Дэн, как всегда, проснулся раньше побудки. Узкая кровать, тонкое одеяло, холод в большом помещении, непокой в сердце не давали доспать последние минуты. Сегодня ещё добавился тревожный сон, не мрачный, а какой-то светлый, царапающий душу своей невозможностью. Еще два года колонии, два года жизни в мрачных бараках с двухярусными кроватями и толпой народа, нигде и никогда никакого уединения, даже в душе и туалете.
Чтобы хоть как-то отвлекаться от дум, Дэн все время работал, их колония специализировалась на разведении свиней, и все осужденные, или «жулики», как их называли здесь, работали в свинарниках, либо строили их. Дэн, к счастью, занимался строительством нового здания для молодняка, потому что выдержать шум и запах в свинарнике было не по его силам. На стройке же можно было задержаться до вечера, потому что в бараке было делать нечего.
Колония была продвинутой, был и спортзал для «жуликов», но его больше держали для проверяющих, чистым и пустым. Была библиотека, была школа для желающих. Но собрание книг было жалким и неинтересным, да и читать он не мог. Поэтому, сидя в своем кабинете на стройке, он вечерами чертил по работе, и просто для себя. Чертил, уходил в себя, и листал свою память, каждый хороший момент. Почему-то его жена Ольга никогда даже не возникала в его мыслях, а тот месяц, когда он видел своих детей, был самыми драгоценными страницами.
Когда Дэну сказали, что к нему в колонию приехала невеста, он думал, что это ошибка. Но развлечений у сидельцев немного, и он пошел глянуть. В однокомнатной квартире, отводимой для долгосрочных свиданий, он увидел Ксению — повзрослевшую, с легкой сединой в светлых волосах и морщинами возле рта. Он шагнул назад, страшный, худой и плохо выбритый, ему было стыдно, что она видит его таким.
— Зачем ты приехала? Унизить меня? Увидеть меня в этом дерьме? — Голос от злости был глух, а с языка хотели сорваться словечки, которые здесь в особом ходу.
— Стой, Вадим. Не беги, мы с тобой и так наделали ошибок, набегались. Иди садись, вот я привезла еду. — Устало проговорила Ксения. — Да, у нас радость! Ник нашел детей! Они у него в Сочи, и теперь охраны еще больше…
Дэн не мог поверить, что дети нашлись, он так мучился их пропажей, считая себя виновным. Теперь с его плеч свалилась гора, и он закрыв глаза, прислонился спиной к двери. Из-под сомкнутых век покатились горячие слёзы, и остановить их он не мог.
Ксения подошла к нему, неловко обхватила поверх опущенных рук, и прижалась к черной робе.
— Все, теперь всё. Они живы, мы их нашли. Поплачь, это нужно. И прости меня, я тебя должна была простить сразу, я не должна была уезжать тогда. Не сказав про беременность.
— Я очнулся, я сразу очнулся, как только увидел тест на беременность. Как морок сошел, я любил тебя… И люблю, не понимаю, что на меня нашло… Но я умираю без вас всех, уже седьмой год умираю… и все никак не умру.
Она подняла мокрое от слёз лицо, и рыдая покрыла поцелуями его губы, подбородок, и уткнулась в шею. Он неловко погладил её по голове шершавой ладонью, и прижал к себе.
Через полчаса Ксения накрывала на стол, а он смотрел молча, и не мог поверить, вот она, рядом, протяни руку, и коснешься. Он опустился на расшатанный табурет, и смотрел на свою женщину, а она все говорила и говорила, двигалась, ставила на стол посуду и еду, и все говорила, но слова не достигали до его сознания.
— Ну Вадим, ну что ты сидишь? Давай ешь, я сама готовила! — рука толкнула его в плечо, и он очнулся. Схватил ложку, хлеб, и опять замер.
— У тебя есть их фото с собой?
— Ой, фото в телефоне, а его забрали. Может, я позову охрану, попрошу? При них посмотришь?
Она постучала в двери, и долго уговаривала охранника, обещая, что всего на пять минут, посмотреть при нем фото детей. Пожилой охранник вздохнул, вышел. Через полчаса пришел оперативник, принес телефон, придирчиво стоял за спиной, пока Дэн листал фото детей. Потом выхватил телефон, посмотрел вопросительно. Понятливая Ксения сунула ему в руку сто долларов, и он исчез, просочившись через дверь.
Дэн поел, вымылся в душе, вышел одетый в привезенные вещи, и стало ещё заметнее, насколько он изменился. Сколько ему? Сорок пять? Этому битому жизнью, явно старому мужику можно было дать и пятьдесят, и пятьдесят пять, без щетины на лице морщины стали еще заметнее, худоба сильно старила его, ранее прямая спина немного ссутулилась. «Боже мой, — думала Ксения, — как же мне его вытащить? Он же не протянет еще два года!»
— Что, страшен? Не бойся, я сильный. Теперь у меня есть цель, я доживу. Только как твой Ник, подпустит меня к детям? — Вопрос был резонным, но преждевременным.
— Давай об этом потом, сперва нужно дожить до освобождения. Сашка сказал, что их похитила твоя жена, они её тогда видели на пляже. Колола чем-то, потом выбросила на пункте оформления беженцев… — Рассказ занял много времени, она держала Дэна за руку, поглаживая кисть и наблюдая, как ходят желваки на лице.
— Вы знаете где она? — Глухо спросил Дэн в конце.
— Ник, наверное, знает, её проверяли, она была под подозрением вместе с тобой. Но полиция убедилась, что она была у сестры в Германии, и про неё забыли.
