,Может быть, ты в стороне чужой…Я иду вдоль моря одиноко.Я иду, и ты идёшь за мной.
«Я медленно околеваю…»
Я медленно околеваю,Торжественно схожу с умаИ с отвращеньем замечаю,Что жизнь была сплошная тьма,Сплошное светопреставленье,Какой-то чёртов водевиль,Бунтарство, самоопьяненье,Разрыв-трава, бурьян, ковыль.И это было, было, было,И это есть, и есть, и есть.Вот только память позабыла,Кто оказал мне эту честь.
«Я на год моложе Брежнева…»
Я на год моложе Брежнева,Старше Рейгана на пять.Значит, выражаясь вежливо,Мне и честь пора бы знать.Раззнакомиться с политикой,Перестать писать стишкиИ заняться самокритикой,Да замаливать грешки.
«Я на старых заезженных клячах…»
Я на старых заезженных клячахПоднимался на русский Парнас.Кто-то ляпнул статью об «удачах»,Кто-то тявкнул: «Довольно без вас».Да, ты прав, недовольный читатель:Где там теннис и где твой футбол?Где спортивных наград раздаватель,Где поп-музыка, где рок-н-ролл?Уж такая мне вышла планида —На своих на двоих кочевать,Восхищаться романом Майн-Рида,Афанасьева сказки читать.
«Я написал стихи о Рафаэле…»
Я написал стихи о Рафаэле И позабыл.Как будто не писал.Над серым Лувром тучи розовели,Кружились листья, вечер наставал.Глухие сны от Сены поднимались,Качались и ползли по мостовой,И снилось мне: склоняется НовалисНад блюдом с мёртвой головой.
«Я наблюдаю человечество…»
Я наблюдаю человечествоВ кино, на улицах, в метро,И пролетарского отечества —«Миролюбивое добро»,Что забивают до истерикиВо все журналы и мозги.А здесь — в Европе и в Америке —Всё те же дантовы круги.Но тот же вечер аметистовый,Всё так же окнами горя,Шуршит оранжевыми листьямиВ последних числах октября.
«Я никогда не чтил богатства…»
Я никогда не чтил богатстваИ славы тоже не искал,Свободу, равенство и братствоВеликодушно презирал.Они ничто не изменилиИ никому не помогли,Туманным облаком скользилиНад скорбной участью Земли.Как прежде, Ротшильд проплываетВ своём «Роллс-Ройсе» по Лоншан,Клошар подвыпивший ныряетВ метро на свой ночной диван.И так плетётся всё земное,Звеном цепляясь за звено.А прочее, а остальное…Да нужно ли кому оно?1988
«Я о любви почти не говорю…»
Я о любви почти не говорю,А тем, кто говорит, не доверяю.За всё, за всё тебя благодарю,За всё, за всё тебя благословляю.За этот вечер в комнате пустой,За эту ветку, что в окно упала,И за мечту, умершую мечтой,Чтоб память о тебе не умирала.1963
«Я позабыл российские метели…»
Я позабыл российские метелиИ полюбил бургундское вино…Но годы шли, столетия летели,Мечты, как камни, падали на дно.А звёздный свод по-прежнему недвижен,В прохладный сумрак мчатся поезда,И медленно над сказочным ПарижемЛожится ночь, как будто навсегда.1950-е
«Я сослан в самого себя…»
«Я сослан в самого себя»,Я заключён в своё сознанье,Я — вся огромность мирозданьяВ песчинке собственного «я».Я сослан в самого себя.Я — концентрационный лагерь,Я — Бухенвальд и Колыма,Труп, догнивающий в овраге,Я — Божий мир. Я — жизнь сама.
«Я так мелко, так скучно старею…»
Я так мелко, так скучно старею,Стал придирчив, упрям и сварлив.Были б деньги — махнул бы в Корею,В Абиджан или в Тананарив.Потому что известно с пелёнок:Хорошо только там, где нас нет.Это скажет вам каждый ребёнок,Каждый русский и каждый поэт.Потому что, — и это известно, —Разбазарив всю жизнь наобум,Нам под старость становится тесноОт себя и от собственных дум.
«Я устал от бесплодных мечтаний…»
Я устал от бесплодных мечтаний,От людей, от друзей, от всего:От полей и от каменных зданий, —Я устал от себя самого.Неужели за плотной доскою,В вечном свете и в жизни иной,Навсегда я останусь собою,Отвратительно гаденьким мной?
«Я хотел бы мальчишкой-ветром…»
Я хочу любви небывалой,Любви не мужской и не женской.
З.Гиппиус
Я хотел бы мальчишкой-ветромЗаласкать тебя тёплым светом;Налетая волною пенной,Облизать тебя властью пленной.Подарить золотистый вечер,Тенью сосен упасть на плечи.Ночью шарфом обнять за шею…От мечты я уже шалею.Иль… вином хочу впиться в губы.Нет — плодом, чтоб кусали зубы.Обволок бы тебя туманом,Спутал ноги лиан арканомИ унёс в голубую келью,Став навеки твоей постелью.12 апреля 1986
Из цикла «ИТАЛЬЯНСКИЕ НЕГАТИВЫ»
На дорогах Италии
Закат в полнеба занесён.
