Амир уверенно пересек порог своего родового поместья и отправился прямиком в кабинет отца. Он застал Карима за столом, с головой нырнувшего в стопку каких-то бумаг.
— Ты подумал над тем, что я тебе сказал? — минуя приветствие, задал вопрос отцу.
— И тебе привет, сын, — Карим недовольно оторвался от бумаг и взглянул на Амира. — Подумал. Присаживайся.
Амир расположился на одном из кресел перед столом и уставился на мужчину напротив.
— Где ОНИ? — хмуро произнес Амир.
— У меня.
— Это я и так знаю. Тебе придется их отдать.
— С чего бы это? Зачем я буду отдавать тебе свои тузы в рукаве? Это моя защита. До сих пор не могу понять, какого черта ты вообще связался с этой девчонкой? — раздраженно ответил Карим, откидываясь на спинку.
— Забыл тебя спросить. Или ты отдаешь мне их сам, вспоминая о том, что мы — семья. Или я заберу их у тебя. И если думаешь, что я вспомню о том, что ты — моя семья, в то время как сам об этом забудешь, то ты глубоко заблуждаешься, отец. Как там говорят? Яблоко от яблони? Так вот, я — твоя лучшая версия, — Амир жутковато улыбнулся. — Подумай хорошенько, захочешь ли ты иметь дело со своим собственным творением?
— Это моя защита, — вновь повторил Сеитов-старший. — От нее. И от всех окружающих. Знаешь, для чего мы создали их?
— Для чего же?
— Уж явно не для свободы девчонки. Бесспорно, выполнив все, она бы ее получила — тут все честно. Но вот в чем вопрос, позволили бы мы ей это? Сомневаюсь. С палачом нельзя дружить, палача лишь можно укротить. Тогда будешь в безопасности. И козырь в рукаве против остальных иметь не так уж и зазорно, не так ли? Сложно точить на кого-то зуб, зная, что у него есть ручной пес, который может перегрызть глотку в случае промаха. А они есть у всех. Стоит лишь присмотреться и в нужный момент ударить.
— От меня тоже защищался?
— А как же. Ты — второй после девчонки. Как ты уже отметил, ты — лучшая версия меня. Я с гордостью это говорю. Но, — он пожал плечами, — доверять нужно только себе.
— По-хорошему не хочешь? — Амир тяжело вздохнул.
— Не отдам. И ты ничего не сможешь сделать.
— Что ж. Если думаешь, что поведу себя как последний ублюдок, то ты глубоко ошибаешься, — Амир достал телефон и немного покопался в нем. — Залезь на почту, — Карим посмотрел на ноутбук, стоящий перед ним, и внимательно заскользил взглядом по экрану. — Итак, вижу, бумаги ты получил. Ты наследил изрядно, и мне нет надобности переступать черту и делать что-то нелицеприятное. Не отдашь их — лишу тебя всего.
— Не сможешь, — лицо Карима скривилось от прочитанного.
— Смогу. Уже это делаю. Можешь гордиться мною еще больше. Я могу раздавить, даже не марая при этом руки.
Карим некоторое время читал присланное, после чего прикрыл глаза и замер на мгновение. Тяжело вздохнул и захлопал в ладоши.
— Браво, Амир, браво, — резко поднялся на ноги и пересек комнату в направлении к книжной полке. Через минуту перед Амиром лежала ровная стопка карт. — Я ненавижу ее. И то, что она с тобой делает.
— Брось, пап, — Амир пересчитал их и присвистнул. — Десять? Весомо.
— Я бережливый, — съязвил Карим, возвращаясь на место. — Почему именно она?
— Не знаю. Я просто люблю ее, — Амир положил карты во внутренний карман пиджака. — С тобой приятно иметь дело, пап.
— Иди уже. Порой прибить тебя хочу, но в последний момент вспоминаю, что сам же тебя и произвел. Из всех баб на свете надо ж было выбрать самую…
— Неотразимую? — перебил его Амир. — Я тоже так считаю, отец. Мне пора. До встречи на Совете. Вот прижмем ублюдка, который решил похозяйничать в нашем городе, а после можешь дальше язвить по поводу моего выбора, — кивнув на прощание, Амир быстро покинул кабинет, оставляя отца в одиночестве.
