Расскажи мне про город, усердно прошу я!
Расскажи про газеты, про то, что в цене
И про то расскажи, что осталось дешевым,
Про живых и про мертвых поведай ты мне,
Я с другими людьми поделюсь твоим словом.
Говорят, будто трое царей меж собой
Порешили, – хоть это по моему враки, -
Что лишится престола затеявший бой,
И отречься от власти придется вояке.
Нет! Подобному чуду поверить нельзя!
Разве вправду владыки такие бывают?
Искони короли и цари и князья
Разоряют народы, людей убивают!..
– Дед, оставь, ради бога, князей и царей!
Опротивел мне город, газетные сплетни,
Лучше ты о селе расскажи мне скорей,
О его повседневной нужде многолетней!
Уснехвулся угрюмо старик-садовод:
– Что ты ищешь, прийдя к нашим жалким халупам?
Кто не умер еще, тот, конечно, живет;
Так и мы существуем, завидуя трупам.
Корка черствого хлеба – вот наша еда,
Да и та еще где-то мерещится в небе.
Можно ль жизнью назвать прозябанье, когда
Человек не уверен в сегодняшнем хлебе?
Ты хотя бы меня, для примера, возьми:
Мне уж восемь десятков, но в здешнем ущелье
Весь мой век, я совместно с другими людьми,
Бедовал и не знал, что такое веселье.
Всухомятку, все лето, как вьючный осел,
Днем и ночью, толкусь на крутом косогоре.
Воевать мне приходится с тысячей зол,
Не могу превозмочь лишь последнее горе.
От земли – ни убытка, ни прибыли мне.
То, что сад мне дает, на него же я трачу.
Черт с деньгами, когда б они были в мошне!
Я б не жаловался на свою незадачу.
Я за хворст плачу, дабы ночью присесть
У костра; мой шалаш, – ты поверишь едва ли! -
Из-за нескольких веток раз пять или шесть,
Сторожа-лесники меня в суд вызывали!
В незаконной порубке винят, в грабеже,
Объясняешь – никто тебя слушать не станет.
Старший писарь грозит и рычит, и уже
Загребущую лапу за взяткою тянет.
Вор – с одной стороны, волк – с другой стороны;
Чуть замешкался, – тащат из дома, из хлева!
И в своем же добре мы уже не вольны.
То ли вправо бежать, то ли кинуться влево?