Данила вернулся практически под утро — Ника это знала точно, ведь спала в последнее время все время настороже. Любой мимолетный отзвук мог взбудоражить и заставить напрячься. Еле слышимые шаги мужчины выловили девушку из беспокойного сна, однако глаза она так и не открыла. Шорох соприкасающихся голых ступней с полом, щелчок двери в ванную, тихий шум душа. Спустя некоторое время кровать рядом с ней ощутимо прогнулась — Данила практически бесшумно скользнул в постель. Короткий, но очень тяжелый вздох. Скрип кровати и мирное дыхание.
Ника знала, что он беспокоиться и до сих пор чувствует вину за то, что с ней произошло. Пытается говорить, но она не хочет. Ничего не может с собой поделать. Она пока не готова. Угроза еще не миновала, девушка это не просто чувствовала, а точно знала. Ведь не просто так Данила уговаривает ее предстать перед семьями. Порой нежно, а порой срываясь на крик, потому что не может вытянуть из нее ответ, который бы его устраивал. А она сама не понимает, хочет ли этого. Официальное оглашение их отношений станет меткой слова “жизнь” на ее лбу. И никто не посмеет к ней притронуться, потому как она войдет в семью. Хочет ли она этого? Пока Ника даже самой себе не могла дать ответ на этот вопрос. Сможет ли она жить, дышать полной грудью в среде чудовищных правил выживания и нелюдей? Иногда в мыслях девушки проскальзывало — а что если? Что если просто закончить все? Нет, она не самоубийца. Лишать себя жизни собственноручно никогда не возникало в ее голове. А вот дать всем событиям идти как оно есть и прийти к логическому концу — частенько. Она не знала, хватит ли ей сил держать голову ровно с высоко поднятым подбородком словно ничего и не было, или, быть может проще исчезнуть, и тогда вся боль и воспоминания уйдут навсегда.
В моменты, когда девушка уже хотела опускать руки, в мыслях возникал образ незнакомки, спасшей ее. Сильной, волевой, бескомпромиссной. Ее образ давал надежду. Надежду на то, что она может выплыть из болота отвращения к самой себе и возродиться, как феникс из пепла.
Скрип кровати — и тяжелая мужская рука обвила ее талию и аккуратно притянула к мускулистой груди. Нос уткнулся в макушку, и Данила шумно втянул воздух.
— Знаю, не спишь, — тихо раздался его голос. — Я не могу влезть к тебе в голову и понять, о чем ты размышляешь, — он вздохнул. — Охота началась, Ник. Самое время решить, чего ты хочешь.
Его слова вспышкой пронеслись в голове. Иногда хватает секунды, чтобы выбрать путь. И не важно, какой он окажется в итоге.
— Жить, — хрипло выдала Ника, по щекам стали стекать слезы. — Я хочу жить.
***
Тот, кто будит крепко спящего человека рано утром — самоубийца. Это могу с уверенностью сказать, так как, проснувшись под трель телефона, я отчетливо представила во всех красках, что с этим недотепой сделаю. Перебирая в мозгу все типы оружия, которыми располагаю в данный момент, протянула руку в поисках аппарата. И знаете, что? Рядом его не оказалось, а мое желание убивать усилилось.
— Да чтоб тебя! — выругалась и, перевернувшись на спину, открыла глаза. Я уже отвыкла от частых звонков — к хорошему привыкаешь быстро, как ни крути. Телефон никак не хотел затыкаться, и я приподнялась на локтях, сканируя пространство в его поисках. Точно! Клатч валялся примерно там же, где и платье — на полу, как раз у входа в комнату. Решив, что невидимый от меня не отстанет, села на кровати, предварительно потянувшись, а затем поочередно ступила на пол. Раздраженно
поднеся телефон к уху, рявкнула:
— Да!
— Василиса, мать твою! Ты что это такое вытворяешь? — от неожиданного крика с той стороны я непроизвольно поморщилась.
— Не снизишь громкость — отключусь, — осмотрела комнату на предмет халата.
— Ты как со мной разговариваешь? Совсем охренела?
— Ну, — хмыкнула в ответ, — разговариваю так, как считаю нужным. Это не я решила поиграть с тобой во всемогущего. Если твой сынок не знает, как нужно себя вести в обществе, то у тебя большие проблемы, дядя.
— Какая-то девка выше семьи?
— Что ты заладил? — взорвалась. — Нет никакой семьи и не было. Ты просто потерял идеальное оружие, не так ли, дядя? Того, кто мог уладить любое дерьмо. Того, кто мог подчистить все за всеми. Прошло столько времени, а ты все еще надеешься на что-то и говоришь мне о семье? — грубо рассмеялась. — У тебя нет влияния на меня. И никогда впредь не будет. Карты почти закончились, не так ли, дядюшка?