Карим раздраженно выдохнул — его бесил выбор сына, бесило то, что он так похож на него самого, бесило то, что ему пришлось прогнуться под обстоятельства. Да еще и как! Амир мог растоптать его, даже пальцем не сдвинув. Гордость и злость бушевали в душе, однако первая все же преобладала больше. Он вырастил достойную замену себе. Что уж там говорить — достойного соперника. Не каждый мог этим похвастаться. А Карим Сеитов мог с гордостью говорить всем — это мой сын.
***
Спускалась по ступеням с настороженностью, вытянув руки с пистолетом впереди себя. Внизу замаячил свет, освещая оставшуюся часть моего пути. Люстра и горящий камин щедро освещали все пространство. Глаза сразу нашли мой “сюрприз”. Он гордо восседал на диване, смотря на камин и поглощая виски из бара. В руке у него был ствол, которым он нервно постукивал по кожаной обивке. Зашибись просто, а не подарок. Оперлась на стену, скрываясь за ней.
— Как жизнь, Дим? — громко произнесла, оповещая его о своем приходе. Тот резко повернулся, стреляя в моем направлении. Громкий звук соприкосновения пуль с плотной поверхностью стен оглушили пространство.
— Иди нахрен, сука!
— Фу, как некрасиво, Дим. Может хоть раз в жизни поведешь себя как взрослый и примешь наказание с достоинством? — мой вопрос вызвал новую череду пуль и всевозможные ругательства. — Стало быть, ответ нет. Дим, у тебя же набор пуль не вечный? Я могу подождать.
— У меня тут много всего, — получила ответ и новую череду. В части стены, которую я видела, уже зияли огромные дыры. — Рискни высунуться — награжу дырой в башке.
— Дим, прекращай этот цирк. Мы оба знаем, что будет в итоге. И чем больше ты разозлишь меня, тем хуже будет, — более грубо выдала ему в ответ.
— Можешь поцеловать меня в задницу.
— Почему бы и нет, — резко вынырнула из-за стены и начала стрелять в направлении Димы. Он открыл ответный огонь, и одна из пуль рикошетом от стены полоснула меня по бедру. — Да твою ж! Снова! — вернувшись за стену, прорычала я. По стону Димы поняла, что и ему досталось. Поменяла магазин, и достала второй пистолет. Дима вновь открыл огонь, после прекращения которого я вынырнула из укрытия, но целилась уже не в него, а в цепь, на которой висела люстра. Три метких выстрела забили первый гвоздь в Димином гробу. Люстра с громким грохотом упала на диван, придавив частично мужчину. После чего я, уже не опасаясь ничего, вышла к нему навстречу, предварительно выстрелив в руку, держащую оружие. Дима что-то выкрикивал грубое, пытался выползти из-под люстры, но тяжелая конструкция сильно придавила его. Его спасло то, что он находился немного в стороне. Иначе уже лежал бы с проломленным черепом.
— Дима, пора.
— Иди к черту!
— Все вы так говорите. Лучше бы покаялись перед смертью. Хотя… к чему бы это? Я не та, кому стоило бы каяться. Потому что мне плевать. Спеть тебе колыбельную, Дим? Чтобы спалось хорошо? — иронично спросила, заняв место напротив его, держа мужчину на мушке.
— Стреляй уже и избавь меня от своего присутствия, — его глаза дико бегали, на лбу выступил пот.
— Баю, баюшки, баю, — взвела курок, направляя пистолет ему в лицо. — За грехами я приду, — грустно улыбнулась. — Будешь сильно ты страдать, когда будешь умирать, — Дима прикрыл глаза, ожидая смерти. — Прощай, Дим. Передавай привет своему папаше на том свете, и скажи, что я сожгу все паучьи лилии. Ни ты, ни он никогда не вернетесь в этот мир, — на последних словах он распахнул глаза, и я выстрелила. Секунда — и последний гвоздь оказался вбитым.
Он хотел уйти на своих условиях, а ушел на моих. Как же я ненавижу все это. Ненавижу то, кем являюсь. Ненавижу обстоятельства, которые лишили меня детства и семьи и превратили в исчадие ада. В такие минуты всегда размышляю, заслуживаю ли я счастья. Риторический вопрос, на который я так до сих пор не знаю ответ.