— Я опять не смогу ничего сделать, я хотел бы сам свернуть ей шею… Вот сука, они фирму обанкротили, ей что денег мало было? Дети-то причем?
— Не знаю, Дэн. Не знаю. Только теперь я невыездная, мы Алекса украли в штатах, теперь меня, возможно, в розыск объявят. Так что, вся надежда на Ника. Не суди его, ты его не знаешь. Он любит детей, он их с детства с рук не спускал. И если он решит, что не доверит нам детей, будем жить по его правилам. Под его охраной. Пережить этот ужас еще раз я не хочу.
Они далеко заполночь пили чай, разговаривали. Обоим было не до сна, хотя Ксения пыталась обнять любимого и потянула его к кровати. Он задержал её руку, и покачал головой.
— Не сейчас, милая моя. Сейчас это жалость с твоей стороны, не унижай меня еще больше. Может когда-нибудь потом, когда я буду свободен, мы и сможем быть вместе… Но не сейчас, когда я чувствую себя грязным, в этом ужасном месте… Нет, нет!
Они заснули рядом, поверх одеяла, одетые. Утром их никто не будил, проснулись уже почти в десять, как-то по-семейному умывались, разговаривали, пили чай, потом Ксения готовила привезенную курицу, опять разговаривали. И то ли она уже привыкла, или лицо Дэна разгладилось от счастья, но сейчас он не казался ей таким старым. Хотелось быть поближе и она подошла сзади, обняла его, прижалась к спине.
— Как же я скучала по тебе все эти годы, а твои глаза — они смотрели на меня каждый день, с лица нашего сына. Сколько лет мы потеряли по своей глупости, и когда мы еще увидимся. — Спина Дэна под её щекой напряглась и замерла. Потом он осторожно повернулся, поднял её лицо вверх, всмотрелся в глаза и прижал к себе.
— Девочка моя, я всё для тебя сделаю, вы моя душа, моя жизнь. — Ксения приподнялась на цыпочках, и прильнула к нему губами. С каким-то стоном Дэн перехватил инициативу, углубил поцелуй и поднял её на руки. Его горячие губы и руки были везде, обнимая, лаская и раздевая её. Она сама не оставалась в долгу, стягивая с плеч рубашку и целуя все, что было ближе, плечи, шею, лицо. Вихрь давно забытой страсти надолго замутил их разум, и они вместе то взлетали в небо, то падали вниз. И даже пик наслаждения не дал им разомкнуть руки, они так же крепко держали друг друга, боясь потерять, и вновь разгораясь огнем.
Пришли в себя оба часа через два, мокрые и разгоряченные, в разгромленной комнате, с раскиданными вещами и одеждой. Его голова лежала у Ксении на животе, и она бездумно теребила коротенькие волосы на голове Дэна.
— Ничего себе, жалость, — прошептала Ксения, — меня не трожь, я сейчас отдохну и уберу.
— Не надо, лежи, я всё сам! — Он поцеловал её в живот, встал, и подняв разбросанную одежду ушел в душ. Ксения повернулась на бок, чувствуя влажное шершавое казенное белье, поморщилась, и тоже встала. Можно было привезти даже свое постельное, но она же не знала! Махнув рукой, пошла к Дэну в душ.
Ванная комната была обычной — ванна, шторка из клеенки, лейка душа на стене. В ванной пахло хлоркой, от усердной дезинфекции, и то ладно. Дэн впустил её за шторку и стал мыть, целуя и лаская. Его руки, ранее такие мягкие, стали жесткими и шершавыми, но зато старания было хоть отбавляй. Он понимал, что его руки слишком грубы, и старался касаться нежнее.
— Ты зря ко мне пришла, если устала. Потому что просто так я тебя теперь не отпущу. — Они целовались под струями воды так, как будто только увиделись, как будто не было двух часов в постели. Между поцелуями женщина шептала ему — не отпускай, больше не отпускай!
Когда они вышли из ванной, за окнами уже были сумерки. Дэн посмотрел на часы, скоро восемь вечера, его заберут и уведут в барак, а он так много не успел сказать!
Проследив глазами за его взглядом, Ксения тоже увидела, что их время подходит к концу. Быстро одевшись, застелив кровать и собрав вещи, они встали обнявшись. Через пять минут загремели замки, дверь открылась, и из коридора крикнули:
— Осужденный Нейман, на выход! Вещи к досмотру! — выпустив её из рук Дэн вышел, заложив руки за спину, встал лицом к сиене, а охранник стал досматривать сумку с вещами, принесенную Ксенией. Это было так привычно, обыденно и страшно. Непонятно — ведь все что она привезла, детально просмотрели на проходной?
Рядом со вторым охранником на поводке в жестком ошейнике стоял мощный ротвейлер, равнодушно смотрящий на всех, но под его шкурой ходили такие мускулы, что женщине стало страшно.
— Ничего нет, — доложил обыскивающий, и выпрямился. — Вещи берем, и вперед.
Дэн быстро нагнулся, поднял вещи, частично разбросанные по грязному поду, затолкал в сумку, и застегнув её, пошел по коридору не оглядываясь.
— Вы, дамочка, готовы? Тогда вперед, на выход. — Второй охранник насмешливо смотрел на Ксению. Она заторможенно пошла по коридору, задерживая дыхание. Как во сне — замки, решетки, проходная, проверка документов, еще замки. И наконец, солнце, воздух и свобода. И слезы на щеках, она представляла, как Дэн идет по этим коридорам, под конвоем. Как ему еще два года здесь жить?