— Дрянь! — Царь повысил голос.
— Сколько осталось? Хотя, нет. Вопрос скорее риторический. Я знаю, сколько. И какого калибра. Тик-так, дядя. Скоро твое время закончится. Ведь как только последняя карта ляжет мне в руку, наши пути разойдутся навсегда. И на любое последующее вмешательство в мою жизнь я отвечу соответственно. Желать скорейшего выздоровления твоему сыну не буду — он заслужил то, что с ним произошло. Это был заказ — правила для всех одинаковы. Поэтому если есть какие-то претензии — обратись к заказчику. Ну или к Совету, — молчание на той стороне стояло гробовое. Это означало только одно — дядя в бешенстве. Все, что было до того — лишь показуха. Его мнимый гнев и недовольство — всего лишь попытка напугать собеседника. В детстве только за его молчанием следовало наказание. И чем более гнетущая тишина, тем жестче и болезненнее наказание.
— Охота уже началась, Василиса, — резко ставший спокойным голос подтвердил мои умозаключения.
— А как иначе? — ответила.
— Как думаешь, успеешь ее спасти, прежде чем я найду ее?
Царская охота. Развлечение жестокое и кровавое. В детстве не понимала сборищ незнакомых мне людей, пока сама не стала участником. Царева не волновало место проведения игрищ. Все было до банального просто — неугодных он выставлял на всеобщее обозрение. С одной стороны — показуха, с другой — возможность продемонстрировать свою власть. И совсем не важно, что совершил несчастный — убил кого-то из семьи или же пережарил омлет. Царю было все равно. Возможность упиваться своей властью и ее же демонстрировать пьянила и подогревала его черную душу. Воспитываясь в убеждении, что семья — это все, и все, кто неугоден семье, представляет для нее опасность, играла по его правилам. И в охоте тоже участвовала. Но в отличие от всех, кто наслаждался процессом, старалась закончить его побыстрее. За что в конечном итоге была отстранена. Потому как важнее самого процесса были страдания, причиненные мишени, на что я не подписывалась.
— Со сколькими людьми из твоей свиты ты готов попрощаться? — проигнорировав его вопрос, задала свой.
— Вася-Вася, — Царь расхохотался. — Скоро ежегодный бал. Надеюсь увидеть тебя там, дорогая. Смотри по сторонам, милая.
— А ты пересчитай своих перед отправкой. Думаю, что позже можешь кого-нибудь не досчитаться. Всего хорошего, — сбросила вызов.
Царев признался в том, что охота началась. А это означало только одно — у девчонки не было времени. Каждый, кто связан так или иначе с этим семейством, будет искать ее. И тот, кто сделает все более изощреннее, получит самый большой куш. До бала в честь дня города оставалось всего ничего. Раньше Совет собирать не будут — дядя просто не явиться на него, а следовательно — все будет впустую. Бал он пропустить не сможет. Ох, Шаман! Ну и делов же ты наворотил!
Довольно долго принимала душ, задумчиво смотря на стену леса перед собой. Уединение прервал настойчивый трель стационарного телефона. Повернулась к панели сбоку от себя и нажала на нее.
— Василиса Баженовна, к Вам посетитель, — из динамика донесся голос охранника.
— Кто?
— Господин Сеитов.
— Пропусти, — отключившись, вздохнула. — Ну вот и почему всем неймётся? — буркнула себе под нос. — Как-то в моей жизни всего стало слишком много, — наскоро вытерлась и прошла в гардеробную. Где благополучно обнаружила халат. С минуту смотрела на него. Нет, ну какой халат? Точно не с Сеитовым. И не в это утро. Неторопливо перевязала рану, надела на себя кружевной кремовый комплект нижнего белья, короткий белоснежный топ, зауженные брюки вишневого цвета и черные замшевые лодочки. Спешила ли я к нежданному гостю? Не-а. Его никто не ждал, вот пусть сам подождет. Нанесла неброский макияж, волосы убрала в низкий пучок. На плечи накинула пиджак и подмигнула своему отражению в зеркале. Все-таки косметика творит чудеса. Вот это леди! Закинув необходимое в черный клатч, покинула спальню. Сеитов ожидал меня в гостиной, внимательно рассматривая все вокруг. На нем красовался идеально скроенный костюм синего цвета и черная рубашка с галстуком.
— Не буду говорить, что рада тебя видеть, — проговорила и, развернувшись, проследовала на кухню. — И если ты явился для того, чтобы поиметь мою голову за вчерашнее представление, то выход там же, где и вход, — мужчина молчал, а его тихие, едва различимые шаги, раздавались позади меня.
Сумочку оставила на столе, а сама отправилась к кофемашине. Пока перемалывалось зерно, достала две чашки. Еще бы и поесть чего… Тааак… Залезла в холодильник и с радостью обнаружила свой завтрак.