Чтобы возродиться вновь, нужно сгореть дотла. Засунув пистолеты за пояс, прошла к бару и достала бутылки с алкоголем. Швыряя их на пол и разбивая, вспоминала свою жизнь. Это был не дом — это была тюрьма. Место, где погибла беззаботная Василиса, а на ее месте возродилась жестокая Банши. Вскоре весь алкоголь из бара, кроме нескольких бутылок оказался на полу. Подошла к Диме, и пальцами прошлась по векам, закрывая глаза. Спи, братец. Надеюсь, не свидимся больше. Взяла кочергу и выбила горящие поленья из камина. Огонь взметнулся вверх, пожирая жидкость на полу. Я прошла к ступеням и стала подниматься по ним, щедро поливая их виски. Огонь трещал и завывал позади меня. Оказавшись в кабинете, открыла бар, повторяя с ним тоже, что и внизу. Оставила лишь несколько бутылок в руках. На каминной полке лежал спичечный коробок, который я забрала с собой. Уже оказавшись на пороге, провела длинной спичкой по коробку и бросила ее на пол. Секунда — и все вокруг загорелось.
— Гори ясно, чтобы не погасло, — болезненные воспоминания накатывали волнами.
Каждый мой шаг по направлению к выходу сопровождался струйкой спирта за собой. Не бензин, но тоже неплохо. Огонь найдет дорогу, а все остальное сделает сам. Чтобы возродиться вновь, нужно сгореть дотла. Нет, я не думала, что все забуду, избавившись от дома. Но была уверена, что так я получу на некоторое время покой. Больше никто не сможет творить тут бесчинство. Сгорающее поместье уносило за собой эру старых Царевых, и давала возможность возрождению новой. Я — не мой дядя. И все его враги пусть хорошо подумают, прежде чем вернуться под мой порог со старыми обидами.
Охрана встретила меня с удивлением и ужасом. Я отошла на некоторое расстояние и наблюдала, как все здание заполыхало.
— Проследите, чтобы огонь не перекинулся на ближайшие здания, — начальник кивнул. — Бензин есть?
— Что, простите?
— Бензин, — через десять минут я направилась к амбару, где закончилось мое детство. Мне понадобилась канистра бензина и зажигалка, чтобы стереть и это напоминание. Сжигать автопарк дяди я не стала — кощунство это. Особенно после того, как он лишил меня двух моих любимых тачек. — Следите, — набрала номер начальника пожарной. — Саш, добрый вечер! Царева беспокоит. Ты мне нужен и пару твоих людей. Проследить, чтобы все сгорело, так сказать аккуратно. И тут внутри подарочек. Ага, да. Если что останется, то упакуйте и оставьте. Дело Совета. Тут вас встретят. Да, собрание в девять, не успеешь, я предупрежу всех. До встречи. Спасибо, — скинула вызов, посмотрев на часы. До встречи оставался час. Пора было выдвигаться. — Скоро приедут, после ждите моих указаний, — начальник охраны кивнул, и я направилась к своей машине.
Уже внутри на меня накатила усталость, и боль в бедре стала о себе напоминать. Достав из-за пояса пистолеты, положила оружие на соседнее сидение. Посмотрев вниз, потянулась к бардачку, извлекая из него аптечку. Привстав, стянула испорченные брюки и обработала рану. Одежды на смену не было, да и времени на это тоже. Поэтому вернула брюки на место и, заведя двигатель, выехала с территории. С каждым километром я ощущала, как напряжение спадает. Как бы это иронично ни звучало, пытаясь сбежать из семьи и обрести свободу, я обрела лишь место на троне. Теперь я — глава семьи. И я не знала, что с этим делать. Осознавала только, что каждый, кто встанет против меня, больше стоять не будет. Слова дяди всплыли в мыслях.
… Ты — истинная Царева. Запомни, девочка, нет ничего, что сможет тебя сломить и заставить встать на колени. Ты — то единственное, что приносило смысл моей жизни. Ты — мое продолжение. Моя кровь. Моя семья. Как и я — твоя. И сколько бы ты ни отрицала этот факт, ничего не изменится. Ты — Царева…
Я — истинная Царева. Но я также дочь своего отца. А вот это дядя со всем своим семейством предугадать не смог. Я — самая лучшая худшая версия Царевых и Булатовых.
Яров думает, что он самый страшный зверь на свете? Могу с ним поспорить. Он еще пожалеет, что лишил меня семьи и решил бесчинствовать в моем городе. И я с радостью ему от этом скажу. Перед тем, как перекрою и ему кислород.