Ксения ждала сына вместе с Игнатом в отеле в Москве. Ник не разрешил никому приезжать в аэропорт, чтобы не привлекать внимания. Поэтому Ксения ходила по номеру, нервничая и запинаясь за все подряд, Данька следила за ней, все еще молчаливая и испуганная. Игнат мрачно смотрел телевизор, он не знал, что можно сказать в этом случае. Ему еще предстояло объясняться с властями, и доказывать, что он не причастен к похищению ребенка. Ксения гнала его обратно, но он тоже не мог уехать, не увидев мальчика живым и здоровым.
Когда в дверь постучали, ноги Ксении отказали, и открывать дверь побежала Данька. Её крик разбудил весь этаж, она плакала и кричала, обнимая брата. Макс подхватил их на руки, и внес в номер. Ксения смотрела и не узнавала сына — тощий, коротко стриженный, серьезно-строгий, он вырос не на полтора года, а на все пять. Ноги так и не давали ей двинуться, сын сам подошел к ней и обнял за пояс, как дотянулся.
— Мама, — выдохнул он ей куда-то в живот, и только тут Ксения ожила. Она подхватила сына на руки, подняла и прижала к себе.
— Сынок, — больше ничего выговорить не смогла, опустилась на диван, держа сына на руках. Так они и плакали вдвоем, обнявшись, пока Данька не заревела тоже, кинувшись к ним в объятия третьей. Мужчины понятливо ушли, дав Ксении и детям прийти в себя.
Через час, все с распухшими глазами и носами, весело завтракали и строили планы. Ксения понимала, что с похищенным ребенком ей нет места в Европе, и в Америке. Зато она могла вернутся в Россию, по которой давно скучала. День прошел суматошно, ни Ник, ни Ксения не желали даже на минуту расстаться с детьми, потому Макс и Игнат бегали в магазины за одеждой детям, за игрушками и вкусняшками. Когда дети все же уснули, Ник кивнул Ксении на гостиную, с желанием поговорить.
— Детка, ты уже взрослая баба, но как показала жизнь, истеричка и психически не устойчива. Я больше не позволю поставить детей под угрозу. Особенно Сашку. Говорю сразу — делай что хочешь, но с этого дня Сашка будет жить со мной, всегда. Ты можешь ехать к своему Дэну, но девочку даже к Игнату за границу не пущу тоже.
— Ой, слушай, я забыла про Дэна. Надо ему сообщить, что дети нашлись. Надо позвонить! — Она побежала за телефоном.
— Стой! Не позвонишь ты Дэну. Дэн в тюрьме. — Рано или поздно, но придется говорить и плохом.
— Как в тюрьме? Что он сделал? Почему ты мне раньше не сказал?
— Я не сказал? Я-то сказал, да ты была не в себе, тебя такие вещи не трогали.
— Расскажи, что случилось? — Женщина опустилась на кресло, лицо выражало вину за то, что пока Ник искал её детей, она сидела в клинике без памяти и сознания.
Ник рассказал, как её бывшего кинули друг и жена, как он пытался ему помочь. Удержать фирму на плаву не удалось, завершить строительство смогли только двух из трех многоэтажных домов, фирма ушла с молотка, а за деньги дольщиков Дэну дали три года, один уже позади.
— Ты мог ему помочь? — Все-таки задала свой вопрос Ксения.
— Я пытался, но твой придурок увяз крепко, почти все транзакции были подписаны его цифровой подписью, и доказать, что он ни причем, не удалось. Я не мог одномоментно изъять из своего бизнеса десять лямов баксов, все же твой любовник столько не стоит. Тем более, я все это время искал детей, по всему миру. Ты в клинике, поиски, все это стоило денег. Если бы не пропажа детей, я бы смог его вытащить. Прости. Твоих денег тоже почти нет.
— Где он? В каком городе? Что у него осталось?
— Там же, где-то в Сибири. Ничего, у него не осталось, даже крыши над головой. Он же порядочный, квартиру продал и машину. Выплаты были 11 копеек за рубль долга. Смешно. Приехать к нему ты не сможешь, ни жена, ни невеста. Адрес дам, напишешь письмо.
— Тебе всегда смешно. Мы, простые и слабые, для тебя всегда смешны. Я поеду к нему. Сколько у меня денег?
— Около ста тысяч евро, да за триста тысяч можно продать твой дом. Ты же в Испанию больше не поедешь?
— Нет, не поеду. А эти деньги помогут? — Убитым голосом спросила Ксения, водя пальцем по стеклу. Вид её пугал, она была похожа не себя, такую, как была в клинике год назад.
— Нет, приговор уже вынесен. Учти, ты поедешь одна. Даньку я с тобой не пущу. Про Сашку ты уже слышала. Если твой хахаль будет себя хорошо вести, через полгода подадим на условно-досрочное. Не сдохнет.
— Я все поняла. Ник, ты можешь восстановить мой паспорт, я хочу опять быть Ксенией Брюхановой. Милана Вальдес не может быть невестой уголовника, а Ксения Брюханова — вполне. Если надо, я назовусь невестой. Меня предупреждали, что этот путь самый длинный, и что я его выбрала зря. Пора вернуться, я его осудила, что не мог простить меня. А сама? Нет, я поеду к нему. Завтра.
— Детка, твои мозги закипели. Поехали домой, поговорим через неделю, а? Кстати, Сашка сказал мне кто их похитил — это жена твоего Дэна, Ольга. Мы давно уже знаем, как ей это удалось, хотя по сведениям полиции она не выезжала из Берлина. Эту мадам уже ищут, заодно найдутся и деньги Дэна, как мне кажется.
Ник замолчал, увидев, что Ксения его не слушает, а смотрит за стекло, плачущее вместе с ней московским мелким дождем. Резко развернувшись, ушел в спальню к детям, эти маленькие верные сердечки не забудут и не предадут. И им все равно, что у папы Ника почти не работают руки, плохо ходят ноги и лицо наполовину из силикона, они видят его сердце, его любовь к ним, и … словом, пошло все к черту! Пока у него есть эти дети, он не будет один.
Конечно, утром Ксения никуда не улетела. Точнее улетела, но вместе со всеми, в Сочи, к Нику. Месяц она была с детьми, наладила жизнь и быт, а через месяц улетела к Дэну, со своим восстановленным паспортом. Теперь к ней не было претензий, дело давно было закрыто.