— Есть будешь? — услышав молчание в ответ, развернулась к мужчине. Тот, облокотившись на стол, с интересом рассматривал меня. — Ну? — мои руки махнули в жесте. — Завтракать будешь?
— Буду, Царева, — отозвался Амир.
Решив, что поедим прямо тут, собрала сэндвичи с семгой, авокадо и сыром, нарезала свежих овощей и поставила все это на стол. Вслед за тарелками отправились чашки с кофе и заныканный щербет. Ну а что? У меня тоже свои слабости. Сластена я еще та. За щербет и душу продать можно.
Завтракали в полной тишине. Говорить откровенно не хотелось. Накормив свою душонку щербетом, откинулась на спинку стула и застыла в ожидании. Амир, не сводя с меня взгляда, потягивал кофе.
— Ну? — его молчание затянулось. — У меня дела. И если хочешь говорить, то делай это прямо сейчас. Ожидание в мои планы на сегодня не входит.
— Не груби, Вася, — чашка со стуком опустилась на стол.
— Это мой дом. И веду себя тут так, как посчитаю нужным. Терпеть не могу непрошенных гостей.
— Что произошло вчера?
— Ты все видел. Карта на заказ. Все честно, — взглядом следила, как мужчина встал, скинул пиджак и, ослабив манжеты, закатал рукава, обнажая мускулистые предплечья. — Что это? Ты конечно лапочка, но на это нет времени. Да и желания в том числе.
Он тяжело вдохнул и, обогнув стол, оказался позади меня. Стул со скрипом был перевернут вместе со мной к нему лицом вплотную к столу. Одна рука Амира оперлась на столешницу позади, вторая несильно сжала мой подбородок. Лицо качнулось из стороны в сторону, будто он осматривал меня.
— Нравлюсь? — с вызовом спросила.
Нахмурившись, он резко наклонился ближе и поцеловал. Нежностью там даже и не пахло. Целовал так, словно наказывал за что-то. Бескомпромиссно, жестко, утверждаясь. Что ж, господин Амир, я тоже умею быть жесткой. Ноги обвили его поясницу, притягивая ближе. Ладони зарылись в волосы, больно оттягивая. Мгновение — и меня подкинуло в воздухе, и я оказалась на нем. Его руки сжали меня в стальных объятиях, отдавая болью в перевязанной ране. Но меня это не волновало.
Не сегодня, Амир. Я не позволю тебе таким образом показывать свой гнев и недовольство. Я тебе не девочка. Почувствовав, как мужчина начал немного расслабляться, уловила момент и с силой укусила за губу. Во рту появился металлический привкус крови. Он оторвался от меня, тяжело дыша и не сводя взгляда.
— Слышала, шрамы украшают мужчину, — хмуро улыбнулась.
— Шрамы? — усмехнулся. — Это так… Следа даже не останется.
— А ты попробуй снова, — Амир расхохотался.
— Забавная ты, Вася.
— Знаю. А вот ты нет. Что происходит между нами? Мы никто друг другу. Симпатия с моей стороны не дает тебе права делать, что вздумается. Я не вещь, Амир. Меня нельзя зажимать, трогать и целовать тогда, когда тебе этого захочется. Может с твоими шлюхами этот номер прокатывает, но ты обратился не по адресу. Ты вошел, как гость, в мой дом, но повел себя тут, как хозяин, — мои ладони легли на его лицо. — Поцелуй. Прикосновение к губам того, кого желаешь, любишь или почитаешь, — нежно прикоснулась к нему губами. — То, что ты делал недавно, поцелуем не назовешь. Если я хочу поцеловать кого-то, то делаю это так, — кончиком языка обвела нижнюю губу Амира и прильнула к мужчине в поцелуе. Он ответил, только сейчас в его прикосновениях не было горечи. Руки ослабили хватку, и теперь не душили, а поддерживали. Я отстранилась и заглянула ему в глаза. — Я конечно чудовище, Амир. Монстр. Порой сама себя боюсь. Я не взываю к проявлению нежности — сама далека от этого. Но я требую уважения. И как ты не приемлешь оружия на своей территории, так и я не приемлю неуважения по отношению к себе. Знаешь, какие плюсы в том, чтобы быть чудовищем? Я могу задавить в себе любые чувства, которые испытываю. И если я ставлю точку — ставлю навсегда.
— Вчера я готов был нарушить свои же правила. Убить ублюдка, который посмел тебя обидеть, и убить тебя, потому что ты влезла во все это.
— Влезла? — мои губы тронула улыбка. Переживал значит. — Ты забыл, кто я? Обидеть меня довольно тяжело. Потому как такая попытка приравнивается к смерти. Кажется, нужно обработать твою рану, а иначе будет шрам.