Георгий Иванов
Опять на дорогах Италии:Порывисто дышит мотор.Флоренция, Рим и так далее,Неаполь, миланский Собор…Блаженствует вечер каштановый,Над Лидо в полнеба закат, —Совсем, как в стихах у Иванова, —Сгорает и рвётся назад.Но мне ли теперь до Венеции,До кружев её базилик,Когда, оборвавшись с трапецииВ бессмыслицу, в старость, в тупик,Я вижу: в конце траектории,На стыке дорог и орбит, —Огромное небо ИсторииПоследним закатом горит.
Рим
На площади, перед Собором,Июльский зной не растворим, —Ложится медленным узоромНа горизонт вечерний Рим.Не так ли святотканной сетью,Перегоняя ночь и день,Ложилась на тысячелетьяЕго апостольская сень?Теперь же в бронзовом закатеЛишь тени зыбкие дрожат,И о другом апостолатеПророчит медленный закат:О том, что сумраком незримымГорящий Запад озарён,И Первый Рим пред Третьим РимомВ священном трепете склонен.
В пути
Если лопнет передняя шинаИли тормоз на спуске сгоритИ слепая стальная машинаВ побеждённое время влетит, —Пусть застынут в легчайшем виденьеЛуг зелёный и синяя твердь,Потому что последним мгновеньемПобеждаются время и смерть.
Флоренция
Мне бессонится, мне не лежится.Канителятся мысли гурьбой.Израсходовав все заграницы,Я не знаю, что делать с собой.За окном флорентийское небо,А за ним петербургский рассвет.Мне бы горсточку радости, мне быДвухцилиндровый мотоциклет!Чтоб в бессонницу, в небо, в Италию,В Петербург, в Петроград, в Ленинград,И так далее, и так далее…Через дождь, через снег, через град —Прокатить бы по шпалам Истории,По тому, что ещё впереди:По её винтовой траекторииВ побеждённое завтра войти.Чтоб из завтра взглянуть на Флоренцию,На сравнявшийся с небом рассвет,На полёты, бунты, конференцииНаших кибернетических лет.Мне не спится. Мечты колобродят,За окном всё забито весной:Там огромное солнце восходитНад моей легендарной страной.
Неаполь
Над блоковскими ресторанами,Над джазом в радужном порту,Ночь кувыркается рекламами,Играет в звёздную лапту.Куда деваться от Италии?!Вот если б только да кабы —Уйти, сбежать от вакханалииСвоей же собственной судьбы…А я мечтаю о Неаполе,Кочую из кафе в кафе,Стараюсь разобрать каракулиНеоновых аутодафе.Так явь становится безумием,Спиралью, радугой, виткомНад треугольником ВезувияВ прохладном воздухе ночном.
Возвращение
Солнце, море, мечты и дороги…Гулкий сумрак резных кампанил:Счастье было совсем на пороге,В дверь стучалось. Но я не пустил.Мимо! Мимо! Мелькают пейзажи,Задыхается мотоциклет.Ветер вскинется, грудью наляжет,Отшвырнёт фиолетовый след.И невольно глаза закрывая:Сто, сто двадцать, сто сорок!.. А вдруг?..Над Венецией ночь кружевнаяНачертила серебряный круг,Захлебнулась неоновым блеском,Провалилась сквозь тысячи лет,И на утро проснулась на Невском,Поджидая февральский рассвет…Так, под нервную дробь ундервуда,Возникают былые года,Появляются из ниоткудаИ, срываясь, летят в никуда,Исчезая кривым силуэтомЗа мазками оранжевых крыш.Под косым электрическим светомВижу стрелку и надпись: ПАРИЖ.
«Горы как горы. Река как река…»
Горы как горы. Река как река.Люди как люди. Тоска как тоска.Те же дороги, поля, города:Всё, как и было, и всё, как всегда.Те же и то же. Лишь мы изменились:Стали постарше. Сгрустились, смирились.Всё, как и было, и всё, как всегда:Где-то, кому-то пришла череда —Разом, без спросу. Не ждал, не гадал.Даром. А прочее — литература.Мало тебе, барабанная шкура?1991
«Какая-то странная странность…»
Какая-то странная странность:Ни грусть, ни любовь, ни тоска.Её принимаю как данность,Как музыку, как облака.Скитанья, блужданья, сознанье,Чужие бездушные зданья,За ложь и за правду борьба.И те же ненужные знанья:Волшебная участь раба.
«Осенний день давил своею грудой…»
Осенний день давил своею грудой,Как на гору ползущий грузовик.Осенний день уже не верил в чудоИ позабыл, что в чуде он возник.Что он затем был сотворён богами,Незабываем и неистребим,Чтоб мы могли посильными трудамиТворить грядущий Иерусалим.Август 1952
«Совсем не страх уничтоженья…»
Судьба человека –
Из ночи в ночь.
М.Хайдеггер
Совсем не страх уничтоженья,Не ужас перед пустотойВстают в моём воображеньеНеодолимою чертой.Но как прожить существованьем,Из ночи тянущимся в ночь,И эту ночь не превозмочьНи верой, ни умом, ни знаньем?
«Он был моим вечерним светом…»
М.Т.
Он был моим вечерним светом,Он совестью моею был.На все вопросы был ответом,Хотя бы потому, что жил.1991
«Что ж? Если так — почему бы и нет?..»
Что ж? Если так — почему бы и нет?Страшен, конечно, немного тот свет.Но ведь и люди немного смешны —Каждою ночью им видятся сны.Правда, бывают и ночи без снов…Ну, не проснёшься и будешь таков:Ночь или вечность — не всё ли равно,Если бессмертие предрешено.