— Насрать, — выругался мужчина, его голова прижалась к моей груди. — Одним больше, одним меньше — сама сказала, что шрамы украшают.
— Сказала. И еще говорю, что нужно обработать. Отпусти и присядь, — ноги коснулись пола, и я прошла к шкафчику с аптечкой. Взяла все необходимое и вернулась к нему. Обработав укус, услышала вибрацию телефона. — Кого там еще черт по мою душу прислал? — пробормотала, оторвавшись от Амира, и залезла в клатч, выуживая из него айфон. — Да. Покупатель? Организуй на завтра, сегодня у меня другие планы. Ага. Все верно. Отключаюсь, — скину звонок. Немного подумав, набрала номер. — Утро доброе. Узнал? Знаю, что узнал. Так вот, ждите в гости. Я своих слов на ветер не бросаю. Заскочу в одно место и приеду. А пока постарайтесь привести ее в чувства. А то ей не понравятся мои методы. Нет? — вздохнула. — Что ж… Значит так и должно быть. До встречи, — повернулась к мужчине, который с интересом наблюдал за мной. — У меня дела. Думаю, Захаров уже доложил, что у меня крыса завелась?
— Да, говорил.
— К тому же, Царев открыл охоту. Полагаю, что ты в курсе.
— Да.
— У меня слишком много посторонних дел, чтобы еще к ним прибавлять сердечные. Очень надеюсь, что мешать не будешь. Мне нужно в Совет, потом поеду к Тагаевым. Нужно приводить девчонку в чувства. А иначе придется заказывать ей не подвенечное платье, а саван.
— Мы усилили охрану вокруг их дома.
— Вот и славно. Что с Димой?
— Запаковали и отправили к папаше.
— То-то он с утра такой злющий был, — понимающе пробормотала. — Ладно, мне пора.
— Ставишь точку?
— Точку? — переспросила непонимающе, затем улыбнулась. — Ах, это… Нет, Сеитов. Лишь беру паузу. И тебе советую. Все это очень забавно до поры до времени. Но что потом? Терзая друг друга, мы лишь будем отнимать у себя самих время. Подумай, чего желаешь на самом деле. Реши, сможешь ли ты принять рядом с собой монстра? Два чудовища в тандеме — не слишком ли?
В тот день мы разошлись, не сказав больше друг другу ни слова. Сели в свои дорогие тачки, и под рык моторов отдалились. Уже потом, я буду вспоминать эту встречу как одну из ключевых в своей жизни. Нет, своими словами я не поменяла мужчину. Люди не меняются. Особенно жестокие и плохие. Чудовища только в сказках превращаются во что-то прекрасное. В реальности они остаются чудовищами. Мы сняли свои маски друг перед другом. Показали свои истинные лица. И ужаснулись, осознав, что видим в друг друге отражения себя. И каждый вправе был решить, сможет ли жить с этим.
***
Царев-старший к утру был в такой кондиции, к которой приходят лишь в нескольких случаях — в скорби или в гневе. И так как скорбь ему была незнакома, то было понятно, что именно разъедает его душу. Если Василиса его раздражала, то Диму он готов был прибить. Ублюдок! Как он посмел пойти наперекор его приказам? Но ничего. Наказание нашло его, и отчасти мужчина был рад тому, что все свершилось руками его Василисы. Его идеальной, но такой, сука, непослушной девочки! Царь глушил гнев, заливая его алкоголем. В кабинет постучали, и дверь неслышно отворилась. В проеме появилось лицо главы его охраны.
— Врач только что ушел. Жить будет. Хотя, скорее всего в этот раз хромота останется навсегда.
— Зашибись, — пробормотал, опрокинув в себя стопку. — Что-то еще? Чего замер?
— Вячеслав Геннадьевич, там к Вам девушка пришла, — мужчина помялся в дверях.
— Шлюха?
— Нет, это…
— Аааа, — он недобро усмехнулся. — Она пришла. Что же. Не будем заставлять даму ждать? Тащи ее сюда.
— Как скажете, — охранник исчез, а Царь приглушил свет, оставив только горящий камин. Встал из-за стола и прошел к кожанном дивану, устроившись на нем. Графин и стаканы последовали за ним на невысокий стеклянный столик перед ним.
— И кто же расстроил моего милого? — женские ладони с аккуратным маникюром легли на его плечи, немного сжав их.
— Явилась? — недобро ухмыльнулся Царь.
— Ну, Слав… Не могла раньше, ты же знаешь, как все непросто, — руки девушки начали массировать его плечи.
— Не Слава, а Царь. Не заслужила еще называть меня по имени. Новости есть? Хотя нет. Сначала покажи, насколько считаешь меня милым. А потом поговорим.